скачать книгу бесплатно
Так-так. Намек понятен. Она что-то ищет. Либо знает точно что, но пока не хочет говорить, либо догадывается и пытается выяснить. Пора и ее «прощупывать» в ответ.
– Давайте не будем смешивать понятия: причина и повод – разные вещи. Причина – слабое сердце. Это мы выяснили. А поводом может послужить даже ее собственная мысль, если за ней следует адреналин.
– А я могу осмотреться в вашей кухне?
Мы проходим по коридорчику мимо ванной и туалета. Показываю, кто где усаживался за столом, рассказываю, что стояло на столе, что еще «доходило» до готовности в духовке. Как бы ненароком упоминаю букет цветов в вазе на холодильнике.
– В вазе? Фиолетовой? Польской?
Вот так! Она в курсе. Интересно, насколько. Я подтверждаю и устанавливается довольно тягостная пауза. Она усаживается на уголок и о чем-то думает, шмыгая носом, забыв про платок в руках.
– Значит, она ее нашла все-таки… Покажите мне вазу.
– Рад бы, да не могу. Ее нет. Ее украли.
3. День четвертый. Понедельник
«Нужно очень много слов, чтобы не сказать правды»
А. Каменьская – писательница (Польша)
– Как?? Кто?? Когда?? – набор вопросов прямо-таки почти из ворошиловского шоу «Что? Где? Когда?». Только вот, кто из нас ведущий: она или я? Получается, что литовских «бандюков» она не знает.
– Кинга. У меня есть предложение. Давайте я быстренько приготовлю для нас легкий ужин – я же с работы приехал, голодный – и мы поговорим детально. Это займет всего десять минут. Вопросов к вам у меня много, боюсь, умру с голоду… Извините, ляпнул трафаретом. – запинаюсь на полуслове, вспомнив, что «в доме повешенного о веревке не говорят».
– Вы готовьте себе, а я только от чашки чая не откажусь.
Действительно, за десять минут умудряюсь накрыть приличный стол с закусками, овощами и фруктами, вскипятить чайник, сделать чай и кофе. Попутно рассовать по шкафам из пакетов закупленное сегодня, выяснить, что Кинга – журналистка в каком-то вильнюсском гламурном журнальчике типа московского «Наш досуг», что она в Москве с субботы, то есть больше двух дней, что она живет в съемной квартире одна, что она не замужем и не собирается, потому что мужчины ей не интересны в принципе… Меня этим не удивишь. Но она и не пытается этого делать. Для нее – это нормально. Для меня – не то, чтобы привычно, но и необычным не кажется уже давно. Шока не вызывает.
Стараюсь перекусывать не торопясь, подчеркнуто соблюдаю правила приличия, не говорю с набитым ртом, прожевываю тщательно – 33 жевательных движения в минуту, по науке. Говорим много, о разном, но ни слова о главном. Она дожидается, пока я успокоюсь со своим ужином, а я тяну время, пытаюсь сосредоточиться на том, что надо ей говорить, а что – не надо. Наконец, она не выдерживает.
– Так что же случилось с вазой?
– Ее украли в ночь с субботы на воскресенье, пока я был в Рязани. Взломали замок на двери и унесли… Скажите, Кинга, ваша фраза «она ее нашла все-таки» означает, что Барбара была здесь, у меня, с конкретной целью и совсем не той, о которой она говорила. Сахалин и все такое.
– Скорее всего, именно так. Сахалин был поводом попасть в Москву не просто бесплатно, но еще и за гонорар от бизнесмена, которого она сопровождала.
– Хорошо. С этим понятно. А вы знаете, что за история кроется за вазой? Почему она вызывает такой странный ажиотаж? Ее ищут, находят, из-за нее умирают, ее крадут, причем не один человек, а разные люди… Из-за простой стекляшки столько событий не будет разворачиваться…
– Видите ли, Андрей. Я многого не знаю, потому что с Барбарой мы встречались не часто, да и в свои дела она меня посвящала лишь дозированно. Я знаю, что ваза каким-то образом связана с Мальборком – небольшим городком на севере Польши, недалеко от Гданьска.
– Да, я знаю, бывал там когда-то на экскурсии в замке.
– Вот как раз с замком и связана история этой вазы. Но каким образом точно – не знаю. Барбара готовилась к защите диссертации по истории. Что-то там связанное с крестоносцами и крестовыми походами. Она писала ее больше четырех лет. Неделями, а иногда и месяцами жила в Польше, собирала метериалы… Дособиралась… – в руках снова замельтешил платок.
– Но эта ваза была изготовлена совсем в другом месте, в Бялогарде, она современная, не старинная… Какое отношение она может иметь к крестовым походам и Мальборку? Я ничего не понимаю!
– Не знаю. Но с ней что-то связано. Барбара долго искала ее следы, выяснила, куда она была передана из Бялогарда, ездила в Щецин, но консульство России там уже закрыли. Ездила в посольство в Варшаву, в Москву, в МИД, нашла фамилии сотрудников консульства в те годы. Один из них оказался гражданином Литвы и живет в Вильнюсе.
– Шлижюс, по-моему? Консул. – Припоминаю лоснящуюся, но интеллигентную физиномию.
– Видимо, да. Там один такой – литовец – был. Барбара встретилась с ним, беседовала, расспрашивала про всех, у кого могла оказаться ваза. Потом начала искать всех бывших дипломатов подряд по списку. Кто-то уже умер за это время… И вот. Нашла…
Я восхищаюсь ее упорством. И понимаю, что дело, видимо, стоило таких усилий.
Это правда. Я искренне восхищаюсь, потому что знаю, что такое получить нужную информацию в таких организациях как МИД. Тем более что несколько человек в консульстве принадлежали отнюдь не к структуре МИД-а, а к внешней разведке. Надо полагать, что Барбаре кто-то должен был оказывать помощь. Подсказывать, консультировать, направлять, сводить с нужными людьми. И этот кто-то – достаточно осведомленный субъект и с хорошими связями. Кто же это мог бы быть? Литовцы или поляки? А что, если прямо «в лоб» и спросить?
– А вы не знаете, кто мог помогать Барбаре в этих поисках? Ведь общение рядового обывателя с государственными монстроподобными организациями – дело нелегкое и не всегда под силу хрупкой девушке. – Прости, Господи, такую грубую лесть: Барбара была отнюдь не хрупкой.
– У нее есть… был… ну-у… есть, конечно, научный руководитель, профессор истории, с которым она больше всего общалась и консультировалась. Он известный ученый со связями, само собой. Видимо, он помогал ей выходить на такие структуры. Возможно, и еще кто-то был, не знаю.
– А фамилию профессора знаете?
– Нет, но могу выяснить… Когда дома буду. – глаза снова краснеют, платок извлекается на свет божий.
– Так. Хорошо. Но есть еще вопрос. Диссертация Барбары… Она в каком виде существует? Напечатана? В компьютере? На каком языке? Как мне кажется, там могут быть какие-то зацепки. Конечно, вряд ли бы она детально что-то раскрывала в тексте, предназначенном для публичного обсуждения. На мой взгляд, диссертация и история с вазой – это две разные сюжетные линии. История историей, а ваза – это что-то частное, даже личное. Но тем не менее, почитать было бы полезным. Вдруг…
– Работа в ее ноутбуке, дома. В другом месте вряд ли может быть. А текст, естественно, на литовском…
– А если я попрошу вас выслать мне этот файл или файлы по электронной почте? Я бы попытался разобраться. Как думаете, получится?
– Ну если Барбара не установила паролей для входа в ноутбук, – почему бы и нет. Не думаю, что вам это понадобится для своей диссертации. Вы производите впечатление порядочного человека.
– Это не впечатление, это – натура. Просто порядочный. – пытаюсь отшутиться. Потом прошу разрешения закурить и после минутной паузы начинаю подводить итоги.
– Итак. Что мы с вами имеем?
– Имеем еще один невыясненный вопрос… Кто украл вазу? Где ее искать?
4. День четвертый. Понедельник
«Из двух соавторов каждый уверен, что на его долю выпал весь труд и только половина гонорара»
А. Кристи
Да, девочка, а ты не так проста! Все вопросы держишь в голове, несмотря ни на что. В сторону тебя не уведешь и многословием с пути не собьешь. Но я ведь все равно не скажу всей правды, потому что сам ее не знаю. И разгадывать загадки нам с тобой, возможно, придется вместе. Да и на вазе ты больше сосредоточена, чем на смерти своей сестры. Придется ограничиться полуправдами и пока умолчать о ее соотечественниках-воришках.
– Не знаю. Но понимаю ситуацию так: если мы узнаем, что скрывается за историей с ней, возможно, сможем узнать, кому она оказалась так необходима. А для этого нам нужна масса дополнительной информации. Вы хотите докопаться до корней?
– Естественно, хочу. Барбара отдала этому несколько лет жизни… Да и саму жизнь… Я должна знать правду!
– В таком случае нам ничего не остается, как сотрудничать. Предлагаю все-таки подвести итог и сделать выводы. Сухие факты и трезвые выводы. Начинаю суммировать.
Картинка получается маловразумительная, но интригующая. Итак. Начнем в хронологическом порядке. В ноябре 1987 года на торжественном мероприятии в Обществе польско-советской дружбы в польском городе Бялогарде мне, как представителю Генконсульства СССР, вручается стеклянная ваза, производства местных стеклодувов. Вазу я оставляю у себя на память и, при возвращении в Москву четыре года спустя, привожу ее с собой, где она и находится все эти годы.
Лет пять назад Барбара начала работать над диссертацией по теме крестоносцев и крестовых походов. Для сбора необходимых материалов неоднократно выезжала в Польшу, посещала Мальборк и замок крестоносцев в этом городе. Судя по всему, среди найденных материалов ей попались какие-то интересные данные, которые каким-то образом связаны с врученной мне вазой. Барбара начинает поиск самой вазы или информации о ней сначала в Бялогарде, где, видимо, выясняет, что она передана в советское консульство в Щецине, потом ищет в Щецине, в российском посольстве в Варшаве, затем в Москве и Вильнюсе. Составляет список бывших сотрудников консульства, выясняет их адреса и начинает систематически посещать людей по конкретным адресам.
Поиск приводит ее ко мне в квартиру, куда она приезжает под благовидным предлогом с поляком-бизнесменом в качестве сопровождающего. Здесь, спустя час после прихода, Барбара неожиданно обнаруживает вожделенный предмет длительных поисков. Однако, больное сердце оказывается не в состоянии выдержать трепетные переживания, всплеск радости от долгожданной находки и связанную с этим стрессовую ситуацию. Она умирает. А следующей ночью вазу кто-то похищает из квартиры, и где она находится теперь не известно.
– Мы ничего с вами не упустили? – Риторически заканчиваю подведение итогов.
– Вроде бы все, что известно, – не упущено. Есть еще нюанс, правда. Мы не знаем, что было в начале: Мальборк, а потом информация о вазе или сначала информация о вазе, а потом Мальборк.
– Да. Это может оказаться принципиальным моментом. Думаю, диссертация нам хоть чем-то подскажет.
Конечно, ряд фактов, известных только мне, остаются в стороне. Но я делаю это целенаправленно: с одной стороны, в последующем, если нам придется действовать вместе, нужно иметь хоть какой-то задел для того, чтобы удостовериться, насколько Кинга будет искренней и добросовестной со мной. С другой стороны, табличка – единственное, что реально находится в моих руках, и именно она представляет собой какую-то ценность. Зачем же об этом трезвонить? А если она водит меня за нос и работает на «бандюков» -литовцев?
– Отлично. Теперь давайте посмотрим на то, что нам не известно. Какие вопросы нам нужно для себя прояснить? – достаю лист бумаги и авторучку.
Я не пессимист, наоборот: я махровый оптимист. И когда говорят, что «все плохо», отвечаю, что это все фигня и будет еще хуже. И тем не менее, перечень неясных вопросов получается достаточно внушительным и даже я начинаю ощущать бесперспективность всей этой затеи. Получается, что выяснить надо следующее.
* В чем ценность вазы? (для себя в уме сделал пометку: таблички с надписью)
* Кто инициировал передачу вазы в консульство? Был ли он осведомлен о её истории?
И следовательно:
* Почему столь ценный для кого-то предмет был передан в консульство СССР? По незнанию или целенаправленно?
* Почему столько лет о вазе никто не вспоминал, пока Барбара не занялась диссертацией?
* Какие данные удалось найти Барбаре? Связано ли это с историей? Связано ли это с крестоносцами и замком в Мальборке? Что было первым: ваза или Мальборк?
* Фамилия и все возможные сведения о научном руководителе Барбары по диссертации.
* Фамилии и координаты людей, посвященных в проблему или задействованных в поисках вазы.
* На каких принципах Барбара взаимодействовала с ними? Помогала? Исполняла их указания? Руководила и организовывала?
* Записи, пометки и другие документальные материалы Барбары по данному вопросу в записных книжках, в ноутбуке и прочих ее личных вещах.
* Диссертация. Анализ ее содержания на предмет любых зацепок, связанных с вазой. Возможно, перевод текста на русский язык.
Уже этих десяти пунктов оказывается достаточно, чтобы осознать свое полное бессилие. А ведь еще не учтена масса стоящих лично передо мной вопросов: кто же на самом деле Ежи, – реально бизнесмен или тоже причастный к поискам? Кто такие эти литовцы, работают на кого-то или сами организаторы? В чем тайна таблички? Ну и масса прочих мелких вопросов, которые могут проясниться по ходу действия.
– Итак. У меня складывается впечатление, что самым простым способом решения проблемы будет «забить» на все, забыть про вазу и жить спокойно дальше! Как вы считаете, Кинга? – пробую прощупать ее настрой.
– Ни в коем случае! Это будет несправедливо по отношению к сестре.
– Но вы понимаете, что основную часть этих пунктов можете прояснить только вы. Это же каторжная работа! Тут наизнанку нужно вывернуть массу вещей и фактов!
– Я все понимаю и готова пункт за пунктом над этим работать. Мы всю хронологию почти за 20 лет отследили, есть белые пятна…
– Осталось изучить хронологию истории Мальборка и крестоносцев с какого там, с 11-го или 13 века? И до 1987 года! – Издевка в моей реплике звучит совсем неприкрыто и ответной реакции не вызывает. Кинга шутить не настроена.
– Все, что касается Барбары, ее диссертации и поисков, – я могу попытаться выяснить. Покопаюсь в ее материалах, тетрадках, в ноутбуке, в записной книжке. А что делать с остальным – не знаю.
Договариваемся о поддержании связи, обмениваемся адресами электронной почты, номерами телефонов, в том числе и запасными вариантами на всякий случай: она дает номер мобильника своей мамы, я – своей старшей дочки. На тот же «всякий пожарный» случай записываю ее домашний адрес. В Вильнюс она планирует вернуться уже через день, максимум два и к выходным готова прозвониться с первыми результатами.
Мы беседуем больше двух часов. Кинга готова уже уезжать, спрашивает, где включить свет в туалете – «на дорожку». Минутой позже она с интересом осматривает поврежденную входную дверь, уточняет, связано ли это с похищением вазы, – надо ж хоть какое-то подтверждение получить, что ее действительно украли. Провожаю гостью до лифта и возвращаюсь к себе, – переодеваться, убирать со стола, мыть посуду, дождаться прихода дочек, да и вообще заниматься своими делами.
В это момент в кухонной тишине яростно звонит телефон. Домашний. Вздрагиваю от неожиданности.
Глава шестая (бис)
Гогенлоэ говорил размеренно и продуманно, пафосной интонацией подчеркивая самое основное с его точки зрения. Взгляд его скользил поверх голов святых отцов, магистров и комтуров, а в паузах время от времени задерживался на трещинах в каменном полу.
– Мы – Немецкое рыцарское Братство – начали с несчастья, с госпиталя, с необходимости помочь несчастным, истерзанным битвами, истекающим кровью раненым и больным. Наше участие в крестовом движении народов началось с гибели немецкого императора Фридриха. А в какое время? – Когда Иерусалим захватил султан Салах-ад Дин. За столетие битв и сражений братства ни один немецкий рыцарь не вступил на землю Иерусалимскую! Это ли не история несчастий, поражений и унижений?!
Великий магистр сделал пару шагов вперед, потом вернулся на свое место и, тяжело вздохнув, продолжил.
– А чем мы закончили борьбу за Святую Землю? – Полной утратой всех завоеваний, стертым с лица земли Акконом и настоящим бегством христиан из Святой Земли! Как ни прискорбно мне это произносить, но это так! Таков итог!
– Но это не единственный и не самый главный итог! – новый голос снова заставил Великого магистра искать глазами говорившего. На этот раз в разговор вступил Зигфрид фон Фейхтванген – магистр Тевтонии, а еще совсем недавно – комтур Вены. – Нарушу, с позволения святых отцов, выжидательное молчание присутствующих здесь братьев и по примеру брата Конрада Зака вступлюсь за Орден.
Он тоже встал. Теперь Гогенлоэ и Фейхтванген стояли друг против друга в противоположных концах зала, глядя друг на друга.
– Великий магистр. Я уважаю и понимаю твои сомнения. Тем более, когда история нашего Братства сама дает в руки неумолимые и неоспоримые примеры несчастий и неудач. Но это лишь темная сторона. И мы не можем видеть только этот мрак, только эту «ночь», потому что ночь всегда сменяется светом Божьим и солнцем. И тогда можно посмотреть вдаль и увидеть, что нас ждет впереди. Такой порядок предрешен Богом, и изменить его не в наших силах.
Фейхтванген, собираясь с мыслями, сделал паузу, которой тут же воспользовался Великий магистр.
– Но свет Божий может обнажить и край пропасти под ногами! А на дне пропасти уже не важно, шагнул ты туда во тьме или при свете дня!
– А разве ты, брат, шагнул бы в пропасть по доброй воле? Или предпочел бы оглядеться, посмотреть по сторонам и найти иной путь? Возможно, даже повернуть назад?!.. Не стоит торопиться. Пропасть не может быть со всех сторон. И правильный путь, указываемый Богом, можно увидеть, лишь дождавшись света! – Фейхтванген, удовлетворенный своим ответом, расправил плечи, выпятив могучую грудь, заткнул большие пальцы рук под кожаный пояс и замер, глядя в глаза Великому магистру.
– Я не вижу пути, указываемого Богом, – печально и почти обреченно произнес Гогенлоэ. – Позади – тоже пропасть. Пути обратно, в Святую землю, больше нет. За последние семь лет ни один рыцарь не обнажил свой в меч в благородном порыве отправиться к Гробу Господню! Тем более, что после похода монголо-татар на сарацин не осталось в Святой Земле ни одного рыцарского комтурства, не говоря уже о баллеях. Ни в Антиохии, ни в Малой Армении – вплоть до границ с Египтом – нет ни одного христианского храма или крепости, построенного в свое время Братством.
Гогенлоэ по-прежнему расхаживал вперед-назад, делая по два-три шага и разворачиваясь, все так же не глядя ни на кого конкретно, кроме собеседника, на которого лишь изредка бросал взгляды исподлобья. А Фейхтванген тем временем, уверенно расставив ноги и скрестив руки на груди, периодически вставлял реплики в монолог Великого магистра.
– Но позволь возразить, Великий брат, и напомнить капитулу, что сегодня у Ордена только в немецких землях 13 баллеев, в Италии – три: Сицилия, Апулия и Ломбардия. Есть баллей во Франции, есть огромная Романия, есть Малая Армения, Кипр. Наконец, Пруссия и Ливония, которые здесь, на нашем капитуле, представлены вместе с немецкими землями, где я имею высокую честь быть ландмейстером. В составе этих баллеев больше 300 комтурств, которые несут веру Христову и стоят на ее защите. Это завоевания Ордена! Ведь тебе, Великий магистр, это известно даже лучше, чем мне. Потому, прости за дерзость.
На последних словах Фейхтванген легко и еле заметно ухмыльнулся, воспользовавшись тем, что Великий магистр направился в этот момент к своему креслу и, склонив голову в сторону епископа, грузно опустился на сиденье. Обычай и правила капитула не требовали от участников вставать при произнесении речей. Это было делом добровольным.
– Да, ты прав, брат Зигфрид. Мне это известно лучше. – Со вздохом произнес Гогенлоэ. – Мне известно, к примеру, что многие из этих земель – не завоевания Ордена, а дары Ордену, как, например, Трансильвания и часть комтурств в Греции. Известно также, что сюда, в Пруссию и в Ливонию, так же как и в Грецию или в венгерскую Бурцу, Орден был призван местными правителями. А это не завоевание. Это то, что досталось Ордену даром. А сколько еще таких даров получено от богатых мирян, от фамилиаров по наследству и по завещанию? И еще мне известно, также как и вам всем, что своим авторитетом и имущественным богатством Братство обязано, прежде всего, папским привилегиям и индульгенциям, тем 113 буллам, которые папа Гонорий III издал специально для нашего Ордена. Да еще благосклонности немецкого императора. Только благодаря им, Братство имеет право владеть всеми этими землями. Но ни папа, ни император немецкий не давали Ордену привилегий терять эти земли.
Гогенлоэ резко встал и снова взволнованно зашагал по залу.
– А чем теперь живет мир христианский? – Мир христианский расколот. Спор за королевский престол в Риме[12 - В 1298 герцог Австрии Альберт убил в сражении римского короля Адольфа и сам стал королем.] решается мечом – ценой убийства короля Адольфа, что вызывает справедливую немилость папы римского. За венгерский престол спорят не венгры, а король Богемии и герцог Австрии. Король римский ведет войну с герцогом Баварии и архиепископами Майнцским и Кельнским. А неужели это не христианские земли? Это еще и тевтонские, немецкие, земли, на которых заложены многочисленные комтурства и храмы нашего братства! Не далее, чем три дня назад ко мне прибыл гонец с вестями о том, что сам Его святейшество папа римский Бонифаций VIII вынужден вступать в распри с королем французским Филиппом и оправдываться перед Вселенским Собором по абсурдным обвинениям… И по каким обвинениям, вы только вдумайтесь: ересь, симония, безнравственность, идолопоклонство, чародейство, потеря Святой Земли, убийство Целестина V… Что может быть конфузнее?
Епископы молчали. Магистры земель переводили взгляды с одного епископа на другого, ожидая реакции именно от них на такие неоднозначные суждения о святейшем престоле. Комтуры в основном смотрели в пол, понимая, что их мнение сейчас никому не важно. А Великий магистр тем временем продолжал.
– Да, мы обернули свои взгляды на пруссов, поляков, литвинов. Больше некуда! Да, Прусская и Ливонская провинции укрепились, приросли новыми землями. Но и здесь среди обращенных в христианство язычников происходят все новые и новые вероотступничества[13 - Восстания пруссов против крестоносцев в 1242—1260, 1260—1274, 1277, 1286, 1292, 1295 гг.]. Вспомните этого сына проклятия Святополка – поморского князя, с которым еще брату моего деда Великому магистру Генриху фон Гогенлоэ пришлось сражаться не один год. Сколько жизней христианских он успел погубить и сколько земель успел разорить со своим презренным языческим воинством! Здесь, на земле Прусской, нетронутыми остались только замок Балга да благословенный Эльбинг. А в Помезании и земле Кульмской? Только Торунь, Кульм да Редин уцелели. Так разве можно считать обращенными в веру Христову врагов, которые неизменно возвращаются к своим злодеяниям при первой оказии? Разве можно это называть отступничеством от веры, когда веры в их варварских сердцах и не было вовсе!? Потому и утверждаю, что привнесенная вера, хоть и единственно истинная, может привиться у язычников только в их детях, внуках и правнуках. Привиться через слово Божье и пример терпеливых деяний христианских, но не через меч!
– И через меч тоже! – возглас епископа отца Гертвига заставил вздрогнуть увлекшегося своими собственными речами Великого Магистра. Святой отец говорил, не вставая, опершись локтями на подлокотники своего трона и теребя в руках ковчежец на цепочке.
– Дозволь спросить, брат Великий магистр, известны ли тебе примеры успешных мирных христианских миссий в землях Прусских? Можешь ли ты назвать хоть одного проповедника, кто понес бы слово Христово язычникам, привлек бы их в лоно Божье, и тем снискал бы себе признание всех? Знаешь ли ты хоть один храм в земле Прусской, не разоренный нечестивыми?
– Нет, святой отец, не знаю. Но это служит лишь подтверждением тому, что мирных миссий было слишком мало, если они вообще были. Мы сразу занесли меч над язычниками и сказали им: «Или смерть, или лоно Христа!». Изначально пришли карать!
