Второй шанс

– Это Царь лошадей, – пояснил северянин, – Гєрѳа́нбис Са́анис Баре́кбунд {Ⲅⲉⲣθⲁ̀ⲛⲇⲓⲥ Ⲥⲁ̀ⲁⲛⲓⲥ Ⲇⲁⲣὴⲕⲃⲩⲛⲇ}. Мой амулет может призывать его в теле.

– “Са́анис Баре́кбунд”?.. – Фраўйум на секунду смутилась, глянув на стол.

Темный князь Барэкбис крал с него угощения, пока другие отвлеклись.

Фрэмон подняла цветок, и тусклое солнце засверкало в его бирюзовых гранях.

– Он! Он прекрасен! – она воскликнула это, полная самого радостного в мире смеха, – Воисьтину, работа достойная Сва́ригааза! Ты правда хочешь подарить его мьне? Я… Я не могу принять его! Твой подарок слишком хорош!

– Он Ваш, – робко ответил северянин, – Но с одним условием. Когда-нибудь я умру, а Вам Планааз даровал вечную жизнь. Я хочу, чтобы Вы запомнили мое лицо и имя и хранили их в своей памяти, пока не кончатся времена. Так часть меня навсегда останется в чем-то прекрасном. Это все, о чем я смею просить.

Все взгляды были теперь прикованы к ним. Даже Барэкбис перестал проказничать. Каждый ждал ответа княжны.

– Ну конечно я обещаю… – произнесла она.

У женщины даже порозовели щеки.

– …Как посьле такого я могу отказаться? У кого настолько ледяное серьдцe? Теперь я тебя никогда не забуду.

Дружина забарабанила по столу.

– Вот это парень, – закричали витязи, – Вот это удалой! Тут и выходить за него после такого можно!

Из-за стола вскочил бледнеющий Хйо́ѳинааз.

– Ты что же это, цыпленок, не знаешь, что ли, с кем связываешься?.. – заревел он.

Темный загородил спиною Фрэмон, заставив парня отпрянуть.

– …Я сватаюсь к ней! Я дарю ей подарки! Она моя, ты понял?

– Ты чего?

Воительница спешилась и схватила его за плечо, но Хйо́ѳинааз стряхнул руку Фрэмон, начав наступать на К’ар’йаллому.

– Ты, цыпленок, не слышал, как я клялся: каждый, кто встанет между нами, будет убит лично мной – Сыном Яктплана!

– Да?! – выпалил он, дрожа от страха, однако безумная смелость тут же захватила все его существо, – Да? Ну… Тогда я!.. Я тоже клянусь, что убью каждого, кто встанет между нами!

Темный князь повернул голову на бок.

– Тебе жизнь не мила, щенок?

Парень потянулся к ножу. Все тут же повскакивали с мест. Родители с Беенсенаазом схватили К’ар’йаллому, а витязи – Хйо́ѳинааза.

– Ты чего, – шипели северяне, – Он размажет тебя одним пальцем! Не связывайся с этим человеком!

– Ты чего, – кричали темные, – Он же просто пацан! Какой он тебе соперник!

Однако оба неумолимо приближались друг к другу.

Тут Барекбис обратился грачом, сорвал со стола скатерть и развесил ее между враждующими, когда те едва не столкнулись. На мгновение все затихло. Но хитрец поднял скатерть, и двое снова зарычали, только чтобы скатерть опустилась вновь и вновь поднялась, и вновь опустилась. Собравшиеся захохотали.

– А теперь два быка разойдутся по разным стойлам, – предложил Грач, – А иначе слишком злых быков мы кастрируем.

Соперники, кажется, угомонились. Каждый начал ровно дышать, из их глаз пропал огонь, а кулаки разжались. Вырвавшись из хвата, Хйо́ѳинааз развернулся и пошел к своему пони.

Фрэмон хихикнула.

– Молодец, Баре́кбис, – похвалила она, – У кого-то очень ранимое чус-во собс-нного достоиньства! Только подумать, К’ар’йаллома! Бросить вызов самому сыну Яктплана! Ты прямо настоящай мужчина!

Хйо́ѳинааз встал в пол-оборота.

– Эй, пацан, – крикнул он, – Тебе рассказывали, что приходит вместе со становлением мужчиной?

– Ответственность, – смело ответил северянин.

– Ты знаешь. Тогда я буду относиться к тебе как к мужчине, раз ты этого хочешь.

И темный князь седлал своего коня, ускакав прочь.

Все витязи выдохнули.

Через двое суток, если это понятие вообще применимо к Кўерйасе́мон, начало сильно темнеть. Масса влаги скопилась в атмосфере дневной зоны и закрыла солнце. Теперь великое светило лишь слабо выглядывало из-за облаков над кольцевым океаном, окрашивая скалы в бордовый.

Фрэмон и Беенсенааз сидели в чуме у горящего костра, что играл их тенями на натянутых шкурах.

– У мальчика очень большой потенциал, – признала Фрэмон, – Ты не зьря тьренировал его.

Князь улыбнулся, переплетая руки у груди.

– Я хорошо разбираюсь в людях.

– Я бы хотела вьзять его с нами в поход…

Услышав это, Беенсенааз выпрямился, и улыбка пропала с его лица.

– …Я понимаю, что ты думаешь, но чем дольше идет война, тем больше невинных погибьнет.

– Я понимаю, – грустно ответил князь, – Я просто… Я просто…

– Мы отправляемся в Триби́нт. Нам будут просто необходимы северяне, Бе́енсенааз! Они знают эти земьли как сьвои пять пальцев! Безь них дружина пропадет в холодной пустыне!

– Так точно, – вздохнул он, – Я пойду и сообщу ему новости. Думаю, он будет рад. К’ар’йаллома всегда хотел увидеть свет.

Князь поклонился и покинул чум. Фрэмон же откинулась назад, смотря, как пляшут языки пламени. Триби́нт – Трезубец – холодный горный ад, населенный одними лишь Бла́нўингами, дикарями даже по меркам велетов. Хйо́ѳинааз и Барее́кбис поведут рать в Сактазию, а ей с Бе́енсенаазом предстоит самая сложная работа. Горные крепости Трезубца, соединенные туннелями, будут стоять насмерть, ибо людоеды знают: пощады им ждать не придется. Это станет война на уничтожение, где каждый перевал, каждая яма и сугроб окажутся смертельной ловушкой, полной волосатой нечисти. Фрэмон предстоит долго и методично очищать от великанов княжество за княжеством, параллельно заселяя их людьми. С таким испытанием она еще точно не сталкивалась. Как привлекать на захваченные земли людей? Чем кормить их среди снегов? Как оборонять поселения от мстительных набегов? Все эти вопросы предстояло решить. Хорошо хоть, что у них скоро появится новый могущественный маг. Один человек и ест меньше, чем армия, и заметить его сложнее, и передвигается он быстрее. А когда этот человек еще и сильный как целая дружина, недругам остается только молиться.

Воительница достала каменный цветок, рассматривая его при свете костра. Ну до чего прелестная вещица! И ведь сидел, вырезал, склеивал, заставляя камень срастаться с камнем! Таких одаренных людей лучше иметь при себе. Фрэмон убрала цветок и улыбнулась. “Лицо мое, меня помни!” “Только отрасьтил себе бороду, а уже такой серьдцeед!”

Внезапно где-то на горизонте вспыхнула и погасла красная искра. Фрэмон свела брови. “Боевая магия, – поняла она”. Приготовив секиру, она выбежала из чума и призвала Герѳанбиса – царя коней. Вместе с ними поехали двое стражников.

Мрак сгущался. Холодный ветер дул им навстречу, и ярко светили звезды на кровавом небе. Мчась навстречу неизвестному, воительница перебирала в голове варианты. “Остатки армии сьвета? Тролли? Повраждовали два пьяных мага? Или же это… Нет, еще рано делать выводы. Я должна посьмотреть сама”. На большом мшаном пригорке лежал Бе́енсенааз, держась за разорванную в клочья ногу. Даже в темноте было видно, как много вытекло из него крови. Воительница спрыгнула с лошади и побежала к нему. Князь кинулся на нее словно змея, хватая темную за одежду.

– К’ар’йаллома! – закричал Брэньгис, – Он надел темно-синий! Они с Хйо́ѳинаазом на пляжу!

– К’ар’йаллома сьделал это!? Но почему? Почему ты дурак такой не остановил его? Ты ведь сильнее!

– Я не мог ранить своего ученика!

– Да будь ты проклят!

Женщина вскочила на коня. Они помчались на пляж. Фрэмон неустанно хлестала Герѳанбиса, и тот несся, пуская пену. Из-под копыт вспорхнули испуганные гагарки. Всадники спустились по каменистому склону и увидели свет звезд, пляшущий в небольших волнах. Воительница отчаянно огляделась. “Ну гьде же? Гьде же вы, два дурня решили сойтис?” В пяти верстах к востоку загорелась белая искра.

– Туда!

Зазвенела береговая галька, разлетаясь в разные стороны каменным дождем. “И зачем? Кому это надо? Вы изь-за меня это делаете? Но вы же лишь делаете мьне больно!” Тяжело дышала загнанный конь. Глаза слезились от встречного ветра и от нарастающей тяжести в груди. Явились. Вот это место. Там впереди – стоя по колено в воде, неторопливо чистил меч темный князь Хйо́ѳинааз. Он медленно проводил тканью по лезвию и выжимал ее в море, любуясь, как оружие блестит в сиянии луны. Фрэмон остановила лошадь рядом с ним.

– Гьде? – зарычала она.

– На склоне позади тебя, – спокойно ответил Хйо́ѳинааз.

Воительница соскочила с лошади и побежала к черным скалам. Там из земли торчал гроб, созданный из сплавленных между собой камней и мелкой гальки.

– Нет, – тихо прошептала она, останавливаясь, – Нет. Нет. Нет. Нет. Зачем!?

– Он доказал мне, что мужчина, – сказал Хйо́ѳинааз, подходя к Фрэмон, – Он знал, против кого шел, однако сделал единственный правильный выбор. Его родители будут горды. Я готов обеспечивать их всю их жизнь и относиться как к своим отцу и матери…

Он поднял к звездам сияющий меч.

– …Без сомнения, часть духа убитого вселилась в металл. Это было неплохое оружие, а теперь оно станет достойным Богов. Старик сможет сразить им множество недругов.

– Ты, – тихо прорычала Фрэмон, – Ты понимаешь, ськолько стоила нам йих поддержка? Ты понимаешь, что йих влияние – это единс-нное, что сьдерживало окрьестные села от восстания? Все эти походы против троллей и очистки гор от подземных пеликанов… Ты обратил это вьсе в руины! Четыре года бесконечных скитаний по снежной пустыне! Четыре года в никуда из-за твоей бессьмысьленной злобы!

Хйо́ѳинааз пожал плечами.

– Он покусился на мою мужскую честь.

– “Чесьть”, – выплюнула воительница сквозь слезы, – “Твою мужскую чесьть”.

Она подошла к гробу и положила руку на гладкие черные камни.

– Я поклялся, что никто не встанет между нами…

Темная покачала головой, издавая короткий злобный смешок.

– …Ты должна меня понять.

Сын Яктплана приблизился и обнял Фрэмон за плечи.

– Пошел вон, – прошептала она, – Я освобождаю тебя от кьлятвы. Подойдешь ко мьне еще – и тогда, вьместо К’ар’йалломы, будешь сражаться со мьной.

Хйо́ѳинааз отпрянул.

– Да будет так, – произнес он, бледнея, – Посмотрим, найдешь ли ты кого-нибудь лучше меня.

Фрэмон сжала кулаки. Одного ее взгляда хватило, чтобы князь подозвал коня и поскакал прочь. Сжав зубы, женщина поцарапала камень гроба. “Этого вьсего не должно было быть, – зашипела она, – Зачем? Такое бессьмысленное причинение зла! Ведь это совьсем не было необходимо! Так почему это произошло? Неужели человек не может быть чем-то больше, чем разьменной монетой в играх сильных?”

Княжна взглянула на небо.

“Когда-нибудь я стану досташ-но сильной! Сильной настолько, что уничтожу вьсе зло на земьле! Я в этом клянус! Под каким бы камьнем оно не сидело! В каком бы овраге не пряталос, я найду его и выжгу огьнем!”

Где-то вдали послышался стук копыт. К черному склону мчался Бе́енсенааз. Воительница закрыла глаза и отвернулась.

Князь свалился с лошади прямо перед гробом. Он долго кричал, бранил судьбу и отрицал, затем несчастный стал лишь бессильно рыдать. “К’ар’йаллома, – провыл он, – К’ар’йаллома каменный цветочек”. Это было слишком даже для Фрэмон. Она всхлипнула и пошла прочь, чтобы остальные не видели, как она плачет.

Глава 2

Всадник приехал в черный вторник, перемазанный кровью имперцев. Цветы Сактазии больше не цветут из-за зла, что произошло под Коньякертом. Альвано́с – автократор Качалки. Сегодня с него сняли пурпурную мантию. И великий защитник примкнул к молчаливому стаду Харонта. Плачут вдовы. Нейертонон-Акри́да лишила венца семь городов. Спортивные площадки превратились в конюшни. А на улицах воспевают Черного Бога. Но не тужите долго, имперцы! Пройдут годы, и они вновь станут ваши…

Таял снег, и над дремлющими горами поднимался густой туман, клубящийся от дуновений ветра. Четыре статные фигуры, одетые в черное, отряхнули от грязи сапожки и сели на камнях у обрыва. Они достали гусли; веселая музыка зажурчала над крутыми утесами, возвещая о приходе весны.

Лучше всех стрекотал Вещий Бийа́нис. Его песня летела сизым орлом по небу и бежала серым волком по земле. Слыша ее, распускались цветы, просыпались звери, а деревья сбрасывали с ветвей хрустальные наряды. Никто из темных не мог достичь такого же мастерства; оставшиеся трое только и могли что подражать поэту.

– Да, ты так же хорош, как и всегда, – усмехнулся Хйо́ѳинааз.

Это был грузный мужчина с густой бородой и двумя русыми косами до плеч.

– Выходит, я совсем не стал лучше? – спросил Бийа́нис.

И он недовольно взглянул на бородача с высокого камня.

– Придираешься к словам. Совсем ты не изменился…

Хйо́ѳинааз зевнул.

– …Эх… Скукотища. Без императора Альвано́са язычники совсем друг с другом перегрызлись. А мы все здесь сидим, пока Мраморный дворец стоит открытым. Заходи кто хочет, но только не мы.

Высокая женщина остановила песню и смерила его взглядом.

– И благодаря кому мы зьдесь застряли?

– Слушай, да сколько можно дуться? Пятьдесят лет назад дело было. Да, одно восстание поднялось из-за меня, но во всех остальных то я как виноват?

Фрэмон не ответила, продолжив усердно играть. Из собравшихся у нее пока что получалось хуже всех, однако она старалась, и вещий Бийа́нис заметил это.

– А ты стала значительно лучше, – сказал поэт, улыбаясь светло-голубыми глазами, – Уверен, еще один годик, и ты станешь лучше меня.

– Как бы не так, – прошептал Хйо́ѳинааз.

– Спасибо, Бийа́нис, – ответила воительница, – Вьсе это благодаря тебе.

– Разумеется, – усмехнулся он, – Но и твоя заслуга в этом тоже есть, Бре́н’ге. Вы все мои самые усердные ученики. Я никогда не забуду Вас, когда отправлюсь в новое путешествие.

– Куда ты пойдешь теперь? – спросил четвертый из них – Бе́енсенааз, – Разве есть места, в которых ты еще не был?

– Я был на континенте Дня, и за Кольцевым Океаном, на Пурпурных островах и в степях Востока. Но я еще не был в других мирах. Я еще не был в Се́мон. Пожалуй, пришла пора мне туда отправиться, чтобы услышать их песни.

– Передавай вьсем моим привет, – улыбнулась Бре́н’гум, – Может хто еще жив, хто меня помнит.

– За наш “год” в Се́мон сменяется три. Боюсь, из тех, кого ты знала, в живых могли остаться разве что море и ветер. Я передам им привет.

Княжна вздохнула.

– Море… Поверить только, как давно я его не видала. А ведь это моя сьтихия, Бийа́нис. Я родилас во вьремя великого шторма под именем Фре́мон. А теперь я даже в соседьнее княж-ство отьехать не могу.

И она вновь посмотрела на Хйо́ѳинааза.

– Как же хорошо, что я не лезу в эти ваши интриги Богов, – произнес поэт, ложась на спину, —. Иду куда хочу и никто мне не указ.

– Ха! – оскалился бородач, – Думаешь, если ты не замечаешь войну, она тоже не будет замечать тебя? Те, кто ни с теми, ни с другими, обычно оказываются промеж двух огней одни.

– А я и не один. Со мной всегда будут мои верные гусли.

На крутом подъеме послышались шаги. Грозные воины-сипухи направлялись в их сторону, таща за собой двоих избитых мужчин. Увидев пленников, Бе́енсенааз сморщил нос и ушел, не говоря ни слова.

– Мы их-то, едва соймали… – сказал один из витязей, когда те оказались достаточно близко.

Воин-сипуха был одет в чешуйчатый доспех и полумасочный шлем, а на поясе его висел дорогой меч из стали.

– …В футоре, вот, в пецьке сидели. Пади замышляли цего!

У Хйо́ѳинааза зажглись глаза. Сын Яктплана даже потер руки в ожидании зрелища. Фрэмон же лишь вздохнула; ее брови отяжелели, а в глазах появилась усталость.

Мужчин поставили перед княжной на колени. Оба – мускулистые, богато одетые имперцы в крашеных рубахах. Один из них был старше – с седой бородой; другой – младше, с коричневыми короткостриженными волосами.

– Так вот хто руководит разбойниками, – фыркнула женщина, – Внешние пьриметы сходются, но я думала, что вы будете неськолько выше. В прочем, не важно. Вам же изьвестно хто я?

– Еще как, – сплюнул старик, – Весь народ о вас знает. И звери и птицы, и небо и земля только и говорят, что о Нейерто́нон-Акри́де.

– Чудно. Тогда вы знаете, что вас жьдет… конечно, есьли вы не расскажете мне гьде логово. Укажите мне разбойничью пещеру, и я озолочу вас, а также великодушно забуды вьсе ваши гьрехи. Откажитес и вы познаете ярость Яктплана…

Пленники молчали. Опустив головы, они лишь с презрением смотрели в талый снег, глубоко дыша.

Княжна щелкнула языком.

– …Чтож, думаю, вам нужна демонстрация. Мьне бы не хотелос никого калечить, но ваша шайка убивает моих людей.

И она достала с пояса кинжал.

Вещий Бийа́нис закрыл гуслями глаза; Хйо́ѳинааз, однако, наоборот, придвинулся ближе, предвкушая.

– Я готов рассказать вам, – вдруг произнес старик, когда лезвие почти коснулось его руки.

– Что? – вскрикнул юноша. – Отец! Ты… Ты это серьезно?

– Прекрасно, – кивнула Бре́н’ґум. – Я слушаю.

Пленник вздохнул.

– Есть одно условие. Я понимаю, что пыток мы не выдержим. Год, второй, третий, но рано или поздно мы сдадимся, обрекая себя на позор.

– Ближе к делу, Ки́рие.

– Предательством я опозорю свой род. А значит, он недостоин жить. Перед тем как я скажу, скиньте моего сына с утеса. Я не найду себе места, когда он знает, чего я сделал.

Юноша открыл рот, но слов найти не смог.

– Да будет так, – тихо сказала княжна и кивнула в сторону обрыва.

Воины-сипухи подняли парня и потащили к краю скалы. Он успел кратко переглянуться с отцом, прежде чем горы проглотили его крик.

– Ну, – произнесла Бре́н’ґум, – Я выполнила твою просьбу. – Теперь говори мьне, где логово.

Старик поднял покрытое слезами лицо.– Ты проиграла, княжна, – прошипел он.

Женщина хмыкнула.

– Проиграла в чем?

– Неужели ты не понимаешь? Сын у меня еще молодой, и я не верю, что он бы выдержал пыток. Но я… Я акритас и боролся с твоей поганью с детства. Взгляни на меня, княжна, и скажи, что ты видишь перед собой человека, которого можно сломить. Да и сердце у меня уже слабое. Долго я у тебя не задержусь.

Хйо́ѳинааз засмеялся так, что затряслись сосны.

– Ай-да разбойнничик! Ай-да отчаянный!

Брэньгум подняла подбородок, долго смотря в глаза старику.

– Вижу что так, – протянула она. – Посадите его под домашняй арест. Убедитес, что его хорошо корьмят и одевают. Пусьть проведет остаток дьней в мире.

– “В мире”, – прошептал пленник. – Да как ты смеешь…

Витязи поклонились и уволокли его прочь.

– Может, прикажешь мне “порасспрашивать” дедушку? Хоть будет чем заняться.

Сын Яктплана потянулся и зевнул.

Женщина не ответила. Уставившись в пустоту, она встала и направилась в сторону вершины.

– Эй! – крикнул Вещий Бийа́нис, спрыгивая с камня. – Ты в порядке?

– Мы выигрываем каждую битву, но, похоже, проигрываем войну,

И она двинулась дальше, не оборачиваясь, словно сказав это самой себе.

На острие горы стоял длинный дом из цветного дерева. Внутри него сидел Бэрэкбис, склонившись над столом из слоновой кости.

Щипля волосы, темный князь небрежно корябал что-то на берестяных грамотах, затем ругался и швырял их на пол.

– Грамоты-то бойко дорогие, Брэньгис… – напомнила ему тощая служанка, однако хозяин лишь отослал ее грубым словом.

Грач был слишком занят, чтобы отвлекаться на подобные пустяки.

– Элайофагосы, – прошептал он, – Элайофагосы не любят Поллоимиесов. Что если один из первых убьет одного из вторых? Тогда точно начнется смута…

Он хитро засмеялся, царапая стрелочку между названиями семей. Но его лик снова помрачнел, а острая бородка обмякла.

– …Нет, НЕТ! Уже было! Они сразу поймут, что это я!..

Очередная грамота оказалась на полу.

– …Драный Херрингткастрон… Стоит прямо на нашем пути, и хоть ты тресни! Захвати его – и дорога на юг была бы открыта! Но как? Мы не можем выделить достаточно людей из-за восстаний!..

Грач взглянул на стену, где висел изумрудный рог, наполовину полный меда.

– …Нет, – прошептал князь. – Нельзя тратить его на всякие пустяки. Его не бесконечно…

Тут в дверь постучали.

– Фи́л’ўум, скажи им, что я занят.

Но Бре́н’ґум просто выбила дверь, заставив служанку вскрикнуть.

– Ⲣⲉ̀ⲕⲧⲓ {рⲉ̀кти}, – выругался мужчина и встал из-за стола, склоняя голову.

– Ⲭⲁ̀ⲁⲣϫⲟ ⲇⲓ̀ⲓⲏⲟ, Ⲇⲁⲣὴⲕⲃⲉ {Ха́арйо би́ино, Баре́кбє}, – поздоровалась незваная гостья.

Входя в дом, она наклонилась, чтобы не задеть медный котелок, висящий над входом.

– Доброй, доброй, княжна! – ответил Баре́кбис. – Фи́л’ўум, пожалуйста, принеси нашей госпоже чего-нибудь выпить.

Отдав почести, служанка скрылась в погребе. Темная же встала напротив Грача, кивая на изумрудный рог.

– Ты когда-нибудь пробовал посьмотреть, что жьдет тебя, Баре́кбис?

– Нет, ни разу, – ответил тот и пошло улыбнулся. – Ты же знаешь меня! Превыше всего на свете я ценю свободу! И какая же тут свобода, когда ты почти наверняка знаешь, как тебе суждено умереть? К тому же напитка осталось немного. Я бы не стал тратить его на подобную прихоть. А что, тебе нужно что-то узнать?

– Мы смотрели план Богов на отдельные события. Однако мы никогда не пробовали заглянуть в Судьбу “глобально”. В чем стратегическая цель врага? Как он планирует победить нас?

Грач пожал плечами и начал пританцовывать на месте от скуки.

– Это потому что точность предсказаний падает с их масштабом.

– Знать что-то лучше, чем не знать ничего.

Барэкбис вдруг перестал крутиться и стал полностью серьезным, будто его подменили.

– Знаешь, я тут подумал… Почему Боги позволили мне украсть вещий мед? Все прошло уж слишком гладко… И, возможно, у меня есть объяснение. Цепи судьбы могут читать мысли и подстраиваться под наши решения, чтобы исполнить свою ужасную волю. Поэтому стратегически Рок почти нельзя избежать. Однако такие перестройки занимают у Богов время, и если ты меняешь решения достаточно быстро, Судьба не успевает приспосабливаться под тебя. Спонтанность – наша сила и причина, почему Хаос еще жив. И знание Рока может как раз-таки лишить нас этой силы. Если пророчеством тебе суждено утонуть, ты будешь избегать водоемов. Это детерминирует твои решения… Быть может, в этом был план Богов? Приоткрыть свои карты, чтобы мы стали предсказуемы?

– Я буду иметь это вь виду. Спасибо. Но мое решение окончательно.

– Как знаешь… Эй, Фи́л’ўум! Забудь про вино! Поди-ка сюда быстрее! Для тебя есть дело!

– Иду, – послышалось из-под пола.

Темный Брэньгис вздохнул.

– Бедная девочка. Даже малые предсказания постепенно расшатывают ей мозги. А тут такое глобальное… Уж не знаю, выдержит ли она…

Фрэмон сильнее нахмурила брови.

Прибежала Фи́л’ўум и низко поклонилась.

– Да, мой Бре́н’гис.

Барэкбис магией притянул со стены рог.

– Пей, дорогая. У княжны есть для тебя пару вопросов.

Увидев мед, несчастная отшатнулась.

– Бре́н’гис, молю Вас, не надо.

Грач повернул голову на бок.

– Я, кажется, сказал тебе выпить. Почему ты не слушаешь меня?

– Пожалуйста, Бре́н’гис…

Предсказательница побледнела.

– …Каждой новой глоток, и я цувствую, цто пади с ума щас суйду! Голоса-то, голоса, Бре́н’гис! День ото дня громце!

– Ты не хочешь помочь своей госпоже? Я правильно тебя понял?..

Служанка взяла рог дрожащими руками.

– …Ну же, Фи́л’ўум, пей. Ты сослужишь нам великую службу.

Роняя слезы, невольница поднесла напиток к губам.

– Стой!..

Фрэмон вздохнула.

– …Нет, это неправильно. Яктплан сказал, что мы разрушаем цепи. Я должна освобождать людей, а не ломать йих ради собс-нных целей…

Барэкбис усмехнулся и высунул язык.

– Быстро же ты меняешь решения!

– Знаю. Зьря только побеспокойила вас. Изьвините. Просто в последнее вьремя столько забот с этой осадой. Больше не стану вам мешать.

Княжна вышла наружу и заперла за собою дверь.

«Не могу поступить так, – решила она, – даже с рабом. Жалко девьку. Красивая. Может, еще выкупит хто, женится…»

Фрэмон подняла взгляд на небо. Ветер гнал облака в центр мира, где те собирались в громадную воронку размером с континент – колоссальный шторм, что шел круглый год.

Несмотря на название, жители Утреннего круга почти не видели солнце. Барэкбис рассказывал, что у местных часто бывали проблемы с костями, и они ели много рыбы, дабы излечиться.

Фрэмон случайно вспомнила это и продолжила думать.

«Неужели зло – это и вьпрямь неотьемлемая часть жизни? Нет, я не верю. От сил Порядка мы как раз отличаемса тем, что дьля нас важен каждой. Наши люди не просто пешки в чьей-то игьре».

Внезапно среди перевалов раздался рог.

«Я, вроде как, узнаю его. Так, это уже интересьно. Неужели… вернулас экспедиция с того конца мира! Край вечной зимы». Фраўйум поежилась. «Хорошо, что мы в зоне сьвета».

Княгиня решила проверить сама и стала спускаться.

Она вышла из-за поворота, и тут… Ее глаза округлились. Пару мгновений Фрэмон простояла недвижимо, а затем побежала вперед так быстро, как только могла.