Ривер

«Была не была!» – сделал я глубокий вдох, разбежался, оттолкнулся и взлетел над ручьём. Земля встретила меня, с другой стороны, ударив в ступни. Я закачался, нелепо размахивая руками, пытаясь удержать равновесие.

Отдышавшись, я огляделся. Высокая трава по пояс скрывала тропку почти полностью. Кусты, будто попрошайки, выстроились по бокам, протягивая цепкие ветви и стараясь залезть в карманы. «Ну и ладно, – подумал я, пробираясь сквозь заросли. – По крайней мере, здесь точно не будет шумных компаний с их мангалами и дребезжащими колонками».

В груди заворочалось странное чувство – коктейль из волнения и азарта, который я не пробовал уже давно. Губы сами растянулись в усмешке, когда я представил себя в роли первооткрывателя.

– Земля! – провозгласил я, пафосно раздвигая ветки. – Именем короля Фердинанда объявляю эту землю испанской колонией!

И тут же споткнулся о корень и навернулся.

– Или не испанской, – пробормотал я, отряхиваясь. – Лучше уж пусть будет моей личной вотчиной.

Тропа вилась вдоль ручья, уводя в лесные дебри. Воздух здесь был прохладнее и свежее. Птицы как будто устроили конкурс на самую громкую и замысловатую трель.

«И как у них глотки не устают? – подумал я с лёгким раздражением, вытирая пот со лба. – В городе я бы уже вызвал наряд за нарушение тишины».

Где-то вдалеке назойливо куковала кукушка, отсчитывая мои годы. Я прислушался, пытаясь сосчитать «ку-ку», но сбился после десятого.

Тропа вела в чащу, с каждым шагом лес становился темнее и гуще. И тут мне показалось, что я уловил какой-то странный звук – тихий, но отчётливый, как если бы кто-то тяжело вздохнул совсем рядом.

«Что за хрень?» – подумал я, озираясь.

Никого.

«Наверное, почудилось».

Я ускорил шаг, стараясь не думать о том, что может таиться в зарослях.

«Просто ветер, – убеждал я себя, продираясь сквозь кусты. – Или какой-нибудь зверёк. Нечего паниковать».

Я шёл около часа, почти не чувствуя усталости, легко преодолевая подъёмы и спуски, когда вдали послышался рокот падающей воды.

«Неужели… водопад?!»

Я прибавил шагу, опасаясь, что стоит замешкаться хоть на мгновение, и толпа туристов хлынет сюда, разрушив хрупкое очарование первооткрытия. Глупость, конечно, но она лишь подстегнула меня идти быстрее.

И вот, наконец, сквозь густую листву я заметил просвет. Ещё пара шагов – и…

Со скалы низвергался мощный водопад. Вода с оглушительным грохотом падала вниз, разбиваясь о камни в мириады брызг. Над этим великолепием природы, точно волшебный мост, вспыхнула радуга.

– Вот это да… – вырвалось у меня, пока глаза жадно впитывали каждую деталь.

Конечно, я видел водопады и раньше – в походах, на фотографиях, в кино. Но всё это и близко не стояло с тем, что открылось моему взору сейчас.

«Эта красота только для меня». С ехидной улыбкой, достойной самого Горлума, прошипел я:

– Моя прелесть. Моя-а-ая!

Я поспешно выудил из рюкзака фотоаппарат. Хотелось запечатлеть каждый штрих этого природного шедевра – и пенящуюся воду, и радугу в брызгах, и зелёные скалы, укутанные бархатистым мхом.

«Вот Мишка обломается», – ехидно думал я, щёлкая затвором. Представив себе его лицо, когда он увидит эти фотографии, – «Наверное, лопнет от зависти».

Сделав несколько десятков снимков, я убрал фотоаппарат и опустился на поваленное дерево. В животе громко заурчало, напоминая о более приземлённых потребностях.

Из недр рюкзака появились термос с горячим чаем, бутерброд с ароматным суджуком и плитка тёмного шоколада. Устроившись поудобнее на бревне, я с наслаждением приступил к своему скромному пиршеству.

Внутренний голос шепнул: «Пора». Пора возвращаться. Тщательно оглядел место привала. Я, конечно, не какой-нибудь экофанатик, но мусорить в такой красоте – это ж святотатство!

Бросил последний взгляд на водопад, пытаясь выжечь эту картину в памяти.

– Чертовски красиво, – признал я. – Жаль, Мишка пропустил такое зрелище.

На миг даже кольнуло сожаление, что не взял друга. Но лишь на миг.

Я уже готов был отправиться обратно, когда взгляд, скользнув по склону, наткнулся на призрачную тропинку, змеящуюся вверх. Едва заметная бороздка земли, присыпанная полусгнившими листьями…

– Куда же ты ведёшь? – прошептал я, чувствуя, как внутри разгорается любопытство.

Этот неожиданный вызов судьбы смёл усталость и мысли о возвращении.

– Может, там притаилось ещё какое-нибудь чудо? Смотровая площадка? Или…

Фантазия рисовала невероятные картины, от которых кружилась голова. Я сделал пару шагов к началу тропы, изучая её. Узкая и крутая, сотканная из камней и корней, она образовывала природную лестницу, уходящую ввысь.

Неизвестность и возможные опасности заставляли насторожиться. Кто знает, что ждёт наверху? Обрыв? Логово хищников?

Разум твердил о возвращении. Но…

– А что, если это мой единственный шанс? Что, если я никогда сюда не вернусь? Смогу ли я простить себе упущенную возможность?

Усмехнувшись собственной импульсивности, я покачал головой.

– Была не была! – и я начал восхождение.

«Вот какого хрена я попёрся на эту гору?! – проклинал я себя, пыхтя. – Мог бы сейчас кайфовать у палаток, попивая чай, любуясь видами, как нормальный турист».

Но я уже, как мне казалось, проделал больше половины пути.

Я упрямо лез наверх, стиснув зубы так, что челюсть заныла, отгоняя соблазнительные мысли о том, чтобы поваляться в палатке. Кстати, а на обед мы планировали замутить борща.

Постепенно густые заросли начали редеть, уступая место коварным каменистым осыпям. Впереди показался скалистый гребень – ещё один рывок до вершины.

Последние метры подъёма оказались настоящей жестью. Я карабкался по почти вертикальным скалам, цепляясь за любую выемку и корни несчастных деревьев, которые умудрились здесь выжить. Я проклинал всё на свете – эту дурацкую гору, своё идиотское любопытство и того придурка, который вообще придумал лазить по горам.

Но вот, сделав последнее титаническое усилие, я подтянулся и выбрался на вершину. Обессиленный, я рухнул на землю, жадно хватая ртом воздух. Поднял глаза и застыл, поражённый открывшейся картиной.

Передо мной раскинулся вид, который не смог бы передать ни один фотограф. Темно-зелёные сосны цеплялись за крутые склоны гор, их вершины, острые и зубчатые, словно застывшая на мониторе кардиограмма бешено бьющегося сердца, врезались в бледно-голубое небо. Ниже, на пологих холмах, разливался изумрудный ковёр из молодой травы, усыпанный ярко-жёлтыми цветами одуванчиков. Вдалеке серебрилась извилистая лента реки, словно брошенное небрежной рукой ожерелье.

Я поднялся на ноги, чувствуя, как усталость отступает перед лицом этой невероятной красоты. Лёгкий ветерок, награда за мои усилия, приятно холодил разгорячённое лицо.

«Вот ради чего стоило карабкаться», – выдохнул я. На глаза навернулись слёзы – то ли от ветра, то ли от переполняющих эмоций.

И все эти мучения, все эти «ну его нафиг!» – теперь ерундой кажутся. Стою на вершине, руки раскинул, хочется весь мир обнять!

Пальцы нащупали фотоаппарат. Щелк, щелк, щелк. Но каждый кадр – лишь бледная тень реальности. Ни один пиксель не передаст этого головокружительного чувства свободы.

Устроившись на нагретом солнцем валуне, я перевёл дыхание. Впереди маячил долгий спуск. Но сейчас, в эту украденную у вечности минуту, я был абсолютно, беспредельно счастлив.

«Эх, Миха, старина! Ты бы точно решил, что я привираю, расписывая тебе всё это!»

Взгляд скользнул к противоположному краю плато. Внутренний голос насмешливо поинтересовался: «Ну что, попытаешь счастья дальше? Или хватит на сегодня играть в Индиану Джонса?»

Ноги гудели, мышцы сводило судорогой, но, чёрт возьми, любопытство – штука такая! «Да ну его, эту усталость! Ещё чуть-чуть, а вдруг такой шанс больше не выпадет? Забраться так высоко – это ж не шутки!»

Собрав последние силы в кулак, я прошёл через плато…

Передо мной раскинулась равнина, уходящая за горизонт. Зелёная, сочная, неправдоподобно ровная. Словно гигантский кратер, заполненный изумрудной зеленью. «Мираж, – подумал я, щурясь. – Или солнце макушку припекло». Протёр глаза рукавом – нет, вроде не мерещится. Но откуда ей тут взяться, среди этих скал? Как будто в самом сердце гор кто-то выдолбил огромную чашу и засеял её травой.

Воздух… Другой совсем, лёгкий, прохладный. Вдохнул полной грудью – и словно камни с плеч свалились. Впервые за много дней голова стала ясной, а в теле появилась лёгкость.

Стоял я на краю этого зелёного моря, ветер трепал волосы, и… чёрт возьми, было хорошо. Просто хорошо. Без всяких задних мыслей, без страха и безысходности, которые стали моими постоянными спутниками. В тот момент я точно знал, что не хочу ничего другого. Только стоять вот так и смотреть… смотреть… смотреть… на эту бесконечную зелёную равнину.

Но всему хорошему приходит конец. Солнце, неумолимо катясь к горизонту, намекало на то, что пора бы и честь знать. С тяжёлым сердцем я оторвал взгляд от завораживающей картины.

«Завтра непременно притащу сюда Мишку. Он точно дар речи потеряет. Да и мне не помешает убедиться, что всё это не мираж, навеянный горным воздухом».

Вид, конечно, был потрясающий, но тут до меня дошло: «Как, чёрт побери, я отсюда слезу?»

Достал из рюкзака сигареты. Затянулся – может, хоть немного пройдёт эта противная дрожь в животе. «Ну что, поздравляю! Залез на гору, нашёл какой-то затерянный мир, а теперь сидишь тут, как ворона на заборе. Молодец, чо!»

Пока мозг перебирал варианты действий, взгляд рассеянно блуждал по равнине. И тут я заметил нечто, заставившее поперхнуться дымом. Вдалеке, то возникал, то исчезал тонкий столбик дыма.

«Какого…?! – я протёр глаза. – Пожар? Нет, вряд ли. Влажность такая, хоть выжимай. Может, это просто туман так чудит со светом?»

Сощурившись до рези в глазах, я пытался разглядеть источник загадочного явления. «Нет, точно дым. Но откуда ему здесь взяться? Неужто здесь кто-то обитает?»

Трясущимися руками извлёк камеру, врубил максимальный зум и нацелил объектив на загадочный дымок.

«Ни фига себе…» – вырвалось у меня, когда в видоискателе появился… дом!

Строение было явно не первой молодости, но ухоженное, явно за ним приглядывала заботливая рука. Из трубы лениво поднимался дымок, а на покосившемся крыльце развевалось сохнущее бельё. Вокруг дома раскинулся аккуратный огородик, а рядом меланхолично жевала траву пятнистая бурёнка.

«Как они сюда попали вообще? Это же середина нигде! До ближайшей деревни пилить и пилить».

Я опустил фотоаппарат и ещё раз окинул взглядом равнину, теперь уже с дотошностью следователя. Присвистнул. В разных её частях, словно грибы после дождя, появлялись новые и новые строения!

«Да это же целая деревенька!»

Подошёл к самому краю обрыва и снова поднял камеру. Теперь я видел их более отчётливо. Дома были небольшими, деревянными, будто сошедшими со страниц старинных былин. Между ними петляли узкие улочки, а в центре деревни, как жемчужина в раковине, красовалась небольшая церквушка с деревянным куполом и крестом.

«Это место словно из сказки вышло, – подумал я. – Может, там и впрямь обитают добрые волшебники и прекрасные царевны? Или же это просто ловушка для наивных туристов, вроде меня?»

В голове роились самые невероятные гипотезы, одна безумнее другой. «Может, это какая-то законспирированная секта? Или поселение хиппи-отшельников? А может, это просто мираж? Галлюцинация от усталости и переизбытка кислорода?»

«Ладно… Это всё здорово, конечно, но пора возвращаться в лагерь, – решил я, чувствуя, как усталость и напряжение дня наконец настигают меня. – А то Миха, поди, уже весь извёлся».

Внезапный скрежет камня вырвал меня из раздумий. Оглянувшись, я приготовился к худшему, представляя себе вспышку бурой шерсти или блеск клыков. Но передо мной предстало совсем другое зрелище: на краю плато стоял старик. Выцветшая накидка и меховая шапка, надвинутая на брови, делали его похожим не столько на человека, сколько на лесного друида.

Мужчина сделал шаг в мою сторону. В его взгляде не было угрозы – скорее смесь осторожности и интереса.

– Здравствуйте, – произнёс я, поднимая руку в приветствии.

Незнакомец слегка кивнул, но не проронил ни звука. Я сделал шаг назад, стараясь увеличить дистанцию. «Кто знает, что у него на уме, – подумал я. – Лучше перебдеть».

В этот момент мир вокруг пошатнулся. Камень под ногами сдвинулся, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног.

– Да твою ж мать! – только и успел выкрикнуть я, когда реальность закружилась в безумном вихре.

Тело беспомощно кувыркалось в воздухе, теряя ориентацию в пространстве. Желудок подскочил к горлу, в ушах стоял невыносимый гул. Время одновременно растянулось в бесконечность и сжалось до мгновения, но всё происходило быстрее, чем я успевал моргнуть. Небо и земля менялись местами в жуткой карусели.

Последнее, что я помнил – это как непроглядная тьма начала окутывать меня, словно чёрная дыра, втягивающая в себя всё существующее, даже свет. И когда она окончательно поглотила меня, я не стал сопротивляться, а отдался ей, как уставший путник долгожданному сну.

8

Шелест страниц, механический ритм клавиатуры, разговоры шёпотом, проникающие сквозь тонкие стены. А этот аромат! Едва уловимый, но настойчивый запах свежесваренного кофе из автомата в коридоре.

Странно, но в этом мире бесконечных отчётов и таблиц я ощущал необъяснимый комфорт. Каждый документ, каждая цифра – кирпичики в фундаменте мироздания. Где-то в глубине души ютилась мысль о ненависти к этой рутине, но сейчас… сейчас офисный муравейник дарил иллюзию незыблемой стабильности.

В этой вселенной не было места сомнениям или экзистенциальным кризисам. Всё было разложено по полочкам, расписано по минутам, упаковано в аккуратные папки с ярлычками. Я – винтик, крошечная, но незаменимая деталь в грандиозном механизме. И, чёрт возьми, это успокаивало! Здесь, в мире офисного планктона, моя роль была ясна как день. Зачем мечтать о большем? Зачем бояться неизвестности, когда есть уютная клетка дедлайнов?

Внезапно привычный ритм нарушился. Сквозь монотонный гул офиса прорвался тревожный детский шёпот:

– Ты не здесь.

Осмотрелся по сторонам, даже под стол заглянул. Никого.

– Проснись! – снова этот голос.

Я попытался отмахнуться, вцепившись в знакомую реальность. Мои пальцы с силой сжали край стола, ожидая худшего. Предчувствие… Вот оно… когда душа уходит в пятки, и ты сам не понимаешь, почему.

Страх, поначалу тупой и ноющий, как зуб, который только начинает ныть от сладкого, нарастал, превращаясь в нестерпимую пульсацию. Что-то ждало меня там, за границей этого привычного мирка. Что-то страшное. Я чувствовал это каждой клеточкой тела, каждым ударом сердца, которое вдруг заколотилось как безумное.

Я вскочил, намереваясь броситься к выходу, но схватиться за пластиковую ручку двери я не смог. Офис вокруг меня начал таять, растворяясь в густом тумане.

Острая боль пронзила всё тело, реальность раздирала меня на части. Каждый нерв кричал от агонии. Я в ужасе уставился на свои руки – на белоснежных манжетах расплывались алые пятна. Кровь. Моя кровь.

– Нет, нет, нет! – в панике кричу я, тщетно пытаясь стереть эти жуткие следы. – Что за хрень происходит?!

Но чем сильнее я сопротивлялся, тем быстрее таяла иллюзия. Страх перед неизвестностью, перед той болью, что ждала меня там, был настолько силен, что я готов был вечность провести в этом офисном чистилище.

Последнее, что я увидел, – это моё отражение в оконном стекле: бледное, изуродованное лицо, глаза, полные отчаяния и мольбы, и кровь. Много крови.

Я открыл глаза… и закричал. Каждый вдох был пыткой, каждое движение – агонией. Сон закончился, но кошмар только начинался.

Отголоски звуков, размытые образы и незнакомые запахи просачивались сквозь пелену тумана, окутавшего разум.

Я дёрнулся, пытаясь сесть, но острая боль пронзила тело, вырвав мучительный стон. Обессиленный, я упал обратно на подушку.

С усилием приоткрыв глаза, я увидел её. Она сидела рядом. Короткая стрижка открывала тонкую шею. Несколько тёмных прядей падали на бледный лоб. Черты её лица казались такими изящными: высокие скулы, тонкие брови, узкий подбородок. Глаза – большие, карие – смотрели с холодным любопытством. Тонкие губы девушки были плотно сжаты. На подбородке – небольшой шрам. Не по размеру большая рубаха из грубой домотканой ткани, закатанная до локтей, и короткие штаны, из которых торчали худые колени.

– Где я? – я с трудом шевелил пересохшими губами.

Девушка не ответила. Она перевернула мокрое полотенце на моём лбу, принося секундное облегчение.

– Я… я умер?

Она на мгновение задержала на мне взгляд, затем равнодушно пожала плечами. Казалось, что она уловила моё безмолвное отчаяние. Её взгляд смягчился, что-то похожее на сочувствие читалось в её глазах. Она приоткрыла рот, но тут же передумала. Вместо слов она протянула руку и осторожно коснулась моего плеча. Тепло её ладони принесло странное утешение.

Мы застыли в этом молчаливом контакте. Я смотрел в её глаза, пытаясь прочесть ответы на тысячу вопросов. Она же изучала меня, пытаясь разгадать какую-то, понятную только ей, загадку.

Визг – то ли ночной птицы, то ли несмазанной петли – нарушил тишину. Девушка вздрогнула, будто пробудившись от транса. Её рука, секунду назад тёплая и успокаивающая, молниеносно отпрянула от моего плеча, оставив лишь призрачное ощущение прикосновения. Лицо её, ещё секунду назад живое и сострадательное, мгновенно окаменело, превратившись в бесстрастную маску.

Не проронив ни звука, она резко встала и направилась к двери. Её шаги, быстрые и решительные, эхом отдавались в тишине комнаты. У самого порога она замерла. Медленно, почти неохотно обернувшись, она бросила на меня через плечо сочувственный взгляд.

Затем она растворилась в темноте улицы, и только лёгкий аромат жасмина и тающий звук шагов напоминали о её присутствии. Я остался один на один с болью.

Одинокая свеча на прикроватном столике отчаянно боролась с наступающей темнотой, отбрасывая на моё лицо зловещие тени. Они извивались и корчились, словно живые существа, готовые в любой момент поглотить меня. Мне казалось, что стоит пламени погаснуть, и я исчезну вместе с ним, растворюсь в этой вязкой черноте, из которой нет возврата.

Я зажмурился, пытаясь собрать воедино осколки своих воспоминаний. В памяти всплывали размытые образы: горные пики, пронзающие облака; дремучий лес, полный таинственных шорохов и пугающих теней; ревущий водопад. И лицо… морщинистое лицо старика на краю обрыва, его глаза, полные удивления и… сострадания.

Боль… она была вездесущей. Острыми иглами пронзала грудь при каждом вдохе, превращая дыхание в пытку. Жгла в ободранных ногах. Моё тело превратилось в один сплошной оголённый нерв. Малейшее движение отзывалось взрывом боли, от которой темнело в глазах. Я пытался стать неподвижной статуей, но даже собственное сердцебиение отдавалось мучительной пульсацией в висках. Боль смешивалась с пронизывающим холодом, который исходил изнутри, из самого костного мозга, и лихорадочным жаром, бросавшим меня то в пекло, то в ледяную купель. Я чувствовал себя разбитой куклой, которую какой-то неумелый мастер пытается собрать из осколков, не жалея клея.

Собрав остатки воли, я заставил себя осмотреться. Комната была небольшой, но даже в таком состоянии я оценил её ухоженность. Бревенчатые стены источали тепло и какое-то почти живое, лесное дыхание. Простая, но добротная мебель – массивный стол, пара сколоченных стульев, комод с витиеватой резьбой – создавала ощущение надёжности и основательности. На окнах колыхались от лёгкого сквозняка занавески из грубого льна, расшитые незатейливым узором. На столике рядом с оплывающей свечой стоял глиняный кувшин с водой и деревянная кружка.

Рука потянулась к лицу, пальцы наткнулись на колючую щетину. Она царапала кожу, вызывая странное ощущение дежавю. Сколько же времени прошло с тех пор, как я в последний раз держал в руках бритву? Неделя? Месяц? Память, как капризная примадонна, отказывалась выходить на сцену, оставляя меня наедине с пугающей пустотой в голове.

Я чувствовал себя Робинзоном Крузо, выброшенным на берег неизвестного острова после кораблекрушения.

– Держись, Толян, – шептал я сам себе, цепляясь за собственное имя, как утопающий за соломинку. – Боль не может длиться вечно… Или может?

Иногда она становилась невыносимой, превращаясь в огненный смерч, пожирающий сознание. В такие моменты пустота снова накрывала меня своим тяжёлым покрывалом, даря благословенное забвение. Погружаясь в эту пучину, я слышал лишь стрекот кузнечиков, наполнявший ночь живой, успокаивающей колыбельной. Их монотонное пение уносило меня в мир без страданий и страха, где не было ни вопросов, ни ответов – только сны.

Трепещущее пламя свечи стало моим маяком, единственной константой в мире, потерявшем всякую логику и смысл. И я погружался в сон, как в тёплые объятия, надеясь, что, может быть, завтра туман в моей голове рассеется. Может быть, завтра загадочная девушка нарушит свой обет молчания. Может быть, завтра я вспомню.

С трудом распахнув дверь, я шагнул на крыльцо. Морозный воздух хлестнул по лицу, заставив отпрянуть. Передо мной раскинулась сюрреалистичная картина – бескрайнее белоснежное полотно, будто декорации к фантастической саге о вечной зиме.

Моргаю. Ещё раз. Ущипнул себя. Нет, всё реально. Летний снег в горах… бывает. Но чтобы такие сугробы!

– Хм! Неужто я в спячку впал до зимы?

Осторожно ступая по обледенелым доскам, сделал пару шагов.

– Да бля… – выдохнул я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Мир закружился в вальсе. Попытка ухватиться за перила провалилась – пальцы скользнули по льду. Я рухнул на промёрзшие доски. Последним, что отпечаталось на сетчатке, было бескрайнее белое небо, сливающееся со снежными просторами…

Реальность вновь обрела очертания в мерцании свечи. Рядом на стуле сидела всё та же загадочная незнакомка. На ней был старый выцветший тулуп.

– Уже зима? – спросил я, облизывая потрескавшиеся губы.

– Понятия не имею, – отрезала она тоном, способным заморозить и без того ледяную атмосферу.

– Ты кто? – прохрипел я, силясь сфокусировать взгляд.

– Никто.

– Где я? – вопрос вырвался вместе с кашлем. Я впился в неё умоляющим взглядом. – Да ради всего святого, объясни хоть что-нибудь.

Она задумчиво вздохнула, будто взвешивая каждое слово.

– Мы… в лесу, – бросила коротко, хмурясь, похоже, что она и сама была недовольна таким объяснением.

– Мы? Здесь есть другие?

– Ты слишком любопытен, – в её голосе сквозило раздражение. – Тебе нужен покой.

– Но я должен знать, что стряслось! Как я здесь очутился?

Вместо ответа она молча направилась к выходу.

– Постой! – крикнул я, вложив в возглас остатки сил. – Хоть намекни, что со мной приключилось!

Она остановилась у порога и, не оборачиваясь, с какой-то пугающей лёгкостью произнесла:

– Ты упал со скалы.

– Со скалы? Упал? – в моём голосе смешались недоумение и нарастающий ужас.

Она ушла, оставив меня наедине с роем мыслей. Память, как разбитое зеркало, отражала лишь осколки прошлого. Вот я на краю плато, ветер играет волосами, а вокруг – бескрайние горные просторы… Вот маленькие избушки в объективе фотоаппарата. А дальше – пустота. Чёрная дыра, ничего…

Горький смех застрял в горле. «С какой скалы я грохнулся? – подумал я, вспоминая тот жуткий обрыв. – С такой высоты разве что в кино выживают».

– Думай, Толян, – приказал я себе. – Паника – твой враг. Соберись. Вспоминай.

Я пытался сосредоточиться, но в голове была лишь зияющая пропасть.

Дверь снова скрипнула, впуская тонкий лучик света. Она вошла. Подойдя к кровати, поставила на столик исходящую паром кружку.

– Выпей, – её голос – тихий, но непреклонный.

Я приподнялся, опираясь на дрожащие локти. Аромат напитка – летний луг, залитый солнцем. Первый глоток – горчинка на языке, тепло в груди.

– Спасибо, – слово слетело с губ вместе с облачком пара.

– Не стоит, – она повернулась к выходу.

– Постой. Я – Толя.

Шаг к двери, другой… обернулась. Тень улыбки коснулась её губ:

– Саша.

– Спасибо, Саша.

Молчаливый кивок – она ушла, оставив после себя шлейф травяного аромата и робкий проблеск надежды. Опустевшая кружка легла на столик, веки отяжелели.

Кожа покрылась плёнкой пота. Одеяло, ещё недавно спасительный кокон, превратилось в раскалённую броню, каждая складка которой обжигала тело.

Я скинул его, морщась от боли. Голова раскалывалась, тело ломило – такое чувство, будто меня били.

Подойдя к окну, я распахнул его настежь. Свежий воздух ворвался в комнату, мгновенно облегчая жар.