«Четыре Сезона»

– А теперь предлагаю нарушить порядок, – сказал Михаил, щурясь от яркого света. – Вместо того чтобы идти в кафе, как все нормальные люди, давай зайдём вон туда.

Он кивнул на старинную дверь с потускневшей латунной табличкой "Книги". Алёна согласилась, чувствуя облегчение. Книжный магазин был её территорией, её убежищем. Воздух внутри был прохладным и неподвижным, пахло старой бумагой, клеем и чем-то неуловимо сладким, как пыльца на крыльях ночных бабочек. Высокие, до самого потолка, стеллажи создавали ощущение лабиринта, в котором можно было спрятаться от суеты внешнего мира. Этот упорядоченный, молчаливый мир должен был её успокоить.

Она медленно пошла вдоль полок, проводя пальцами по корешкам, её дыхание выровнялось. Здесь всё было на своих местах, всё подчинялось логике алфавита и жанров. Она уже почти забыла о своём напряжении, когда Михаил, появившись из-за стеллажа с поэзией, протянул ей небольшую книгу в тёмно-зелёной, почти малахитовой обложке.

– Это тебе, – сказал он так просто, словно протягивал ей чашку чая. – Я увидел и сразу подумал о тебе.

Алёна взяла книгу. Это был Рильке. На французском. Её пальцы неловко сомкнулись на твёрдом переплёте, и она на мгновение задержала дыхание. Подарок. Без повода. Не на день рождения, не к празднику. Просто так. В её мире, где у каждого действия была причина и следствие, где за всё приходилось платить, этот поступок был нарушением всех законов. Это был сбой в системе, аномалия, которая пугала её до дрожи.

– Думаю, тебе понравится, – продолжил он, не замечая её смятения. – Там есть стихи, которые… ну, они как ты – глубокие, но с какой-то лёгкостью.

Его слова ударили точнее любого оружия. Глубокие, но с лёгкостью. Он видел в ней то, чем она отчаянно хотела быть, но чем себя никогда не ощущала. Он видел в ней стихи Рильке, а она знала, что внутри неё – лишь сборник черновиков, исписанных сбивчивым, неуверенным почерком. Она почувствовала, как краска бросается ей в лицо. Этот дар был не просто книгой. Это было обязательство. Обязательство соответствовать тому светлому, гармоничному образу, который он себе нарисовал. Обязательство, которое она боялась не оправдать.

Она подняла на него глаза, пытаясь выдавить из себя улыбку, но губы её не слушались.

– Спасибо, Михаил… – пробормотала она, отводя взгляд в сторону, на корешки книг, на пылинки, танцующие в солнечном луче. – Это… правда очень мило. Но не стоило.

Её благодарность прозвучала скомканно, почти как извинение. Она чувствовала себя обманщицей, получившей награду, которую не заслужила. И тяжесть этой маленькой зелёной книги в её руках была почти невыносимой.

Он только кивнул, принимая её сбивчивую благодарность так же просто, как и дарил, будто не заметил ничего странного. Они вышли из книжного магазина и зашли в небольшое кафе на углу. Алёна села за столик у окна, положив книгу рядом с собой. Её зелёная обложка притягивала взгляд, лежала на светлом дереве стола как яркое, инородное пятно.

Разговор потёк легко, но только для него. Михаил заказал чёрный кофе и с увлечением начал рассказывать о своём проекте. Его глаза загорелись, когда он говорил о доме для пожилой пары, который всё ещё дорабатывал.

– Знаешь, – сказал он, крутя в руках маленькую чашку, – иногда я думаю, что моя работа – это не просто чертежи. Это как… создавать пространство для чьей-то жизни. Чтобы они могли там смеяться, мечтать, пить чай по утрам, глядя на реку. Чтобы у стен был правильный цвет, который бы их успокаивал. Это важно.

Он говорил о созидании. О том, как из линий на бумаге рождается нечто материальное, тёплое, предназначенное для счастья других людей. А Алёна слушала, и его слова, полные смысла и цели, звучали для неё как тихий упрёк. Он строил дома. А что строила она? Её жизнь состояла из разбора чужих слов, из правил и исключений, из тихих вечеров в пустой квартире. Она была хранительницей чужих историй, но не автором своей собственной.

Она смотрела на него через стол – на его уверенные руки, на его ясный, открытый взгляд, и видела в нём цельность, которой у неё никогда не было. Он был человеком, который знал, что делать и зачем. Он создавал. А она… она лишь разбирала на части, анализировала, сомневалась. Рядом с ним она чувствовала себя самозванкой, играющей роль, для которой у неё не было ни таланта, ни прав.

Мысль о расплате, которая преследовала её с самого начала, теперь обрела новую, ещё более пугающую форму. Дело было не в том, что судьба или некие высшие силы накажут её за это незаслуженное счастье. Всё было гораздо хуже. Она смотрела на него, на этого сильного, доброго, созидающего человека, и с леденящей ясностью понимала, в чём заключается её главный страх.

Карина. Глава 25. Разговор в книжной лавке.

Город дышал спокойным, рассеянным светом, словно кто-то набросил на него тончайшую кисею. Воздух был тих и неподвижен, но эта ясность казалась обманчивой, показной. Карина шла по широкому проспекту, и лёгкая головная боль – наследие вчерашнего вина – была лишь слабым эхом той бури, что бушевала в её душе. Таблетка, выпитая утром, приглушила физический дискомфорт, но не могла унять смятение мыслей.

Она бежала. Бежала от тишины своей квартиры, где каждая вещь, казалось, смотрела на неё с немым вопросом. Бежала от самой себя, от той Карины, чей упорядоченный мир треснул и рассыпался. Она бежала в работу.

Работа была её спасением, её стихией. Там, в мире ярких концепций, изящных стратегий и живых текстов, не было места для теней и отражений. Там всё было подчинено творческому порядку. Там она снова становилась той Кариной, которую знала и любила – вдохновлённой, проницательной, способной из хаоса идей соткать стройную и красивую историю.

На ней было лёгкое бордовое пальто, и в его глубоком цвете была та сдержанная элегантность, что стала её второй кожей. Никто из клиентов, с которыми она встречалась этим утром в светлом, гулком холле бизнес-центра, не мог бы и предположить, какой хаос творился за её спокойной улыбкой и внимательным взглядом.

Она говорила о психологии потребителя, о силе бренда, о магии правильно рассказанной истории. Её голос звучал ровно и убедительно. Её мозг, который она пыталась "выключить" вчера вечером, сейчас, подхваченный потоком, работал как безупречный инструмент. Она анализировала, творила, спорила, и в этом интеллектуальном танце находила забвение и силу.

Когда последняя встреча закончилась, когда рукопожатия были сделаны, а идеи одобрены, Карина почувствовала не усталость, а прилив энергии. Работа, как всегда, зарядила её, помогла усмирить внутренний шторм, превратив его в творческую волну. Хаос мыслей обрёл структуру, тревога уступила место приятному чувству выполненного дела.

Она вышла на улицу с ощущением лёгкости. Солнце светило ярче, и его свет уже не казался холодным. Ей не хотелось ехать домой, в тишину. На этой приятной ноте она решила просто погулять, насладиться обретённым спокойствием и ясным днём, позволив городу самому вести её по своим улицам.

Она шла, не разбирая дороги, позволяя солнечному свету и мерному шуму города убаюкивать её мысли. Ноги, словно обладая собственной, скрытой от неё мудростью, привели её в тихий переулок, где под тенью старых лип притаилась небольшая книжная лавка. Её храм. Место, где она всегда находила пищу для ума и покой для души.

Она вошла внутрь, и её окутал знакомый, родной запах – смесь старой бумаги, типографской краски и чуть сладковатого аромата древесины. Здесь, среди молчаливых, мудрых собеседников, её обретённое спокойствие стало ещё глубже. Она бродила между высокими стеллажами, проводя кончиками пальцев по корешкам книг. Её взгляд остановился на книге с лаконичным названием: "Квантовая реальность". Она взяла её в руки, и тема, обычно зажигавшая в ней целый фейерверк мыслей, сегодня вызвала лишь лёгкую, светлую улыбку.

– Хороший выбор. Если, конечно, вы готовы к тому, что реальность – это не то, что мы видим.

Голос за спиной прозвучал неожиданно, но без резкости. Он был спокойным, с лёгкой, почти неуловимой иронией. Карина обернулась.

Перед ней стоял мужчина, чуть выше её. На нём был тёмный, идеально сидящий джемпер и классические брюки. Ничего кричащего, но каждая деталь говорила о сдержанном вкусе. Спокойное, интеллигентное лицо, тёмные волосы и глаза – серые, внимательные, в которых светился живой, пытливый ум. Он смотрел на книгу в её руках.

– А разве она когда-нибудь бывает тем, чем кажется? – ответила Карина, поддерживая его тон. – Даже без квантовых эффектов.

Он усмехнулся, оценив её ответ.

– Справедливое замечание. Но квантовый мир добавляет особой остроты. Эффект наблюдателя, суперпозиция… всё это превращает привычную логику в руины. Вы увлекаетесь этим?

– Скорее, пытаюсь понять, – призналась она. – Хотя чем больше читаю, тем меньше понимаю. Это как смотреть на картину импрессионистов: издалека – гармония, а вблизи – хаос мазков. Вы физик?

– Не совсем, – он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались тонкие морщинки. – Программист, но с любовью к физике. Для меня это как идеальный код, только написанный не человеком. Меня зовут Роман. А вас?

– Карина, – сказала она. – И я, скорее, любитель. Философия, физика… всё, что заставляет ум работать.

– Философия и физика – две стороны одной медали, – кивнул Роман. – Обе пытаются ответить на одни и те же вопросы, только разными языками. Одни ищут смысл, другие – законы. А истина, как обычно, где-то посередине.

Его слова нашли в ней живой отклик. Она редко встречала людей, способных так легко и без пафоса говорить о подобных вещах. Разговор, начавшийся со случайной фразы, за несколько секунд обрёл глубину и лёгкость, которых ей так не хватало. Она почувствовала укол того самого интеллектуального азарта, который работа сегодня лишь раздразнила.

– Пожалуй, – согласилась она. – Но иногда кажется, что чем ближе подходишь к этой середине, тем дальше она отодвигается.

– Может, в этом и есть весь смысл? – Роман посмотрел на неё, и в его взгляде было искреннее приглашение продолжить этот разговор. – Знаете, всё это заслуживает чашки хорошего кофе. Тут рядом есть место, где можно спокойно поговорить о том, с чего всё началось. От Большого взрыва до параллельных вселенных.

Его предложение, такое внезапное, прозвучало на удивление логично. Оно было естественным продолжением их начавшегося диалога. Её первый, инстинктивный импульс – вежливо отказаться, сохранить свою хрупкую гармонию – был побеждён живым, почти детским любопытством. И Карина, к своему собственному удивлению, поняла, что хочет этого.

– Почему бы нет, – сказала она, и слова эти прозвучали как обещание маленького, но увлекательного интеллектуального приключения.

Кафе оказалось маленьким, с деревянными столами и большими окнами, через которые лился мягкий, рассеянный свет. Они заказали кофе и сели друг напротив друга. Разговор, начавшийся в книжной лавке, потёк дальше – легко и естественно, как будто они продолжали что-то давно начатое.

– Вы верите в параллельные вселенные? – спросил Роман, глядя на неё поверх чашки с той же лёгкой иронией, что и вначале.

– Верю, что это возможно, – ответила Карина, задумчиво размешивая сахар, хотя никогда его не добавляла. – Многомировая интерпретация Эверетта – элегантное решение парадокса измерения. Хотя и пугающее. Мысль о том, что каждое мгновение рождаются бесконечные копии тебя, которые делают другой выбор… это заставляет задуматься о ценности собственного пути. А вы?

– Я тоже, – сказал он. – Мне нравится думать, что где-то там есть версии нас, которые сделали другой выбор. Может, там я всё-таки стал физиком, а не программистом. А вы – кем?

– Может, писателем, – Карина улыбнулась. – Или просто человеком, который не боится своих теней. Но мне кажется, это не только про космос. Мы ведь и здесь живём в разных версиях себя, каждый день выбирая, кем быть.

– Интересно, – кивнул Роман. – А что вы думаете про Большой взрыв? Начало всего… в этом есть что-то почти мистическое, не находите?

– Да, – согласилась она, отпивая кофе. – Из ничего – всё. Хаос, энергия, звёзды, мы с вами. Это похоже на рождение идеи – непредсказуемое, мощное. Но что-то мне подсказывает, что вы видите в этом больше, чем просто красивую историю.

Роман усмехнулся, глядя на неё с лёгким прищуром.

– Вижу, – признался он. – Для меня это не просто начало, а доказательство, что порядок рождается из хаоса. Как в коде – сначала беспорядок, а потом стройная система. А вы как думаете, с чего всё началось?

– С вопроса, наверное, – сказала Карина, глядя в окно. – Кто-то или что-то спросило: "А что, если?" И вот мы здесь. Но меня больше волнует истина. Все хотят её познать, но она у каждого своя, не кажется вам?

Роман приподнял бровь, явно заинтригованный.

– Своя истина? Расскажите.

Карина задумалась, её пальцы замерли на чашке.

– Ну, вот смотрите. Все ищут что-то абсолютное – формулу, Бога, смысл. Но что, если истина – это не одна большая правда, а миллион маленьких? Для кого-то она в уравнении Шрёдингера, где частица жива и мертва одновременно. Для другого – в том, как свет падает на мокрую траву. Я думаю, мы все видим её по-разному, потому что мы сами её творим. Она как параллельные вселенные – существует сразу во всех вариантах, и каждый выбирает свою.

– То есть нет единой истины? – уточнил Роман, глядя на неё внимательно.

– Есть, но она текучая, – ответила Карина. – Как река. Все хотят её поймать, зачерпнуть в ладони, но она ускользает. И в этом её суть. Я, например, долго думала, что моя истина – в контроле, в логике. А теперь вижу, что она, может, в том, чтобы отпустить. А у вас какая?

Роман замолчал, глядя на неё с лёгкой улыбкой.

– У меня? Пожалуй, в движении. В том, как частицы сталкиваются, как код оживает, как люди встречаются вот так, случайно, и говорят о Большом взрыве. Истина – это когда ты чувствуешь, что всё связано, даже если не можешь это доказать.

– Красиво, – сказала Карина, и её голос стал тише.

– А что, если мы её уже нашли? – спросил он, слегка наклонив голову. – Просто не заметили?

– Может быть, – ответила Карина, и её улыбка стала чуть хитрее. – Но я думаю, искать интереснее, чем находить. А вы?

– Согласен, – сказал Роман. – Поиск – это и есть жизнь. Как в квантовой физике: пока не измеришь, всё возможно.

В этот момент его телефон, лежавший на столе, коротко завибрировал. Он бросил на него быстрый взгляд, и на его лице отразилось лёгкое раздражение.

– Прошу прощения, – сказал он, выключая звук. – Работа. Иногда она бывает слишком настойчивой.

Телефон завибрировал снова, на этот раз настойчивее. Роман вздохнул.

– Мне очень жаль, но, кажется, мне придётся бежать. Срочный вызов, который нельзя игнорировать.

– Ничего страшного, – Карина почувствовала лёгкий укол разочарования, но тут же скрыла его. – Я понимаю.

– Но я бы очень хотел продолжить, – сказал он, и в его голосе звучала искренняя досада. – Мы только начали. Может… может, встретимся завтра? Можно прогуляться по парку и поговорить обо всём этом подробнее. Без спешки и рабочих звонков.

– Завтра? – Карина на мгновение задумалась. Её привычка к осторожности боролась с внезапным желанием согласиться.

– Да, – он смотрел на неё прямо и открыто. – Я расскажу вам свою любимую теорию о времени, а вы мне – о том, почему истина похожа на реку.

Он встал, оставляя на столе деньги за кофе. На секунду в его глазах мелькнула растерянность, и он усмехнулся собственной оплошности.

– Я с такой лёгкостью предлагаю встретиться, но совершенно забыл… – он достал из кармана визитницу и протянул ей элегантную картонную карточку. – Вот. Здесь мой номер. Если вы не против, напишите мне, и мы договоримся о времени.

– Хорошо, – ответила она, принимая визитку. Её пальцы коснулись плотного картона, и этот простой, материальный жест сделал их будущую встречу гораздо более реальной.

– Буду ждать, – сказал он с тёплой улыбкой.

Он кивнул, ещё раз извинился и быстро вышел из кафе. Карина осталась сидеть одна, глядя на свою остывшую чашку. Она не думала о том, что будет завтра. Она просто наслаждалась этим моментом – ощущением приятного удивления. Впервые за долгое время она встретила человека, с которым можно было не просто говорить, а думать вместе. Спорить, сомневаться, искать. Это было так редко, так ценно. И это пробуждало в ней давно забытый азарт – азарт познания, который был сильнее любой усталости и любого страха. Внутри неё что-то ожило, и это чувство было светлым и обнадёживающим.

Он ушёл, а в воздухе ещё витали отголоски их разговора, как тонкий, едва уловимый аромат хорошего вина. Шум улицы за большим окном казался далёким и нереальным, словно принадлежал другому миру. Она медленно допила свой остывший кофе, но его вкус уже не имел значения. Внутри неё было тепло.

Она посмотрела на визитку, лежавшую на столе. Простая белая карточка, на которой строгим, элегантным шрифтом было выведено: "Роман". И номер телефона. Никаких должностей, никаких регалий. Лишь имя. Этот минимализм был ей по душе. Он говорил о человеке больше, чем любой список достижений.

Карина убрала визитку в сумочку, и этот простой жест показался ей значительным, почти ритуальным. Она не думала о том, напишет ли она ему. Она знала, что напишет. Вопрос был не в этом. Вопрос был в том странном, почти забытом чувстве, которое проснулось в ней.

Это была радость узнавания. Радость встречи с человеком, чей ум двигался в том же ритме, что и её собственный.

Она вышла из кафе. Город встретил её мягким светом дня, который уже клонился к вечеру. Она пошла по улице, не спеша, и впервые за последние дни её шаги были лёгкими и свободными. Боль в голове прошла, а на смену утренней тревоге пришло светлое, ясное спокойствие.

Она думала о Романе. О том, как легко он переходил от квантовой физики к философии, от Большого взрыва к метафоре реки. Он не пытался доказать свою правоту, не навязывал своё мнение. Он приглашал к диалогу, к совместному размышлению. Он был не лектором, а собеседником. Спутником в интеллектуальном путешествии.

"Поиск – это и есть жизнь". Эта его фраза отозвалась в ней с особой силой. Она всю жизнь искала. Но её поиск был мучительным, полным сомнений и страха не найти окончательный ответ. А он… он, казалось, наслаждался самим процессом. Для него вопросы были не бременем, а даром. И эта лёгкость, эта интеллектуальная смелость восхищали её.

Она поняла, как сильно ей не хватало этого. Не хватало человека, с которым можно было бы спорить о природе истины, не боясь показаться слишком сложной или странной. Не хватало того, кто поймёт её отсылку к Эверетту так же легко, как Лёша понимал устройство электрического щитка.

Внутри неё что-то ожило. Та её часть, которую она так долго держала в тени, – любопытная, азартная, одержимая красотой идей, – снова заявила о себе.

Карина. Глава 26. Диалог двух миров.

Весь вечер после встречи с Романом Карина ощущала внутри странное, почти забытое волнение. Это был не трепет зарождающейся симпатии, а азарт игрока, нашедшего достойного соперника. Она держала в руках его визитку, и этот маленький кусочек картона казался ей пропуском в мир, по которому она так долго тосковала, – мир, где вопросы были важнее ответов. Немного поколебавшись, она всё же написала ему короткое сообщение, и ответ пришёл почти мгновенно, словно он тоже ждал. Они договорились встретиться на следующий день, чтобы продолжить разговор, прерванный так некстати.

Они встретились в парке, где весна робко, но настойчиво заявляла о своих правах. Деревья ещё стояли почти нагими, но их ветви были усыпаны набухшими, клейкими почками, готовыми вот-вот взорваться зеленью. Воздух был свежим и слегка влажным, пах прелой землёй и той особой, ни с чем не сравнимой свежестью пробуждающейся жизни.

Роман ждал её у старого моста, одетый в элегантное тёмное пальто. Его спокойная улыбка и внимательный взгляд сразу вернули ту атмосферу лёгкости и интеллектуального родства, что возникла между ними вчера.

Они пошли по аллее вдоль реки, и некоторое время молчали, просто вдыхая этот чистый, прохладный воздух и слушая, как под ногами похрустывают прошлогодние листья. Карина смотрела на тёмную, быструю воду, которая несла на себе редкие веточки и лепестки первых цветов. Этот неудержимый поток жизни вдруг показался ей продолжением их вчерашнего разговора.

– Слушай, Роман, – Карина наклонилась ближе, её глаза блестели от любопытства. – Всё во Вселенной движется, верно? Планеты вращаются, звёзды летят, даже атомы внутри нас как будто танцуют. Есть ли хоть что-то, что стоит на месте? Полный покой возможен?

Роман улыбнулся, задумчиво глядя на небо

– Покой – штука относительная. Если ты сидишь здесь, ты вроде бы неподвижна, но Земля-то несётся вокруг Солнца со скоростью километров тридцать в секунду. А Солнце мчится вокруг центра галактики, да и сама галактика летит куда-то в этом бесконечном космосе. Абсолютного покоя, похоже, нет – всё зависит от того, с чем сравнивать. Даже на уровне атомов – там электроны, кварки, всё в каком-то квантовом движении. Есть такой принцип, который говорит, что нельзя точно знать, где частица и как быстро она движется. Поэтому даже на самом маленьком уровне покой – это иллюзия.

– То есть я тут, всё равно часть какого-то космического марафона? – Карина рассмеялась, но тут же нахмурилась. – А если представить, что всё замерло? Как будто кто-то нажал на паузу, остановил время – планеты, атомы, всё. Что тогда с гравитацией? Она останется?

Роман задумался, потирая подбородок.

– Это интересный поворот. Гравитация – она ведь от массы зависит. Масса – это как сгусток энергии, который не исчезает, даже если всё застыло. Представь, что Вселенная – это как кадр из фильма, где всё замерло. Земля, звёзды, протоны в атомах – их масса никуда не девается. А гравитация – это то, как масса меняет пространство вокруг себя. Даже без времени пространство остаётся искривлённым.

– Погоди, – Карина подняла руку, словно останавливая его. – Ты сказал, что масса – это сгусток энергии. Я знаю про формулу Эйнштейна, е мц в квадрате, где масса как бы превращается в энергию. Но как это работает? Если масса – это что-то твёрдое, тяжёлое, как она может быть энергией, особенно если она в покое?

– Хороший вопрос! – Роман оживился, его голос стал чуть громче. – Эта формула говорит, что масса – это как замороженная энергия. Даже если объект не движется, в нём есть энергия, запакованная внутри. Возьмём протон в атоме. Его масса – это не просто кусочек вещества, а энергия, которая держит его частицы вместе. Внутри протона есть кварки, они связаны чем-то вроде невидимого клея – это называется сильное взаимодействие. И эта энергия, этот "клей", составляет почти всю массу протона.

– Но если внутри протона всё бурлит, кварки шевелятся, разве это покой? – Карина прищурилась, словно поймала его на противоречии. – Ты же сказал, что масса покоя – это что-то статичное, а теперь говоришь про какие-то внутренние процессы. Это как?

– Отлично подмечено! – Роман рассмеялся, признавая её правоту. – Да, внутри протона всё кипит: кварки носятся, обмениваются частицами, которые называются глюонами. Но когда мы говорим покой, мы имеем в виду, что сам протон как целое не движется относительно нас. Его внутренний танец – это квантовая суета, но вся эта энергия внутри суммируется в постоянное значение, которое мы называем массой. Это как если бы ты сидела спокойно, но внутри тебя сердце бьётся, кровь течёт – ты всё равно в покое, если не двигаешься по улице.

– Ладно, допустим, – Карина кивнула, но её взгляд всё ещё был полон сомнений. – Но что это за энергия внутри массы? Откуда она берётся? И почему она вообще становится массой, а не чем-то другим?

Роман вздохнул, собираясь с мыслями.

– Это одна из самых больших загадок. Часть ответа – в поле Хиггса. Это такое невидимое поле, которое заполняет всю Вселенную. Частицы, вроде электронов или кварков, проходят через него, как через густой сироп, и это даёт им массу. Чем сильнее они цепляются за это поле, тем тяжелее становятся. Например, электрон – лёгкий, потому что он чуть-чуть задевает поле, а топ-кварк – тяжёлый, потому что он буквально вязнет в нём.

– Как сироп? – Карина улыбнулась, представив себе картину. – То есть Вселенная полна какого-то невидимого сиропа, и частицы в нём плавают?

– Точно! – Роман хлопнул ладошками, довольный её аналогией. – Но вот с протонами сложнее. Их масса – это не только поле Хиггса. Большая часть, почти 99%, – это энергия того самого клея, который держит кварки вместе. Кварки сами по себе лёгкие, но их взаимодействие создаёт столько энергии, что она превращается в массу, как по той же формуле Эйнштейна.