Беда

Почти как шелк – ее лучший результат. Ронке вытерла руки и взяла телефон. Пришло два сообщения – она не услышала из-за жужжания блендера.

«Меня затащили в M&S [43]. Я ненадолго. Храни тебя Бог. Тетушка Кехинде».

Ронке улыбнулась. Это надолго. Тетушка просто обожала этот магазин! Она могла целый час стоять в отделе с нижним бельем, тщательно изучать трусики двадцать второго [44] размера, охать и причитать над стрингами, как псалом приговаривая «Святой Михаил».

Еще одно сообщение было от Кайоде. «Только не злись! На работе ЧП. ПРОСТИ! Это не моя вина. Объясню, когда увидимся. Люблю! К.»

Ронке потянула себя за волосы. В горле будто ком застрял. Ее затрясло и затошнило. Кайоде должен был позвонить… Но позвонили в дверь. «Черт, она уже пришла, возьми себя в руки!» Шаги на лестнице были слишком легкими и быстрыми – не похоже на тетушку Кей.

Это оказался курьер. Высокий, тощий, с ног до головы в кожаной одежде, козырек бейсболки опущен вниз. Ронке бы испугалась, если бы он не сжимал в кулаке два букета цветов с опадающими лепестками.

Ронке подавила раздражение и все-таки растаяла. Огромный букет ярко-розовых пионов – ее любимых цветов. Их было больше двадцати, этих прекрасных, нежных бутонов с изумительным свежим ароматом!

Другой букет был поменьше. Белые розы и красные, словно вишня, тюльпаны. К ним прилагалась открытка с подписью: «Для тетушки Ронке».

Она разорвала небольшой конверт. Там была записка, написано от руки. Видимо, Кайоде сам ходил в цветочный магазин, не стал заказывать онлайн. Это ведь что-то значит… Да?

«Начальник заболел, сидит дома. Я должен провести совещание вместо него. Передай тете, что я приношу извинения. Я тебя люблю! Только не злись. К.»

Пока Ронке разбиралась с пионами, она вдруг поняла: Кайоде знал, что не придет, задолго до того, как отправил сообщение. Цветы не могут доставить за несколько секунд. Знал об этом еще в одиннадцать, когда они это обсуждали и он пообещал не опоздать. Ронке прикусила губу, велев себе не плакать.

Снова раздался звонок в дверь. Медленные тяжелые шаги на секунду затихли на промежуточной лестничной площадке, а затем в дверном проеме появилась тетушка Кей. Она бросила полный пакет из «Маркс и Спенсер» на половик и сжала Ронке в крепких медвежьих объятиях.

– Малышка Ронке! Как же я по тебе скучала!

Никто не называл Ронке малышкой. Ее рост – метр шестьдесят пять, а в хорошие времена она носила четырнадцатый [45] размер. Как только тетушка отпустила Ронке, та помогла ей снять зимнее пальто (на улице целых 20 градусов тепла, но для тетушки это был мороз) и взяла битком набитый пакет (точнее, два двойных пакета – экологические веяния до Нигерии пока не добрались).

Затем она передала тетушке тюльпаны со словами:

– Это тебе. От Кайоде.

Тетушка Кей пристально на нее посмотрела.

– Почему он не подарит их лично?

– Чрезвычайное происшествие на работе, – сказала Ронке, чувствуя, что у нее краснеют щеки. – Поэтому он не приедет сейчас. Это я виновата, надо было планировать встречу на выходные.

– Мистер Неуловимый, да? – Тетушка Кей поджала губы. – Первое впечатление не самое лучшее. Он точно заслуживает руки моей любимой племянницы?

– Нету у тебя, кроме меня, племянниц, – сказала Ронке с нигерийским акцентом. Голос стал громче, синтаксис поменялся. С тетушкой Кей она все время так разговаривала. Бу считала, что это странно. А Сими называла двойным акцентом, словно это какой-то впечатляющий навык. Навык, который сама Сими, правда, не использовала. Лишь издеваясь над кем-то, она забывала про общепринятое британское произношение.

Ронке плюхнула тяжелый багаж тетушки на стол.

– Na wa, o! Ты что, скупила весь M&S?

– Abeg, o! [46] Двести восемьдесят найр за фунт! Нет, ты можешь себе поверить? Больше двух тысяч за одну пару штанов! – Кей неодобрительно причмокнула губами. – Ну, теперь я буду только на витрины смотреть. Сэкономлю стерлинги, чтобы хватило на лекарства от гипертонии. А это я привезла из Нигерии, только самое необходимое: «Магги», гарри[47] и панла[48].

Ронке рассмеялась и пошла на кухню ставить чайник. Все это продается в этническом магазине. А вот тетушку могли остановить на таможне из-за контрабанды рыбы. Ронке ей это довольно часто говорила.

– Как мама? – крикнула тетушка через открытую дверь. – Пожалуйста, передай ей от меня привет. Я всегда молюсь и за нее тоже. Может, в другой раз вместе к ней съездим?

– Она в порядке. Тоже передает тебе привет, – соврала Ронке.

– А что насчет Сими? И Буколы? – Кей притянула Ронке к себе, чтобы еще раз обнять. Только тетушка называла Бу полным именем.

– У них все в порядке. София так быстро растет!

Как обычно, тетушка Кей взяла готовку на себя, без умолку болтая про семью, нехватку бензина, постоянные перебои с электричеством, а Ронке просто наблюдала за ней. Потом тетушка взяла мойн-мойн, добавила чуть специй, попробовала, снова добавила.

– Очень хорошо, масса однородная. У тебя отлично вышло!

Ронке победно выбросила кулак вверх.

– А теперь самое сложное, малышка Ронке… – сказала тетушка и выбрала два банановых листа, а четыре других отвергла. Банановые листья в Лондоне не достанешь! Поэтому тетушке приходится привозить их из Лагоса. Она всегда привозит в десять раз больше, чем требуется.

– Раскладываем очень-очень аккуратно, а то все протечет.

Тетушка Кей вложила один лист в другой, повернула ребристой стороной вверх, а потом сложила слева направо и справа налево, чтобы получилась воронка. Свободной рукой она загнула конец воронки назад. Сердцевина листа громко треснула. Ронке нравился этот звук – от него урчало в животе.

– Дай мне большую ложку, Ронке.

Тетушка опустила три пальца в воронку, раскрыла ее и ложкой затолкала туда фасолевую массу. Потом запечатала получившийся сверток и загнула верхушку листьев внутрь.

– Только не слишком плотно, иначе все порвется. Это будет просто катастрофа!

На каждый конвертик у тетушки уходили считаные секунды, и вскоре кастрюля наполнилась банановыми свертками.

– Иди попробуй, я помогу. Точно знаю: на этот раз у тебя получится хорошо.

Мойн-мойн тетушки Кей – это идеальной формы пирамидки, и нигде ничто не протекает. Ронке попыталась повторить, у нее ушла на это целая вечность, и все равно все закончилось, как и обычно, провалом! Бесформенный мешок, откуда так и сочилась розовая масса.

Кое-что в жизни не меняется. Хотя, как ей казалось, это совсем не плохо.

Ронке спала на диване, когда раздался звонок в дверь. На ней были кашемировое худи (подарок от Сими) и пижамные шорты. Кайоде нравились ее ноги. И задница. Она задержалась перед зеркалом в прихожей взглянуть, все ли в порядке с лицом: хотелось выглядеть рассерженной, но сексуальной. Кайоде стоило позвонить, а не отправлять сообщения. Но, может быть, он просто не мог сказать ей это, да и цветы были прекрасны… Довольная, она включила песню Нины Симон на айподе – My Baby Just Cares for Me. А потом впустила его.

Кайоде вошел с видом провинившегося мальчишки. Он ссутулился, согнулся, чтобы казаться меньше. Этот трюк ему никогда не удавался, ведь, даже когда она стояла на каблуках, он возвышался над Ронке на двадцать сантиметров, а сейчас она была в носках.

– Прости меня, – сказал Кайоде, протягивая ей квадратную коробку. Шоколад с соленой карамелью. – Хьюго заболел. Мне пришлось идти на встречу с управляющим фондом вместо него.

Ронке вскинула брови и посмотрела на Кайоде. Тот подмигнул и выудил из кармана пиджака большую шоколадку. Ронке не могла сдержать улыбки – она обожала «Аэро» с мятой.

– Иди сюда, придурок. – Она засмеялась, забрала шоколадку и упала в его распростертые объятия.

– Как тетушка? В порядке? Ей понравились цветы?

– Она прокляла тебя на языке йоруба, назвала Мистером Неуловимым и упомянула что-то про амулеты джу-джу [49].

– Я не виноват. Точно не в этот раз.

– Да не важно, – отмахнулась Ронке, протягивая ему холодное пиво. Ссориться не хотелось.

– Я хочу все-таки с ней познакомиться. Нельзя увидеться в эти выходные?

– В воскресенье она уезжает в Лагос.

– Может, тогда в субботу?

– Ладно, я ей завтра позвоню. Ты ел?

– Только завтракал. Хьюго ничего не подготовил. Мне пришлось рассчитывать коэффициенты ликвидности с самого начала. Мне, как я понимаю, не осталось мойн-мойн?

– Сомневаюсь, что ты заслужил.

– Сейчас заслужу, – сказал Кайоде и повалил ее на диван.

5. Бу

У Бу выдался дерьмовый день. Очередной дерьмовый день.

Она верила, что все встанет на свои места, когда София начнет ходить в школу, но долгожданной свободой и не пахло. Вместо этого у Бу случилось весьма странное раздвоение личности: она либо ужасно скучала по своей маленькой прилипале, либо так же сильно хотела отделаться от нее. Когда Бу не тосковала по дочери, ей казалось, будто ее душат.

По понедельникам и вторникам она ходила на работу, отягощенная чувством вины.

Виновата. Виновата. Виновата.

За то, что с радостью выбегала из дома, оставляя там Дидье, который одевает Софию в школьную форму – без всех этих сумасшедших носков, шляп, ремней и шарфов. За то, что целую вечность торчала у зеркала, примеряя разные образы, и ни один ей не нравился. За то, что надеялась, что босс будет в офисе. За то, что без надобности задерживалась на работе. За то, что молилась, чтобы Дидье сам приготовил ужин для Софии и выкупал дочь до возвращения Бу домой. За то, что хотела другой жизни.

Виновата. Виновата. Виновата.

Со среды по пятницу Бу играла роль домохозяйки, расплющенной обидой и злостью. Ее не ценили, она скучала.

«Чего тебе надо? Чертову медаль за то, что отвезла дочь в школу? Аплодисменты за разобранную стирку?» – спрашивала себя Бу. Покормить, а потом выпроводить Дидье и Софию из дома – все равно что пытаться согнать котов в стадо.

«Нет, в школу в диадеме нельзя».

«Нет, торт на завтрак нельзя».

«Нет, не надо звонить по фейстайму бабушке и дедушке».

Дидье тоже вел себя как ребенок. В одних трусах играл в мини-гольф на кухне, бледный пухлый живот мужа трясся, а София носилась вокруг и визжала.

– Non[50] – мамино любимое слово, – сказал он.

– Oui, papa. Non! Non! Non! Non! – как ненормальная, захихикала София.

Бу сжала кулаки и проглотила крик.

Но когда они подъехали к воротам школы, все стало куда хуже. Бу уже собиралась забрать у Софии самокат, как вдруг из приоткрытого тонированного окна внедорожника послышался голос. Авто было припарковано прямо на зигзагообразной разметке у знака, который вежливо предупреждал родителей не ставить там машины.

Сначала Бу не обратила на него внимания.

Но голос крикнул громче:

– Эй, ты! Да-да, ты, эй! По-английски хоть говоришь?

Бу обернулась. Окно опустилось еще немного, и из него выглянула женщина со светлыми, коротко стриженными волосами и ярко-красными губами. На ней были зеркальные очки, она прижимала к уху огромный телефон, тыча наманикюренным пальцем свободной руки в сторону Бу.

– Вы говорите со мной? – спросила Бу, указав на себя.

– Да вот пытаюсь. Можешь проводить Фигги? Няня заболела, а я опаздываю. Ты случайно не ищешь работу? Я бы лучше наняла кого-то более надежного.

Бу оцепенела. И слава богу! Потому что дамочка ответа не ждала. Она выскочила из машины, отстегнула пухлого ребенка, сунула Бу свою визитку, запрыгнула обратно в авто, громко хлопнула дверцей и умчала на своем «Рендж-Ровере». А Бу осталась разевать рот, как рыбка гуппи.

К счастью, у Софии навыки общения были получше.

– Не переживай, Фигги, я присмотрю за тобой, – сказала она, взяла малышку за руку и направилась к школьным воротам. – Мам, закрой рот, ты глупо выглядишь.

Бу шагала домой с самокатом. Зачем, черт подери, называть свою пухлую дочку Фигги [51]?!

Вернувшись домой, Бу все еще была вне себя от злости. «Тик-мать твою-так! Ненавижу свою гребаную жизнь!»

Она заварила чай и села составлять список дел, которые могла (точнее, должна была) сделать, как вдруг зажужжал телефон.

«Пошли на обед. Сегодня. В “Блуберд”. Изобель говорит, что просто обязана с тобой познакомиться. И мы уже сто лет не встречались. Соглашайся! Сими».

Бу ответила тут же:

«ДА! ДА! ДА! Во сколько?»

Она принялась носиться по дому. Разобрала посудомойку. Запихнула одежду в стиральную машину. Запихала обратно в ящик все бумаги, которые собиралась рассортировать. К черту древние джоггеры! Она надела короткую юбку из кожи – на прошлой неделе Бу ходила в ней на работу.

И почувствовала себя бунтаркой. Она мысленно сказала себе:

«Не дури! Ты не какая-то долбаная няня. Тебе можно встретиться с друзьями и пообедать».

Изобель ничуть не походила на обольстительную красотку, какой ее описала Ронке. Да, красивая, стройная, но рядом с Ронке многие выглядят стройнее. Оценить ее грудь Бу не смогла: ту скрывала кремовая шелковая рубашка. Да и волосы у нее оказались не светлыми и не до попы, а темно-каштановыми, собранными в аккуратный пучок. Она выглядела просто – никаких украшений, никаких ярких цветов. Сама элегантность. Уж ее никто бы не перепутал с няней!

Изобель встала поздороваться.

– Сими говорит о тебе без умолку. Я ужасно хотела с тобой познакомиться!

По описанию Ронке Бу сделала вывод, что Изобель высокая. Но они были примерно одного роста. У нее были негромкий голос и добрый взгляд. Она прикоснулась к руке Бу и уселась на место. Уф, как гора с плеч – Бу не любила обниматься. А вот Ронке и Сими просто обожали. Бу предполагала, что это чисто африканская привычка. Тетушка Кей тоже так делала.

Бу никогда не заставляла людей разглядывать фото Софии. Слишком часто с ней самой это проделывали другие родители: вот наша Офелия в ванне (на декоративных ножках), на склонах (первозданно белых), а это она в форме (частной школы), это – на своем пони (редкой породы), а вот – на пляже в Корнуолле (Рок Бич [52]). Но Изобель сама настояла – она много слышала о Софии и Дидье, поэтому ей захотелось еще и взглянуть на них.

Она заинтересовалась работой Бу, не то что Ронке и Сими, которые обычно таращились на нее стеклянными глазами и называли ботаником. Изобель много слышала о биоинформатике и проекте «Геном человека». Она с любопытством расспрашивала Бу про ее статью о том, что ждет в будущем персонализированную медицину.

Сими с потрясенным видом уставилась на Бу, пока та рассказывала про своего красивого, богатого босса. При этом сама Сими обожала флиртовать – даже когда Мартин сидел рядом с ней.

– Он немного похож на Стива Кугана [53], только моложе и стройнее, – сказала Бу. Изобель и Сими глядели на нее, но на их лицах не отразилась ни одна эмоция. Они не видели «Путешествие» [54]. Да и зачем смотреть шоу, если ты в нем живешь? Подруги не проводят свои вечера, валяясь на диване перед теликом с ленивым мужем.

Бу расстроилась, когда Сими сказала, что ей пора уходить, разглагольствуя о шелковых тканях и ручных швах. Можно подумать, она изобрела пенициллин, а не слоган для бренда одежды. Но как только Изобель попросила ее задержаться еще ненадолго, Сими согласилась.

– Еще выпьем? – предложила Изобель.

– Я не могу – мне Софию забирать в половине четвертого…

– Это в Клапеме? Мы тебя туда подбросим. – Изобель заказала еще бутылку вина и подвинулась к Сими. – Ты по-прежнему ходишь на тренировки?

Сими уже успела похвастаться перед подругой достижениями Бу – разболтала, что в университете та вообще-то была капитаном спортивной команды.

– Пытаюсь бегать хотя бы раз в неделю, но сейчас не в форме. Зато теперь София пошла в школу, и я наконец приведу себя в порядок…

– Мы можем вместе заниматься фитнесом! – перебила Изобель.

– Ну… Ой, не знаю… Сколько ты можешь пробежать?

– Я под тебя подстроюсь.

– Ну, можно попробовать, хм… – Бу казалось, что на нее наседают. Тренировка и пробежка для нее – два разных мира, к любителям бега трусцой она относилась с пренебрежением.

– Я слишком навязываюсь, да? – спросила Изобель, теребя салфетку. – Извини. Мой бывший муж терпеть не мог, когда я с кем-то общалась. И поэтому я забыла, как нужно заводить друзей.

Бу вдруг смягчилась. Ей было знакомо это чувство.

– Мы можем встретиться на спортплощадке в Каммон. Там хорошее место для разогрева, да еще и бесплатно, – предложила Бу и поняла, что вопрос стоимости не так уж и важен для Изобель.

– Спасибо! – ответила та. – А расскажи теперь про свою малышку? Сколько ей?

– Пятнадцатого исполнится пять. – И Бу пустилась в рассказ о том, что последнее время ее жутко тревожило, – детский праздник для Софии. Вполне себе здравое предложение – надувной замок, воздушные шарики в виде животных, игра «Передай другому» – сочли занудством. София возжелала совершенно нелепую вечеринку – в духе гангстеров. – Дидье, как всегда, сделал только хуже. Он предложил взять водяные пистолеты, и София влюбилась в эту идею.

– А что насчет рэп-вечеринки? – спросила Изобель. – Ну, хип-хоп.

Идея не показалась Бу заманчивой.

– Так это те же самые гангстеры, только с другим названием?

Но Изобель принялась убеждать. В прошлом году ее сводная сестра в Нью-Йорке организовала такую вечеринку для своей дочери.

– Аниматор был такой классный! Он научил их лунной походке и поппингу [55]. Им так понравилось! – Изобель двигала руками, изображая движения в танце. – И они организовали шоу. Оно, конечно, было ужасным. Зато дети хотя бы какое-то время не орали и были подальше от нас.

– Думаю, можно, – сказала Бу. – Дидье все равно как большой ребенок. Ему понравится.

– Ты можешь еще достать диско-шар, светящиеся браслеты, бейсбольные кепки, очки-жалюзи, как у Канье Уэста… – перечисляла Изобель. – Хм, а может, дать детям разрисовать стену граффити? Есть же мелки? А еще можно найти им что-то вроде золотых цепей на шею.

– Ты гений! – обрадовалась Бу. – Приходи тоже!

Ей уже хотелось поскорее рассказать об этом Дидье и Софии. Вот только никакой стены с граффити не будет. Ни за что. Такое мог предложить лишь бездетный человек.

– Приду, если разрешишь мне принести торт, – ухмыльнулась Изобель, потирая ладони.

Бу решила, что новая знакомая ей все-таки нравится. Будет здорово бегать с кем-то, развлекаться на неделе, когда все нормальные люди работают.

– Давай! Торт обычно печет Ронке, но, думаю, она не станет возражать. Приготовит тогда все остальное.

– Уверена? Не хочу ее обижать.

– Да все в порядке. Ронке классная!

– Кажется, в «Бука» она была немного не в духе. Как будто я ее раздражала, – заметила Изобель. – Она даже разозлилась, когда Сими упомянула ее парня. Вот и я поэтому решила уйти пораньше.

– О, нет, Ронке очень милая. Узнаешь ее получше – сама увидишь. Ну а что касается ее странных парней… – Вот тут Бу могла много что сказать. – Акин был ужасным! Дерьмово с ней обращался, полтора года водил за нос. Потом появился кидала Феми. Занял у нее две тысячи долларов и испарился. Оказалось, у него в Лагосе невеста.

– Мужики иногда такие уроды, – сказала Изобель.

– Я бы хотела, чтобы Ронке нашла хорошего парня. Она заслуживает счастья. Но она не учится на своих ошибках.

– Может, Кайоде – тот единственный? – спросила Изобель. – Чем он занимается? Какой он вообще? Кажется, у Сими на него зуб.

– Он аналитик риска. – Бу уже собиралась перечислять все недостатки Кайоде, но у нее не хватало времени – было уже пятнадцать минут четвертого. – Мне пора бежать. София и так учит своих одноклассников ругаться по-французски. Если я опоздаю, да еще явлюсь за ней пьяная, боюсь, учителя вызовут социальную службу.

Бу все еще чувствовала себя пьяной, когда Вадим припарковался на зигзагообразной разметке – как раз возле того знака с вежливой просьбой. Она надеялась, что сучка, которая встретилась ей утром, это видит.

Бу заковыляла в сторону очереди за детьми. Ряд нянь, несколько мам и единственный папаша – так, символически – ждали в конце маленькой игровой площадки. Разумеется, нельзя просто забрать своего ребенка и уйти. Детей сопровождает учительница, выстраивая их в линию с другой стороны площадки, и только потом передает тому человеку, который за ними пришел. Ну просто обмен пойманными разведчиками во время холодной войны!

Раньше Бу считала эту систему вполне разумной. Кругом ходят слухи про похищения детей, про странных типов, которые ошиваются возле школьных ворот. Но сейчас идея казалась ей глупой. Какая-то бессмысленная суета. «Отдайте мне моего чертова ребенка. У меня болят ноги, и я страшно хочу пить».

Наконец настал черед Софии. Дочь помчалась к Бу, размахивая своим последним шедевром – липкой и блестящей картинкой, изображающей что-то непонятное.

– Юбка слишком короткая, мам, – сказала она, неодобрительно качая головой, и протянула рисунок Бу.

– Очень красиво, – отозвалась та, одергивая юбку. Она с прищуром посмотрела на подношение Софии, пытаясь понять, где же тут верх. – Что это?

– Собачка, конечно же! А где мой самокат?

– Сегодня пешком, дорогая.

София с трагическим видом грохнулась на землю.

– Ходить скучно!

Бу подняла ее на ноги.

– Расскажи, что делала сегодня?

– На обед пиццу ели. Вкусно было! Лучше, чем у тебя. А еще мы играли в «Утка, утка, гусь». И я выиграла!

– Понятно. У мамы сегодня тоже был насыщенный день. У меня появился новый друг. И завтра мы пойдем бегать.

– Я бегаю лучше всех в мире! Быстрее всех! Но иногда разрешаю Марли меня поймать. Мам, парк в этой стороне!

– Сегодня в парк не идем. У мамы болят ноги. Но знаешь что? У меня есть отличная идея насчет твоего праздника.

– Я хочу гангстеров.

– Это намного лучше гангстеров. Вечеринка в стиле хип-хоп! Брейк-данс, светомузыка, может, даже диско-шар, солнцезащитные очки и золотые цепи. Можем даже достать пиньяту в виде магнитофона.

– А пистолеты?

– Никаких пистолетов. – Бу вздохнула. – Дай руку, София, мы переходим дорогу.

София послушно взяла ее за руку.

– Может, мечи?

– Никаких пистолетов и мечей. Вообще никакого оружия. Будешь пиццу на ужин?

– Я же сказала: мы ели пиццу на обед. Вкусную пиццу. Не то что у тебя.

Ничто так не отрезвляет, как критика твоей же еды от пятилетнего ребенка. Бу потерла виски. Как же воды хочется.

– Давай зайдем в магазин.

– Мармеладки? – взвизгнула София.

– Хорошо, маленькую пачку, – сказала Бу, с улыбкой глядя на изумленное лицо дочери. Иногда проще всего сказать «да».

Вернувшись домой, они засели за тридцатиминутное чтение – так рекомендовали в школе. Бу не помнила, чтобы она читала с матерью. Она даже сомневалась, что они когда-либо проводили полчаса только вдвоем. Помнила шум и гам, как ее сводные братья орали во все горло, а мама кое-как их разнимала. Бу пряталась в своей комнате и сидела там до тех пор, пока ее не звали к столу.

Ужин с Софией не обошелся без привычных душераздирающих комментариев по поводу овощей – и Бу снова не могла припомнить, чтобы в ее детстве было нечто подобное.

Сегодня София согласилась есть брокколи, а любимое блюдо прошлой недели – зеленая фасоль – превратилось в «фу, буэ». Но нельзя просто так сдаться и полить рыбные палочки кетчупом, если не хочешь, чтобы ребенок заработал рахит.

За ужином Бу старалась не сидеть в ноутбуке больше получаса, но эти полчаса растянулись на час: хоть она и буквально жила в спортивных штанах, ей пришлось целую вечность искать нормальный спортивный костюм. Она застряла в онлайн-магазине «Свити Бетти», разглядывая фото с длинноногими, гибкими, подтянутыми женщинами с потрясающей кожей и прелестными, неряшливыми (нарочито) хвостиками. Это была не просто одежда для тренировок – это легинсы, которые лепят новую задницу, впитывают пот и меняют жизнь. «Добавить в корзину». Готово!

Бу представила, как она, в шикарной спортивной куртке, занимается аштанга-йогой на ухоженной лужайке, попивает воду из серебристой бутылки и растягивает мышцы ног. Еще два товара в корзину. Щелк! Готово!

Наверное, понадобятся легинсы из искусственной кожи для дней без спорта – хотя вряд ли в новой жизни их будет много – почти за сотню фунтов. Хм, солидное вложение. «Добавить в избранное». Готово!

София вернула Бу обратно в реальность:

– Мама, можно я спать пойду? Устала…

Девятый час. София должна была быть в постели еще полчаса назад.