Время Андропова

Карело-Финская ССР получилась солидной по размерам, но крайне малонаселенной. Территория 196 тысяч квадратных километров, что больше иных республик, например Азербайджана, Армении, Грузии или Таджикистана. А вот с населением – беда, даже по оптимистичным оценкам, всего-то порядка 500 тысяч человек.

Но статус! Союзной республике полагалась своя конституция. Вместо обкома ВКП(б) – ЦК Компартии республики. То же и с комсомолом. Расширялся аппарат управления, открывались новые номенклатурные вакансии. Хорошо зарекомендовавший себя секретарь Ярославского обкома комсомола Юрий Андропов был выдвинут на должность первого секретаря ЦК ЛКСМ Карело-Финской ССР. Вообще-то в Ярославской области число комсомольцев было внушительным, в несколько раз больше, чем в Карелии. Но не числом комсомольцев прирастал номенклатурный вес Андропова. Руководитель ЦК комсомола союзной республики – это на порядок выше, чем обкомовский первый секретарь.

В последних числах мая 1940 года Андропов выехал в Петрозаводск. Ему предстояло участвовать в первом съезде комсомола республики. Съезд открылся 1 июня. По словам одной из участниц, «на трибуну поднялся незнакомый нам – делегатам, высокий темноволосый молодой человек». Андропов произнес речь и покорил собравшихся: «Четкая дикция, спокойный голос, лаконичные без длиннот предложения делали речь докладчика доходчивой, привлекающей внимание, а содержание ее показывало, что докладчик – большой знаток комсомольской работы. В перерыве работы съезда об этом только и говорили делегаты между собой»[272].

На пленуме ЦК ЛКСМ Карело-Финской ССР 3 июня 1940 года Андропов был избран первым секретарем ЦК. Его не могли не избрать. Не потому что он вполне «показался» делегатам и произвел эффект, а в силу партийно-комсомольской дисциплины. На эту должность Андропова рекомендовал ЦК ВЛКСМ, и в Петрозаводск для продвижения его кандидатуры прибыла самолично секретарь ЦК комсомола Ольга Мишакова – та самая, «свалившая» в ноябре 1938 года руководителя комсомола Косарева и его ближайших подчиненных. После ее заявления Сталину арестовали всю верхушку ЦК ВЛКСМ, и пошел новый виток арестов и чисток в комсомоле. Имя Мишаковой еще долго наводило ужас на комсомольский актив.

Агитировал за Андропова и первый секретарь ЦК компартии Карело-Финской ССР Геннадий Куприянов. Он как-то сразу по-отечески проникся к молодому выдвиженцу и старался поддерживать, считая его за своего. Человек сложной трагической судьбы, Куприянов много позже изменил свое отношение к Андропову, но тогда в 1940 году очень ему помог. Через месяц, 4 июля 1940 года, пленум Ярославского обкома комсомола освободил Андропова от прежней должности первого секретаря обкома[273]. Начался следующий этап его карьеры.

Переезд Андропова к месту нового назначения в Петрозаводск обернулся для него началом новой жизни – без семьи. Трудно понять, почему так. Пишут, что Нина не захотела переезжать, имея на руках малолетнюю дочь и грудного сына. Есть и намеки на разлад в семейных отношениях накануне нового назначения Андропова. Возможно, милицейская работа Нины в мужском коллективе наложила свой отпечаток на ее и без того непростой характер. Женщина, да еще яркая и красивая, неизбежно должна была оказаться в центре внимания сослуживцев. Возможно, Андропов стал ревновать и раздражаться от чрезмерной самостоятельности и выросшей самооценки жены? Может, и так. И романтические чувства первых лет брака поблекли. Как бы то ни было, Андропов уехал один.

А вскоре из Петрозаводска Андропов запросил у Нины согласие на развод. Она согласилась. Это помогло Андропову сохранить «партийное лицо». Моральный облик коммуниста не предполагал легкомысленности в семейных отношениях.

Навсегда разошлись и пути Анастасии Журжалиной и Юрия Андропова. Няня осталась с Ниной и ее детьми. Она издалека следила за карьерой ее родного «Юрика». Неотрывно сидела у телевизора, когда показывали Андропова в репортаже о каких-нибудь кремлевских торжествах:

«Незадолго до своей смерти она совсем затосковала по своему любимцу. Даже вещи собирала в дорогу: дескать, поеду в Москву повидаться с Юрой перед смертью. Но, конечно, не поехала. Когда в 1979 году она умерла, Андропов написал своей первой жене в Ярославль: „Ушел из жизни единственный человек, который любил меня просто так, потому что я – это я“…»[274].

Что стало причиной столь резкой перемены в личной жизни Андропова. Переезд без семьи к новому месту службы вообще-то дело обычное. Ну да, надо осмотреться, получить жилье и уж тогда выписывать семью. Не брать же жену с двумя детьми в неизвестность, не обрекать их в первые дни ютиться неизвестно где. Но или период обустройства Андропова на новом месте затянулся, или он по каким-то причинам не торопился. Хотя обычно номенклатурному работнику такого уровня жилье выделяли быстро. Странно, но даже через четыре месяца после приезда на новую работу в Петрозаводск, заполняя 12 октября 1940 года личный листок по учету кадров, Андропов указал свой прежний адрес в Ярославле – улица Советская, дом 2, квартира 4[275].

Да, кажется, в Петрозаводске он кого-то встретил, кого мог знать раньше, и этот кто-то – она. Так и было. Татьяна Филипповна Лебедева родилась 27 декабря 1916 года (очевидно, по старому стилю) в селе Косково Брейтовского района Ярославской области. Это по новому административному делению[276]. А в то время это была Брейтовская волость Мологского уезда Ярославской губернии. Много позже при устройстве водохранилища город Мологу затопили, а в Брейтове, оказавшемся на кромке большой воды, разобрали дома и перенесли, отстроив новый райцентр. Село Косково, расположенное на берегу реки Сёблы, сохранилось, хотя число его жителей сейчас меньше сотни человек.

Татьяна Лебедева, в отличие от Андропова, имела ясное и вполне пролетарское происхождение. Отец – токарь по металлу, рабочий. И с матерью все в порядке – рабочая на лесопилке. Еще один балл в плюс. Более того, в некоторых источниках ее ранняя биография, не исключено приукрашенная, и того лучше. Отец – старый путиловский рабочий, «ушел защищать красный Питер», когда дочери Татьяне было всего два года. «Холод и голод заставили ее мать Анну Ивановну покинуть родной город. Там в деревне Касково [так в тексте. – Н. П.] Ярославской области протекло детство Татьяны…»[277]. Правда тут одно но – уж не в Петрограде ли она родилась? В 1931 году Татьяна окончила 7 классов Некрасовской средней школы и в том же году вступила в комсомол. Затем в 1932 году окончила годичные курсы при педагогическом техникуме в поселке Гаврилов-Ям. Ее послали учительствовать в начальную школу в деревню Курдумово Гаврилов-Ямского района. С 1934 года работала старшей пионервожатой в средней школе поселка Гаврилов-Ям, с 1936-го – инструктором отдела пионеров Гаврилов-Ямского райкома комсомола.

В 1937 году Татьяну Лебедеву отправили учиться на комсомольское отделение комвуза в Ярославль. Как раз осенью того же года Андропов возглавил отдел учащейся и студенческой молодежи обкома ВЛКСМ и в его ведении был отбор перспективных активистов для комсомольской учебы. Вот здесь-то он и мог заметить красивую молодую комсомолку. Но Андропов был женат, и трудно судить, могли ли возникнуть романтические отношения между ним и Татьяной Лебедевой еще в Ярославле. Хотя кто знает? Ведь именно тогда Андропов почти на полгода оказался в Ярославле на положении холостяка – его жена Нина с дочерью еще оставались в Рыбинске и приехали позднее.

Через год, окончив учебу, Татьяна Лебедева оказалась в Петрозаводске. Вероятно, ее распределили по месту службы мужа. Да, она вышла замуж, и ее избранником стал комсомольский работник Александр Самознаев. Как и Андропов, он выдвинулся в судьбоносном 1937 году и занимал заметную должность – 12 октября 1937 года его назначили заведующим отделом руководящих органов Карельского обкома комсомола[278]. Вскоре там же, в Петрозаводске, он был призван в РККА на политработу. Быстро продвигался по службе. Приказом по войскам Ленинградского Военного округа 25 февраля 1938 года ему присвоили звание младшего политрука, в тот момент он – ответственный секретарь бюро ВЛКСМ 18-го артиллерийского полка[279]. В том же году Самознаев переведен на службу в Московский военный округ исполняющим обязанности помощника начальника политотдела 18-й Ярославской стрелковой дивизии по работе среди комсомольцев, 14 декабря он был утвержден в этой должности[280]. А уже через полгода, 23 июня 1939 года, ему присвоили воинское звание политрука[281].

Возможно, когда дивизия еще располагалась в Ярославле, и состоялось знакомство Самознаева с будущей женой. Дивизию перевели в Петрозаводск, и Татьяна после учебы направилась вслед за мужем[282]. Так Татьяна выпала из поля зрения Андропова.

Уехав в Петрозаводск в 1938 году, Татьяна, теперь уже не Лебедева, а Самознаева, тут же была назначена на ответственную работу и заняла должность заведующей отделом политучебы Петрозаводского горкома ВЛКСМ. Ничего удивительного. Ее муж занимал важную руководящую должность. После областной конференции 10 февраля 1939 года Александра Самознаева избрали членом бюро Карельского обкома комсомола[283]. На следующий год его жена Татьяна как растущий и перспективный работник была принята кандидатом в члены ВКП(б), 16 ноября 1939 года назначена заведующей отделом школ и пионеров горкома. В 1940 году она жила в 7-й квартире дома 31 по улице Горького в Петрозаводске[284].

Семейное счастье было недолгим, его оборвала советско-финская война. «На той войне незнаменитой» Александр Самознаев погиб. И жертвы той войны были забыты. Политрук Самознаев был заместителем начальника политотдела по комсомольской работе 18-й дивизии. По воспоминаниям сослуживца, Саша Самознаев – «красивый, обаятельный, начитанный. У него молодая жена осталась в Петрозаводске, зовут ее Таня, она завотделом школ и пионеров горкома комсомола». Саша ее очень любил: «фотографию Тани Саша достает перед сном, садится в угол, в полумрак и долго сидит, держа снимок в руке. О чем он с ней разговаривает? Что рассказывает ей, большеглазой, белозубой, улыбчивой?»[285].

Татьяна Самознаева

[РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 58. Д. 46348. Л. 15]

Судьба 18-й дивизии была ужасна. В начале января 1940 года дивизия попала в окружение в Леметти, чуть севернее Ладожского озера, и ее части оказались в нескольких «котлах»[286]. Кончилось продовольствие, варили лошадиные кишки, кожу, ремни… Морозы под сорок и голод деморализовали дивизию и полностью лишили боеспособности. Люди заживо гнили в землянках. Писатель Анатолий Гордиенко посвятил этой трагедии роман-хронику «Гибель дивизии», где пишет и об Александре Самознаеве[287]. Самознаев агитировал и подбадривал комсомольцев, призывал воевать, верить и «любить по-сыновнему товарища Сталина», хотя сам был полон сомнений: «на кой ляд нам эта земля, это что – Кавказ или Крым?»[288].

Знамя 18-й дивизии в музейной экспозиции в Финляндии

[Из открытых источников]

Наконец, получив разрешение командования, обессиленные остатки дивизии двумя колоннами 28 февраля пошли на прорыв. Итог – вышло немногим более 1200 человек. Замерзли и погибли в лесах 11 тысяч человек. В шедшей на прорыв колонне Самознаеву было поручено вынести на себе Почетное знамя Петрозаводского горкома партии, врученное дивизии в декабре 1939 года[289]. А боевое знамя 18-й дивизии выносил начальник политотдела. Они оба были убиты, приняв бой в районе финского военного лагеря в двух с половиной километрах восточнее Леметти[290].

Знамя орденоносной дивизии стало финским трофеем. Лишь в марте 1940 года похоронили найденные тела погибших. Среди них был опознан Самознаев. Он остался навсегда в братской могиле в Леметти. И сейчас там, на мемориальном кладбище, нет у него ни таблички с именем, ни фотографии, ни обелиска.

Началось расследование. Дивизию за утрату знамени расформировали, командир дивизии Кондрашов был арестован. В августе 1940 года Военная коллегия Верховного суда приговорила его к расстрелу, обвинив в «преступном бездействии в войне с белофинами». Но разве он был виноват в начатой Сталиным бездарной войне против Финляндии? Разве его вина в том, что дивизия не получила помощь, что ей не давали разрешения отойти к своим. Сгубили дивизию самодовольные начальники, сидевшие в сытости, тепле и понукавшие «давай вперед, за Родину!».

Областная газета «Комсомолец Карелии» не поместила ни строчки о гибели Самознаева. Ни некролога, ни объяснений, куда исчез член бюро обкома комсомола. Просто ничего, молчание. Не удосужились даже хотя бы привезти и захоронить в Петрозаводске его тело, найденное и опознанное на поле боя. Как это до боли знакомо – брошены на смерть и забыты. Даже сейчас в объединенной электронной базе данных (ОБД «Мемориал») Министерства обороны России нет о нем строки с данными о дате гибели и месте захоронения.

Татьяна Самознаева тяжело переживала потерю мужа. И тут в Петрозаводске появляется Андропов. Пожалел, проявил сочувствие или увидел шанс завоевать сердце той, о ком вздыхал еще в Ярославле, все может быть. Завязался бурный роман. Андропов говорил о ней: «Таня для меня – свет в окошке, и жить без нее нет никаких сил…»[291].

С появлением Андропова карьера Татьяны Самознаевой еще круче пошла в гору. В июне ее утвердили исполняющей обязанности секретаря Зарецкого райкома комсомола Петрозаводска. О погибшем муже Татьяна в автобиографии писала скупо: «Муж был политработник РККА. Погиб в боях с белофинами»[292]. У нее была блестящая автобиография, не придерешься: «Взысканий не имею, репрессированных и за границей никого нет»[293]. Хотя отвечавший за кадры секретарь ЦК ЛКСМ Карело-Финской ССР Иван Вахрамеев при всех похвалах отметил в ее характеристике: «На работе показала себя как хороший организатор и исполнительный товарищ. Иногда не доводит начатое дело до конца. Недостаточно работает над повышением своего идейно-политического уровня»[294]. Но теперь было кому позаботиться о ее политобразовании.

Решение об утверждении Татьяны Самознаевой секретарем Зарецкого райкома комсомола

7 августа 1940

[РГАСПИ. Ф. М.-1. Оп. 58. Д. 46348. Л. 10]

Что же получалось, у Андропова две семьи? На горизонте замаячило «персональное дело». Первый секретарь ЦК КП(б) Карело-Финской ССР Куприянов помог Андропову выпутаться из трудной ситуации. Как правило, такие дела против коммунистов шли под рубрикой «О неправильном поведении в быту». Могли и из партии исключить. Куприянов сознавал, что на кону была партийная карьера его подчиненного, которому он благоволил. Началось все обыденно и просто. Нарком внутренних дел республики Михаил Баскаков обратился к первому секретарю по довольно-таки деликатному вопросу: «Баскаков сообщил Куприянову, что у него есть сигнал по поводу поведения Юрия Андропова. Имея в Ярославле жену и двух детей, он сожительствует с секретарем Зарецкого райкома комсомола Татьяной Самознаевой. Ранее свои отношения они тщательно скрывали, а сейчас об этом уже знают многие…»[295].

Выслушав Баскакова, Куприянов взял под защиту Андропова. Дескать, Андропов уже с ним об этом говорил и уверял, что у него дело идет к разводу с первой семьей. И в ближайшие выходной в Шуйской Чупе на даче Куприянов поговорил с Андроповым и дал дельный совет: «…не откладывая дело в долгий ящик, взять краткосрочный отпуск, поехать в Ярославль, встретиться с женой, объясниться, подать документы на развод и договориться об алиментах. Деньги на детей надо высылать почтовым переводом лично каждый месяц»[296].

Почему именно НКВД занялся личной жизнью Андропова? Понятно, надо реагировать на поступивший «сигнал». Но откуда? Догадаться нетрудно. Оставленная в Ярославле жена Андропова Нина работала не где-нибудь, а в УНКВД по Ярославской области. Система-то одна!

Куприянов спас Андропова. Но каковы мотивы? Ценил Андропова или инстинктивно проявил мужскую солидарность? Сам Куприянов, и это потом стало всем известно, в личной жизни был широк. У него в посещаемых им райцентрах, и не в одном, были любовницы. Об этом говорилось в материалах Комиссии партийного контроля в 1950 году[297].

Отношения у Куприянова и Андропова были вполне теплыми. Будь между ними нелады, Куприянов, ничуть не сомневаясь, «утопил» бы недруга. Негоже партийцам при каждом новом назначении жен менять. С другой стороны, оказав серьезную услугу подчиненному и загасив дело, Куприянов получал обязанного ему по гроб жизни Андропова. В общем, в лице Куприянова партия закрыла глаза на то, за что рядовые партийцы, по меньшей мере, получали выговоры.

Нарком внутренних дел республики Михаил Баскаков, занимавшийся жалобой на Андропова, – приметная фигура. В середине июня 1940 года он был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета Карело-Финской ССР, и газета «Красная Карелия» опубликовала его биографию. Оказалось, он совершенно не знал своих родителей. Без имени и фамилии его подобрали в 1905 году в Москве и отдали на воспитание крестьянке Ефимии Баскаковой. От органов призрения на содержание ребенка она получала ежемесячно 6 рублей казенных денег[298]. В семье Баскаковых мальчика назвали Михаилом. Его приемный отец Иван Баскаков был рабочим на железной дороге. Михаил вырос и сделал неплохую карьеру в органах госбезопасности. И главное, неважно кто на самом деле Баскаков по происхождению. Важно, что он вырос и воспитывался в рабоче-крестьянской семье. Вот! И никаких вопросов о социальном происхождении и родственных связях с эксплуататорскими классами. Такой биографии Андропов мог только позавидовать. Совершенно не знать своих настоящих родителей – вот это идеал. Ему бы так!

Г.Н. Куприянов

[Из открытых источников]

После начала «Зимней войны» СССР против Финляндии намеченные на декабрь 1939 года выборы в местные советы Карелии были отложены. На этот счет 5 декабря 1939 года был принят Указ Президиума Верховного Совета Карельской АССР. Но через год выборы состоялись. Андропов был выдвинут и избран депутатом Петрозаводского городского совета. А Татьяна Самознаева стала депутатом районного совета. В качестве предвыборной агитации республиканская комсомольская газета опубликовала прочувственную статью, в которой всячески превозносились ее человеческие и деловые качества, но ни словом не говорилось о погибшем муже. На фото в газете задорно-улыбчивая молодая комсомолка.

Статья о Татьяне Самознаевой в газете «Молодой большевик»

20 ноября 1940

[РГАСПИ. Ф. М.-1. Оп. 58. Д. 46348. Л. 13]

Андропов зарегистрировал брак с Татьяной Самознаевой, ставшей Андроповой, 31 марта 1941 года. Первенец в новой семье Юрия Андропова родился 18 августа 1941 года. Но случилось это не в Петрозаводске, а в Пудоже. Без малого два месяца шла война, и Петрозаводск был эвакуирован. Мальчика назвали Игорем. И уже после войны, в 1946 году, у Андроповых родилась дочь Ирина.

Предвоенный год в Петрозаводске был для Андропова периодом раскрытия его политического таланта. Он пишет статьи, публикуемые республиканской и центральной прессой, много ездит по республике, налаживая деятельность новых райкомов комсомола на территории, отторгнутой у Финляндии. Выступает все с новыми и новыми комсомольскими починами И главные темы – шефская работа и «военно-физкультурная работа». Комсомол Карело-Финской республики взял шефство над учебным отрядом Северного военно-морского флота.

Милитаризация комсомола – особая забота Андропова. В марте 1940 года в одной из своих статей он настаивал на необходимости в каждой комсомольской организации ежемесячно устраивать «военный день». Это когда юноши изучают оружие, а девушки осваивают «санитарное дело». Молодежи, говорилось в статье, надо «уметь стрелять, бросать гранаты». Андропов с гордостью писал о том, что в лыжном кроссе в честь 23-й годовщины РККА приняли участие 26 563 комсомольца – 90 процентов комсомольской организации республики[299]. Понятно, такая высокая явка обеспечивалась в «добровольно-принудительном порядке». Так шутили в народе о формально добровольных, а по сути обязательных, мероприятиях, организуемых по распоряжению сверху. «Все на лыжи» – этот лозунг Андропов выдвигал как основной для комсомольцев республики. И, конечно, походы в выходные дни с ориентированием на местности и прочими прелестями курса выживания в условиях суровой карельской природы.

Одевался Андропов просто, «под своего». Часто он ходил в косоворотке и брюках, запущенных в сапоги[300]. Распространенный в то время пролетарский стиль. Андропов «горел на работе», стараясь придать пафос даже самым мелким делам и незначительным инициативам. Он продолжает публиковаться в печати. В день выборов в местные Советы в газете «Молодой большевик» 15 декабря 1940 года опубликовал статью «Великие права советской молодежи».

Позывной – «Могикан»

В конце июня 1941 года Андропов планировал выехать в Москву и по делам, и для встречи с друзьями. Все планы рухнули в один день. Начавшаяся 22 июня 1941 года война серьезно изменила повседневность комсомольской работы Андропова. Многие из его довоенных инициатив и починов теперь показались мелким и неважным делом. Наступила эпоха новой героики, на фоне которой прежняя обыденность и рутина комсомольской работы потеряли пафос. На первом плане теперь – мобилизация людей, сил, ресурсов…

Финляндия как будто выжидала, прикидывала, как лучше и когда ввязаться в германскую военную кампанию против СССР. Гитлер не отказал себе в удовольствии довести до сведения руководителей Финляндии все, о чем его просил в ноябре 1940 года Молотов. Стало понятно, Советский Союз просто так в покое Финляндию не оставит и планов своих не изменит. Это был сильный аргумент в пользу финского решения вступить в войну. Да и действия СССР в первые дни после 22 июня говорили сами за себя – опять бомбили финские города. Президент Ристо Рюти 26 июня 1941 года выступил по радио, объявив о состоянии войны между Финляндией и СССР.

В речи Рюти помимо многочисленных фактов советской агрессивности и все более и более возмутительных, необоснованных требований и претензий был пассаж о действительных намерениях Кремля в отношении Финляндии. Он подчеркнул, что после заключения мира 12 марта 1940 года Кремль не оставил своих планов уничтожить Финляндию:

«С этой целью заместитель председателя СНК и нарком иностранных дел господин Молотов на переговорах в Берлине 12–13 ноября 1940 г., т. е. только через 7 месяцев после Московского мирного договора, потребовал у Германии „свободных рук“, чтобы свести счеты с Финляндией и ликвидировать эту страну. Мы в глубочайшем долгу перед канцлером Германии за то, что он тогда решительно отклонил эти требования СССР»[301].

Не забыл Рюти назидательно упомянуть значимость события, случившегося 22 июня и дать моральную оценку:

«Мы не ненавидим много страдавшие и всегда угнетенные народы Советского Союза, но после всего случившегося вряд ли можно ожидать от нас, что мы наденем траурные костюмы по поводу того, что господин Молотов и вместе с ним ответственные за политику СССР круги стали сейчас жертвами своей шакальей политики»[302].

Карл Маннергейм

[Из открытых источников]

Верховный главнокомандующий Маннергейм подписал приказ, в котором напомнил о предыдущей советской агрессии:

«Солдаты Финляндии!

Наша славная зимняя война закончилась тяжелым миром. Несмотря на заключение мира, наша страна являлась для врага объектом беззастенчивых угроз и постоянного шантажа, что вместе с преступным подстрекательством, направленным на подрыв нашего единства, показывает, что враг с самого начала не считал мир постоянным. Заключенный мир был лишь перемирием, которое теперь закончилось…»[303].

Началась, по определению Рюти, «вторая освободительная война» или, как ее окрестили финны, «война-продолжение». Первоочередной стала цель вернуть земли, отторгнутые у Финляндии в марте 1940 года. Финская армия развивала наступление вглубь Карелии, советские войска отступали.

В первые месяцы войны Андропов много ездил, выступал на митингах, проводил комсомольские активы. Появились и новые задачи – готовить подполье и подпольщиков для работы в тылу врага. Финны захватывали район за районом и уже вышли за пределы бывшей государственной границы, существовавшей до марта 1940 года.

Письмо Ю.В. Андропова Ларионову

1941–1943

[ЦДНИ ГАЯО. Ф. 272. Оп. 23. Д. 19. Л. 116–117]