Иван Серов – председатель КГБ

И.А. Серов – нарком внутренних дел УССР. 1940. [Из открытых источников]

На Украине Серов оказался в самый подходящий момент, незадолго до советского вторжения в Польшу. Тут была возможность отличиться и для чекистов. Именно предстоящее военное выступление Советского Союза против Польши согласно договоренности о разделе «сфер интересов», зафиксированной в секретном протоколе к пакту Молотова – Риббентропа, и послужило причиной срочного назначения Серова на вакантную должность главы НКВД Украины. Следовало укрепить руководящие чекистские кадры на местах накануне больших событий.

8 сентября 1939 года нарком Берия подписал приказ № 001064, согласно которому формировались оперативные группы НКВД, призванные составить основу для будущих У НКВД западных областей Украины и Белоруссии27. Этим же приказом Берия командировал на Украину «для организации и проведения всех необходимых мероприятий» заместителя наркома внутренних дел СССР Всеволода Меркулова28. Вместе с Серовым ему предстояло руководить работой чекистов на территории, отторгаемой от Польши.

В.Н. Меркулов.

[ГА РФ]

Здесь Меркулов умудрился вступить в конфликт с Хрущевым. Об этом он написал в сентябре 1939 года в своей докладной записке из города Проскурова на имя Берии в Москву. За несколько дней до вторжения в Польшу находящиеся также в Проскурове Тимошенко и Хрущев не давали чекистам автомобили для опергрупп и, более того, сами пытались разместиться в помещении городского отдела НКВД и выставить оттуда чекистов, потому что там была установлена нужная им правительственная ВЧ-связь. Возмущенный Меркулов жаловался Берии, называя Тимошенко самодуром, «не изжившим партизанских привычек»29.

Меркулов имел возможность присмотреться ближе к Серову, и тот произвел на него вполне благоприятное впечатление. Не случайно в феврале 1941 года после разделения НКВД новый нарком госбезопасности Меркулов взял себе в качестве первого заместителя именно Серова.

Советское вторжение в Польшу, вопреки официальной пропаганде, твердившей об «освободительном походе» с целью «подать руку помощи своим братьям украинцам и братьям-белорусам»30, было настоящей войной. И боевые действия против немногочисленных польских частей, оказывавших сопротивление, велись по всем правилам, с присущей любой войне жестокостью и бомбежкой городов. Армейская печать не скупилась на краски, описывая подвиги Красной армии в этой войне. Вот один из опубликованных очерков о ночной атаке красноармейцев:

«Капитан Гостюшев поднялся во весь рост и крикнул: – За Сталина! За Родину! Вперед!

Бойцы ринулись на врага, хотелось крикнуть могучее “Ура”, чтобы излить чувства, переполнившие сердца кипением, удалью и силой. Но ночные атаки должны быть безмолвными. Штык и приклад делали свое дело. Группа офицеров, сопротивлявшаяся особенно отчаянно, была уничтожена… Отступавшим полякам перерезали дорогу. Красноармейцы залегли и стали забрасывать их гранатами»31.

Война против Польши получилась короткой. Усилиями немецкого вермахта и Красной армии польская армия была разгромлена и взята в плен. Согласно официальным советским данным, в ходе боевых действий Красная армия потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести 1 139 человек и 2 383 человека – ранеными32. В советский плен попало 452 536 польских военнослужащих, среди них 18 789 офицеров33.

В Бресте состоялся совместный советско-немецкий военный церемониал передачи города в советские руки. Сегодня фотографии торжественного прохождения войск, где рядышком, вместе стоят командиры Красной Армии и офицеры вермахта, где красная звезда соседствует с имперским орлом со свастикой, кажутся нереальными. До их смертельной битвы оставалось менее двух лет. А тогда наступил период единства интересов и государственной дружбы двух агрессоров, деливших Восточную Европу. Министр иностранных дел Германии Риббентроп прибыл в Москву, и в результате проведенных 27–28 сентября 1939 года переговоров был заключен договор «О дружбе и границе между СССР и Германией». Раздел Польши осуществился. Советское руководство торжествовало победу и глумилось над поверженным противником. Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года, заявил:

«Правящие круги Польши немало кичились “прочностью” своего государства и “мощью” своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем – Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей»34.

В.М. Молотов.

[Из открытых источников]

А в Киеве организовали выставку захваченного оружия армии Польши, куда тотчас потянулись многочисленные зеваки. Посетители этой выставки, проникнутые имперским высокомерием, созерцали довольно скромное вооружение польской армии. А ведь об агрессивности «панской Польши» годами трубила советская пропаганда. На поверку же оказалось, что «агрессор» очень слабо вооружен. Как издевательски писала красноармейская газета: «Всеобщий смех вызывает “польская” пушка, которая 40 лет тому назад была снята с вооружения в царской России»35.

Многие советские командиры, получив боевое крещение, не только не теряли, но, наоборот, поддерживали в себе боевой настрой и желание воевать дальше. Один из них, будущий маршал, выступая на сессии Верховного Совета Белорусской ССР, потерял всякую меру. Вот что сообщал Сталину первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко: «13 ноября на заседании Сессии командарм 4 [армии] Чуйков в речи допустил выражение: “Если партия скажет, то поступим по песне – даешь Варшаву, дай Берлин”». Причем, указывал Пономаренко, эта речь транслировалась по радио36. Сталин, в тот момент смертельно боявшийся каких-либо осложнений с Германией, не на шутку разозлился и начертал на сообщении Пономаренко резолюцию: «Т. Ворошилову. Чуйков, видимо, дурак, если не враждебный элемент. Предлагаю сделать ему надрание. Это минимум. Ст[алин]»37. Надо полагать, после выволочки у Ворошилова, и особенно после того, как Чуйков узнал, откуда исходит гнев, а уж об этом-то Ворошилов точно сказал, он стал осторожнее в словах, а урок запомнил на всю жизнь. В 1945 году Чуйков все же оказался в Берлине, позднее возглавил Группу советских оккупационных войск и Советскую контрольную комиссию в Германии, а в 1950–1952 годах неоднократно бывал на приеме у Сталина в кремлевском кабинете. Интересно, вспоминал ли вождь о той истории?

Серов активно включился в осуществление советизации захваченных СССР польских земель. Во Львове он лично руководит арестами и «очисткой» города от «буржуазных и польских националистических элементов». Расположившиеся во Львове Меркулов и Серов регулярно, раз в 10 дней, сообщают в НКВД в Москву о проводимых опергруппами арестах и числе арестованных. Уже к 3 октября 1939 года ими арестовано в Западной Украине 3 914 человек38. Одновременно руководимые Меркуловым и Серовым чекисты предпринимают лихорадочные усилия по вербовке тайных агентов – к 3 октября 1939 года во Львове агентурная сеть НКВД насчитывала 241 человека39. Вскоре, 10 октября 1939 года, Меркулов по вызову Берии выехал в Москву, и Серов остался полновластным руководителем НКВД на Украине40.

Именно во Львове Серов впервые увидел и понял, что такое западная капиталистическая жизнь, о которой он знал лишь понаслышке. Изобилие продуктов и товаров в магазинах, роскошные рестораны, ночные увеселения и музыка, какой в СССР не услышать. Идеальная чистота на улицах и порядок41. Таким застали Львов осенью 1939 года советские пришельцы. Все это поразило и увлекло Серова. Его должность дает возможность приобретать в частном секторе товары за бесценок, ведь предстоят закрытие таких магазинов и их национализация. По ряду свидетельств, здесь Серов впервые проходит школу личного обогащения. Этим же заняты почти все присланные для работы в западные области советские функционеры. Они в буквальном смысле слова скупают все, что попадется под руку и зачастую, не имея денег, расплачиваются с поляками облигациями государственного займа, откровенно обманывая их42. Серов между тем ведет во Львове вполне светскую жизнь, посещает рестораны, театры, ухаживает за артистками.

Телефонограмма Л.П. Берии В.Н. Меркулову о выезде в Москву.

Октябрь 1939. [ГДА С БУ Ф. 16. Оп.1. Д. 0370. Л. 140]

К этому времени относится весьма интересный эпизод. Серов увлекся певицей Львовской оперы Евой Бандровской-Турской. Бесцеремонно, по-солдафонски ухаживая за Бандровской-Турской, он своей властью отпугивал прочих ухажеров, и в их числе будущего переводчика Сталина – Валентина Бережкова. В своей книге воспоминаний Бережков пишет, что Бандровская-Турская боялась Серова: «Меня с ним знакомили… Я его боюсь», – говорила она. Серов же, неизменно посещавший оперу, приветствовал певицу «нагловатой усмешкой». Однажды увидев в числе спутников певицы Бережкова, Серов вызвал его за кулисы и в категоричной форме потребовал от него прекратить знакомство, а на недоуменный вопрос Бережкова о причинах ответил: «…мы намерены работать с ней, и никто тут не должен вмешиваться»43. Плотная опека певицы, нажим и совсем не деликатное с ней обращение со стороны шефа украинского НКВД привели к обратному результату. Она всеми силами старалась ускользнуть из СССР. Вполне типичный результат для топорной работы чекистов. Побывавший в западных областях Украины кинорежиссер Довженко в частной беседе в июне 1940 года отметил, что там, как всегда, «НКВД делает валовую работу… ломают дрова». А причиной тому, отмечал Довженко, что «плохо разбираются наши чекистские и иные власти в интеллигенции – польской и украинской», и в качестве иллюстрации как раз привел в пример случай с Бандровской, к тому времени сбежавшей уже в Варшаву44.

Партийному руководству, всегда находящемуся на страже «морального облика», и в частности Хрущеву, Серов объяснял свои встречи с певицей необходимостью оперативной работы. Он разрешил Бандровской-Турской выехать за границу с условием дальнейшего сотрудничества с Советами. Нет ничего удивительного в том, что, оказавшись за границей, певица напрочь забыла о данных в советской неволе обещаниях. Вся эта история дошла до Берии. Серову пришлось объясняться в Москве в кабинете наркома внутренних дел СССР. Налицо был серьезный провал в работе. Но Берия лишь крепко выругал Серова и простил, не наказав45. Не удивительно. За собой Берия знал куда более серьезные вещи по части женщин.

Ева Бандровска-Турска. 1934.

[Из открытых источников]

Ева Бандровска-Турска.

[Из открытых источников]

Ева Бандровска-Турска.

[Из открытых источников]

И после этого эпизода нарком внутренних дел благоволит Серову. Как будто чует, Серов – свой! Во время своих приездов в Москву Серов неизменно бывает у Берии. Нарком принимает его не только в официальной обстановке, но и у себя на даче в выходные дни. По воспоминаниям Павла Судоплатова, в один из воскресных дней мая 1940 года он застал Берию на даче за обедом с И.А. Серовым и С.Н. Кругловым – заместителем наркома внутренних дел по кадрам46.

Работа наркома внутренних дел Украины тесно сблизила Серова с Н.С. Хрущевым – тогда первым секретарем ЦК КП(б) УССР. Хотя первоначально они друг другу очень не понравились. Хрущев традиционно с подозрением смотрел на человека из «органов», полагая, что Серов прислан Берией для того, чтобы шпионить за партийным руководством. Серова, в свою очередь, шокировали грубость и бесцеремонность Хрущева. Он пришел к выводу, что «Хрущев человек высокомерный, не прочь разыграть демократа, ему страшно нравится, когда окружающие льстят ему…»47 Жалуясь в своем письме к Берии на Хрущева, Серов писал: «Я приму все меры, чтобы установить деловой контакт в работе, но быть подобным некоторым окружающим его я не сумею»48. Но, оказалось, сумел и вполне подружился и подчинил себя Хрущеву. Их дружба определила впоследствии процветание Серова, когда многие чекисты из окружения Берии были наказаны, и сделала возможным выдвижение в 1954 году на высокую должность председателя КГБ. На Украине Серов познакомился и сблизился с Г.К. Жуковым – командующим Киевским особым военным округом во второй половине 1940 года. Их отношения из деловых быстро переросли в доверительные. Как пишет Серов, Жуков «всегда делился указаниями, получаемыми из Москвы, а я, в свою очередь, говорил ему, что я получал по нашей линии и что намечается»49.

Советизация западных областей, начавшаяся в 1939 году, представляла собой драматичный период. Ломка экономического уклада, изъятие ценностей у населения, многочисленные факты насилия – все это являлось классической схемой внедрения социалистической формы власти и хозяйствования и вполне укладывалось в большевистскую доктрину. Более того, «мародерство и грабежи поощрялись как проявления классовой борьбы»50. Безнаказанные расправы и убийства представителей польской власти стали предвестием грядущего террора. И это оправдывалось партийными руководителями публично: «Таких убийств заклятых врагов народа, совершенных в гневе народном в первые дни прихода Красной Армии, было немало. Мы оправдываем их, мы на стороне тех, кто, выйдя из неволи, расправился со своим врагом»51.

И Серов с полным пониманием воспринял эту линию. Весьма характерен в этом отношении эпизод с расстрелом без суда и следствия в Злочеве в ночь с 21 на 22 сентября 1939 года всей польской полицейской верхушки города52. Отдавший приказ особист сослался на указание начальника Особого отдела фронта А.Н. Михеева и только через пару дней задним числом составил постановление на расстрел53. Наказывать его не стали. На материалы расследования Серов наложил резолюцию: «Есть решение В[оенного] С[овета] Укр[айнского] фронта дело прекратить. 26.10.39».

А изобилие и доступность продовольствия и товаров в западных областях продлились недолго. К началу 1940 года их как волной смыло. В январе 1940 года работники НКВД жаловались: «Имеется ряд случаев, когда наших домашних хозяек местное население изгоняет из очереди и избивают и говорят: “Из-за вас у нас ничего не стало, вам недолго осталось жить”»54.

В 1940 году Серов стал соучастником одного из самых отвратительных сталинских преступлений – бессудного массового расстрела поляков – военнопленных и гражданских лиц. Позднее вся эта история получила название «Катынского дела» по наименованию местности под Смоленском, где впервые найдены останки расстрелянных. Но расстрелы проходили и на Украине. За эту часть операции отвечал Серов. Еще 14 декабря 1939 года он рапортовал Берии о проведенных чекистами Украины дополнительных арестах 1 057 польских офицеров, кого не успела взять в плен Красная армия. В этот момент в Старобельском лагере военнопленных уже содержались 3 878 польских офицеров, взятых в плен ранее55. На основании решения сталинского Политбюро от 5 марта 1940 года практически все они были расстреляны. Расстрелы узников Старобельского лагеря происходили в апреле – мае 1940 года во внутренней тюрьме НКВД в Харькове, и общее число расстрелянных там польских офицеров составило 3 820 человек56.

Когда в 1943 году мир узнал об этом преступлении, советская пропаганда поспешила возложить вину на гитлеровцев. Позднее Серов, уже будучи председателем КГБ, высказал недовольство чекистами, не сумевшими скрыть следов преступления: «С такой малостью справиться не смогли, – в сердцах проговорился он. – У меня на Украине их [расстрелянных поляков. – Н. П.] куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел…»57 На самом деле Москва активно помогала Серову в 1940 году в организации и проведении расстрелов поляков.

В мемуарах Серов пишет о Катынском преступлении в весьма завуалированной форме. Он постоянно выпячивает Богдана Кобулова как виновника этой акции. Когда в 1943 году поднялся шум вокруг Катыни и советская сторона пыталась загасить его с помощью фальшивого заключения комиссии Бурденко (январь 1944 года), Серов как будто испытал разочарование. Он пишет: «И тут жирный Кобулов отделался испугом»58. Возможно, это своего рода подсознательная досада на тех, кто втравил его самого в кровавое преступление. Досада, сконцентрированная на Кобулове – члене тройки НКВД, выносившей решения о расстрелах. Но Серов не мог не знать – решение было принято Сталиным и утверждено Политбюро59.

Для организации выселения семей польских офицеров и арестованных граждан Польши, чьим делам предстояло попасть на организованную по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года «тройку» для вынесения решения о расстреле, – в Белоруссию и на Украину в помощь местным работникам НКВД были направлены дополнительные силы. Приказом НКВД СССР № 00308 от 7 марта 1940 года во всех западных областях УССР и БССР для руководства выселением организовывались «оперативные тройки», в состав которых включали по одному представителю центрального аппарата НКВД60. Кроме того, приказ НКВД СССР № 00342 от 20 марта 1940 года для быстрого оформления дел на гражданских лиц, кого согласно тому же решению Политбюро (от 5 марта 1940 года) намечалось расстрелять, направлял во все западные области УССР и БССР специальные «оперативночекистские группы», состоящие в основном из работников следственных подразделений центрального аппарата61. Эти «оперативно-чекистские группы» и формировали списки и дела намеченных к расстрелу польских граждан, чьи имена войдут в так называемые «украинский» и «белорусский» списки в рамках Катынского преступления. Первоначально срок их командировки устанавливался в один месяц. На деле выехавшие в марте 1940 года в Белоруссию и на Украину московские следователи осуществляли свою работу (дополнительные аресты и оформление следственных дел для направления на рассмотрение в Москву) в течение почти двух месяцев. Так, знаменитый следователь Родос пробыл во Львове с «оперативной бригадой НКВД» 2 месяца, и лично Серов наградил его за работу именными часами62. Для размещения вновь арестованных требовались места в тюрьмах. Берия 22 марта 1940 года выпустил на этот счет специальный приказ № 00350, в котором требовал от Серова вывезти из тюрем западных областей 3 тысячи уже арестованных в тюрьмы центральных областей Украины63.

Под непосредственным руководством Серова в 1940 году проведены 3 волны массовых депортаций населения из западных приграничных районов Украины. Выселялись в глубь страны (преимущественно в Архангельскую область, в Сибирь и Казахстан): в первую волну – «осадники и лесники»64 в феврале 1940 года (порядка 88 тыс. чел.), во вторую волну – члены семей военнопленных польских офицеров, репрессированных представителей госаппарата, крупных землевладельцев, промышленников и проститутки в апреле 1940 года (порядка 29 тыс. чел.), в третью волну – беженцы в июне 1940 года (порядка 51 тыс. чел.)65. По оценке историков, эти депортации вместе с арестами и расстрелами в рамках Катынского преступления привели к тому, что на отторгнутых у Польши землях «польской администрации, польской армии и польской интеллигенции более не существовало»66. Серов разработал и утвердил инструкцию о порядке выселения, которая была одобрена в Москве и сочтена столь хорошей, что впоследствии применялась при массовых выселениях и арестах в Литве, Латвии, Эстонии в июне 1941 года67.

Летом 1940 года Серов с группой работников НКВД Украины организует массовые аресты в Кишиневе и на всей территории Бессарабии. С передовыми частями Красной армии Серов пересек границу Румынии ранним утром 28 июня 1940 года. До организации аппарата НКВД Молдавии в Кишиневе Серов был старшим оперативным начальником по линии НКВД и отвечал за проведение репрессий. Он пробыл там два месяца и успел немало сделать.

Приказ наркома внутренних дел УССР И.А. Серова об аресте помещиков и представителей бывшей румынской администрации и об изъятии ценностей. 18 июля 1940.

[ГДА СБУ. Ф. 16. Оп.1.Д. 0436. Л. 66–67]

Населению Кишинева и окрестностей быстро дали понять, что такое советская власть – это отъем ценностей и арест их владельцев. Серов 18 июля 1940 года подписал приказ об аресте помещиков, директоров банков, коммерсантов и изъятии у них валюты и ценностей68.

Удивительно, как быстро Серов освоил и лексикон, и приемы чекистского ведомства. Еще год назад его угнетала мысль, что он не имеет знаний о «чекистских делах и никакого опыта и навыков»69. И вот он вполне профессионально штампует приказы – «тщательный учет лиц указанных категорий», «установочные данные», «оперативное обслуживание». Осенью 1939 года Серов пишет еще весьма общие резолюции на отчетах оперативных групп: «Выводы слабы, можно было бы более подробно изложить недостатки»70. Но уже в декабре 1940 года на совещании в Харькове весьма профессионально дает рекомендации: «развернуть вербовки целевой и квалифицированной агентуры» и «практиковать вербовки на базе использования компрометирующих материалов»71. И тут же нацеливает на конкретные направления работы, например, в литературных учебных заведениях: «обратить внимание на выявление фактов националистических трактовок разных исторических фактов, произведений искусства…»72 Да, Серов довольно быстро вник в дело и проникся чекистским духом.

Помимо Серова и его аппарата НКВД в Молдавии, нашлось кому брать валюту и ценности. Кое-кто обратил внимание на банки раньше него. Но это была чистая самодеятельность – и, кстати, наказуемая. Начальника Особого отдела НКВД Одесского военного округа Н.А. Королева сняли с должности за «попустительство» своим сотрудникам, в результате чего оказались незаконно израсходованы «трофейные деньги» в размере 238 тысяч румынских лей73. Серов о таких подвигах пока не помышлял. Он на страже общественных интересов и еще далек от «трофейной» романтики. Но все впереди.

В 1939–1940 годах центр тяжести проведенных под руководством Серова репрессий – в западных областях Украины. Общий же итог его деятельности на посту наркома внутренних дел УССР таков: арестовано в 1939 году – 11 744 чел. (из них в западных областях – 9 286), в 1940-м – 49 702 (из них в западных областях – 45 365)74. Вполне понятно – большинство арестованных в 1939 году составили поляки. Но уже в следующем 1940 году заметно выросла доля украинцев и евреев75.

Н.А. Королев.

[РГАСПИ]

Украинский период работы Серова продолжался до февраля 1941 года. Его акции в глазах Сталина постоянно растут. В январе 1941 года от Ворошиловградской области УССР он доизбран в состав депутатов Верховного Совета СССР 1-го созыва. Описание его овеянного героикой жизненного пути, снабженное парадным портретом, в день выборов – 5 января 1941 года – поместила на своих страницах районная газета «Вперед»76. Серов прочно входит в высший круг советской и партийной номенклатуры, 20 февраля 1941 года на XVIII Всесоюзной партийной конференции ВКП(б) его избрали кандидатом в члены ЦК ВКП(б).

В знак признания его заслуг в проведении карательной политики на Украине Серова после выделения из НКВД СССР самостоятельного Наркомата государственной безопасности назначили 25 февраля 1941 года первым заместителем наркома госбезопасности СССР. Наркомом 3 февраля был назначен ближайший соратник Берии – Всеволод Меркулов. Ранее, 26 апреля 1940 года, Серов получил свой первый орден Ленина, а 28 мая 1941 года – знак «Заслуженный работник НКВД».

В.Н. Меркулов.

[Огонек. 1941.

25 февраля. № 6]

Нарком госбезопасности Меркулов 16 мая 1941 года направил в ЦК ВКП(б) проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента». Согласно этому постановлению предполагалось, что для проведения арестов и выселения в Прибалтику отправится сам нарком Меркулов, а вместе с ним его первый заместитель Серов и заместитель наркома внутренних дел Абакумов77. Здесь, пожалуй, впервые пересеклись пути Серова и Абакумова. В дальнейшем им суждено было стать заклятыми врагами. Серову Абакумов сразу не понравился: «это был барин, малограмотный пижон, вышедший в “люди” на следственных делах… и больше всего – битьем заключенных»78. Серов вспоминал: «В Риге мы с Абакумовым дважды поругались. Он нажаловался на меня Берия, что я не даю ему работать»79.