скачать книгу бесплатно
***
К Максу зашел Дан (урожденный Дмитрий Кац).
– Вчера трахался, – сходу похвастал он.
– С кем? – позавидовал Макс.
– Ты ее знаешь. Наташа. Еще на подготовительном со мной училась. Такая… ну… – Дан принялся водить округ себя руками, пытаясь изобразить Наташины формы. – Годами по одним коридорам в универе ходили: сталкивались, здоровались. А тут – раз! Погуляли, в кафехе посидели, ну и…
– Не помню никакой Наташи, – сказал Макс. – Вообще ваших не особо знаю.
Когда Дан учился на подготовительном отделении, Макс был уже на втором курсе. Они подружились, работая в патруле. Теперь Дан учился на последнем курсе истфака.
– И правильно, что не помнишь. – Дан несколько поник. – Жутковатая эта Наташа – позориться только с ней. Да и мозги компостирует. Целый договор со мной заключила… на словах, конечно! – поспешил он добавить, увидев, как Макс поднял брови. – И это я ей должен, и то… Должен, должен! Боится, что брошу. И делает всё, чтобы так и случилось.
– Ничего нового, – резюмировал Макс. – Может, у нее хоть подружка есть? С паршивой овцы…
– Кстати! – оживился Дан. – Есть. Ты ее видел: Лана.
– Не знаю никакой Ланы. Говорю же: я с вашими почти не знаком. Только с теми, кто в патруле…
– Да точно – видел! Помнишь, тогда – года три тому, в подвале десятого корпуса?..
– В подвале десятого корпуса с семи ноль-ноль – вечеринка для подготовительного отделения по случаю Хануки. – Дежурный офицер безопасности проводил инструктаж для смены, заступающей с шести вечера. – Островски и Кац патрулируют верхний блок. Повышенное внимание к десятому корпусу: много русских, возможен алкоголь… сами понимаете. Шмулевич и Перес – нижний блок, всё как обычно. Каждый час – проверка связи. Всем удачи.
– Идем ко мне, – сказал Дан, выходя с Максом из помещения. – Попьем чайку, а после на праздничек – будем веселиться за денежки. – Дан потер руки: сегодняшняя смена сулила только приятное.
– Действительно, надо отдохнуть – а то в ночь работал… – сказал Макс.
– Ага, ага… И Карина, должно быть, тоже притомилась, с тобой работаючи. – Дан и не пытался скрывать зависть. – Шоб мне всегда так работать! Вот Марина твоя ка-ак узнает…
Почаевничав в комнате у Дана, ближе к восьми они спустились в подвал десятого корпуса. Это было то самое – судьбоносное – бомбоубежище, в котором двумя годами ранее Макс познакомился с Мариной.
Подвал было не узнать: во всю стену красовался плакат с ханукальным слоганом: «нэс гадо?ль ая? по» – «Чудо великое было здесь». Играла традиционная еврейская музыка. У стены – импровизированная барная стойка с газировкой, чаем и суфганьёт (ханукальными пончиками). С потолка свисала мишура, в углу – накрытый скатертью столик с кувшином оливкового масла и четырехгранным волчком с древнееврейскими буквами на гранях. В центре столика стояла ханукия – ритуальный подсвечник на девять свечей. Было видно, что репатриантов с подготовительного отделения всеми силами приобщают к еврейской традиции.
Дан сделал движение рукой на уровне пояса:
– Сегодня праздник Ханука – свою «свечу» достану-ка!
Макс с фонарем в руке и Дан с рацией на отлете встали в проеме: охране не пристало мешаться с публикой. Да и обзор отсюда был подходящий. Два десятка студентов роились, наливали чай, расхватывали пончики, собирались стайками.
– Видал? – Дан пихнул Макса в бок и указал антенной «Моторолы» в направлении центра комнаты. – Наш золотой фонд!
И Макс увидел: посреди этого бедлама, строго по центру сидела она.
Она сидела очень прямо на единственном в помещении высоком барном стуле. В подвале царила суета, но вокруг нее будто образовался вакуум – островок покоя и тишины. Она сидела как на пьедестале, от длинных светлых волос, от всего ее облика словно бы исходило теплое сияние. Забывшись, Макс разглядывал ее в упор. Она была обращена к нему лицом, но глядела куда-то сквозь него…
Теперь – три года спустя – эта фотографически запечатлевшаяся картинка всплыла у Макса в сознании так отчетливо, как если бы всё происходило прямо сейчас, породив ощущение чего-то близкого и родного.
От мгновенного озноба его передернуло. Мимолетное ощущение тут же обросло коростой мыслей, спасительно прикрылось цинизмом. Красавелла… Стул еще дурацкий нашла, прямо в центре поставила и уселась: любуйтесь! Я тоже хорош, всю местную заразу перенял: блондинку увидел – слюна потекла. Но как она сидела! И что же – вот прямо так, возьму и позвоню? «Здрассьте, не сходить ли нам в ресторан (в смысле: невтерпеж пристроить конец)…» Собственно, почему нет: пора завязывать с этими заморочками. Но неужели она одна? Наверняка у нее кто-то есть…
– Помню, – сказал Макс. – Но неужели она одна? Наверняка у нее кто-то есть.
– А вот! Наташа мне уши прожужжала – расписывала, словно замуж выдает. Страшно о ней печется: «Ланочка… лучшая подруга… тыры-пыры…». И живут в одной комнате – с тех пор еще. Год, говорит, уже без парня пропадает. Врет, наверное – не может такого быть. Но факт: открыта предложениям.
– Попросишь для меня телефон?..
***
Обложившись репродукциями и конспектами, Лана готовилась к экзамену по искусству средних веков. Сосредоточиться было трудно. Как правило, на пятницу-субботу она уезжала к родителям в Назарет, но на сей раз осталась в общежитии. (В нынешние времена Назарет населен в основном арабами, и родители Ланы, репатриировавшиеся в 1992-м году из Киргизии с дочкой, поселились в еврейской части города, называемой Нацерет-Илит, он же Вышний Назарет – город-район, построенный в новейшие времена на соседнем с Назаретом холме.)
Лана готовилась к экзамену и ждала звонка. Соседка Наташа уехала накануне к родителям, успев повидать своего нового друга Дана, и передать от Ланы «добро?». Ох уж эта Наташа – как пристанет! Давай, мол, действуй – все девчата с па?рнями, только ты одна! В общем, уговорила.
Макса этого Лана ни разу не видела, но знает о нём много (может быть – слишком много). Однажды даже слышала его голос, в тот очень долгий и странный день, три года назад…
В тот день, вернувшись с работы (раз в неделю она убиралась в частном доме), Лана застала в комнате любимую подругу Карину и соседку Наташу. Расположившись на кровати, девчонки играли в «дурака», на интерес.
Последние месяцы Лана наблюдала это изо дня в день: сидя на Наташиной половине, подруги часами резались в карты, параллельно обсуждая насущное и наболевшее (известно, что женщины запросто делают несколько важных вещей одновременно).
Играть Лана не любила, что, впрочем, не мешало, устроившись на своей кровати, с удовольствием участвовать в разговорах: столько ведь есть всего рассказать! В этот раз Карина была необычайно возбуждена и оттого рассеяна – Наташа то и дело ругалась.
– Ты будешь сегодня ходить?! – Наташа потрясала веером карт. – Ланка, ты видела эту дуру влюбленную? Об игре забыла, о хахале своем только и думает!
– О, Лануха, приветик! – оглянулась на подругу Карина. – Говорила я вам: надо идти работать в патруль! Говорила – или не говорила?
– Говорила, говорила – ты вообще много чего говорила… Ходи давай! – рявкнула Наташа. – Так! Ладно. А мы тогда – королем!
– Говорила: все нормальные мужики – там. А вы не верили. А он такой…
– Какой – «такой»? Все они одинаковы. Вот увидишь еще – им только одного и надо… Бито!
– Неправда, Макс не такой. Мы с ним сто раз одни оставались: и в комнате у меня, и вообще. Он никогда ничего такого…
– Ничего себе: «ничего такого»! Ланка, ты слышала? Это теперь называется «ничего такого». Ну ты, Каркуша, даешь! Вот именно – даешь! – Наташа захохотала.
– Нет, это раньше – ничего такого, – мечтательно произнесла «Каркуша». – А теперь – кое-что такое…
– Какое еще «такое»?! – Наташа воззрилась на лежащие перед ней карты. – Ты что кидаешь?!
– Ну… такое… с ним так классно… Знаете, какой у него голос? Вы должны услышать его голос! – Карина схватилась за телефон.
– Куда?! – заорала Наташа. – А играть?!
– Да погоди, – отмахнулась Карина, набирая номер по памяти. – Сейчас… Ланюра, иди сюда, тоже послушай. Тихо!
Затаив дыхание и касаясь друг друга головами, девчонки сгрудились вокруг трубки.
– Алё, – донеслось из телефона. – Алё… Алё, чёрт возьми! Опять?! Вот суки!
На том конце отключились. Карина, несколько обескураженная, тоже положила трубку.
– Да… – выразительно глядя на Карину, протянула Наташа. – Интелихент! По всему видать – питерский. У вас там все такие работают? Слышь, Ланка: молодцы мы с тобой, что не пошли.
Наташа посмотрела на часы:
– Так! Почти шесть. Остался час. Вы готовы?
– Не, я не иду. Кого я там забыла? – сказала Карина. – Да и ночь не спала – пойду, залягу…
– Ага, конечно, – обиделась Наташа. – Теперь только туда, где он. И больше никуда. А там, между прочим, Ханука – пончики будут. Ну ты-то хоть, Ланка?
– Я, наверное, тоже останусь. Сейчас в душ, и…
– Ну вот, – вконец расстроилась Наташа. – Одна я тоже не пойду. А как же пончики…
– Ну Ланюка, ну сходи ты с Наташечкой, чего тебе стоит? – Карина испытывала чувство вины, за всё вместе. – Видишь, человек без пончиков гибнет…
– Да мне голову мыть, волосы не высохнут…
– Высохнут! – воодушевилась Наташа. – Распустишь – в два счета высохнут. Давай! Полотенце в зубы, ноги в руки…
В подвале царила суета. Наташа сразу направилась к стойке, сцапала пончик – да там и застряла. Лана и думать о еде не могла, ей хотелось сесть: после дня работы гудели ноги. Оглядевшись, она усмотрела единственный в помещении стул. Высокий, предназначенный для бара, он стоял в самом центре комнаты, под лампой. На кожаном сидении выделялся пыльный след от ботинок: похоже, меняли лампу, да так стул и оставили. Достав салфетку, вытерла пыль. Стул тяжелый – не тащить же к стенке. Села, ноги поставила на металлическую перекладину – спину пришлось выпрямить, чтобы не заваливаться вперед.
Здесь она многих знала: два десятка студентов роились, наливали чай, расхватывали пончики, собирались в стайки. Зашли и остановились в проеме двое охранников. С одним из них – Даном – Лана вместе учит иврит. Рослого, стриженного ежиком напарника она не знает. Хотя… Странно… Словно он ей кого-то напоминает. Мучительно напоминает. Или…
Внезапно она услышала детские голоса. Увидела лодку и туман над озером. Увидела себя полностью голую, на снегу. Увидела гигантское пламя, а затем – подернутые пеплом угли…
Да, тот день был очень долгим и странным – наполнен виде?ниями и голосами. В общем Лана, хотя никогда этого Макса не встречала, а слышала лишь голос в телефоне и по рассказам Карины представляла, как он выглядит, имела достаточно информации к размышлению. Карина, пока в конце учебного года не уехала к родителям в Тель-Авив, о нём лишь и твердила. И чем дальше, тем сильнее его ненавидела.
Лане, конечно, отчасти передалось Каринино к нему отношение. Макс (надо согласиться) повел себя свински: поматросил и бросил. Если верить Карине – кого он вообще только не «матросил»! Но она наверняка преувеличивала: эмоции помноженные на фантазию. И если разобраться, Карина сама нарвалась. Как она уговаривала девчонок устроиться с ней в патруль! «Все лучшие парни – там! Это шанс!»
Нет, так не делается. Нельзя решить и – найти. Само придет, нужно только пустить. Или не придет? Но пример Карины поучителен: не стоит лезть на рожон… А сама? Дала телефон и сижу, жду: позвонит – не позвонит? А если позвонит – что тогда? Как себя вести? О чём с ним говорить? О чём молчать? Вот и начнется: нравлюсь ему или не нравлюсь? Придет или не придет? Где он? С кем он? Тем более – товарищ, прямо скажем, с сомнительной репутацией.
Или получится, как тогда с Русланом: полтора года встречались, и вдруг – словно в воду канул. Да еще сплетни гнусные поползли, будто прежде чем исчезнуть, шашни с кем-то завел, да что-то у него там не вышло. И он якобы вообразил, что я – ведьма, и его заколдовала. Бред какой! И год после этого уже – ни слуху от него, ни духу. С тех пор совсем пуганой стала – мне теперь не угодишь…
Один (как его звали – Лиор, кажется, или Маор?) гулять пригласил: «красивые места посмотреть». Цветы надумал купить: ходит, приценяется – выбирает, что подешевле. Противно! Другой – Виталик – сюсюкает в телефон: «Принцесса, как твой денек прошел? Звоню пожелать тебе доброй ночки». Пустозвон! Еще один (не хочу даже имя вспоминать) в тапочках на свидание пришел. В них сразу и ушел.
А если Макс этот такой же балбес? Нет, не может быть. Но Карину-то он бросил…
Надо смотреть непредвзято – как если бы я ничего не знала. Незачем проблемы выдумывать. Главное – не влюбляться, а то тяжело. Да и меняются же люди: три года прошло… И он высокий – если Карина, как обычно, не преувеличила. Говорила, ростом со Шварценеггера, что-то на восемь: 178? Может, 198… Да неважно это! Говорила, он вообще на Шварценеггера чем-то похож. Не сложением, конечно, и даже не лицом, а всем обликом и повадкой: суровый, но добрый (это поначалу так говорила – потом уже больше «волчарой» да «мордоворотом» обзывала). В любом случае, это я должна быть красивой, а ему необязательно. Важно, чтобы меня к нему тянуло. Карина, наверное, простит, если что. Хотя ей будет неприятно. Ладно – всё равно ничего не выйдет. Он и не позвонит. Или позвонит?..
Максу было страшно. Нет, он не боялся отказа. Отказ или согласие, удача или провал – не так важно. Он не понимал природу своего страха.
Дан вручил ему номер, и отступать теперь было некуда: имелось в характере Макса нечто, не позволяющее, раз затеяв предприятие, останавливаться на полпути. Потянуть время – куда ни шло. Но страх не ослабнет, поэтому и тянуть смысла нет.
Фактически это свидание вслепую (мимолетное видение трехлетней давности не в счет; а она и вовсе, должно быть, его не заметила). Встреча с вполне определенным намерением, совершенно и недвусмысленно очевидным, как ему, так и ей: оказаться рано или поздно в постели. И до последнего момента оба будут прикидываться, что этого не понимают. Каково лицемерие!
До сих пор было так: либо его откровенно соблазняли, либо он сам не ведал, что творил. Либо стечение обстоятельств – и тогда всё происходило спонтанно, на импровизации. Но сейчас иной случай: нужно пригласить девушку на свидание…
Макса передернуло – «свидание»! Пошлость. Свидание с блондинкой – апофеоз пошлости! Нет, апофеоз – вот он: за ней придется ухаживать. Представился павлин, который, приосанившись и развернув невероятный хвост, ходит (ухаживает) вокруг самки. Дурак дураком! Но павлин, хотя бы, не лицемер…
Что ж… Пускай. Осознанные пошлость и лицемерие на этот раз превратятся… в игру! А играть нужно по правилам: в постель сразу не тащить, делать вид, что ритуалы и приличия хоть что-то значат. И действовать по плану.
План банальный: позвонить, пригласить в ресторан. Ресторан некошерный, работающий в субботу (хорошо, машина есть, а то раньше по шаббатам вообще застревал), а таких ресторанов в Иерусалиме – раз, два и обчелся. Впрочем, в бытность свою с Мариной, да с Ципи еще, когда по пабам да ресторанам куролесили, изучил их неплохо. В одном даже работал на кухне. Туда и отправиться? Там фирменное блюдо – шампиньоны, фаршированные гусиной печенью. Пафосно, но в меру. Есть и нормальная еда: стейки толщиной с кулак – их можно заказать с кровью (снаружи у них корочка, и когда касаешься ножом, они вздыхают, будто живые).
Придется, конечно, раскошелиться. Марина обычно платила за двоих, с Ципи – каждый за себя. Но сейчас, разумеется, иной случай: игра по правилам! А сам кругом должен, на счету минус…
Итак, забрать из общежития на машине. Найти темы для разговора. (Что там она учит? Дан говорил: историю искусств. Здесь, конечно, пробел…) Из ресторана везти в «красивое место» (аборигены всегда это девушкам предлагают, буду как все, ура!). «Променад» – самое подходящее из «красивых мест»: Иерусалим под тобой как на ладони, весь в огнях. Ветер лупит – романтика!
Дальше. Домой не приглашать: откажется. Да еще, чего доброго, обидится: мол, за кого ты меня принимаешь?! Отвезти обратно, договориться о следующей встрече. Ну, или не договориться (может, вообще невмоготу окажется; или она не захочет).
На вторую встречу явиться с цветами (Макса вновь передернуло). Или цветы – на первое свидание? (Нет-нет, так не могу, это слишком! Цветы – на второе.) Приехать, значит, с дурацкими этими цветами, отвезти в какой-нибудь паб, выпить по коктейлю и… ко мне! (Если тянуть – подумает, тормоз.)
До?ма: красное вино, шоколад, фрукты (всё подготовить, чтобы не шастать по квартире на кухню и обратно), гитара (продумать репертуар). А там можно и…
С готовым планом не так страшно. Но внутри всё равно что-то подрагивает. Собраться с духом и – звонить.
И Макс позвонил. И план сработал.
После ресторана они поехали на «Променад». Там было по-настоящему ветрено, и Лана начала мерзнуть (она не сказала, но Макс догадался). Тогда он накинул на нее свою куртку – и стал мерзнуть сам. Вдобавок, он не очень понимал, о чём еще говорить: с момента их встречи он с трудом выискивал темы для разговора. Хорошо хоть, у них нашлись общие знакомые: тот же Дан, например.
Да еще ее лучшей подругой оказалась Карина (упс!). Лана сама не рада была, что о ней вспомнила, и поспешила эту тему замять. В общем, беседа не то, чтобы текла, а, скорее, неуклюже переваливалась с одной темы на другую. Но могло быть хуже. В целом Лана оказалась милым и вполне земным существом: средний рост, аккуратная фигурка…
Когда замерз и исчерпал темы для разговора, Макс подумал, что пора осуществить следующий пункт плана: вернуть девушку домой. Но было рано – восемь вечера, – а Лана, судя по всему, готова была гулять с ним хоть до утра. Не зная, чем оправдать спешку и не придумав лучшего, он из вежливости (а отчасти из хулиганства) предложил поехать к нему, чувствуя, что та не обидится. Но он не сомневался, что девушка скромно откажется.
Она согласилась! Это шло вразрез плану, но отступать было некуда.
Дома нашлась бутылка вина (за пару недель до этого он ездил в Латрунский монастырь, где из лозы, завезенной в Святую Землю во времена наполеоновской кампании, делали его любимый «Каберне Совиньон»). Нашелся и шоколад. Фруктов не обнаружилось. И репертуар не был продуман.
Впрочем, Макс не предполагал сильно отклоняться от плана. Он его подкорректировал, и теперь собирался, сидя в тепле, развлечь девушку и отвезти затем в общежитие.
Говорить особо было не о чем, оставалось пить вино и петь песни.
В пальцы легла отдающая питерской подворотней «Восьмиклассница».
Затем – для контраста – песня на английском: «Пинк Флойд» – «Wish You Were Here» (с полноценным проигрышем).
И наконец вступила тяжелая лирическая артиллерия:
Влажный блеск наших глаз,
Все соседи просто ненавидят нас.
А нам на них наплевать,
У тебя есть я, а у меня – диван-кровать…
Остаемся одни,
