скачать книгу бесплатно
Я на поверхности?!
Голова над водой, кругом вода.
Да, это поверхность.
Дыхание ровное, даже не запыхался.
Как долго я пробыл под водой?..
Внутри тоже вода: в животе словно булыжник лежит…
Рвет водой. Поток! Извержение! Лавина!
Ффу… Полегчало.
Снова рвет! И звуки такие смешные: «блэ-э, блэ-э». Словно школьник изображает блюющего пьяницу: «блэ-э-э!». Умора.
Смеяться способен?! Однако ситуация аховая. Застрял между мирами: ни туда, ни сюда.
Где луна? Зашла?! Недавно, вроде, высоко стояла… Сколько же времени прошло?
Кажется, светлеет. Заря? Утро?
То есть я в воде уже часов восемь? По ощущениям – гораздо меньше. И чувствую себя огурцом – прямо как новый.
__________
Рассеянно глядя в монитор, Макс трогал языком обожженное печеной картошкой нёбо. Отслоившаяся и свисающая с нёба кожица скатывалась и обрывалась.
– Осэ? хешбо?н нэ?феш (подбиваешь душевный баланс)? – прищурившись на Макса, спросил заглянувший в кабинет Ариэль.
– Заметно? – встревожился Макс и поспешил отшутиться: – Министерство, – он постучал указательным пальцем по лбу, – готовится к расширению штата.
Он чувствовал себя странно: внутренним оком он методично, один за другим ощупывал свои «активы» и не находил точки опоры. Всё прежде важное казалось каким-то… ненастоящим.
Вот, например, эта работа: это же вообще не работа!
Или взять статус – что это за ерунда?! То, кем, по твоему мнению, считают тебя другие? Сущий бред.
Автомобиль – этот краеугольный камень видимого материального благополучия? Даже не камень, а ржавеющая железяка, пускай изящная и в чём-то даже любимая, но – неверная и капризная, требующая неоправданного внимания.
Пресловутая самостоятельность, так называемая «свобода», к которой столько стремился? Где она? На деле – чем дальше, тем больше зависишь от всего на свете: от людей, вещей, денег, мнений…
Ага, деньги! Вот нерушимая твердыня! Деньги, эти… даже не бумажки, а циферки в банковской распечатке, перед которыми ни в коем случае не должен появляться значок «минус» (и который, то и дело появляясь, вгоняет тебя в липкую панику). Вокруг этих самых циферок и крутится вся моя, с позволения сказать, жизнь.
Не, ну всё же деньги – это важно: ими оплачивается отдельное жилье. Приходишь домой, когда захочешь, а там – холодильник, двуспальная кровать, телевизор… Нет, неубедительно.
В «активах» еще подруга: добрая, уютная, приятна взгляду. Безотказна во всех отношениях, сама же много не требует. И что же – держаться за людей, за отношения с ними? За женщин? Что эфемернее отношений?!
Итого: прежние ценности разрушены. Терять нечего, внутри пустота. И пустота делает легким, словно бы поднимает над собой, над всем миром.
Но вот беда: природа не терпит пустоты.
Прошло сколько-то непонятных дней. Загадочный процесс по «подбитию внутреннего баланса» завершился. И внезапно всё осветилось: Макс знал – и знал, оказывается, уже давно, – что ему делать: он отправится в путешествие!
Жизнь наполнилась смыслом. Нужды суетиться не было: он покинет синекуру в конце декабря, как только истечет срок ежегодного контракта. Еще полгода в министерстве, но совершенно уже с другим настроением: в конце туннеля сияет ярчайший свет!
В само путешествие он отправится к лету, и оно будет долгим: ни единой причины ограничивать себя временем. Для начала отправится в Европу, станет перемещаться автостопом и пешком. Зимой – жить в городах, летом – на природе.
Денег – после продажи машины и погашения кредита – едва ли останется много, но на авиабилет до Европы хватит. А там… Он сумеет заработать на жизнь: сезонными работами, по мере необходимости. Вживаясь в новые места, знакомясь с людьми, занимаясь тем, что ему интересно, он будет познавать мир – во всём многообразии.
Когда Европа будет изучена, он двинется на восток – в Индию. Затем… Да что загадывать – мир необъятен! Мира хватит надолго, но рано или поздно он приведет ищущего туда, куда до?лжно прийти, и там… там уже станет ясно, что дальше.
Путешествовать – как мог он забыть? Он ведь хотел этого всегда, по крайней мере с тех пор, как… Теперь уже и не вспомнишь, когда это началось. Ну, положим, со знакомства с тем южноафриканским путешественником в кибуце. Впрочем, еще прежде, покидая Россию, он отправлялся по сути за приключениями.
Прошло уже восемь лет – чертова уйма времени – с тех пор, как он, выпав из родительского гнезда, ведет самостоятельную жизнь. И во что это вылилось? Вначале мир поманил его, указал на возможность собственного пути, но немедленно отвратил, соблазнил – кинул ерзать в накатанной чужой колее: все эти университеты, министерства…
И что же, все эти годы – зря, и жизнь начинается лишь сейчас? В любом случае, теперь он – стреляный воробей. Теперь его на мякине не проведешь: не соблазнишь и не отвратишь от своего пути. Отныне всё будет иначе!
Между тем, мякина для воробья уже была заготовлена, и не только заготовлена, но и рассыпана.
Сообщить подруге о грядущем расставании было непросто: объясняясь, Макс чувствовал себя немногим лучше персонажа Михалкова наутро после того, как тот пропел Бесприданнице «мохнатого шмеля».
Лана изменилась в лице, а овладев собой, заявила, что поедет с ним. Неважно куда. Пришлось изыскивать аргументы, прибегать к метафорам («это только мой путь… на нём нет места двоим…»). Слова – словами, но правда в том, что он искал новой жизни, а Лана, сколь ни была ему дорога? (а к этому времени она уже была ему дорога?, хоть он и убеждал себя в обратном), была частью жизни прошлой, ее средоточием и олицетворением.
Макс был готов к тому, что, узнав о его намерениях, Лана тут же его покинет, нанеся тем самым превентивный удар. Либо станет устраивать сцены с уговорами, слезами, упреками… Но после того разговора они не возвращались к теме отъезда и вели себя так, словно над ними не навис этот дамоклов меч и им не предстояло расстаться через несколько месяцев навсегда. Лана словно установила табу, Максу же лишний раз поднимать вопрос своего отъезда было бы и вовсе глупо и даже бестактно. Возник своего рода «заговор молчания».
***
– Есть тема, – с порога принялся выкладывать Петя Чел. – Пеликан тут ездил кое-куда, недавно вернулся. Они там десять дней молчали, мяса не ели, и с ними что-то делали. Вернее, они сами там что-то делали – я не очень понял, мы на ходу перетерли… Пеликан аж светится и очень советует. Съездим, приколемся?
– И сколько стоит? – спросил прагматичный Макс.
– Бесплатно!
– Не может быть. Десять дней кормят и спать укладывают, и всё халява?
– У них фишка: платят те, кто хочет, да и то не раньше, чем пройдешь десятидневный курс. Короче, вот номер. Позвонишь, узнаешь и мне расскажешь. Съездим вместе – будет ништяк! Всё, я побежал: люди ждут. Доктор едет-едет сквозь снежную равнину-у… – пропел он уже в дверях.
Макс позвонил и получил по почте брошюру. И понял, что это именно то, что ему нужно – и нужно как раз сейчас. Организация называлась «Випассана», что на древнеиндийском языке па?ли означает «виденье вещей такими, каковы они есть». Это интриговало само по себе, ибо с некоторых пор Макс всерьез подозревал в фатальной ущербности собственное (и человеческое вообще) восприятие мира.
В брошюре подчеркивалось, что организация не является сектой и учеников ни в коей мере не станут склонять к какой-либо религии. И всё бесплатно! (Не то, чтобы Макс так сильно любил халяву, но резонно считал, что истинные ценности купить невозможно.) В ходе интенсивного десятидневного курса участников обучат технике медитации, посредством которой те очистят ум. Это, в свою очередь, избавит их от страдания. Жизненные невзгоды станут нипочем, и начнется безмятежная и счастливая жизнь. Чего же еще желать?
Максу вспомнилось, как в детстве он мечтал о некой машине или, быть может, таблетке, которая бы «отключала» человека на то время, когда он занимается нелюбимым делом. Тогда он – Максим – мог бы ходить в школу «на автомате», не испытывая мучений, а «включаться», скажем, на выходные и во время каникул. И еще на передачу «В гостях у сказки» и очередную серию мультика «Капитан Врунгель»… Похоже, мечта вот-вот сбудется: он обретет вожделенную таблетку.
Помимо строжайшего кодекса дисциплины и распорядка, предусматривавшего более десяти часов сидячей медитации в день и ежевечерние, записанные на видеокассеты лекции Учителя, в брошюре имелась статья, повествующая о самом Учителе – индусе с фамилией, похожей на украинскую. Рассказывалось в частности, как посредством указанной медитации тот излечился от, казалось бы, безнадежных психосоматических головных болей. Это окончательно купило Макса, ибо боль по-прежнему колотилась в его сердцевине.
Пустота, с недавних пор зияющая в душе, жаждала быть заполненной. Не мешкая, Макс записался на десятидневный курс медитации, начинающийся 3-го января 1999-го года – сразу после того, как незадавшийся экономист Министерства здравоохранения покинет службу.
На десятый день курса, после завтрака и сеанса медитации, когда сняли обет длившегося более девяти дней Благородного Молчания, Макс и Петя Чел вместе с десятками других учеников вышли из медитационного зала во внутренний дворик центра Випассаны.
В ушах еще звучало напутствие Учителя: делиться с окружающими радостью, сострадать живым существам, нести в мир гармонию, доброту и любовь… Макс как раз собирался убить Чела: долгие дни и ночи он представлял, как, ухватив за ненавистные патлы, будет долбить гада рожей о стену, пока не превратит в кровавое месиво. Предаваясь сладким виде?ниям, он не подозревал, что Петя замышляет нечто похожее. Давление в котле зашкаливало: копящаяся с начала курса (а, может, с начала жизни) злость клокотала, ища выхода.
– Ты чо, сука, выёбывался?! – таковы были первые слова Макса. – Чо выёбывался?!!
Выставив кулаки, он двинулся на Петю.
– Чо?! – Петя принял боевую стойку. – Аниччо!
Оба безудержно расхохотались: слово на языке пали «аничча» троекратно произносилось Учителем при инструктажах, вбивая в головы учеников основополагающую доктрину буддизма – переменчивость и непостоянство мира. Аничча, аничча, аничча – изменяется, изменяется, изменяется.
Во всё еще бурлящем котле давление начало спадать.
– Ты зачем, гад, за руку меня хватал? – сквозь смех проговорил Макс, продолжая наступать.
– На часы хотел посмотреть, время узнать! А тебе жалко было? Жалко?! Чего руку выдергивал?!!
– Так нельзя же друг друга касаться! Торчок!
– Сам торчок!.. Правда, что ли, нельзя?
– Правила не читал, идиот?! «Друг друга»! Я тут кошку во дворе погладил, так в секунду администратор как из-под земли выскочил: «животных не трогать!»
– Так это тогда объявление повесили? «Кошек не гладить – необходимо воздерживаться от чувственных удовольствий»? Думаю: что за бред?
– Ладно! А кто яблоко в столовой упёр, точил в комнате у меня под носом?! Кто?!
– А что, тоже нельзя?
– Ну ты раздолбай! – Макс убрал кулаки и улыбался теперь во всю варежку. – Разок бы хоть правила прочел. Тут ведь вообще нихрена было нельзя: любой контакт запрещен, даже взглядом. Хавчик брать в комнату, кормиться в неурочное время… А ты всю дорогу какие-то знаки мне подавал, заначки в тумбочке делал, хомячил вечно у всех на виду – от медитации отвлекал. И кто ты после этого?
– Я? Свободный человек! – заявил Петя. – Плевал я на правила!
– Во дает! Ты ж меня сам сюда затащил, – возмутился Макс.
– Конечно. Тебе не понравилось?
– Понравилось. Хотя жесть была страшная.
– Не то слово! Покруче любого трипа. Сила!
– Сила, самадхи, панья! – сорвалась с языка многократно повторяемая Учителем буддийская триединая формула: добродетель, осознанность, мудрость.
Остальные ученики с удивлением и некоторой опаской наблюдали эту перепалку на непонятном языке, пересыпаемом терминами на пали – языке, которым говорил Будда.
Хотя люди и прожили бок о бок много дней, всем еще предстояло перезнакомиться. Постепенно начали завязываться разговоры, и вскоре двор наполнился гвалтом: сдерживаемая в течение стольких дней жажда общения нашла выход. От разговоров с отвычки саднило горло, но остановиться и замолчать было трудно: хотелось говорить не переставая.
К вечеру Макс обессилел и осип, да и с другими происходило похожее: к эйфории, охватившей учеников с утра, примешивалась странная нервозность и дрожь.
С «Випассаны» он вернулся законченным неофитом. Зияющая на месте прежних ценностей пустота зияла недолго и разом заполнилась: Макс стал обладателем готового, универсального, тщательно выверенного пакета ценностей.
Для начала, подражая тембру голоса Учителя, действительно замечательному – невероятно низкому, рокочущему на грани слышимого, он исполнил Лане Мантру Прибежища, которую разучил на курсе, принимая прибежище в трех буддистских ценностях: Будде, буддийском учении (Дхамме) и буддийском сообществе (сангхе).
Буддхам саранам гаччами.
Дхаммам саранам гаччами.
Сангхам саранам гаччами.
Это был, конечно, не «бедный ёж», но Лане понравилось: она даже куснула новоявленного буддиста за ухо.
Как свойственно неофиту, Максу виделось, что полученное знание следует распространять. Ведь адепт желает всем блага, тогда как благо ищут не там, где следует! И долг посвященного – указать заблудшим истинный путь.
Под маской благожелательности у прозелита обыкновенно кроется чувство превосходства. Вдобавок обладатель навязанных, чужих ценностей не бывает по-настоящему уверен в своей правоте: подспудно сомневаясь, желает утвердиться, уверовать до конца, старается, чтобы как можно больше людей думали и делали как он.
На протяжении последующих месяцев, вплоть до отъезда за границу, Макс много рассказывал и Лане, и своим друзьям о Випассане – но едва ли кому-то помог. И однажды ему станет стыдно. К счастью, в его характере изначально не имелось столь необходимой прозелиту навязчивости и веры в собственную непогрешимость – иначе бы он и вовсе, наверное, сгорел со стыда.
Существуют ли те, у кого есть свое? Кто по-настоящему работал, собирая сокровища по крупицам? Или нашел предназначенный только ему клад? Ведь истинных владельцев сокровищ не интересуют ни деньги, ни авторитет, им не придет в голову навязываться и поучать. Как же их найти и узнать?
Новообращенным предписывалось медитировать по одному часу утром и вечером. Неделю Макс продержался: сперва сидел с удовольствием. Затем – без удовольствия. Стал находить причины для пропусков. И наконец бросил.
Между тем, после курса медитации он себя чувствовал на удивление. Правда, боль в груди не прошла. Но боль – лишь ощущение, ее необязательно оценивать, тем более оценивать негативно. Макс смотрел на боль, созерцал ее, думал: «боль». Теперь это происходило автоматически и было колоссальным облегчением.
Ушла и злость – горой с плеч. Десять дней курса оказались невероятно тяжелыми: швыряло из огня да в полымя, редкие моменты эйфории и беспричинного счастья сменялись затяжными периодами нарастающего страдания. Всё раздражение, копившееся двадцать восемь лет жизни, снялось с места, поднялось и клокотало под крышкой черепа. Злость искала и не находила выхода, причиняя неимоверные мучения (схожие ощущения испытывали многие, но казалось, ты единственный, кто действительно страдает). А тут еще этот Петя Чел! В последний день курса страдание достигло апогея, но клапан своевременно открыли, и злость испарилась, словно и не бывало.
Теперь, чтобы вывести его из себя, вызвать гнев или раздражение, нужно было постараться. Пройдет время – годы – и он спросит себя: злость ушла, но что ушло с ней? Не утратил ли он и священную злобу – основной движитель его жизни?
Випассана лезла теперь отовсюду. Включив телевизор, он застал концовку фильма «Рокки 4». Рокки с Иваном Драгой настойчиво молотили друг друга по головам, после чего Сталлоне с разбитой физиономией двинул речь: «Я изменился! Вы изменились!! Мы все можем измениться!!!»
«Аничча, аничча, аничча», – прозвучало у Макса в голове. За время боя Рокки постиг истину: если настойчиво бить по черепу, наступает просветление. Недаром дзэнские учителя практикуют битье бамбуковой палкой!
Макс извлек заложенный в книгу листок со стихотворением, записанным майской ночью у костра над обрывом. «С этим зельем Рокки Драгу победил…» Уже более полугода он силился разгадать послание.
Уволившись и пройдя курс Випассаны, Макс увидел, насколько был прежде беден. Раньше ничто не давалось легко, за всё приходилось бороться, часто впустую. История с «парижской мечтой», цветочницей и пропоротой шиной была показательна. А сведущая во многом Ольга-каббалистка называла жизненный расклад Макса «плохой кармой», ссылаясь на его прошлые жизни. Теперь же всё шло в руки само, карма словно подчистилась.
Несмотря на зимний сезон и общий упадок рынка, машина продалась на удивление выгодно, и после возврата кредита осталась немалая сумма. Вдобавок выяснилось, что министерство выплачивает своего рода отступные. Вкупе с пособием по безработице, которое полагалось первые полгода после увольнения, это выливалось в изрядный куш.
Пока Макс работал, у него не было даже намека на финансовую свободу. Теперь «состояние» его с каждым днем возрастало. Перестав работать – совершив «экономический суицид» – он внезапно разбогател.
В схожем положении он был лишь однажды – учась на подготовительном отделении университета и также нигде не работая. Тогда были и свободные деньги, и время. Но под давлением среды он начал подрабатывать, а затем и работать, пополнив армию «бедняков» – с тех пор ему вечно приходилось сводить концы.
Возможно, богатство в принципе несовместимо с зарабатыванием? Вкалывать на хозяина или «на себя» – какая разница? Работать за деньги – исповедовать психологию бедняка.
И опять заходил Петя Чел – на этот раз с книжкой по лечебному голоданию. Книга обещала излечить от всего в принципе. Вдобавок намекалось на возможное просветление, а среди новообретенных ценностей Макса оно было в приоритете. (Скоро он узнает, что лечебное голодание стандартно идет в комплекте с медитацией. Узнает, что это – джентльменский набор «ищущего», и немало путешественников обреченно таскают его в рюкзаках.)
Он решил заголодать сразу на четырнадцать дней (хорошее число, на его любимую букву «ч»), ибо рекомендованное книгой постепенное вхождение – по дню в неделю на протяжении года и т.д. – не годилось. Макс любил, чтобы сразу и в полной мере.
Первые три дня он выходил на прогулки, следуя рекомендациям. Книга обещала, что через несколько дней чувство голода пройдет, наступит эйфория и прилив сил. На четвертый день, не в силах более волочить ноги, прогулки он прекратил.