скачать книгу бесплатно
Поздно вечером пошли ловить для Ланы такси (до утра только и оставалось времени, чтобы собраться). Стояли молча, у перекрестка, обнявшись. Такси всё не появлялось… Я уезжаю навсегда. Непонятно, о чём в такой ситуации говорить. Ощущение нелепости: почему мы должны расставаться? Объективные причины – понятно: я улетаю, новая жизнь… и так далее. Но почему мы должны расставаться? Возможно, если бы мы об этом хотя бы иногда говорили, – спорили или даже ругались, – удалось бы уложить это в голове, найти объяснение. Согласовать эмоции с разумом. А так…
Подъехало такси. Я положил сумку с недавно еще моими вещами в багажник и подошел к Лане, стоящей возле раскрытой пассажирской двери. Шофер ждет, рассусоливать некогда, и это к лучшему. Придержав за плечо, я ткнулся ей в губы, развернулся и пошел в сторону дома. На ходу оглянулся: Лана садилась в машину, пытаясь одновременно смотреть мне вслед…
До?ма. Сижу на стуле. В квартире порядок: жилое пока еще помещение. Лишь зияет там, где прежде стояли телевизор, стереосистема и колонки (чохом взял скупщик). Несколько часов, и этот, кажущийся пока целым, мирок окончательно исчезнет. А Лана уже исчезла. Навсегда.
Внезапно навалилось бессилие. Дел оставался непочатый край: всё, кроме мебели – либо упаковать в рюкзак, либо вынести на помойку. А я сижу, ссутулившись на стуле, и из меня текут слезы.
Я знал, что долго плакать не получится, но силы, казалось, меня оставили. Было неясно, смогу ли вообще встать и начать собираться. На четыре утра заказано такси.
Заставил себя встать, сполоснул лицо и вытащил из шкафа рюкзак…
Итак, я еду в Амстердам, но сегодняшняя цель – Франкфурт-на-Майне. Проскочили поворот на Кассель, 4-й автобан перешел в 5-й – значит, примерно полпути. Какие же планы?
За последний месяц было предостаточно времени для раздумий. Месяц с родителями! Это засасывает: еда, диван, книги, видеомагнитофон, мама. Ходил по Веймару, думал: «В этом городе умер Ницше. В этом городе умер Гёте». А во Франкфурте Гёте родился. Но что мне Гёте?
Выбирался на электричках в соседние городки: Эрфурт, Йена, Гота… Везде, в принципе, одно. Все эти достопримечательности – весь этот туризм – лишь утомляют. Хотелось бы найти и почувствовать что-то уникальное, свое. Может быть, в Амстердаме?
Прикупил снарягу: новый рюкзак, спальник, пенковый коврик, атлас автодорог, путеводитель «Одинокая планета», компас, фонарик и массу других мелочей. Денег, слава Богу, хватает: в итоге образовалось более десяти тысяч долларов. Невероятная, по моим недавним еще понятиям, сумма. Впрочем, хоть все мои деньги и не лезут в карман (бо?льшую их часть обменял на дорожные чеки «American Express»), это не повод ими раскидываться.
Двух ночей во Франкфурте будет, наверное, достаточно. Такой режим для «проходных» городов оптимален: приезжаешь к вечеру, ночуешь. Затем есть день, чтобы получить о городе маломальское представление (достопримечательности пусть туристы осматривают). Наутро – дальше. А в Амстердаме можно подзадержаться.
Вчера было смешно: собрал наконец рюкзак и понял, что он неподъемен. Ехать с таким можно, а вот идти… Вытряхнул, вдумчиво разделил на две кучи. Одну запихал назад. Всё равно тяжелый ( «Одинокая планета» – кирпич!), но ничего уже не выкинешь, осталось необходимое. Потом провалялся без сна до утра: представлял, как буду ехать, мандражировал, что не будут брать…
Подъезжаем к Франкфурту! Останавливаемся в промзоне, водитель жестами объясняет, куда идти. «Данке шон, – жму протянутую мне руку, – ауфидерзейн». Отличный мужик!
Выпрыгиваю из кабины, и сердце привычно дергается, напоминая, что оно здесь, никуда не делось (в другой раз аккуратно спущусь по ступенькам, спиной вперед). Водитель спихивает рюкзак, тот падает мне в объятия, и я захлопываю массивную дверцу.
Четверть часа, и выхожу к станции. Люди на перроне удивительно дружелюбны: рюкзак внушает уважение. Говорят на неожиданно хорошем английском (здесь уже западная Германия), объясняют, где пересесть на подземку, чтобы добраться до центра.
Молодежный хостел. Плачу? за две ночи с завтраками, получаю магнитный ключ от комнаты. В комнате никого, валяются рюкзаки. Четыре двухъярусные кровати, на всех матрасах, кроме одного – нижнего, – накиданы вещи. Ставлю рюкзак возле свободной постели.
После душа переодеваюсь в городское. Ехал в брюках от полевой израильской формы – тех самых, в которых некогда ползал по колючкам. Столько лет в шкафу провалялись! (Практичная вещь: свободные, хлопковые, с гигантскими накладными карманами.) Надеваю джинсы и иду в город ужинать.
В ресторанчике просматриваю меню: хочется взять что-нибудь типичное для этой местности – почувствовать, что куда-то приехал. В результате заказываю длинные тонкие франкфуртеры с картофельным пюре и запиваю большим стаканом апфельвайна – яблочного вина.
Совершив круг по соседним улицам, возвращаюсь в хостел. В комнате храпят. Не зажигая света, ныряю под одеяло.
Утро. Обитатели комнаты зашевелились. Тоже встаю, чтобы успеть на завтрак. На верхней койке – прямо над моей постелью – с закрытыми глазами и отрешенным лицом сидит светловолосый парень. Спина прямая, ноги скрещены, ладони на коленях.
Не раз, особенно первое время после курса Випассаны (пока не забросил практику), мне виделось, как медитирую в путешествии. Представлялось именно так: сижу в большой комнате, вокруг люди. Но я отрешен, медитирую. И, пожалуй, любуюсь собой.
Либо мне во плоти встретился мною же сотворенный образ, либо буддисты в европейских хостелах – дело обыденное. Все ушли завтракать, а я намеренно мешкаю. Наконец парень спускается со своего яруса.
– Медитировал? – завязываю разговор.
– Молился! – с некоторым вызовом отвечает он. – Я – индуист.
Он пускается в пространные рассуждения (английский хороший, но неродной):
– Наши чувства обманчивы, с их помощью невозможно познать истину. Есть притча: слепых подвели к слону и спросили, на что он похож. Один пощупал хобот и говорит: слон – это такая змея…
Притчу я знаю: на «Випассане» рассказывали. И в версии Маршака: «Слепцы, числом их было пять, / В Бомбей явились изучать / Индийского слона. / Исследовав слоновий бок…»
Парень разглагольствует: ему до фени, чего я там знаю или не знаю. Но я сам напросился.
– На завтрак опоздаем, – удается мне вставить слово.
Идем в столовую, накладываем еду на подносы (сыр, колбаса, хлеб, йогурты, джемы, соки…), садимся за столик. Парень продолжает выдавать истины.
Воспользовавшись моментом, перевожу разговор в более приземленную плоскость: интересуюсь, как он сюда попал и что делает. Он немец из Мюнхена, через несколько часов – самолет в Дели. Пятый седьмой раз летит в Индию, проводит там по полгода в году. Остальное время зарабатывает на эти поездки.
Я удивляюсь приверженности одному маршруту:
– А в других странах бывал?
Внезапно настроение моего визави меняется:
– Да срал я на другие страны! (I don’t give a shit!..) Кто не был в Индии, тот не поймет… – Он делает жест рукой, словно мне бесполезно что-либо объяснять, и некоторое время мрачно жует, погрузившись в себя. Наконец говорит: – Там вообще всё иначе. У индусов не бывает работы. Работа – у нас. У них – карма. Там, если, скажем, принадлежишь касте, занимающейся сожжением трупов, будешь с раннего детства носить дрова к погребальным кострам. Состаришься и умрешь – нося и нося эти дрова. И ни разу не посетуешь на жизнь, потому что знаешь: ты отрабатываешь карму.
Внезапно я очень ярко представляю себе этих индусов, вижу спускающиеся к Ганге высокие каменные ступени – гхаты… В трупном чаду, день за днем, год за годом, век за веком смуглые люди таскают по гхатам гигантские поленья для сжигания мертвецов. Я один из них, несу на плече корявую дровину. Она сгорает, я приношу следующую. За ней – еще. И еще… Я – счастливый – делаю свое дело…
– То есть, – говорю я, – истинная справедливость не в том, что все равны, а в том, чтобы каждому – свое?
– Именно, – говорит он. – И в Индии это понимают, этим живут. – Допив чай, он встает из-за стола. – Пойду собираться. Намасте.
Остается болезненный осадок, словно прикоснулся к заразе. И отчего-то жалко этого немца. Похоже, он и рад бы не ехать в Индию, но себе в этом не признается. Он не может не ехать, и мы с ним товарищи по несчастью: каждого толкают и гонят некие силы. Его – в Индию, а меня… Куда?
Записываю в блокнот: «Справедливость: не поровну, а каждому свое (немец-индуист)». Поможет не забыть разговор, воскресить образы.
Слоняюсь по городу. На одной из центральных мощеных булыжником площадей стоит сияющий черным лаком автомобиль «Волга». Это ГАЗ-21, как в фильме «Берегись автомобиля». Я не видел таких с тех пор, как уехал из России. Да и там они, конечно, в диковинку.
Возле машины – человек в черном костюме, чем-то даже напоминающий Смоктуновского. Держит табличку на немецком. По отдельным словам угадываю, что человек с машиной обслуживают свадьбы и прочие торжества. Внизу телефонный номер и подпись: «Vladimir». Несколько узкоглазых туристов, по-своему лопоча, фотографируют «Волгу».
Обхожу машину, любуюсь. Поглядываю на мужика, пытаюсь представить себе его жизнь. Он моложе моих родителей, вряд ли получает пенсию. Так что неплохо придумано. Да и владеть такой машиной, наверное – счастье. Хотя сильно счастливым он не выглядит. Заговорил бы с ним, да неловко…
Человек безразлично скользит по мне взглядом: едва ли кто сумеет опознать во мне русского. Да и какой я, к чертям, русский. Я – израильтянин. Сколь бы то ни было смешно.
Утром выхожу из города. Франкфурт невелик: час ходьбы и я возле трассы, на развязке. Снимаю рюкзак и ставлю рядом. Стою с вытянутой правой рукой и оттопыренным большим пальцем.
Автобан номер 3 приведет меня сегодня в Амстердам. Или не сегодня. Или не в Амстердам. По большому счету, не важно. Но необходимо представлять цель – так меня учили и так я привык. Может, со временем научусь другому: интуитивно выбирать путь, передвигаться без карт и заранее определенной цели. У истинных путешественников – тех, кто путешествует вглубь себя – нет и не может быть карты. Ведь они – первопроходцы. И цель им не нужна: они сами – цель. А мне приходится брать составленную кем-то карту, выбирать пункт назначения и ломиться к нему, не подозревая (подозревая!), что мой путь лежит вовсе не туда. Вот с чего это я, например, торчу тут уже час? Что если следует ехать не в Амстердам, а…
Резко тормозит красный двухместный кабриолет «Мазда» с опущенной крышей. За рулем женщина средних лет. Обращается по-немецки, затем переходит на английский:
– Попробуй рюкзак – в багажник…
Багажник – одно название: бо?льшую его часть занимает сложенная крыша. Рюкзак не влезает. Лихорадочно отстегиваю пенковый коврик и вынимаю из рюкзака спальный мешок. Оставшееся получается как-то умять. Коврик и спальник кидаю себе в ноги, и мы выносимся на автобан.
– Идеальный день для путешествия в кабриолете, – говорит женщина. – Солнце, ветер… Еду к подруге в Кёльн…
Она живо интересуется моей биографией. Скрывать нечего, и я раскладываю перед ней свою историю.
– Значит, ты покинул Россию из-за антисемитизма? – спрашивает она с состраданием в голосе.
– Вовсе нет, – говорю я и в подтверждение рассказываю, как лишь в десятилетнем возрасте узнал о своем происхождении от одноклассников. Но это только укрепляет ее подозрения. Да нет же: в России моя национальная принадлежность имела столь малое значение, что за десять лет вообще себя не проявила. А чтобы дразнить одноклассника, любой повод сгодится. И не стоит путать антисемитизм с дефицитом политкорректности, коей Россия и вправду не славилась испокон…
Мои умопостроения не убеждают. Видно, ей просто нужно кого-то жалеть, кому-то помогать – иначе бы она, наверное, и не стала подбирать людей на дороге. Вдобавок у немцев тяжелый комплекс вины по отношению к евреям – мои родители как раз пожинают его плоды.
Выхожу на заправке перед поворотом на Кёльн: необходимо оставаться на трассе. Здесь большая станция обслуживания с бензоколонкой, стоянкой грузовиков и рестораном. Зайдя в туалет и ополоснув лицо, прохожу через стоянку дальнобойщиков в самый конец заправки и встаю перед выездом на трассу.
Судя по карте, я нахожусь в сердце гигантской агломерации «Регион Рейн-Рур». Как отсюда выбраться? Впереди множество развилок, я в центре колоссальной дорожной паутины. Правда, я – скорее паук, нежели муха. Но найдется ли подходящая жертва? Большинство машин, наверняка, куда-нибудь сворачивают. Хорошо бы поймать дальнобойщика, едущего прямо в Голландию! Написать табличку?
Достаю синий маркер и канцелярский файл с листами. Крупно вывожу: «NL». Засовываю листок обратно в прозрачный файл. Демонстрирую табличку выезжающим с заправки.
Притормаживает легковушка: внутри приятная пожилая пара. Едут в Голландию, город Арнем. Огромная удача: от Арнема до Амстердама останется всего с сотню километров! И никаких больше агломераций! Закидываю в заднюю дверь рюкзак и влезаю сам.
Голландцы беседуют между собой и через час – уже в другой стране – высаживают меня на бензоколонке перед поворотом на свой городок. Здесь меня сразу подбирает старенький «Мерседес», заднее сиденье которого завалено частями ударной установки: барабанами, медными тарелками и хромированными стойками. Сажусь впереди и, растопырив колени, втискиваю перед собой рюкзак.
Ландшафт однообразный: по большей части поля?, обсаженные одноногими великанами-ветряками. В Амстердам прибываем засветло. Барабанщик на удивление лихо проскакивает светофоры.
– Ритм – моя профессия, – объясняет он. – Город подчиняется ритму. Почувствуешь его – сможешь гнать без остановки, всегда на зеленый…
Завозит меня в самый центр города и напоследок желает:
– Have a good fuck!
Хотел, наверное, сказать «good luck»…
Амстердам встречает знакомым, вкуснейшим запахом. Сколько раз представлял себе этот город: он стереотипно рисовался мне погруженным в ароматные клубы конопляного дыма. Возможно, я опять материализую мною же сотворенный образ? Начало в любом случае многообещающее.
Полагая, что задержусь в Амстердаме, я заранее присмотрел в «Одинокой планете» дешевый хостел. По дороге, в окошке обменного пункта размениваю на гульдены один из стодолларовых дорожных чеков.
Хостел оказывается прямо посреди «квартала красных фонарей». После необходимых формальностей девушка-администратор за стойкой советует не терять бдительность и направляет на второй – мужской – этаж.
Первое, что бросается в глаза на втором этаже – табло с красной бегущей строкой: «Не оставляйте вещи без присмотра!» Сложив и заперев необходимые вещи в маленьком персональном шкафчике в коридоре (армейские брюки с документами и основными деньгами-чеками в карманах кладу на самое дно и заваливаю вещами), отношу рюкзак в кладовую. Там человек из администрации цепью, пропущенной через стальное кольцо в стене, соединяет мой рюкзак с другими и навешивает замок. В кладовой доставать вещи из рюкзака запрещено, ибо нельзя проконтролировать, из чьего рюкзака ты их достанешь. Разрешается лишь забрать рюкзак целиком. Подобные полумеры, вероятно, лучше, чем ничего.
В огромном зале с полсотни низких кроватей, на них проживает разношерстная публика. В основном молодежь, есть постарше. Имеются и потрепанные личности подозрительно-бомжеватого вида. Выбираю свободную койку и растягиваюсь на ней.
На соседней койке – маленький плотный индус моего возраста, жаждет общения. В Амстердаме уже неделю: авиакомпания, на которую он работает, раз в год выдает бесплатный билет в любую страну мира (передо мной, должно быть, отрабатывающий карму представитель касты работников авиакомпаний). Сговариваемся выйти в город вдвоем.
Уже стемнело, идем вдоль канала. По обеим сторонам канала – подсвеченные красным стеклянные двери и окна. За стеклами, а иногда и снаружи – возле дверей – стоят женщины неглиже. На этот раз мои представления расходятся с реальностью. Название знаменитого района – «квартал красных фонарей» – я воспринимал слишком буквально: рисовались обычные с виду улицы, освещенные красными фонарями. Внутри домов, разумеется, царит разврат, но то внутри!
Я попал на красную планету Марс. Марсианки зазывно улыбаются, а та, на которой задержишь взгляд, проявляет активность: мнет груди, сует руку себе в трусы, высовывает язык. Нормальное поведение для этой планеты.
В состоянии легкого шока глазею по сторонам, а мой маленький спутник чувствует себя рыбой в воде: подмигивает девушкам, делает им знаки, успевает перекинуться на ходу парой фраз.
– Ты… бывал у них? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня как на идиота:
– Само собой! Каждый день!
Через некоторое время индус застревает возле тоненькой блондинки в бикини и делает знак, чтобы я не ждал. «Have a good fuck», – вспоминаю я напутствие барабанщика.
Иду в толпе таких же зевак. Программа-минимум на сегодня: курнуть. Так что у меня – какая-никакая цель. Ищу подходящий кофешоп – уникально-голландское заведение, где можно законно купить травки и там же употребить.
Несет течением. Возле уха то и дело возникает бормотание: «Гашиш, кокаин, экстази…». Мотаю головой, и бормотание прекращается, чтобы вскоре возобновиться. Зазывалы порно-шоу едва не хватают за рукава: «Mister! Fuck! Real fuck!..». Кофешопы на каждом шагу, но сквозь окна вижу кишащую внутри публику, и меня всякий раз проносит мимо.
Утомившись толкучкой, сворачиваю с улицы-канала на тихую боковую улочку и вскоре нахожу еще один кофешоп: «Rusland». На витрине логотип, схематически изображающий Собор Василия Блаженного. Зашифрованный в логотипе посул блаженства, да и само название кофешопа видятся зна?ком.
Внутри русским духом не пахнет. Цены в меню указаны в гульденах и евро (евро уже полгода как введено в безналичное обращение, но монеты и банкноты пока не выпущены). Некоторое время изучаю ассортимент и наконец покупаю грамм марихуаны «Skunk» – «Скунс».
Нахожу свободный столик. Пока делаю косяк, подсаживается парень и тоже принимается скручивать.
– У тебя что? – интересуется он.
– «Skunk». А у тебя?
– «White Widow», – отвечает парень и предлагает: – Сперва твоего скунса, затем – мою вдову?
Взрываю и, пару раз затянувшись, передаю ему.
Это немец из Ганновера. В Амстердам приезжает на выходные – поотрываться. Его «Фольксваген-Пассат» припаркован неподалеку, в нём и ночует.
– Много тут вообще немцев?
– Тут почти все – немцы, – говорит он. – Прислушайся: все говорят на немецком.
– Думал, это голландский.
– Голландцы дома сидят, телик смотрят. Гуляют туристы.
Взрывает свой косяк и передает мне. Белая вдова знакомится со скунсом: «Очень приятно!»
– Гляди – «Ролекс»! – Немец демонстрирует запястье, но видя мой скепсис, гогочет: – Купил на блошином рынке за двадцать гульденов.
– Зачем тебе поддельный Ролекс? – удивляюсь я.
– Как «зачем»? Для девчонок!
Тоже принимаюсь ржать. Мы – два обдолбанных балбеса.
Немец берется скручивать еще, но мне уже хватит. Прощаюсь и выхожу. Закурив сигарету и овеваемый ветерком, иду, куда ноги несут. Амстердам!
Прохожу по Абрикосовой, сворачиваю на Виноградную и забредаю в совсем уже тенистый переулок. Внезапно за спиной происходит движение, меня обхватывают сзади. Намертво прижав руки к туловищу, лезут в карман. Я вижу под собой белеющую кроссовку и что есть силы – сверху вниз – бью по ней пяткой. Хватка слабеет, отскакиваю и разворачиваюсь.
Арабского вида парень, прыгая на одной ноге, яростно сквернословит. Второй – негр – глядит с испугом.
– Окей, окей! – Негр выставляет перед собой белеющие в темноте ладони. – Давай, браза – просто уходи. Просто уходи.
