скачать книгу бесплатно
Голод не отпускал. Макс думал исключительно о еде: вспоминал примеченный у дороги огрызок яблока, сочинял рецепты яств, которыми усладит себя по истечении срока. Обоняние обострилось: с улицы проникал, расползаясь по комнате, запах весеннего цветения. Цветы хотелось съесть.
Время остановилось, эйфория не наступала, последние силы ушли. Макс лежал на диване (залезть на шкаф он уже не мог), и думал, какой он был дурак, не понимая, что главное (да что «главное» – единственно важное в жизни!) – еда. Мышечная масса катастрофически уменьшалась. Один из кубиков на животе рассосался и полностью исчез – на его месте осталась мягкая кожаная ямка.
К последним дням поста напал паралич воли: звонил телефон, но Макс не мог заставить себя протянуть руку и взять трубку. Каждому походу в туалет предшествовали часы самоуговоров в необходимости такого деяния (благо, оные деяния требовались нечасто). Но ни разу он не помыслил прекратить голодовку прежде намеченного срока.
На четырнадцатый день удалось выйти из дома и добраться до магазина. Плечи придавливали к земле. Прохожие оборачивались, принимая бледного, ссутуленного, с запавшими щеками человека в болтающейся одежде за призрак.
Купив сока и фруктов, Макс вернулся домой (каждые несколько шагов приходилось ставить пакеты на землю, чтобы собраться с силами). Труднее всего оказалось спуститься в полуподвал: ноги подкашивались, норовя сбросить хозяина со ступенек. Пришлось сползать, цепляясь за стену.
Утро пятнадцатого дня, педантично выполняя указания книги, Макс начал со стакана наполовину разбавленного водой яблочного сока. Прикрыв глаза, он благоговейно испил амброзию и почувствовал себя сытым.
Сытость держалась недолго. К вечеру Макс уже пил чистый сок, а назавтра методично сжевал все купленные фрукты. В уме и в теле ощущалась необыкновенная легкость и чистота.
На третий день он бодрячком сходил в магазин и прикупил овощей. Правда, на обратном пути снова пришлось отдыхать: лишенные мышц, руки отрывались от плеч.
Пришла Лана и ужаснулась худобе Макса. Впрочем, обнаружилось, что в главном силы уже вернулись. Пока голодал, она втайне надеялась, что он не выдержит до конца, сорвется. Это было бы для нее зна?ком, дало бы надежду, что он передумает и с отъездом.
Лана надеялась. Ее угнетала мысль, что она зря потратила три года – бесценные три года своей молодой жизни. Но одновременно она боялась, что Макс передумает уезжать. Если он даст слабину – по прихоти станет менять решения, это будет уже не он – не тот человек, какого она любила. Значит, она в нём с самого начала ошиблась. И это значит, что годы, проведенные с ним, потрачены действительно зря.
Боль в сердце так и не прошла, но в остальном Макс чувствовал себя превосходно. Очищенный организм восстанавливался, сознание было кристально ясным. Впереди открывались блестящие, солнечные перспективы, и лишь на задворках сознания темным облаком нависала мысль о неумолимо приближающемся расставании с Ланой. («Заговор молчания» оставался нерушим: оба продолжали вести себя так, словно распоряжались вечностью.)
Книга предупреждала о необходимости на выходе из голода умерять аппетит. Но сам аппетит оказался сильнее книг и предупреждений. Есть хотелось беспрерывно – словно после травки «пробило на хавчик». Вдобавок не терпелось поскорее вернуться в форму: мышцы жаждали действия, пресс требовал недостающий кубик.
Ради пищи и радости движения организм был готов на всё: он хитрил, изображая безупречное самочувствие. Взять Макса хитростью оказалось проще, нежели измором: на десятый день после окончания голодовки он пошел на тренировку по боксу. Вернувшись и плотно поев, он почувствовал, что заболевает: поднялась температура, в животе ныло.
С тех пор как однажды Макс выкинул в урну рецепты, к врачам он не ходил принципиально. Вдобавок за время службы в Минздраве ему открылась истинная сущность медицины: гигантская промышленная отрасль заинтересованная лишь в доходах. Иными словами, в умножении и продолжении болезней. Подчиняясь этой основополагающей стратегии, медицинская наука направлена лишь на лечение симптомов, а не причин недугов. И редкие попытки отдельных врачей и даже медицинских направлений «зреть в корень» в корне же и пресекаются. (Для пресечения здоровых тенденций необязательно их запрещать – достаточно объявить шарлатанством или отказать в финансировании.)
Болезнь вяло текла с месяц, после чего жизнь возвратилась на круги своя: в теле и голове наблюдались привычные, фоном сопутствующие тяжесть и муть. Но теперь было с чем сравнивать: Макс помнил легкость и чистоту, помнил незамутненную ясность сознания и остро чувствовал ущербность теперешнего – обычного – состояния.
Он знал, что повелся на хитрость и совершил «грехопадение», буквально объевшись запретных плодов. Но он не смог бы поручиться, что в другой раз сумеет этого избежать. Сколь ни сильна воля, но обезумевший от голода и бездействия и дорвавшийся наконец до радостей жизни организм оказался сильнее.
Возникшая после курса Випассаны эйфория тоже закончилась. Теперь, по прошествии нескольких месяцев, смысл медитации и буддизма в целом виделись приблизительно так: ты медитируешь и ведешь «правильную» жизнь, получая «бонусы». Иными словами, создаются причины, которые, повинуясь кармическим законам (сложным, но работающим, к счастью, независимо от понимания), ведут к благоприятным последствиям. Это и называется «улучшать карму».
Макс уже собрал все положенные ему за десятидневную отсидку «кармические бонусы», получил «зарплату» (в виде эйфории и всё тех же денег), и теперь считал, что неплохо бы повторить – заработать очередную порцию.
Но до отъезда оставалась пара месяцев, поэтому он решил потерпеть и следующий курс Випассаны сделать в Европе. Благо центры имелись почти в каждой стране.
К этому времени его родители несколько лет как переехали из Петербурга в Германию: немцы, стремясь загладить вину за Холокост, пускали на постоянное жительство евреев из России. Родители обживались в восточногерманском городке Веймар, звали в гости. Макс предполагал устроить у них «базу», и оттуда совершать набеги в другие страны Европы. А центры Випассаны станут одной из целей его паломничества.
Он зашел на бывшую квартиру проведать «торчков», и ему отдали конверт с письмом из Питера. От Сани.
Когда-то они активно переписывались. По приезду в Израиль Макс очень скучал, хотелось увидеться и, конечно же, выпить с друзьями. Жизнь в Израиле вызывала отторжение, виделось, что именно происходящее там было настоящим, здесь же – суррогат, слабое подобие. И ве?рхом достижимого счастья казалось встретиться и забуха?ть именно с Саней – лучшим его другом и душой их компании.
Сперва списывались часто: первое письмо Макс послал еще из кибуца, затем – когда жил у родственников под Тель-Авивом. Затем писал из общежития и от «торчков». Со временем писем с обеих сторон становилось всё меньше: жизнь засасывала, теснила прошлое. Когда Макс устроился в министерство и у него появился интернет, переписка вовсе заглохла: бумажные письма виделись нелепостью и анахронизмом.
Из последнего, трехлетней давности Саниного письма явствовало, что Лёха женился (не на Янке – та давно его бросила), Женя продолжает учить что-то гуманитарное, сам же Саня живет с родителями, в основном бездельничает и в перерывах занимается мелким бандитизмом: «кидаловом и разводкой лохов». Вообще представлялось, что в нынешней России чуть ли не каждый – бандит.
Макс не без трепета распечатал конверт. Хитрюга Саня «нашел» у себя еврейские корни и намеревался репатриироваться в Израиль. Последнее время активно тренировался, «накачался как сволочь» и получил лицензию инструктора по бодибилдингу. В завершение приводился список из десятка непроизносимых названий: химические препараты для профессиональных культуристов. Саня интересовался, можно ли их достать в Израиле.
Этот чудовищный список напомнил Максу, как однажды, еще в школе, Саня весь урок сосредоточено черкал в тетради. Результатом стало гигантское – в развернутый лист – слово «ЧЁРТ», каждая буква которого состояла из десятков, а то и сотен слов «чёрт» обыкновенного размера. Друзья восхищались Саниной оригинальностью и упорством.
Макс, пробежал глазами список препаратов: метандростенолон, пропионат тестостерона… Да, от Сани никогда не знаешь, чего ожидать.
***
На автовокзал Макс приехал заранее и мерил теперь платформу шагами. Выяснить, куда именно прибудет автобус из Хайфы, не удалось, так что следовало контролировать всю платформу. Было шумно, грязно и многолюдно. Сигаретная вонь мешалась с автобусным выхлопом.
Накануне они договорились, что Саня приедет к нему в Иерусалим в гости. Тот находился в Израиле уже с месяц: снял в Хайфе жилье, искал работу, пытался учить язык. И было ему, наверное, куда труднее, чем в свое время Максу, ибо покидать родительский дом, менять привычки и жизненный уклад в двадцать восемь – вовсе не то же, что в девятнадцать.
Макс ходил по платформе и думал, что вот, сбывается его давняя (к сожалению, слишком давняя) мечта: сегодня он увидит некогда лучшего своего друга. И они даже наверняка забуха?ют. Случись это несколькими годами раньше, Макс был бы на вершине счастья. А теперь… нет, он, конечно, рад, но всё же… Прошло девять лет, оба, наверняка, изменились, каждый по-своему…
Помимо невообразимости самого? срока (девять лет!), среда обитания не могла не оставить отпечатка. Макс, к примеру, хотя и водился больше с русскоязычными, настолько уже обтерся в этой стране, что чувствовал себя израильтянином. Просто таким вот… нетипичным. Саня же… Каким он стал? Найдут ли они общий язык? Да и времена, когда пьянство с друзьями было квинтэссенцией жизни, в прошлом. Вдобавок через месяц он всё равно улетает: куплен билет в Берлин. И надо же: именно теперь приезжает Саня. Какова ирония!
В смешанных чувствах Макс вышагивал по платформе, огибая пассажиров, груды багажа, оборванных типов, попрошаек. Откуда-то сбоку шагнул, загородив путь, бритоголовый амбал. Макс рефлекторно уклонился, обогнул, не сбавляя шага, громилу и продолжил свой путь.
– Ты охуел?! – раздалось ему в спину.
Да, Макс, конечно, изменился. Но Саня изменился сильнее. Голова его (вероятно, от препаратов) по-поросячьи распухла. Тело противоестественно бугрилось. Сам Макс уже восстановил форму после голодовки, и выглядел теперь, как и прежде, спортивно. Саня же, будучи почти с него ростом, вдвое превосходил габаритами.
Макс разглядывал друга: тот смотрел затравленно, глаза бегали – адаптация, похоже, проходила болезненно. После полагающегося обмена междометиями, Саня изъявил желание купить для ужина «кусок мяса побольше», и друзья направились к шуку.
Хозяин мясной лавки – выходец из Ирана – бывал по-восточному дружелюбен и радовался приходу Макса, ибо тот хорошо ел, неся бизнесу прибыль. Увидев знакомого клиента в сопровождении груды мышц, мясник выронил нож, выскочил из-за прилавка и принялся трясти Санину руку, одновременно обращаясь к Максу:
– Братан! Ты – здоровяк! Но рядом с ним ты – вот! – мясник продемонстрировал мизинец. – А этот – гигант! Монстр! – И мясник принялся охлопывать обалдевшего и ни слова не понимающего Саню по могучим плечам.
Макс взял кило индюшачьей грудки, и друзья вышли из лавки.
– Хоть бы руки вымыл, – ворчал Саня, нюхая ладонь и вытирая о штаны. – Тут все такие любвеобильные?
– Уважает: он же мясник – а тут враз столько мяса пришло.
– Это я еще атрофировался, – посетовал и одновременно похвастал Саня. – Да жиром подзаплыл: как приехал, вообще не качался. Да ирщ не ел нормально. Сегодня хоть мяса наконец человеческого пожру. – И поспешил исправиться: – В смысле – по-человечески…
Увидев плеть, Саня пришел в неожиданное воодушевление. Сняв со стены, он начал ее любовно оглаживать и лихо пощелкивать в воздухе.
– Досталась с квартирой. Нравится?
– Шикарный девайс! – Саня принялся выписывать плетью восьмерки в опасной близости от потолочного вентилятора. – В курсе, что я садист?
– То есть? – Макс напрягся. – Людей мучаешь?
– Да не, только в смысле секса: баб плеткой лупить.
– И в чём кайф?
– Бьешь – она стонет. Возбуждает!
– Ей больно?
– Больно, – подтвердил Саня. – Но она сама хочет.
– Понятно: «идешь к женщине – не забудь плеть».
Макс, разумеется, испытывал плетку с Ланой, но обоих не впечатлило.
– В общем, Саня, считай, что плетка – твоя.
Макс положил мясо на сковородку.
– План такой, – сказал он. – Бутылка водки, на сегодня хватит. А завтра идем к моему другу Пете на день рождения. И там уже оттягиваемся по полной.
– Да мы незнакомы… – засомневался Саня. – И… всякие там люди… Стрёмно как-то…
– Открытое мероприятие, – успокоил друга Макс. – А Петю я предупредил. Он празднует в заброшенной арабской деревне. Пацан знаменитый, его дни рождения – события всеизраильского масштаба. Так что народу не меньше сотни наберется: неформалы, богема, торчки всех мастей… Великий бал у сатаны. А помнишь, как мы на «Мастера и Маргариту» ходили? В твой ДК…
Макс достал из морозильника водку.
– Стараюсь не пить, – вздохнул Саня, подставляя рюмку. – На мышцы плохо влияет. Тормозит синтез протеина и воссоединение аминокислот, снижает тестостерон и увеличивает уровень катаболического гормона кортизола… – Саня взглянул на зависшего с бутылкой в руке Макса. – Короче, хуево будет.
Лифта лежала в долине, как в ладошке. По склонам лепились дома, внизу виднелся обрамленный иерусалимским камнем бассейн неправильной формы. Макс попытался обратить Санино внимание на пейзаж, ибо увидеть Лифту при свете дня – истинное благословение. Но Саня был рассеян и лишь поправлял под выпущенной футболкой воткнутую за пояс плеть, с коей отныне не расставался.
Друзья спустились к источнику, по каменистой тропе прошли в дальний конец Лифты и поднялись к «Петиному дому». Перед домом имелось обширное крыльцо, внутри – огромная комната со множеством арочных оконных проемов.
В доме уже тусовалось с десяток гостей. Кто-то негромко выстукивал на барабане простой ритм – звуки гулко резонировали в толстых каменных стенах и высоком сводчатом потолке.
Макс познакомил Саню с хозяином. Петя поприветствовал гостя и с уважением к силе пожал руку. Бегая глазами, тот что-то буркнул.
– Главное – не забывайте про дырку, особенно когда стемнеет, – сказал Петя, указывая на центр комнаты, и вернулся к камину, где готовился плов. – Сейчас, рис закину – и попыхтим.
Пока Макс со всеми здоровался (он знал половину присутствующих), Саня, сутулясь и затравленно озираясь, неуверенно прошел вглубь комнаты. На него деликатно косились.
– Есть водяра? – вернувшись к Максу, полушепотом спросил Саня. – Надо срочно бухну?ть.
Макс подвел его к углу, где было навалено всевозможное спиртное. Саня выудил литровую бутыль, взял одноразовый стаканчик и вопросительно глянул на друга.
– Сегодня травку, – сказал Макс. – С алкоголем не мешаю.
Саня наполнил стакан и вылил в рот.
– За Петин день рождения, – подсказал Макс.
Именинник жестом поманил на крыльцо. Там он взорвал и пустил по кругу один из заранее скрученных косяков.
Снизу, из сгущающейся полутьмы поднимались люди. Доносились голоса:
– Я вся в колючках! Куда ты нас завел?
– Это Лифта, бейби, – ответствовал мужской голос. – Утешься: я тоже ненавижу кактусы, ибо суетливы они…
На крыльце стало тесно, и Макс с Саней вернулись в дом. Саня больше не сутулился и глядел смелее. Он налил и опрокинул в себя следующий стакан.
– Помогите зажечь свечи, – обратился ко всем Петя Чел. – И помните про дырку в полу. Про дырку в полу!
Комната обросла свечами. Их расставили всюду: на полу, подоконниках, в нишах и щелях между разошедшимися камнями стен. Петя лично опоясал дыру в полу десятком свечей-таблеток в металлических корпусах. Стало инфернально и празднично.
Народ накатывал волнами. Пришли Андрей с Рыбой. Нарисовался Асисяй. Явился панк Гной с подругой Коррозией. Каким-то ветром занесло Шермана с красавицей Соней и Ольгу-каббалистку.
Пришел А?бед – араб из соседней с Лифтой деревни, большой Петин друг. Несмотря на двух жён, энное количество детей и работу, Абед не упускал случая потусить с Петей и другими «торчками». Петя же был частым гостем в доме Абеда (однажды они заезжали туда на машине с Максом, и Абед оказал друзьям поистине королевский прием, снабдив напоследок каждого двухлитровой банкой диких маслин собственного засола).
Возникли Ниндзя, Какашич с Икебаной и знаменитая своей коллекцией окурков Анастасия по кличке «Анестезия». Заявился беспредельщик Геха, с некоторых пор обитающий в одном из лифтинских домов. Огромное количество гостей Макс видел впервые, а некоторых впервые видел и сам именинник.
Макс и Саня сидели на широком каменном подоконнике. Повинуясь невидимому ритму, Саня забрасывал в себя стаканчики с водкой. Глаза его больше не бегали, но стали маслянистыми, с нездоровым выражением. Плотоядно ухмыляясь и облизываясь, он медленным взглядом обводил собравшихся. Словно выбирал, кого съесть.
Вскоре Саня стянул футболку и явился во всём своем несколько оплывшем великолепии. Вынув из-за пояса плеть, он постукивал по ладони рукояткой, продолжая тяжелым взглядом обводить гостей.
– Может, ну нафиг? В смысле – плетку. – Макс понимал, что к жизни пробуждается страшное. И случись что – отвечать ему.
– Не ссы, – сказал Саня, медленно поднимаясь и становясь во весь рост. – Шмары! У-у-у, сколько здесь шмар!
Крадучись и помахивая хлыстом, Саня двинулся в гущу людей.
– Саня! – попробовал удержать друга Макс.
С тем же успехом можно было пытаться остановить танк. Макс затаил дыхание, готовясь к худшему. Но народ расступился и поглотил Саню, после чего тот показался возле стены, обошел комнату и вернулся на подоконник к Максу. Вернее, к бутылке.
– Боятся меня, бляди! – торжествующе возвестил Саня и залил в себя очередной стакан.
– Слушай, Саня, – попытался урезонить пьяного Макс. – Петя – мой друг, у него – день рождения. Будешь дебоширить – выйдет неудобняк…
– Молчать!!! – заорал вдруг Саня. – Сейчас покажу, что значит дебоширить!
Он ринулся к сидящей кружком на полу группе людей, мирно раскуривающих косяк. Непосредственно возле них он запнулся и, чудом никого не накрыв, рухнул в круг. Вниз лицом, распластавшись между сидящими и даже не пытаясь подняться, он изрыгал замысловатые проклятия. Со стороны казалось, будто в центре кружка появился низкий столик, и люди собираются сервировать пищу или играть в карты на Саниной непомерной спине. Но удивительно было то, что сидящие вообще не реагировали на пришельца: они продолжали курить и негромко переговариваться через Санину спину.
Макс решил выйти на воздух, ибо ситуация как будто стабилизировалась. Жара уже спала, луна освещала призрачные полуразрушенные дома. На крыльце курил бывший сосед Макса Андрей. Макс тоже закурил.
– Надо будет к вам заглянуть, пока я здесь, – сказал Макс. – Через месяц улетаю.
– Лучшие люди! – патетически воскликнул Андрей. – Лучшие люди от нас уходят! Кстати, с тех пор, как ты отселился, вообще текучка: всё нормального соседа не сыщем. Твоя комната пустует. Не знаешь, надо кому? Только спокойному, а не какому-нибудь – такому. – Андрей кивнул в сторону дверного проема, из которого, перекрывая барабанный бой, гитару и даже шотландскую волынку, неслись истошные Санины вопли – отборнейший мат вперемешку с призывами: «Макс!!! Макс!!!». – Кстати, к кому это он взывает? Не к тебе ли?
– Ко мне, – повинился Макс, не спешивший отвечать на призывы и надеясь, что всё как-нибудь само утрясется. – Это мой одноклассник – нормальный, в общем-то, чувак…
– Нет-нет, – испугался Андрей, – такого «нормального» в квартиру точно не нужно. Лучше бы девушку…
– Кстати! – осенило Макса. – Где-то тут была Ольга… Знаешь ее? Нет? Кажется, искала жилье. Сейчас ее найду. – Макс исчез в доме.
Великий бал – во всей своей прелести и размахе – был в разгаре.
Панк Гной и отморозок Геха отплясывали под мощный бой барабанов сумасшедший танец пого вокруг обрамленной свечами дыры. Геха танцевал на одной ноге, обеими руками прижимая вторую к животу, и невообразимо гримасничал.
