Златая цепь

– Даже так? И кто же она?

– Эта особа везде и всегда преследует исключительно личные интересы. И ей одинаково плевать как на Охру, так и на Геотию. Она вне нашей политики. От кого беременна и что делала в этом лесу, я могу только предполагать.

– Не поделишься… догадками?

– Я смотрю твой напор серьезен. Ладно… В тот момент она находилась там, где можно было разжиться немалой властью. И ее беременность возможно ей в этом помогла.

– Так а куда же она подевалась и где находится теперь?

– Да ничего хитрого. Эта власть ей и досталась.

– То есть как?

– Я больше ничего не могу сказать. Если она так важна для тебя, ищи ее на самом верху.

– Так она связана с Иларием или нет?

Он устало усмехнулся, и тут в его взгляде мне показалось что-то, чего я сама о себе не знаю. Но его позвали и наше короткое, вымоленное свидание подошло к концу.

– Ты здорово запуталась между политикой и биогенетикой! – бросил он неожиданно, и решительно. – А из наших близко ее знал Толя Кондрашкин. Если получиться его найти, спроси его, не помнит ли он адрес жены милиционера.

– А если помнит?

– Он знает, как мне передать.

Ох, видимо не те вопросы нужно было задавать моему несчастному товарищу. Кто такой Толя Кондрашкин, я спросить не успела. Шанс упущен. А узнать что-либоо Ядвиге больше не у кого, потому что и доверять здесь некому. Остается искать этого Анатолия.

Но прежде подведу итоги. Судя по именам гостей в дневниках, и охринцы и геоты навещали Илария часто. По описаниям мне показался знакомым блондин. А вот их лестная оценка сомнительных научных открытий Илария попахивает блефом. Это же представители будущего, жители государства, которое выжило благодаря невероятным изобретениям и открытиям, а их удивляет и восхищает то, что у них давно есть? Они определенно врут, а на деле просто что-то вынюхивают.

Но Иларий повествует, как они буквально подталкивают его к научной деятельности, снабжая сложной, неведомой ему доселе аппаратурой, нужными книгами и убеждая в необходимости этой странной, до конца им самим неопределенной работы.

Я старательно раздобыла информацию обо всех упоминаемых им личностях, чем очень горжусь. Ведь сделать это не так-то просто. Но казалось бы – заглянуть в архив, расспросить коллег и, может быть, откомандироваться в прошлое. Последний способ я, как и многие, не люблю. Большинство новичков в восторге от этих путешествий. Меня же они сильно дезориентируют, навевают необъяснимую, философскую тоску и физически после переходов я чувствую себя неважно. Это только в книгах и фильмах двадцатого и двадцать первого веков показана волшебная, завораживающая атмосфера прошлого. Поверьте, она иная. Я не так часто там бывала, но это, как будто ты застрял в чуждых местах без цивилизации, культуры и малейшего взаимопонимания. Чаще наоборот. А еще во время подобных командировок меня не отпускает страх, что я могу не вернуться.

Подобное и случилось со мной однажды – я потеряла выход. Сотрудник, что был со мной, ушел раньше. Я осталась одна, без модулятора, и металась в Лондоне пятнадцатого века, как запертая в страшном сне. Меня обвинили в ведьмовстве из-за наличия неизвестных, обладающих на взгляд аборигенов того времени, колдовскими возможностями, предметов. Мне грозили судом и казнью, но появился человек из Охры по имени Владимир и показал мне другой проход. Я не была поставлена в известность о том, что в каждом радиусе живут годами наши сотрудники. Если бы я знала, не заработала бы таймтрафобию.

Этот казус случается частенько с неопытными сотрудниками и позже они гордо вспоминают об этом, как о серьезном испытании и грандиозном опыте. Я же по природе чрезмерно впечатлительна. Ну да ладно, что прошлое ворошить. Охра держится на нашей работе. Мне выпала такая честь и я не могу трусить и рефлексировать. Надо уметь справляться.

Из дневника Эммы Сирин.

Задание в 4-м радиусе.

Выпросила у Маркса командировку с целью изучения ситуации в реальности. Не знаю, что он подумал, но на его условия я пошла и отказать он мне не может по уставу. Только если данный временной радиус закрыт. А это вполне может быть. 1918 год. Хочется понаблюдать за деятельностью небезызвестного Алексея Петровича.

Я выбрала февраль. Не знаю, осведомлен ли Маркс о наличии у меня дневника Лидии Богдановны Любомирской. Да что у меня? Знает ли он вообще о его существовании? Я поживу там месяца четыре все с той же целью -написаниекниги. Потому что есть у меня неприятные подозрения о наличии у Алексея Егоровича Филипченко одного из искомых детей. Заодно узнаю, кто такой Гроссмейстер.

Неудача настигла меня в самом начале пути. Года в эту местность я не нашла. Лишь на два года раньше. Какой смысл в таких запретах, не понятно. Кому очень надо, для того два года не проблема. Я исключение. Года вдали от дорогого моему сердцу человека я не вынесу. А потому впервые в своей практике я попробовала пересадки. И первый же, облегченный вариант сработал сразу. Я окинула взглядом пригород и и название Териоки мне отчего-то понравилось. Попытка не пытка, но оттуда до Питера всего ничего. Навигатор мой в другом времени работал превосходно, дом профессора Филипченко я отыскала быстро.

Поселилась я в Большой Северной гостинице, где обслуга смотрела на меня с нескрываемым недовольством. В то время женщина в гостинице без сопровождения мужчины подталкивала лишь к пикантным выводам.

Мне понадобилось две недели, чтобы подробно выяснить способы посещения профессорской квартиры, а после началась полоса везения. В четверг у Алексея Егоровича намечался день рождения.

Слава богу, уже не обязательно было рядиться в тяжелые тугие платья с кринолином и я вполне обошлась свободной юбкой и шелковой блузкой, добавив к этому жемчужные серьги. И еще одна небольшая деталь, которая показалась мне интересной, но вероятно не уместной. Галстук—бабочка. Я ведь намеревалась напроситься к профессору в помощницы, блеснув своими знаниями в области медицины и биологии. Если мне и повезет презентовать себя в этом свете, то ведь общество пока не готово. Ну что же – задам тон!

Главное, чтобы без заминки. Из записок современников Алексея Егоровича, я имею кое—какое представление о количестве комнат в его квартире и их назначении. Ребенка там может и не быть. Но ведь он позволит мне стать его ассистенткой. В этом я уверена. Маркс снабдил меня одним эксклюзивным гаджетом. «Рахат—01». Первые три буквы – начальные в фамилиях его разрабов. Прибор маленький, так что спрятать его можно легко. Он ловко и быстро производит необходимые манипуляции в гипоталамусе населения на расстоянии пока в сто метров. Но мне этого более чем достаточно. Моя задача – войти в доверие.

И вот наступил заветный день. Ни разу до этого я не видела подле профессора, его аспирантки Лидии Любомирской или иных, навещающих его квартиру лиц, ни ребенка, ни Алексея Петровича. Возможно, что вообще искать нечего. Однако моя слежка за всеми персонажами переживательной этой истории не принесла положительных результатов. И если в квартире ребенка нет, то, вполне вероятно, он находится в доме самого Алексея Петровича или в какой—либо клинике.

В квартиру я прошла следом за супружеской парой, говорившей на итальянском языке. Лишних вопросов мне никто не задавал. Ни у парадной, ни в квартире меня никто ни о чем не спросил, хотя «Рахат» я пока не включила. Весьма деликатная публика. Не смотря на что, мне они показались сложными.

Алексей Егорович находился среди гостей и обратил на меня очень пристальный взгляд. Я сдержанно улыбнулась и кивнула, тут же заподозрив неладное. Круг его общения весьма специфичен и посторонне присутствие может быть замечено сразу. Но я ошиблась. Ко мне подошла молодая женщина, не знакомая прежде с профессором, но являющаяся поклонницей его работы. Этот визит они планировали вместе с мужем, но он почувствовал себя неважно и дама отправилась на совершенно не афишируемое мероприятие одна. Она представилась Аделаидой и сказала, что супруг давно просил встречи с профессором, не будучи знакомым с ним лично. Вот это меня успокоило. Значит не меня одну в этой комнате он видит впервые.

Почувствовав спад внутреннего напряжения, я прошла в соседнее помещение под предлогом любительского интереса. Стены квартиры украшали полотна известных художников, а это может увлечь кого угодно.

На самом деле, оставшись незамеченной, в поисках ребенка мне хотелось заглянуть в другие комнаты. Шансов очень мало, но раз уж я здесь, то уверенность моя должна быть стопроцентной.

Проход в соседние апартаменты я обнаружила сразу. Его закрывали шторы из тяжелого бордового бархата. Я огляделась, на всякий случай нащупала в глубоком кармане юбки кнопку «Рахата» и осторожно отворила дверь. Не заперто. Более того – комната была ярко освещена. Кабинет. Ничего необычного. Книги, письменный стол, бюст римского императора на высокой подставке, который напугал меня своей реалистичностью. Внизу крупными буквами просматривалось имя: AUGUSTO. Здесь же я заметила следующую дверь. Но разве комнат не три? Скорее всего, эта комната туалетная. Я подошла и протянула руку к позолоченной ручке в форме головы льва. И тут дверь отворилась и мне навстречу вышел сам Алексей Егорович. Это было так неожиданно, что я не смогла скрыть растерянность.

– Эмма! – торжественно и горячо произнес профессор и я опешила совершенно. – Ты от Густаво?

– Густаво? – моему удивлению не было предела. – Вы знаете моего отца?

– Neural velum! – произнес он на латыни и с печальной улыбкой на устах покачал головой.

– При чем здесь нейронная вуаль?

– Чтобы ты жила, моя дорогая! Твой отец на такие жертвы пошел, спасая тебя! Какого черта ты здесь делаешь?!

– Жертвы? О чем вы?

– Что у тебя в кармане? Чем они тебя снабдили? Это Охра?

– Я…, – тут же вынув руку из кармана, растерянно проблеяла я. – Я просто пишу книгу!

– Я знал, знал, что они снова появятся! – Профессор энергично зашагал по кабинету. – У нас мало времени, Эмма! Цель твоего визита? Им нужны мои труды? Или их по-прежнему ворует Бурмистров?

– Ворует Бурмистров?! Да он вообще… пешка!

– А вот это удивительно! Цель твоего визита?!

– Книга! Мне нужен материал о русских ученых этого периода.

– А искала ты здесь что?! Что Охра заставила тебя сделать?!

– Охра желает миру только добра.

– Fac diaboli hominem1! – Алексей Егорович затрясся от смеха. – Ты понимаешь, что они хотят сделать?!

– А что в этом плохого?

– Эмма, я спрашиваю тебя в последний раз. Какова цель твоего визита?

– Алексей Петрович.

– Очень туманно.

– Почему я вас не помню? – спросила я вместо ответа.

– Потому что над твоей памятью поработали, я полагаю.

– Хорошо, допустим. Тогда назовите имя моего брата.

– У тебя нет брата!

– Есть…

– Габриэль? Вы не родные! Ты должна сейчас быть в конце двадцать первого века. Каким образом ты оказалась в Охре?

– А как вы связали мой визит с Охрой?

– Ваши охро—геоты измучили своими преследованиями и меня, и мою семью. Теперь задействовали тебя. Я понял… К чему вопросы… Все та же тема. Хорошо, я покажу тебе, то, что вы все ищите. Входи!

Профессор распахнул передо мной дверь, в которую я несколько минут назад намеревалась войти и на меня повеяло тяжелым запахом больницы. Думала, это от профессора так пахнет. Нет – из комнаты. Стало немного страшно, но я вошла, готовясь увидеть отвратительную картину жутких медицинских процедур, изнемогающего от слабости ребенка… И я увидела… Девочку. Она сидела на бирюзовом ковре, в просторной светлой комнате и листала большую книгу со сказочными картинками. Ей было лет пять. И она…

Я закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Сердце готово было выскочить из груди. Профессор участливо положил мне руку на плечо.

– Не может быть, – только и смогла произнести я.

– Хочешь поговорить с ней?

– А это возможно? Я права? Это…

– Да, Эмма – это ты. – Девочка обернулась и от ее взгляда мне стало отвратительно. Это ненормально. Так нельзя! Поговорить с ней? Нет! – Густаво приходил ко мне из будущего, – начал объяснения профессор. – Сказал, что спас тебя. Что видел твою семью. Видел, как ты счастлива. А значит у нас все получится.

– Я… Ваша аспирантка. Ее дневник! – это то, что теперь стало волновать меня больше всего. – Она пишет, что вы использовали ребенка для оздоровления Алексея Петровича.

– Для оздоровления необходимо совсем немного магное. Они позволили. Густаво сам просил их об этом.

– Кого их?

– Твоих настоящих родителей. – Алексей Егорович повернул меня к двери и вытолкнул из комнаты. – У нас нет больше времени. Тебе лучше уйти! И запомни – я рад, что ты жива. Это главное! Уходи из Охры! И просто живи.

– Странно вы рассуждаете! У меня появятся дети и… не станет ли это началом превращения дьявола в человека?

Алексей Егорович снова рассмеялся.

– Оставь эту проблему нам. И просто живи.

– А она? – я кивнула на дверь.

– Ее кровь нужна нам еще два раза. Только и всего. Ты не помнишь?

– Смутно… Габриэля помню. С детства. Как летели на самолете. И как отец делал мне банановый коктейль. Я его очень любила. А дальше учеба, работа, друзья…

– Все будет хорошо, Эмма! Не возвращайся сюда! И не ищи никаких детей! Тебя просто используют!

1 Fac diaboli hominem (латынь) – Сделать дьявола человеком.

Глава 6.

Через месяц после случая в тереме в Кошкинский дом Илария явилась новая гостья – сиреневоглазая, мифически красивая, по его словам, женщина и тоже заглянула в записи. Может быть потому, что они были открыты на страницах с рисунками опытов? Привыкший к странным посетителям, он спросил ее о наболевшем – о частицах, думая, что дама эта от Загорского. Ответа она, по видимому, не знала, сказала лишь, что он, скорее всего, приобщен, а потому легко ко всему приходит. И, весьма предсказуемо предложила ему уйти с ней. Он же, смекнув, что она плохо знакома с инструкцией, попросил лишь увидеться с сыном. Она проигнорировала его просьбу в явном замешательстве, что слегка насторожило Илария. Кто она? Почему растеряна? Ненормальный цвет глаз. Уж не геот ли?

Он напомнил, что они обещали ему эту встречу, вызвав на ее лице тень плохо скрываемой тревоги. Она растерянно пробежала взглядом по комнате, потом оживилась, улыбнулась и еще раз пригласила прогуляться с ней туда, где все может измениться. Иларий очень опасался подвоха, а потому долго тянул с ответом. В итоге купился, но лишь за поддержку в исследованиях. Она ответила с усмешкой, что он не сделал пока ничего ценного. И что там, откуда идет контроль, давно все изобретено. Но она здесь не за этим. Кое-где произошла катастрофа и его изобретательность, и его ум могут оказаться очень кстати.

Так как Иларий теперь неплохо знал охринцев, прекрасной гостье он не поверил. На вопрос о Загорском она удивилась, напряглась, а после усмехнулась так, словно догадалась о чем-то. Нет, она не казалась ему враждебной, а рассказами о своей стране даже заинтриговала. В итоге, любопытство оказалось сильнее и он согласился… На прогулку.

Далее в его дневнике возникают яркие, неординарные, но сбивчивые, будто взахлеб от восторга, описания теневого государства под названием Охра. Раннего еще государства, первозданного, можно сказать. Очень поверхностные описания и подозрительно обрывочные. Складывалось впечатление, что несколько страниц были просто вероломно уничтожены. Но то, что осталось, многим покажется вымыслом.

"В ее мир мы вошли так же, как я в двадцать второй год – по круглому, блестящему, расстоянием в несколько шагов, тоннелю, с горечью во рту и давлением вокруг головы. В государстве этом нет никакого плана даже внешне. Много зелени: леса, парки, сады. Отдельные экземпляры деревьев имеют невероятно гигантские размеры. Просто холмы, а не деревья. Это пугает и непохоже на реальность. То тут, то там разбросаны нетипичные дома. Их архитектурный стиль мне незнаком. Казенные отсутствуют вовсе. Строения все больше похожи на дачи, особняки и дворцы с портиками. У местных жителей, пожалуй, тяга к колоннам, фонтанам, скульптурам. Отовсюду видно морское побережье. А вот самих местных жителей немного. Охра напоминает по своим масштабам город с пригородом. Интересно, это столица или вся Охра?

Сразу у выхода из тоннеля нас ожидал открытый оранжевый автомобиль без шофера. У него имелась крыша и сиденья, но не было ни дверей, ни руля. Моя прекрасная проводница голосом приказала автомобилю ехать. Проехали мы не больше минуты, остановившись у здания в форме многогранника. Голос назвал его "Приумрей Исследований".

Встретил нас мужчина экстравагантной, на мой взгляд, внешности. Поражали его яркие, большие глаза, длинные волосы и лучезарная улыбка. Широкие, но совершенно по-женски изогнутые брови, выдающиеся скулы и ямочка на подбородке делали его лицо красивым, но веяло от него такой силой и властью, что перед всем его образом я спасовал и замешкался. Говорил он по-русски и это тоже показалось мне странным. Представился детским, вовсе не нашим именем Мэо и пожал мне руку. Ладонь его оказалась очень большой. Моя рука просто утонула в ней. Пальцы Мэо были длинными, тонкими, а сама кисть очень широкая и угловатая. Никогда не прежде, не после я не встречал таких рук и запомнил их навсегда. Ему очень шла непривычная моему взгляду, но не вычурная одежда: белая рубашка и узкие брюки. Он сказал, что хочет показать мне СИН, но просто так туда мы пройти не сможем, а потому экскурсия будет виртуальной. Да, кажется он сказал виртуальной. Я видел его впервые, но он был рад мне несказанно.

Меня провели в большую комнату с металлическими стенами и сложными приборами. Свет погас и нам предстало образовавшееся, словно из воздуха, другое помещение. Я наблюдал то, чему нет слов в моем языке. Но я постараюсь описать это доступно. Экраны, лучи, кнопки, провода. Много проводов и трубок. Я видел что-то, похожее на солнце. Огромное и текучее. И этот шар излучал те самые микрочастицы, о которых я так грезил в последнее время. Так сказал мне Мэо. Я спросил, откуда ему известно о моей работе, но он лишь улыбнулся и мне почудилось, что все это сон.

Я видел множество людей, опутанных проводами. И многие из них лицом некрасивы. Но они имели власть над миром. Ибо весь мир был у них, как на ладони. Каждый цветок и каждый человек, все судьбы и ход времени. И то, что у них считалось одним днем – для людей равнялось многим годам. Я спросил, почему так, и женщина ответила, что это все искусственно. "А что же тогда реально?"– хотел узнать я, но ответа не получил. Мэо лишь пояснил, что времени не существует. Это иллюзия. Примером служат сны и другие организмы. Муха видит одно течение времени, черепаха другое, человек третье… Все зависит от работы мозга. Но есть и внешнее воздействие.

– Стоит коснуться одного слова на панели, – сказал Мэо, – и время остановится, и туда, где оно остановилось, не сможет проникнуть никто.

И тогда я подумал, что эти люди – хранители времени и творцы жизни и что им до моих детских, натужных записей?

– При стечении определенных обстоятельств и человек может оказаться вне времени, – дополнила объяснение Мэо женщина. – Стоит лишь произнести то же самое слово.

Я почувствовал замешательство от осознания подобных возможностей, но Мэо успокоил мой разум, назвав это "магией".

Как же я не понял сразу? Их высокую науку, все то, что кажется необъяснимым, мы зовем в нашем мире магией, не ведая ее механизмов в силу своего невежества.

Обойти весь Приумрей за несколько часов оказалось невозможно. Мэо провел меня по самой большой части этого волшебного учреждения – лаборатории Анат. Здесь работали тысячи ученых и создавали они мир. Основная цель лаборатории заключалась в сотворении новых видов флоры и фауны, а еще в совершенствовании человека. Первое сравнение, пришедшее мне на ум при виде такого количества всевозможных тварей – Ноев Ковчег. Как жаль, что ни с кем я не имею права поделиться увиденным. Сколько знаний, сколько откровений!

Но дальше оказалось еще интересней. Блаженно улыбнувшись, Мэо назвал небольшую, стеклянную комнату лабораторией того света.

Я покосился на него с непониманием.

– Что значит "того света"?

– Тот свет – это чуть-чуть иной, алияфриквентный мир, куда мы уходим после смерти, переходя к другой, более совершенной форме жизни. – Так пояснил Мэо, сбив меня с толку незнакомыми словами, которые я, как ни старался, не запомнил и тогда он записал их для меня. Хотя, стоит подумать – кажется это латынь.

Нижняя челюсть моего лица ощутимо поползла вниз. Никто и никогда не объяснял мне так просто, несмотря на латынь, и так доходчиво тайну жизни после смерти. И главное – сам факт ее наличия.

Я хотел было задать кучу вопросов, но не успел – Мэо распахнул дверь и пригласил меня войти. Пригласил на тот свет. Все это показалось мне абсурдным.

Я отрицательно покачал головой, дав понять, что не готов к подобному подвигу, но Мэо заверил меня, что не произойдет ничего плохого, ведь мой час еще не настал. Мы перейдем туда в непривычнойформе и никто из тамошних обитателей нас не увидит, потому что дальше микроскопа пути нам не будет. Это не так просто и день сегодня не подходящий.

– Дальше микроскопа? – не совсем понял я.

Но вместо ответа он указал на дверь.

– Не бойся! Это всего лишь лаборатория.

Видя мою растерянность, Мэо широко улыбнулся и вошел в комнату первым, тут же в ней исчезнув. Я подумал, что это какой-то фокус. От осознания меня бросило в дрожь, но, вопреки моим страхам, он снова появился, выйдя из комнаты подобно призраку и кажется, что его вся эта ситуация попросту веселила. Но подкупили меня исключительно искренность и добродушие его глаз. Никто и никогда не приглашал меня прогуляться на тот свет. Привычный мир рушился в моей голове все больше и безвозвратнее.

Я шагнул в комнату, набрав полные легкие воздуха и, действительно, очутился в уже привычном для моего воображения помещении с микроскопами, экранами и погруженными в свои исследования работниками в количестве пяти человек, трое из которых белыми одеждами напоминали врачей. Что и зачем можно исследовать на том свете? Я, признаюсь, попав туда, сразу же осмелел и даже пожалел немного, что нельзя увидеть этот мир вне лаборатории.

Меня представили темноволосой женщине в очках. Черты ее лица были тонки и изящны, но выдавали наличие среднеазиатского гена, имя же она носила совершенно русское – Наталья. Мэо попросил Наталью показать нам связанные частицы.

Я заглянул в микроскоп, который удивительным образом выводил все наблюдения на экран и увидел вполне знакомую картину. Однако Наталья тут же засыпала меня порцией новых терминов. Картинка на экране менялась стремительно, погружая нас вглубь совершенно бесцветной частицы, открывая в ее составе частицы все новые и новые, многие из которых имели и цвет и сияние. Я насчитал двенадцать погружений. Фантастика! Столько пустого пространства между ними. Даже непонятно, каким образом они могут составлять что-то материальное. Мэо спросил, приходилось ли мне работать с микроскопом и наблюдать подобную картину. Я ответил, что приходилось, хотя и не с таким. И я имею представление, как выглядят мельчайшие частицы, правда не до такой степени.

– Ну вот и хорошо! – обрадовался он и попросил посмотреть на экран повнимательней, ибо я невнимателен.

Я присмотрелся повнимательней, но ничего, кроме определенной симметрии и множества пустого пространства, не обнаружил, правда, подумал, что здесь это и есть цель работы – вытворять с частицами нечто подобное.

– Не знаю, – озвучил я свое истинное состояние.

– Ты забыл, где мы находимся, – подсказал мне Мэо. – Мы в нематериальном мире.

– Но я вижу лабораторию, – я обвел помещение взглядом, – и она материальна.

– Обернись! – медленно произнес Мэо сквозь улыбку и мне стало страшно. – Смелее!

Я обернулся и увидел за стеклом нас всех, как в зеркале, но там, в отражении, мы замерли в разных позах, словно время вокруг остановилось.

– Что это? – я приблизился к стеклу и всмотрелся. Это не было изображение, там стояли живые люди, только неподвижные. Видеть себя со стороны было странно. Я приподнял правую руку и что-то говорил Мэо, а он внимательно меня слушал. Там же стояла Наталья, поправляющая очки и все остальные сотрудники, трое из которых сидели за столами и смотрели сюда.

Мэо рассмеялся и в следующую секунду я снова оказался с другой стороны стекла, я смотрел на эту комнату и собирался сказать, что никто и никогда не приглашал меня на тот свет, но вдруг… Этот всплеск. Казалось, что меня встряхнули, что я отключился на несколько секунд или уснул.

Я извинился и задумался. Мэо коснулся моего плеча и заглянул мне в лицо.

– Все в порядке? – участливо поинтересовался он.

– Пожалуй, что нет, – честно ответил я. – Привиделось что-то. Наверное это от переходов.