Златая цепь

– Так все плохо? Но ведь посмотрите, Алексей Петрович, на месте золотого храма император! И король мечей открывает вам к нему дорогу. Именно вам! Всмотритесь! Вслушайтесь!

– К сожалению, голубчик, эта сила не моя! Вот она, видишь? Она мне мешает.

И рыжий звонко шлепнул картой по столу.

– Но есть храм серебряный. В нем ждет вас маг. Он справится с любой силой, направив ее не против вас, а к вам. Доверьтесь ему.

– И где же вы, Семен, были раньше с вашим магом? Ведь моя карта давно бита.

– Нет, Алексей Петрович, не сдавайтесь! Я даже знаю путь к королеве мечей!

– Я повторяю – моя карта бита. Но ради любопытства, позвольте узнать, откуда вы взяли королеву мечей?

– От шута, Алексей Петрович! Вот он – в храме цвета охры.

И все же не могу не прерваться и не описать свои ощущения в тот момент. Ведь именно после этой фразы я окончательно понял, что они не в карты играют, а секретной информацией обмениваются. А еще мне показалось, что они не осторожны, ведь даже я догадался о происходящем.

– Ну и каков же расклад вокруг этого короля? – с каким-то нетерпением в голосе поинтересовался Алексей Петрович, личность которого все же всплыла в моей памяти, но настоящее его имя на страницах своего дневника я писать не стану.

– Пажей много, Алексей Петрович! Имеются и рыцари. Но все ставки делались на вашу карту.

– Я пас, Семен. И давай-ка ужинать. Яичница стынет и это интересует меня сейчас больше, чем единственная карта под моей рукой. Карта жертвы. Повешенный.

– Неужто вы готовы ей играть?

– Конечно нет. Признаюсь, что ваш король заинтриговал меня.

– Ну так давайте переиграем! Хотя… я вижу у вас две карты, а не одну.

– А, эта… Карта смерти, мой друг! Как не крути…

Заколдованный их разговор начал уже выпадать из тисков моего внимания, снабдив идеей фикс о смысле всей этой игры, как вдруг над моей головой раскатисто скрипнула ступенька и сердце мое подпрыгнуло от неожиданности. Я вздрогнул, увидев, как колышется над ступенями подол длинного черного платья. Я внутренне заметался, когда мягкие, золотистые туфли остановились и повернулись носами ко мне. Бежать теперь уже поздно и я услышал над собой женский голос:

– Отчего же вы здесь?

Она говорила немного с акцентом, но мое сознание уже влюбилось в ее некрасиво произносимые слова, потому что глаза мои утонули в ее ослепляющем лице. В тот момент я даже подумал, что наверное она с другой планеты.

Бархатный лиф платья удачно оттенял ее смугло-золотистую кожу, глубоко коричневые волосы небрежными волнами расплескались по плечам, тонкие черты лица мог бы наверное лучше описать художник или поэт, а я лишь жадно вкушал взглядом. Тонкие руки царственно покоились на высоком, округлом животе. Женщина была беременна. От одного ее вида я тут же забыл про страх и потерял дар речи.

– Я… Я…, – непростительно запинаясь, пытался я ответить хоть что-то вразумительное, но оказалось, что сказать ей мне нечего.

– Мадам Ядвига, вы проснулись? – с удивлением обратился к ней Алексей Петрович. – А у нас как раз роскошный ужин поспел.

– А что этот господин оставили здесь?

– Какой господин, Ядвига? О чем вы?

И тут я понял, что мне необходимо либо бежать, что было бы смешно, либо придется объясняться.

– А… я… заблудился в лесу, – начал я улыбчивые объяснения перед красавицей, но ко мне уже приближался растерянный Алексей Петрович. – Заблудился! – утвердительно повторил я ему. – Набрел на ваш дом… Я стучал, стучал… Дверь оказалась открыта, а идти мне некуда, ночь… Я вошел, никто не отозвался, а тут вы вернулись.

И в этот момент я увидел, как мои объяснения терпят фиаско перед лобастой логикой рыжебородого, а потому замолчал.

– И… что же вы? – с подозрительным прищуром следя за выражением моего лица, решил допытаться Алексей Петрович, но подошедший Семен совершенно сбил меня с толку. Его широкие, длинные, как у египтянина брови, при виде меня удивленно поползли вверх.

– Вот это да…, – негромко произнес он и видимо тут же пожалел о сказанном.

Алексей Петрович реплику его уловил и хлестко одарил меня тяжелой порцией очередного подозрения.

– Я не понимать, – вмешалась Ядвига, – господин гость или вор?

– Господин грибник, – с извиняющейся улыбкой пояснил я и опустил глаза к стоящей у моих ног полной грибов корзине. – И я заблудился.

– Надо проводить! – резко скомандовала Ядвига Семену и тот как-то нехотя кивнул.

– Что-то не так? – видя его замешательство, спросил рыжебородый.

– Нет, нет, Алексей Петрович, все в порядке! – оживился Семен и больно ухватив меня выше локтя, спешно подтолкнул к двери. – Я провожу. Вы верно из Кошкино? – обратился он ко мне, но я успел заметить, как левый, черный как уголь его глаз подмигнул Алексею Петровичу, что лишь подкрепило мою догадку.

Мне не стоит напоминать, как и почему я очутился в Кошкино, а потому и заговорщицкий вид этих двоих и их замаскированная игра в карты поведали мне о многом. Главным образом, я понял, что один из них если не геот, то уж точно послан сюда следить за мной. Удивление Семена было слишком откровенным. Он знал меня, а вот я его нет. Но он скрыл это, значит не хочет выдавать себя. Ну, если только у меня еще не развилась паранойя.

Семен действительно вывел меня из лесу. И я, кажется, понял, что со мной случилось. Я оказался не на той тропе, а так как солнце закатилось окончательно, а небо затянули тучи, то и понять, куда идти, я не смог. Поди и развернулся в растерянности не туда. В общем, до Кошкино было около километра. И как только я понял, что нахожусь в более менее знакомом мне месте, Семена я поблагодарил, спеша расстаться с ним как можно скорее.

– Здесь уже не заблудитесь, – хмуро бросил он на прощанье. – И еще… , – он как-то замялся и паранойя снова навалилась на меня. – Товарища моего узнали ведь? Алексея Петровича?

– Товарища? – Я сделал вид, что не понимаю его. – Нет, простите. А разве мы с ним знакомы?

Семен шумно выдохнул и, кажется, улыбнулся, так как в проблескивающем сквозь поредевшие теперь облака лунном свете один из его зубов сверкнул так же драгоценно, как давеча перстень.

– Ну хорошо, идите… – уже совершенно спокойно повторил он. – Я, кстати, тоже из Кошкино. По делу. Не надолго. Быть может еще придется свидеться.

Но свидеться с ним снова мне совсем не хотелось и я чуть ли не бегом пустился к редким, светящимся окошкам моей теперь деревеньки. И подумалось мне, что не просто так привела меня туда судьба. Знак это. Надо быть с этим Семеном настороже. И что здесь делает Алексей Петрович? Кошкино-то наше ему зачем? Многое я тогда еще не понимал. А может просто боялся сделать очевидные выводы? И не находил я объяснений всей сути и таинствам этих бесед, а присутствие меж ними прекрасной иностранки Ядвиги осталось для меня как будто за гранью происходящего. И теперь еще я не ведаю, кто же она такая. Но быть может решусь спросить о ней своих запредельных друзей. Пора бы уже спросить".

Глава 5.

Судя по тематически разбросанным записям в дневнике, Иларий, которого теперь именовали Петром, проживая в Кошкино, с каждым днем на собственном опыте убеждался в опасности своего положения. Он стал подозрителен, мнителен, его мучили по ночам кошмары и нервы стали подводить. А с тех пор, как он заблудился в лесу и побывал в том тереме, его вера в слова и предостережения Загорского возросла и страх поселился в голове неотвязный. Если подумать, то в первые месяцы пребывания в Кошкино он был невнимателен, скептически воспринимал рассказы об избранности своего далекого сына и вел простую и весьма расслабленную жизнь обывателя мещанина, за что позднее ему было стыдно.

Теперь он с нетерпением ждал прихода кого-нибудь из Охры, чтобы рассказать о виденном и слышанном, но своими призывами не добился ничего хорошего и вкратце описал этот казус в своем дневнике:

"Некто Алиеф Мерчи открыто упоминался в рукописи Загорского многократно, как тот, под чьим руководством происходило поддержание в превосходном, обновляемом состоянии некого гигантского по масштабам аппарата, входящего в целую систему для управления районами, который назывался СИН. Расшифровка наименования в рукописи не приводилась, но упоминался еще ряд имен, частое произношение которых в связи с неоднократным чтением вызвало однажды преждевременный приход тех, кто напоминал мне раз в месяц о моем странном положении. Они не удивили меня, сообщив, что не стоит так часто произносить имена личностей, стоящих у руля мира. Ведь я и сам уже догадывался о подобном. Имена эти малоизвестные и удивительные. Они составлены таким хитрым способом, что произношение их вызывает вибрации уникальные, разрешенные лишь в исключительных случаях, когда необходимо непосредственное присутствие этих личностей. Сигнал о следующем за вибрацией коде, приходит к ним сразу, что вызывает массу вопросов, отвлекающих их от более глобальной деятельности. Оказывается, наше произношение сильно упрощено. Если бы и свои имена мы произносили особым образом, как умеют лишь немногие, мы бы слышали друг друга на расстоянии. В результате, вместо поддержки и объяснений, вместо ожидаемого разговора по душам я получил строгий выговор от блондина. А посему расспрашивать его я ни о чем не стал, дабы не портить ситуацию окончательно.

Но вот сам Алексей Петрович, о котором мне так не терпелось поговорить с блондином или Загорским, явился ко мне буквально через неделю с вопиющей просьбой поделиться с ним небольшим количеством моей крови. Якобы есть один ученый по фамилии Филипченко, который помогает ему иногда с переливанием крови для хорошего самочувствия, так как у него есть проблемы с сосудами. При чем здесь именно моя кровь – я не понял, но на процедуру согласился. Наверное ему что-то известно о нашем с Загорским происхождении. Выдавать свои догадки я не стал – так спокойнее.

Покамест я уверен лишь в одном – извещать моих наставников о просьбе рыжебородого не решусь. Видимо не время. Может статься, что время это так никогда и не настанет, так как тайна эта не моя. А посему мне лишь остается слепо доверять наставлениям своего прадеда – выбора у меня нет. Ведь я таю еще в душе надежду увидеться с теми, кто дорог мне более, чем жизнь моя".

Вот так раз! Иларий начал общение с Алексеем Петровичем! Это одна из многих бессвязных записей в дневнике Илария Афанасьевича Бурмистрова, получившего для проживания в 1922 году новое имя и биографию. Большинство записей весьма обыденные, иногда очень краткие, часть их носит чисто практический, математический и инженерный характер и касается скорости времени и возможности ее изменения, а также множества частот, составляющих сложную, жизнеобеспечивающую систему вокруг Земли.

Все началось с безобидных, почти самообразовательных формул и расчетов, но далее в содержание следующей тетради врезаются взрывные, ломающие стройный ход математики, утверждения.

Загорский своими краткими трудами открыл для Илария совершенно иную математику и физику. Как будто все это принадлежало другому миру, с иной системой и формой жизни, однако абсолютно объясняло устройство окружающего и нас мира.

Ниже шел перечень используемых в работе трудов. Список был довольно обширным, наводящим на подозрение, что из Кошкинской "тюрьмы"Илария Афанасьевича все же выпускали, а может доставляли ему книги собственноручно. Но литература присутствовала однозначно, так как вслед за увесистым перечнем работ по анатомии и антропологии аккуратные, каллиграфические страницы портили отталкивающие и пугающие рисунки опытов. Сначала над мышками, потом над поросятами и наконец, над человеком. Что такое пытался соорудить Иларий – страшно предположить, но то, что это было связано с электричеством – повествовали иллюстрации.

Позже я узнала, что Алиеф никак не связан с группой Загорского и Охрой вообще, так что, Иларий сильно рисковал, описывая встречи с этим темным господином. А после встречи с Алексеем Петровичем, он вообще осмелел. Как еще назвать запись о визите Алиефа, который закончился провально. Зато он узнал, что родился ребенок.

Однажды Алиеф и некто Том пригласили Илария отправиться на один увлекательный, как они ему пообещали, конгресс, в 1948 год. Иларий удержаться не смог – в программе конференции значились вопросы по интересующей его теме жизнеобеспечивающих частиц.

Плоский, треугольный летающий аппарат доставил их и еще двух сопровождающих в пригород Лондона, Шервудский лес, где среди гигантских дубов, на аккуратной такой, идеально круглой полянке они перешли в другое время.

Иларий чувствовал себя неудобно, когда на фоне прилично одетых ученых, входил в Кейвортский колледж. Ему-то никто не предложил переодеться. Откровенное неуважение и разочарование своими новыми друзьями. Да и о частицах, по его словам, на конгрессе не упоминал никто. Зато много говорили о геологии, шахтах, сквозных тоннелях и проходах, об улучшении подземных мегаполисов, что Иларий принял вначале за неверный перевод. Но с переводом все было в порядке. Речь шла о будущих войнах с целью изменения границ, так как в связи с новой политикой Агарты наземная территория должна принадлежать дружественным их политике государствам.

«На обратном пути Том спросил меня, отчего я все время молчу или мне не понравился Конгресс? Но ответить мне было нечего. Я был вне мира, над миром, вне времени. Я знал теперь, почему все так и что происходит. Стоит ли чего-то добиваться после этого, к чему-либо стремиться? Останется ли вообще желание жить? На что Алиеф ответил утвердительно. Но пока что такого желания у меня не возникает. Сплошное уныние. А ведь с того путешествия прошло уже три месяца».

Лично я так и не поняла, каким образом возник Алиеф, в том смысле, что к Охре, как я понимаю, он не имеет никакого отношения. И потом, кто организовал эту встречу, где она состоялась и с чего вдруг Бурмистров так самовольничал? Это же не по инструкции – встречаться с теми, кто не входил в список наставников Илария. А список я помню. Алиефа в нем нет. Притом, что к Иларию господин Мерчи заявлялся с некой периодичностью. Вот, к слову, первое упоминание о Томе: "Алиеф сегодня был не весел. Но он тщательно изучил мои расчеты и это значительно подняло его настрой. Он сказал, что то, что я здесь пишу о времени – практиковалось всегда. С самого начала работы системы. И каждую эпоху находится ум, делающий это открытие заново. С ним был высокий, бритый наголо мужчина, представившийся Томом и задающий много вопросов о днях посещения блондина и Загорского. Наверное хотел с ними пересечься. Алиеф с Томом чему-то хитро посмеялись и посмотрели тело – труп, что в дальней комнате, куда я не впускал никого. К трупу было присоединено множество проводов, пучком лежавших на столе".

Это уже второй труп по счету, который Иларию посчастливилось обнаружить за деревней. Бездомный однозначно, судя по описанному им внешнему виду.

Первым подопытным стал умерший с голоду юноша без ног, которого соседи выбросили из дома умирать, прибрав чужое, убогое хозяйство к своим рукам. Иларий услышал об этом от соседки Анны Николаевны и отправился к председателю Кузнецу, дабы решить проблему по-человечески. Но реакция председателя оказалась неожиданной. Он предложил Иларию забрать мальчика к себе, если он такой сердобольный. Иларий хотел было выругаться в сердцах, да передумал. Чего бисер перед свиньями понапрасну метать? Махнул он рукой на потного, раскрасневшегося от горячих щей с уткой, Кузнеца и направился на поиски несчастного калеки. Нашел его ближе к вечеру, в канаве, за березовым молодняком. Парень выглядел до слез худым, со множеством синяков и засохшей кровью на голове. И оказался мертвым. То ли убили его, то ли поранился сам. Но тело было еще теплым.

Провидение пошло Иларию навстречу, подбросив этого забытого, мертвого калеку. По темному он отнес мальчика домой. Там, в тишине своего мрачного дома, мысленно попросив у него прощения, трясущимися руками сделал на коже трупа несколько надрезов. Он давно нуждался в человеческом теле, пусть даже мертвом, для своих секретных процедур по перемещению частиц. И тела этого хватило дня на четыре. Дальше держать не имело смысла и Иларий так же тайно, как и принес мальчика, похоронил его на краю кладбища – ночью, весьма осторожно, поставив серый, неотёсанный крест на могиле и оставив букет из какого-то цветущего повсюду бурьяна.

Так он вошел во вкус, перешел невидимую моральную грань и дальше стало уже легче. Да и интересней. Остановиться он уже не мог, частицы молчали, а ведь с мышами получалось. Значит допустил где-то ошибку. Значит не учел каких-то особенностей. Он пересмотрел все свои расчеты, готовясь даже провести эксперимент на себе, греша на отсутствие реакций у трупа, но пошел с другой стороны. Увеличил силу потока и изменил точки подсоединения. Он решил поэкспериментировать с железами внутренней секреции. И труп бродяги откликнулся. Подергивания заметил слабые, но пространство над точками соединений замерцало голубыми всполохами. Радости Илария не было предела. Ток сыграл роль духа, оживившего на время нечто, почти умершее уже в этом теле. И это нечто он и называл частицами. По крайней мере, он надеялся, что не ошибается и что это именно те самые, заветные податели жизни.

То ли самое делал Иларий, что требовалось? То ли он искал? К тому ли его подталкивали его загадочные друзья? Да, у Загорского в рукописи, которая вот-вот рассыпется, имеется описание его собственных опытов с частицами. Но он нигде не называет, с какими именно. Весьма интересна история, положившая начало его исследованиям. Загорский, ко всем прочим его достоинствам и талантам, успел побывать в нескольких этнографических и географических экспедициях. Об одной из них он пишет кое-что своим мелким почерком на этих сильно поблекших листках.

«В поисках святынь Алтая, в 1824 году мы попали к саянидам. Я, доктор Мажников и господин Павлов все жезаплутали в дремучем лесу, долго голодали и решились пойти с ними на контакт. К нашему изумлению, саянидыприняли нас скорее равнодушно. В их глазах мы были всего лишь представителями другого племени, плохо приспособленными к жизни. Они, конечно же, ошибались. Но демонстрировать им всех наших чудес мы не стали. Наша цель иная.

Мы сочли удобным прикинуться глупцами, так как в первый же вечер у саянидов нам посчастливилось отведать удивительного целебного чая, который быстро привел нас в норму и поспособствовал увидеть то, чего, не побоюсь предположить, не могли лицезреть ни Будда, ни Христос.

Невысокий юркий мужичок с очень короткой шеей, назвавший себя Бумыном, знал немного бурятский язык, на котором говорил наш горе-проводник, сбившийся с пути. А ведь нам советовали взять проводника постарше. Ну хоть какая польза от него.

Чай мы отпили слегка горячий, с мягким вкусом, но горьким послевкусием. Густой, красноватый, чуть вяжущий. Из чего он, нам не пояснили. Сказали лишь, что целебен. Через пару минут началось то, что мне сложно описывать и теперь, так как я с трудом нахожу слова для объяснения всех чувств и странностей.

Похоже это на сон. Ибо нечто подобное мы испытываем лишь во сне. Но это не сон. Мое сознание прыгнуло вниз и привычные цвета тут же пропали. Такой гаммы я, пожалуй, не встречал. Звуков больше не было. Я летел в землю бесконечно, но земли вокруг не видел. Оказалось, что мир не материален. Он, как изображение. Я касался предметов и они разлетались на миллионы светящихся частиц, а потом тут же собирались вновь. Эти частицы непрестанно двигались по поверхности существ и вещей и из них состояло все. Но почему я не замечал их прежде?

Я посмотрел на небо и звезды начали падать на меня, превратившись по размеру в уличные фонари. Воздух был похож на волокна ткани, не имевшие совершенно никакой плотности.

Мне кажется, что все это длилось недолго, перейдя со временем в абсолютное успокоение. Звезды встали на место, говорить и шевелиться совершенно не хотелось. Мы пребывали в густой и умиротворяющей тишине, не ощущая ни ночной прохлады, ни усталости, а лишь покой и блаженство.

Позже я спросил Бумына о частицах, на что он сказал, что это одна из оболочек мира. Просто чай попадает в голову и пробуждает то, что спит. Больше увидеть разрешено не всем. Но частицами можно управлять. Главное, найти правильные ингредиенты и нужное заклинание».

Я думаю, что совсем ни о тех частицах говорит нам Загорский и в его исследованиях много теории, мало математики, но имеются и программные записи. Кто поведал ему о программировании в девятнадцатом веке, другой вопрос, но Иларий понял все по-своему. Ни один, ни второй даже близко не объясняют назначение тех мельчайших частиц, из которых, следуя гипотезе Загорского, состоит мир.

Однако Иларий, все же, пошел дальше, хотя и совершенно в другом направлении.

А потому вернемся к его дневнику.

"Том коснулся проводов и сразу получил небольшой удар током, совершенно не испугавшись, к великому моему изумлению, а лишь сердито выругавшись чередой неразборчивых шипящих слов. Алиеф покачал головой и произнес что-то на неведомом мне языке. По телу он все время шутил, хотя был явно недоволен, а касаемо времени сказал, что весьма недурны мои идеи о радиусах и квадратах, повторив еще раз, что система сама по себе и является гигантской машиной времени. Иначе установку, планирующую каждую картину земного бытия, назвать и нельзя. Затем он резко перешел на тему моей супруги, предупредив, что все остается в силе и даже мой шанс увидеть сына. Однако они предлагают мне кое-что получше – отправиться с ними и работать на благо системы. Я отказался, радуясь в душе возможности увидеть наконец-то своего ребенка".

Ниже, в течение почти месяца дневник Илария заполнялся тезисами по метафизике и биологии. Новоиспеченный исследователь пытался доказать, что между живыми существами имеется сокрытая на физическом, но очень микроскопическом уровне, связь. И на этом уровне мы все не просто общаемся друг с другом, а сообщаемся, как сосуды, обмениваясь необходимой для создания реальности, информацией. Он сетовал на то, что не имеет доступ к этому микромиру и нет у него возможности изобрести подобные частицы вне организма. Он даже не в состоянии увидеть те, которые нащупал самостоятельно и почти вслепую, полагаясь исключительно на логику и с трудом добытые знания. В противном случае он смог бы, используя одного-единственного человека, создать целый новый мир, подобный уже существующей вселенной. Он был уверен в этом.

Когда дневник Бурмистрова Илария Афанасьевича я изучила вдоль и поперек, сомнений не оставалось – это тот самый человек – Петр Алексеевич Розов – встречу с которым подробно описал в своих мемуарах Алексей Петрович Степанов, внесший в свое время в общество величайшие перемены и назвавший Розова отцом нового мира. Странное совпадение: Петр Алексеевич, Алексей Петрович… Две незаурядные личности, сильно повлиявшие на развитие такого спонтанного и не объяснимого во Вселенной явления, как разум.

О встрече Илария с Алексеем Петровичем и его экстравагантными спутниками в тереме Охра узнала не сразу. Позднее же эпизод этот сильно встревожил многих и даже дал ответ на некоторые вопросы. Но меня в нем заинтересовала именно Ядвига, о которой, как и о Загорском, ни в Охре, ни в Геотии нет никаких подробностей. Со слов самого Илария, женщина яркая, плохо говорившая по-русски и, к тому же, беременная. Вот потому-то я и обратила на нее внимание. Хотя, чему я удивляюсь? Имя-то наверняка фальшивое. В базах по сотрудникам и рабочим объектам женщины с таким именем нет. Ну если на то пошло, то и цвет волос, и даже беременность могут оказаться не настоящими. И все же не могу отмахнуться от мысли, что дама эта пик. Слишком эпизодична и темна, слишком козырна окружающая ее компания, слишком много кто вокруг нее поставил на сына Илария, а тут ее беременность. Существует ли вероятность, что это не факт, а стратегия, имеющая отношение именно к этой истории? Разум жестко игнорирует Ядвигу, а вот интуиция толкает поворошить чужие воспоминания.

Но осторожно расспрашивать о ней мне оставалось лишь сторожил и тех, кто окружал и направлял Илария. Список их имен достался мне от того, кто и отправил меня в это плавание. И из всего списка на данный момент в зоне досягаемости и доступности находится лишь один сотрудник. С целью соблюдения некоторых запретов, имя этого человека я называть не стану. Более того – встреча с ним проходила в условиях максимальной секретности.

– Именно теперь ты хочешь поговорить о Ядвиге? – с тоской в голосе спросил он и мне стало стыдно за свой эгоизм. "Но ведь я не из любопытства, я дела ради"– хотелось мне себя успокоить. Но это было неправдой. Одно лишь радовало – он ее знал.

– Я хочу разобраться. Как знать – быть может это многим идущим следом подарит шанс.

– Ядвига? – его тон стал более суров и он сдержано проглотил мою болтовню про идущих следом. – Конечно знаю. Одно из множества рабочих имен. История с теремом мне известна, поэтому я понимаю, о ком ты.