Модус Эффектора

Счастлив тот, кто знает лишь видимую сторону жизни. Из всего населения Земли, наверное, процентов пять хотя бы задумываются о том, как все устроено и что спрятано за внешней оболочкой доступного. Но если ты переступил грань между этим и тем, ощущение этого мира меняется. Когда ты всего лишь ценитель живописи, она для тебя непостижима, волшебна, до дрожи восхитительна. Но вот ты художник и твой взгляд на шедевры не то, чтобы критичен, он как рентген. Ты знаешь, как это создавалось. Когда ты увлеченный читатель, ты воистину эстет. Ты потрясен слогом, описанием, стилем произведения. Но когда ты сам писатель, ты становишься невыносимым читателем, так как видишь все огрехи и тебе трудно погрузиться в сюжет. Нечто похожее случилось теперь и со мной. Я постигал другую жизнь. Я узрел крупицу её естества, а все остальное, всё, к чему я привык, казалось теперь лишь блеклым и беззвучным его следствием.

Сравнительный же анализ Мишкиной и моей биоинформации упорно выдавал отсутствие моего отцовства, но все время показывал близкое родство. Данные совпадали процентов на пятьдесят. С Настей же он не совпадал совершенно.

Да, совсем забыл напомнить, что мне удалось закрепить наши с Мишей образцы. Но для этого пришлось перерыть всю библиотеку в компьютере, который так любезно предоставил блондин. Прямой подсказки я не обнаружил, но нашел несколько интересных случаев, по сути похожих на мой. Методом проб и многочисленных ошибок я выявил вещество, способное зафиксировать наши образцы. Слава богам, мои экспериментальные мучения постепенно нивелировались. Но… появлялись новые. Воистину, кто умножает познания, умножает скорбь.

Сначала я подумал об ошибке, но результат повторился. Стёкла с материалом Миши еще без фиксатора лежали рядом с образцом одной местной девушки. По ошибке я добавил фермент не туда, но понял это позже. Отвлекся на окуляр микроскопа всего на пару минут – картинка на мониторе меня не устраивала. Но когда вернулся к образцу – он крайне меня удивил, оказавшись закрытым. Я подумал, что недостаточно растворил его и добавил еще фермента. Клетки раскрылись, и я отправил их на фильтрацию. После всех промывок и выделений чистой ДНК, удивление мое лишь увеличилось. Сегменты больше походили на Мишкины. Но эту девушку я уже смотрел раньше и ничего подобного не наблюдал. Неужели я взял не тот образец? Я опасался, что перепутал их, но нет, передо мной лежали разные образцы, правда, теперь они стали похожи. Прежде ничего подобного не случалось.

И когда я исследовал образец своего сына, от него уже почти ничего не осталось. Картина на мониторе предстала до боли знакомая. Мишкины рваные клетки после фермента без фиксатора.

Вот так раз! Версий у меня не было. Я потратил еще несколько дней на чистый анализ каждого образца и, не выявив никакой родственной связи меж ними, повторил все точь-в-точь, как в тот день. Результат оказался тот же. Но что же не так теперь? Я решил действовать наугад и добавил материал старика, что жил в доме напротив. И итог меня поразил! Мишкины сегменты продублировались в цепочке старика, заменив его сегменты, а местами изменили их, создав гибриды. Но самое удивительное, что по прошествии семи секунд вся цепочка моего сына восстановилась. Но откуда?! Легкая догадка озарила мой уставший разум вперемешку с картинами преследований моего сына. Это длилось доли секунды, но картины эти я отринул от себя тут же. Ведь ищут не Мишу, ищут Славика.

Если бы не мой сынишка, я бы, наверное, похоронил себя в этой лаборатории, так как исследования мои приобрели увлекательнейший, феноменальный характер. Я шестьдесят четыре раза повторил этот опыт с разными людьми и сделал невероятное открытие. Гены моего сына Миши чудесным образом воздействовали на гены других людей в определённых условиях. Они меняли их, делали подобными себе. Но это только клетки… Разум же мой видел дальше. Эдак ведь и людей менять можно! Осталось подумать, как».

Какое интересное содержание… Кто вырвал эти страницы из тетради? Иларий, испугавшись гнева блондина, или кто-то другой?

Мысли о собственном невежестве заглушили интуицию и Иларий Афанасьевич не увидел очевидного.

Быть может и мое внутреннее зрение не объективно, но, похоже, с мальчиком Мишей не все так просто.

Да, чуть не забыла. Опять Алиеф и некто Том. Это событие меня поразило. Оно навело меня на мысль не просто о лжи вокруг, а о коварстве и жестокости устроителей происходящего. А еще… Позже я опишу обратную сторону этого события. Пока что морально я не готова.

Как-то раз Алиеф и Том пригласили Илария отправиться на один увлекательный, как они ему пообещали, конгресс, в 1948 год. Иларий удержаться не смог – в программе значились вопросы по интересующей его теме жизнеобеспечивающих частиц.

Плоский, треугольный летательный аппарат доставил их и еще двух сопровождающих в пригород Лондона, Шервудский лес, где среди гигантских дубов, на аккуратной такой, идеально круглой полянке они перешли в другое время.

Иларий чувствовал себя неудобно, когда на фоне прилично одетых ученых, входил в Кейвортский колледж. Ему-то никто не предложил переодеться. Откровенное неуважение и разочарование своими новыми друзьями. Да и о частицах, по его словам, на конгрессе не упоминал никто. Зато много говорили о геологии, шахтах, сквозных тоннелях и проходах, об улучшении подземных мегаполисов, что Иларий принял вначале за неверный перевод. Но с переводом все оказалось в порядке. Просто речь шла о будущих войнах с целью изменения границ, так как в связи с новой политикой Агарты наземная территория должна принадлежать дружественным их политике государствам.

«В перерыве между лекциями мы выходили в холл. Там нам предлагали шампанское, сок, другие вкусные напитки и закуски, какие ранее я не пробовал. И там, в холле, совершенно случайно я увидел ее – Руфь. Том, кажется, заметил оживление в моем лице и, проследив за моим взглядом, тут же увел меня в другой зал. Все дальнейшее время свою старую знакомую я искал повсюду. Подле нее какое-то время находился высокий кудрявый шатен. Но после я потерял из вида и его, и ее».

«На обратном пути Том спросил меня, отчего я все время молчу или мне не понравился Конгресс? Но ответить мне было нечего. Я побывал вне мира, над миром, вне времени. Я знал теперь, почему все так и что происходит. Стоит ли чего-то добиваться после этого, к чему-либо стремиться? Останется ли вообще желание жить? На что Алиеф ответил утвердительно. Но пока что такого желания у меня не возникает. Сплошное уныние. А ведь с того путешествия прошло уже три месяца».

Глава 27. Новое укрытие

Это просто бесценно, что переместившись на новое место жительства, Иларий какое-то время продолжал вести дневник. Но и этого очень мало, чтобы определить его точное местонахождение. В отличие от первого своего перехода, название населенного пункта он не упоминает. Пишет лишь, что попал в Донские края, безмерно восхищен романтикой новых мест и удручен их бедностью. Упоминает также, что теперь может часто навещать свою сестру, которая проживает в Ростове и которую он не видел много лет.

И я вот думаю – а не связано ли это со странным рассказом Макара Гончарова, который в 1926 году, у дома помещика Емельянова, уверял Илария, что встречал его в Ростове, в булочной и что он – Иларий, состоит в штате какого-то городского архива, где он и собирается навестить его в дальнейшем? Вполне возможно, что это так. Ведь это логично и неплохо объясняет тот удивительный случай. А еще это единственное упоминание места проживания нашего героя. Пойти за логикой и поверить, что Илария с Мишей переместили в Ростов? Но применима ли логика к рассказу некого Макара? Ведь вполне вероятно, что он попросту врал с целью подловить Илария на чем-то. Например, на тайне его частых временных перемещений. Иларий растерялся и решил подыграть, чем выдал себя с легкостью.

Остается одно – обратиться за подсказкой к Марксу. Но только какой я к черту исследователь, если при каждом заторе в работе стану просить помощи у босса? Он дал мне все подсказки, которые мог. И если бы он знал, где проживает Иларий, ну разве заварил бы всю эту кашу с моей проверкой и вербовкой? И почему именно я? Что ему с меня? С таким количеством опытных сотрудников поручать столь ответственную работу многократно проколовшемуся новичку? Что-то темнит господин Маркс. Впрочем, как и все вокруг. Может быть, именно поэтому, вопреки прежним страхам, мне пришлось по душе прошлое. Там, по крайней мере, все понятно.

Итак, Иларий жив и он в 1913 году! Как и обещал, Загорский отправил отца и сына Бурмистровых-Розовых именно в это время. Точно известно, что это недалеко от Ростова и что у наших героев новые имена, о которых в дневнике Илария ни слова. Но что за населенный пункт? Есть две строчки описания местности: "Глушь здесь тяжелая и унылая – даже хуже, чем в Кошкино. Какие-то кривые землянки: ни света, ни книг. Тупик".

И дальше, на протяжении десяти почти лет, – краткие, совершенно скупые рабочие записи, в которых мне еще предстоит разбираться. Химия, математика, физика, по-видимому, схемы, рисунки, результаты опытов. Голова кругом от такого количества вычислений и формул. Я стараюсь разобраться в его конспектах хотя бы как биолог, а потому старательно читаю абзац за абзацем, выискивая заодно между цифрами, в редких текстах, хоть какие-то имена или описания быта. Ни-че-го! Иларий железен! Видимо здорово ему пригрозили. Нет даже прежних, до боли знакомых его друзей. Загорский, блондин, помощник пилота. О них он тоже больше не вспоминает.

В записях за 1918 год удалось наконец-то наткнуться на две строчки, подталкивающие работать мое воображение хоть немного.

"Теперь жизнь стала легче. Спасибо Стасе, спасибо друзьям! Почти даром приобрели пианино и кучу книг. За окнами парк и снова стайки большевиков. Ну, хотя бы такая, но цивилизация".

Складывается впечатление, что Иларий с мальчиком переехали в город. Кто такая Стася – сказать сложно. По сохранившимся записям в архивах старой Москвы, в семье Бурмистровых рождено четверо детей. Иларий, Татьяна, Павел и Станислава. Возможно это сестра, которая и должна проживать в Ростове. Если она замужем, то могут быть записи в церковных книгах, не более того. Попробую поискать. Станислава Афанасьевна Бурмистрова. Имя достаточно редкое.

И еще кое-что.

«В ноябре 1919-го я устроился в архив, по двадцать третьему разряду. Хоть какой-то заработок. А в 1927-м, зимой, повстречал в булочной Макара Гончарова. Он помнил меня по избе-читальне, а я его по той встрече у дома помещика Емельянова. По осени же он действительно зашел ко мне в архив, как и обещал. Я посетовал, что город нам дороговат. Единственный плюс – библиотеки, да школа для Миши. Но лучше бы жить в деревне. А у Макара, совершенно случайно и так кстати имелся в одном поселке близ шахт небольшой домик. Он как раз собирался его продать. Друзей своих я не видел уже почти три года, а потому смело принял самостоятельное решение. Так мы и оказались там, где и проживаем по сей день. Школа здесь, слава богу, есть, библиотека тоже. Воздух, тишина и работа моя опять закипела».

Здесь мы с биографией Илария прощаемся. Попробую разобраться в его трудах. А дневник завершен, и последняя запись в нем, по-видимому, оборвана. Вот она – краткая и по-своему бесценная:

"Материал мальчика работает как часы. Это переворот не только в науке, но и в природе. Меня опять навестили мои друзья и те, о ком не говорят даже в Охре. Теперь я под их неусыпной охраной. Можно ли им верить? Как самому господу богу. Они забирают у меня все мои записи и позволяют остаться здесь. Но больше никаких скачков во времени и перемены имен. Все тихо, спокойно, как и должно быть у бога. Так, чтобы никто ничего не понял…"

Жаль… Ах, как жаль… И жаль, что не попались мне эти строки раньше. Но как же так? Ведь дорогой мой автор пишет, что записи изъяты кем-то выше Охры и Геотии. Ну, тогда каким образом они оказались у моего мистера Икс, оставившего мне их и пообещавшего в награду за мальчика некоторое наследство? Хотя наследство уже не актуально! Потому что дальше – больше! Зачем искать мальчика тому, кто взял его под свое покровительство? Вывод я делаю только один: мальчика похитили, потому его и ищут все, кто ни попадя и я в их числе. Однако… у меня есть дневники! Ведь их нет больше ни у кого, не так ли?

Как бы то ни было, но господин Маркс сотворил для меня постоянный пропуск в Охру, чтобы бывать здесь, когда в этом возникнет необходимость, а потому я наконец-то возвращаюсь домой! Пришлось набраться смелости и выклянчить у главного возвращение в день моего отбытия. Ох уж эта его хитрая улыбочка и немигающий взгляд! Понаблюдал за мной с минуту, словно в первый раз и согласился. Так что я вернусь в свой поселок, в середину двадцатого века, в тот самый день, когда в силу обстоятельств с горечью в сердце мне пришлось снова отправляться в Охру. Меня и хватиться не успеют. Слава Марксу! Никому не придётся страдать из-за моего безответственного исчезновения.

И все же, неспокойно на душе! Мысли о незавершенной работе не оставляют мою голову. Быть может, не случайно судьба забросила меня в Ростовскую область? Но кого здесь искать в пятидесятые годы? Сомневаюсь, что Иларий и его таинственный сын по-прежнему живут в этих краях и, все больше сомневаюсь, что сын этот – тот, кто мне нужен. А может это все же Славик? И может изобретение Илария Бурмистрова – это отдельная история, не имеющая отношение к мальчику? Потому что я все время вспоминаю ту, случайно услышанную в библиотеке, беседу о чьем-то прибывшем в Охру отце.

Тогда, после этого разговора, все и закончилось. В 2096 году исчезли в неизвестном направлении многие участники этой истории. Наверное, потому и оборвались записи Илария. Возможно ли, что от новых гостей он узнал какую-то правду, после которой, вполне вероятно, ни к какому новому месту жительства отправляться не стал или покончил с собой позже – уже в Ростовской области. Но как можно покончить с собой после обещания покровительства от существ, сравнимых с богами? Нет, Иларий не из тех!

Вот и Мишу, говорят, отдали бабке. Значит ли это, что мне снова необходимо путешествие во времени именно в Кошкино? Но этот пункт мы с Марксом не обсуждали. Лишь мое периодическое перемещение в Охру. И мне снова придётся поднажать на него, чтобы хоть немного разобраться в возможностях моих маршрутов.

Логика мне подсказывает, что, скорее всего, Миши в Кошкино не окажется. Думаю, что он все же там же, где его отец. А "утка" с их полным списанием имеет определенную цель. На какие только ухищрения и путаницы не приходится идти защитникам мальчика, чтобы оградить его от шакалов и стервятников. Вплоть до переворотов и войн. Что же это за ребенок такой? Где искать его? И кто он? Миша? Славик? А может кто-то третий – тот, кого меж этими двумя никто не замечает, потому что его там очень искусно прячут?

Наверное, пришло время подвести итог своей работы. Что же я имею после скрупулезного и, поверьте, не простого, вычитывания дневников господина Бурмистрова, копаний в архивах, бесед с редкими очевидцами и собственного, но такого драгоценного опыта?

Итак, выводы: сына Илария ищу далеко не только я; в прошлом действительно существовала более древняя цивилизация – цивилизация арсов, имеющих прямое отношение к нашему мальчику; гены арсов на вес золота; в дальнейшем кровь арсов испортили некие гости из космоса; новая цивилизация, ставшая результатом такого союза, дала миру Атлантию и довела ее до первой катастрофы; наше Человечество создавалось как подопытные для освоения посткатастрофного, вероятно, сильно зараженного пространства; нас были тысячи, и мы активно осваивали новый мир.

А вот о тех, кто так серьезно этот мир перекраивал, нет информации для меня даже в Охре. Табу! Мне просто интересно – они не смогли жить в новом свете, оставшись за кадром и, создав то самое теневое государство или все же живут среди нас? Но если они здесь, то в каком качестве – независимо или смешавшись с нами? В последнем случае мне было бы понятно, почему человечество в очередной раз довело мир до катастрофы, в результате которой произошла на свет не просто новая, уникальная раса людей – они стали детьми посткатастрофного мира, получившими доступ к перемещениям во времени и лучший генетический материал для своего совершенствования.

Часть 2. Морозов

Только дырявый горшок может пытаться стать

человеком знания по своей воле.

Трезвомыслящего нужно затягивать

на путь хитростью.

Карлос Кастанеда, «Отдельная реальность»

Глава 1. Исчезновение Люды

Вечерняя синева мягко опустилась на сады и дома, не скрыв, а усилив их умиротворенную в преддверии ночи красоту. Вымытые сентябрьскими сумерками курганные, с пирамидами терриконов, просторы местных степей счастливо и густо мерцали золотыми огнями окрестных поселков. Осень в этих местах долго бывает теплой, часто расплескивая по улицам и переулкам потоки то резко свежего, то теплого воздуха. Из палисадников тихо струится горьковатый аромат последних цветов, а по освещенной новыми фонарями дороге стайками тянутся романтики вечерних прогулок. Сгущая фиолетовую акварель сельских пейзажей, вечер манит под свою сень тихие звуки гитарных струн, дальние переборы аккордеона и вечную музыку деревенских гулянок – обрывистое пение звонких, чуть пьяных бабьих голосов.

Вечер… Обычный, советский, сентябрьский. В том далеком, 1955 году можно было гулять до утра, совершенно никого не боясь, не замирая от ужаса в темных закоулках парков, садов и кладбищ.

Прилипчивый запах первых осенних костров опьянял своих вечерних почитателей сладостью жизни в ее маленьких радостях и заботах. Чисто выметенная за дворами земля – признак домовитости хозяев, достойных уважения. А свежевыкрашенный забор подчеркивал культурность домовладельца.

Отчего же не посидеть за двором с полными карманами семечек и местных сплетен, если день ладно сложился? Дорожки аккуратно посыпаны песком, белье постирано, полы вымыты, а после сытного ужина тянет выговориться по душам, помериться хозяйственностью да обсудить непутевую молодежь.

Закат еще ликовал у самой полоски горизонта, но звезды уже мародёрничали над миром, захватив своим блеском густо—синее пока небо. Фонари, как дети, подражали их глупости, спеша оттолкнуть от людей наступающую правдой ночь. То ли от страха перед этой правдой, то ли от неуемного своего тщеславия, но глаз они радовали, отчерчивая от сумерек запахи, звуки, образы…

– Я иду домой! – лениво зевнув, заявила голубоглазая брюнетка, капризно тряхнув неестественно тугими, закрученными, как у куклы, локонами. Ее коричневая, простенькая кофта из грубого трикотажа удивительно соответствовала цвету забавно торчащих в стороны кудрей. Вероятно, прическа задумывалась сногсшибательная, но в каком-то месте модница перестаралась. Чуть томный, ни в чем не виноватый взор, всегда нечаянная рассеянная улыбка. Так улыбаются довольные своей внешностью женщины. Соперниц их красоте вокруг нет и в этом они тоже не виноваты.

С видом уставшей от своей красоты мученицы она достала из маленькой черной сумочки пузатый флакон духов и, вынув стеклянную пробку, коснулась ее кончиком за ушами. Запахло ландышем и весной. Смотрит ли кто? Видит ли? Девушка часто заморгала длинными ресницами и оглядела плывущие вдоль дороги стайки людей немного свысока. Все ее движения и интонация выдавали привычную капризность.

– Девяти же еще нет! – недовольно пробурчала ее подруга – такая же усердно-кудрявая, но совершенно белокурая девушка. Белесыми были даже ее густые, короткие ресницы, отчего-то придававшие лицу выражение глуповатости.

– А чё гулять-то? Нет уже никого! – Брюнетка сердито повела бровью и обиженно покосилась на подругу.

– Как нет?! Вон народу сколько! Мишки нет, да? – Блондинка сдержанно хихикнула и толкнула подружку плечом. – Ой, да будет тебе, Марин! Женится он теперь на Рыковой!

– Как на Рыковой?! – Лицо брюнетки из обиженного стало скорбным. Уголки рта поползли вниз, длиннющие ресницы грустно опустились к щекам. – Ты откуда знаешь?! – Вопрос повис в воздухе, так как блондинка отчаянно кому-то помахала. – Света, кто тебе сказал?! – не унималась брюнетка. – Не молчи! – Светке бы ответить уже хоть что-то, но тут лицо её изменилось настолько, что брюнетка не на шутку струхнула и испуганно обернулась на дорогу.

В кругах желтых фонарей, смешно махая руками, весь раскрасневшийся и чем-то напуганный, бежал Сашка Ребер – десятиклассник местной школы.

– Чего это с ним?! – сдавленно зашептала Света, тут же почувствовав что-то неладное.

– Ты откуда, как ошпаренный?! – решился крикнуть ему кто-то из ребят и Сашка остановился.

Глаза его были наполнены нездешним, пронизывающим до нутра ужасом, ладони испачканы кровью, а по щекам катились слезы. Он дышал так судорожно и надрывно, что толпа зевак стянулась к нему с разинутыми ртами. Паника во взгляде Ребера сменилась смесью ужаса и скорби, словно в глубине своего сознания он увидел нечто, вконец потрясшее его психику. Сашка громко в голос зарыдал и отсутствующим взглядом пробежал по окружившим его людям. Тишина содрогнулась.

– Идите домой! – злобно, сквозь рыдания, по юному срывающимся голосом, закричал он на растерянных девушек, и, словно выживший из ума блаженный, принялся пихать и толкать их своими окровавленными руками, оставляя на их чистых, отутюженных платьицах и кофточках следы того неведомого, таинственного ужаса, о котором они даже подумать боялись.

Света заверещала как ненормальная, брезгливо отпихивая от себя большие Сашкины ладони, а Марина глупо и низко завыла, закрыв лицо руками. Ей вдруг пришло в голову, что наверное снова началась война и вот теперь все они обязательно умрут! Прямо сейчас – быстро и разом. И только Сашке по какой-то причине стало известно об этом раньше других.

– Нет! – закричала Марина, закрыв руками голову и присев на корточки. – Нет! Я не хочу!

– Чего ты не хочешь, дура?! – трясясь от ужаса, заорал Сашка и, схватив ее за плечи, одним рывком поставил на ноги. – Иди домой, я тебе сказал! И ты иди домой! – крикнул он Свете. – И все вы! Идите домой! И заприте ваши двери! Крепко заприте! – Он остервенело оглядел присутствующих и бросился разбрасывать в стороны собравшуюся толпу любопытных. – Они забрали Люду! – Глаза его при этих словах буквально вылезли из орбит, а голос стал хриплым и визгливым. – Они и вас заберут!

– Да что с тобой?! – воскликнул невысокий, широкоплечий мужчина в клетчатой футболке. Пьяный ты, что ли?! Что ты городишь?! Что творишь?! Угомонись уже! Напугал всех! Извинись перед девушками!

– Они забрали Люду! – уже спокойнее повторил Сашка и устало окинул всех почти расфокусированным взглядом. – Люды больше нет…

Он сел на землю и молча схватился руками за голову. На перекрестке Садовой и Советской улиц повисла озаренная теплыми фонарями человеческая тишина, уступив, наконец-то, место цикадам. И словно задыхаясь от этого тяжелого безмолвия, из нарядной, перепуганной толпы вырвался сдавленный Маринкин голос:

– Помогите…

Глава 2. Обвинение Ребера

В сильно запыленное со стороны улицы стекло упорно билась маленькая лиловая бабочка. Безучастно наблюдая ее мучения на фоне креста неаккуратно выкрашенной оконной рамы, Александр Ребер чувствовал только одно – как все больше и больше отключается от реальности, с наслаждением погружаясь в новое для него, но такое сладостное состояние полной отрешенности. Нестерпимо хотелось закрыть глаза и провалиться в глубокий, младенческий сон. Отделение милиции, в котором он сейчас давал показания, находилось в соседнем с местом происшествия поселке, где он собственно и проживал. Тут до дома пешком минут пять. А спать хотелось именно сейчас.

"Что же делать?" – полусонно пронеслось в его тяжелой, словно каменной голове.

– С твоих слов выходит, – донеслось откуда-то издалека, – что Людмила Кузьмина просто исчезла и все. В одно мгновение! – Саша медленно повернул голову в сторону сидящего напротив мужчины. Взгляд его был до опасения отсутствующим. – Саша! – громко позвал его следователь и помахал перед лицом карандашом. – Ты меня слышишь?

В глазах молодого человека сфокусировано блеснуло сознание.

– Да… – словно очнувшись ото сна, бросил он. – Слышу. Я слушаю вас очень внимательно.

– А почему язык заплетается? Вроде как ты не пьян.

– Простите, спать очень хочется.

– Сон у тебя теперь будет неспокойным, – сочувствующе заметил следователь, стараясь удержать внимание периодически ускользающего от него допрашиваемого. – Это я тебе гарантирую. К сожалению.

И он опять помахал карандашом перед лицом Сашки. Тот насмешливо улыбнулся своей обаятельной улыбкой и, отгоняя неотвязную сонливость, встряхнул головой.