Златая цепь

Я пообещал послушать его, но рискнул поинтересоваться, отчего этот переполох? Или Миша мне не сын? Он вскинул на меня такой злобный взгляд, что меня передернуло. Уверенность в этом человеке пропала сию секунду, а нехорошая мысль о Мише занозой засела в моем сердце.

Ну вот именно после этого разговора остановиться я и не мог. Навязчивая идея завладела моим сознанием, подталкивая перепроверить свой результат с другой стороны. Неужто Миша не мой сын? А если он сын Семена? Быть может оттого Семен и хотел его заполучить? Но, со слов блондина, Мишу проверяли. И вернули! Значит не сын Семена. От сердца у меня отлегло, как камень откатился. Да только все это мои домыслы. Отцом ведь может быть и кто-нибудь неизвестный мне.

Словом, нашел я в Настином сундуке ее гребешок, что носила она прежде и мне очень повезло обнаружить на нем пару ее волос. По первому эксперименту с Мишиными волосами я знал, что так сложнее, но я воспринял это как знак и через свой компьютер, как обучал меня помощник пилота, отыскал "Генетические эксперименты по методу Ильи Шишки". Без всяких нововведений, проверенным методом. И как только нашел, страх навалился на меня сильнее прежнего. Я рисковал! А ведь еще не поздно остановиться. Не зря меня предупредили. Признаюсь, меня что-то толкало сделать все наперекор, так как очень не понравился разговор с блондином. Он требовал неустанно работать на благо их Охры, а прежде меня лишь берегли и предупреждали об опасности. Ну, может оно и к лучшему. Накажут, значит с радостью освобожусь от них. Узнать, кто отец Мишки для меня казалось важнее всего сейчас. Если бы мне сказали, что Славик не мой сын – мне было бы легче. Но только не Миша!

Конечно, я понимал, что за мной могут наблюдать из множества неведомых мне точек и все же пошел на повторный, запретный теперь эксперимент. Однако ни в первый день, ни в последующие, меня никто не посетил и, зная уже реакцию блондина, я решил, что он поверил моему обещанию.

Ну что же, пусть. Так оно и лучше. Я с огромным трепетом и болезненным волнением всматривался в микроскоп, пока не увидел, что хотел. И снова был удивлен. Итог был таким же. То, что я видел, несло отрицательный результат. Настя не была матерью Миши! Но ведь это глупость! Она родила его здесь – в этом доме, я находился в соседней комнате, пока местная повитуха Фрея Степановна и Варвара принимали Мишу на свет.

Разочарование мое привело к гневу. Потому что, как я и предполагал с самого начала, проблема была во мне. Я болван, профан и недоумок! Я не умею проводить подобные эксперименты, а значит блондин прав – их пора оставить и заняться исключительно частицами!"

А вот как Иларий описал несколько других – насыщенных экспериментами дней.

«Я изучил подробным образом биологический материал Миши, свой и Насти. Именно Мишин вел себя престранно. Я мало кого исследовал, но такого я точно не ожидал! Сами по себе клетки казались невероятно хрупкими. Я воздействовал на них только теми химическими веществами, которые предусмотрены инструкцией. Но и они могли полностью разрушить материал. Навыка мне не хватало. Но клетки Миши при воздействии веществ приобретали сию секунду удивительное свойство – они взлетали. Волнение сбивало меня с толку, зрение уставало от напряжения, руки дрожали, но биоматериал Мишки исчезал в неизвестном направлении.

Подобные странности произошли и с моими клетками. С одной лишь разницей – частично. В каком-то им одним ведомом шахматном порядке, частички моего материала оторвались от бесцветной своей поверхности и тут же потерялись из виду.

Я подумал, что дело в возрасте, но ДНК Насти так себя не вело. Её биоматериал преспокойно лежал под микроскопом, послушно позволяя делать с собой все, что угодно.

Для надежности мне нужен еще один, а то и два, как минимум, человеческих образца. Желательно взрослого и ребенка. От давних экспериментов осталось у меня несколько неприятных, но нужных вещиц. Например, полотенце, которым я вытирал раны того найденного мною мёртвым калеки. Помню, как что-то подтолкнуло меня не выбрасывать его, что кровь эта еще может мне пригодиться. Так и хранил до сих пор в старом коробе кусок окровавленной, желтоватой ткани.

С детским образцом пришлось потрудиться. Через три дома от нас жила большая, в одиннадцать ртов, семья. Самая младшая девочка, Нюрка, годком постарше Миши, часто приходила к нему поиграть. Тот день, когда она снова осчастливила нас своим визитом, выдался на редкость теплым. Детвора вволю нарезвилась в густой траве, да на качелях, оба запалились и, как обычно, потребовали пить. В этот раз я вынес им воды не в ковше, а в разных кружках, после чего кружку Нюры, со следами слюны, тут же унес к себе вниз и подверг обработке.

Какая хорошая оказалась девочка. С добротным, целым и послушным материалом. Никаких фокусов – все крепенько, ладненько, понятно.

Паренек инвалид меня, к слову, тоже ничем необычным не удивил, но мне показалось мало и с того дня начались мои многочисленные, увлекательные, затягивающие исследования чужого генного материала. Уж где только я его не добывал и как только не изловчался. Слюна, волосы, ногти. Лучше всего была кровь, но раздобыть ее не просто.

И когда из двадцати шести результатов ни один больше не показал ту самую подвижность, мне бы все понять и остановиться, но остановиться я уже не мог. Множественные исследования дали мне незаменимый опыт, потрясающие выводы и двенадцать толстых тетрадей записей и расчетов.

Счастлив тот, кто знает лишь видимую сторону жизни. Из всего населения Земли наверное процентов пять хотя бы задумываются о том, как все устроено и что спрятано за внешней оболочкой доступного. Но если ты переступил грань между этим и тем, ощущение этого мира меняется. Когда ты всего лишь ценитель живописи, она для тебя непостижима, волшебна, до дрожи восхитительна. Но вот ты художник и твой взгляд на шедевры не то, чтобы критичен, он как рентген. Ты знаешь как это создавалось. Когда ты увлеченный читатель, ты воистину эстет. Ты потрясен слогом, описанием, стилем произведения. Но когда ты сам писатель, ты становишься невыносимым читателем, так как видишь все огрехи и тебе трудно погрузиться в сюжет. Нечто похожее было теперь и со мной. Я постигал другую жизнь. Я узрел крупицу её естества, а все остальное, всё, к чему я привык, казалось теперь лишь блеклым и беззвучным его следствием.

Сравнительный же анализ Мишкиной и моей биоинформации упорно выдавал отсутствие моего отцовства, но все время показывал близкое родство. Данные совпадали процентов на пятьдесят. С Настей же он не совпадал совершенно.

Да, совсем забыл напомнить, что мне удалось закрепить наши с Мишей образцы. Но для этого пришлось перерыть всю библиотеку в компьютере, который так любезно предоставил блондин. Прямой подсказки я не обнаружил, но нашел несколько интересных случаев, по сути похожих на мой. Методом проб и многочисленных ошибок я выявил вещество, способное зафиксировать наши образцы. Слава богам, мои экспериментальные мучения постепенно нивелировались. Но… появлялись новые. Воистину «кто умножает познания, умножает скорбь».

Сначала я подумал об ошибке, но результат повторился. Стёкла с материалом Миши еще без фиксатора лежали рядом с образцом одной местной девушки. По ошибке я добавил фермент не туда, но понял это позже. Отвлекся на окуляр микроскопа всего на пару минут – картинка на мониторе меня не устраивала. Но когда вернулся к образцу – он крайне меня удивил, оказавшись закрытым. Я подумал, что недостаточно растворил его и добавил еще фермента. Клетки раскрылись и я отправил их на фильтрацию. После всех промывок и выделений чистой ДНК, удивление мое лишь увеличилось. Сегменты больше походили на Мишкины. Но эту девушку я уже смотрел раньше и ничего подобного не наблюдал. Неужели я взял не тот образец? Я опасался, что перепутал их, но нет, передо мной лежали разные образцы, правда теперь они стали похожи. Прежде ничего подобного не случалось.

И когда я исследовал образец своего сына, от него уже почти ничего не осталось. Картина на мониторе была до боли знакома. Мишкины рваные клетки после фермента без фиксатора.

Вот так раз! Версий у меня не было. Я потратил еще несколько дней на чистый анализ каждого образца и, не выявив никакой родственной связи меж ними, повторил все точь-в-точь, как в тот день. Результат оказался тот же. Но что же не так теперь? Я решил действовать наугад и добавил материал старика, что жил в доме напротив. И итог меня поразил! Мишкины сегменты продублировались в цепочке старика, заменив его сегменты, а местами изменили их, создав гибриды. Легкая догадка озарила мой уставший разум вперемешку с картинами преследований моего сына. Это длилось доли секунды, но картины эти я отринул от себя тут же. Ведь ищут не Мишу, ищут Славика.

Если бы не мой сынишка, я бы наверное похоронил себя в этой лаборатории, так как исследования мои приобрели увлекательнейший, феноменальный характер. Я шестьдесят четыре раза повторил этот опыт с разными людьми и сделал невероятное открытие. Гены моего сына Миши чудесным образом воздействовали на гены других людей в определённых условиях. Они меняли их, делали подобными себе. Но это только клетки… Разум же мой видел дальше. Эдак ведь и людей менять можно! Осталось подумать, как».

Какое интересное содержание… Кто вырвал эти страницы из тетради? Иларий, испугавшись гнева блондина или кто-то другой?

Мысли о собственном невежестве заглушили интуицию и Иларий Афанасьевич не увидел очевидного.

Быть может и мое внутреннее зрение не объективно, но, похоже, с мальчиком Мишей не все так просто.

Глава 24.

Это просто бесценно, что переместившись на новое место жительства, Иларий какое-то время продолжал вести дневник. Но и этого очень мало, чтобы определить его точное местонахождение. В отличие от первого своего перехода, название населенного пункта он не упоминает. Пишет лишь, что попал в Донские края, безмерно восхищен романтикой новых мест и удручен их бедностью. Упоминает также, что теперь может часто навещать свою сестру, которая проживает в Ростове и которую он не видел много лет.

И я вот думаю – а не связано ли это со странным рассказом Макара Гончарова, который в 1926 году, у дома помещика Емельянова, уверял Илария, что встречал его в Ростове, в булочной и что он – Иларий – состоит в штате какого-то городского архива, где он и собирается навестить его в дальнейшем? Вполне возможно, что это так. Ведь это логично и неплохо объясняет тот удивительный случай. А еще это единственное упоминание места проживания нашего героя. Пойти за логикой и поверить, что Илария с Мишей переместили в Ростов? Но применима ли логика к рассказу некого Макара? Ведь вполне вероятно, что он попросту врал с целью подловить Илария на чем-то. Например, на тайне его частых временных перемещений. Иларий растерялся и решил подыграть, чем выдал себя с легкостью.

Остается одно – обратиться за подсказкой к Марксу. Но только какой я к черту исследователь, если при каждом заторе в работе стану просить помощи у босса? Он дал мне все подсказки, которые мог. И если бы он знал, где проживает Иларий, ну разве заварил бы всю эту кашу с моей проверкой и вербовкой? И почему именно я? Что ему с меня? С таким количеством опытных сотрудников поручать столь ответственную работу многократно проколовшемуся новичку? Что-то темнит господин Маркс. Впрочем, как и все вокруг. Может быть, именно поэтому, вопреки прежним страхам, мне пришлось по душе прошлое. Там, по крайней мере, все понятно.

Итак, Иларий жив и он в 1913 году! Как и обещал, Загорский отправил отца и сына Бурмистровых-Розовых именно в это время. Точно известно, что это недалеко от Ростова и что у наших героев новые имена, о которых в дневнике Илария ни слова. Но что за населенный пункт? Есть две строчки описания местности: "Глушь здесь тяжелая и унылая, даже хуже, чем в Кошкино. Какие-то кривые землянки, ни света, ни книг. Тупик".

И дальше, на протяжении десяти почти лет – краткие, совершенно скупые рабочие записи, в которых мне еще предстоит разбираться. Химия, математика, физика по-видимому, схемы, рисунки, результаты опытов. Голова кругом от такого количества вычислений и формул. Я стараюсь разобраться в его конспектах хотя бы, как биолог, а потому старательно читаю абзац за абзацем, выискивая заодно между цифрами, в редких текстах, хоть какие-то имена или описания быта. Ни-че-го! Иларий железен! Видимо здорово ему пригрозили. Нет даже прежних, до боли знакомых его друзей. Загорский, блондин, помощник пилота… О них он тоже больше не вспоминает.

В записях за 1918-й год удалось наконец-то наткнуться на две строчки, подталкивающие работать мое воображение хоть немного.

"Теперь жизнь стала легче. Спасибо Стасе, спасибо друзьям! Почти даром приобрели пианино и кучу книг. За окнами парк и снова стайки большевиков. Ну, хотя бы такая, но цивилизация".

Складывается впечатление, что Иларий с мальчиком переехали в город. Кто такая Стася – сказать сложно. По сохранившимся записям в архивах старой Москвы, в семье Бурмистровых рождено четверо детей. Иларий, Татьяна, Павел и Станислава. Возможно это сестра, которая и должна проживать в Ростове. Если она замужем, то могут быть записи в церковных книгах, не более того. Попробую поискать. Станислава Афанасьевна Бурмистрова. Имя достаточно редкое.

А вот с дневником Илария мы прощаемся. Он завершен и последняя запись в нем, по-видимому, оборвана. Вот она – краткая и по-своему бесценная:

"Материал мальчика работает как часы. Это переворот не только в науке, но и в природе. Меня навестили те, о ком не говорят даже в Охре. Теперь я под их неусыпной охраной. Можно ли им верить? Как самому господу богу. Они забирают у меня все мои записи и отправляют жить в новое место. Но больше никаких скачков во времени и перемены имен. Все тихо, спокойно, как и должно быть у бога. Так, чтобы никто ничего не понял…"

Жаль… Ах, как жаль… И жаль, что не попались мне эти строки раньше. Но как же так? Ведь дорогой мой автор пишет, что записи изъяты кем-то выше Охры и Геотии. Ну, тогда каким образом они оказались у моего мистера Икс, оставившего мне их и пообещавшего в награду за мальчика некоторое наследство? Хотя наследство уже не актуально! Потому что дальше – больше! Зачем искать мальчика тому, кто взял его под свое покровительство? Вывод я делаю только один: мальчика похитили, потому его и ищут все, кто ни попадя и я в их числе. Однако… у меня есть козырь! Дневники! Ведь их нет больше ни у кого, не так ли?

Как бы то ни было, но господин Маркс сотворил для меня постоянный пропуск в Охру, чтобы бывать здесь, когда в этом возникнет необходимость, а потому я наконец-то возвращаюсь домой! Пришлось набраться смелости и выклянчить у главного возвращение в день моего отбытия. Ох уж эта его хитрая улыбочка и немигающий взгляд! Понаблюдал за мной с минуту, словно в первый раз и согласился. Так что я вернусь в свой поселок, в середину двадцатого века, в тот самый день, когда в силу обстоятельств с горечью в сердце мне пришлось снова отправляться в Охру. Меня и хватиться не успеют. Слава Марксу! Никому не придётся страдать из-за моего безответственного исчезновения.

И все же, неспокойно на душе! Мысли о незавершенной работе не оставляют мой разум. Быть может не случайно судьба забросила меня в Ростовскую область? Но кого здесь искать в пятидесятые годы? Сомневаюсь, что Иларий и его таинственный сын по-прежнему живут в этих краях и все больше сомневаюсь, что сын этот – тот, кто мне нужен. А может это все же Славик? И может изобретение Илария Бурмистрова – это отдельная история, не имеющая отношение к мальчику? Потому что я все время вспоминаю ту, случайно услышанную в библиотеке беседу о чьем-то, прибывшем в Охру отце.

Тогда, после этого разговора, все и закончилось. В 2096 году исчезли в неизвестном направлении многие участники этой истории. Наверное потому и оборвались записи Илария. Наверное от новых гостей он узнал какую-то правду, после которой, вполне вероятно, ни к какому новому месту жительства отправляться не стал, а действительно покончил с собой, как мне и рассказали, только позже – уже в Ростовской области. Но как можно покончить с собой после обещания покровительства от существ, сравнимых с богами? Нет, Иларий не из тех!

Вот и Мишу, говорят, отдали бабке. А это значит, что мне снова необходимо путешествие во времени именно в Кошкино. Но этот пункт мы с Марксом не обсуждали. Лишь мое периодическое перемещение в Охру. И мне снова придётся поднажать на него, чтобы хоть немного разобраться в возможностях моих маршрутов.

Интуиция мне подсказывает, что, скорее всего, Миши в Кошкино не окажется. Думаю, что он, как минимум, там же, где его отец. А "утка"с их полным списанием имеет определенную цель. На какие только ухищрения и путаницы не приходится идти защитникам мальчика, чтобы оградить его от шакалов и стервятников. Вплоть до переворотов и войн. Что же это за ребенок такой? Где искать его? И кто он? Миша? Славик? А может кто-то третий – тот, которого меж этими двумя никто не замечает, потому что его там очень искусно прячут.

Наверное пришло время подвести итог своей работы. Что же я имею после скрупулезного и, поверьте, не простого, вычитывания дневников господина Бурмистрова, копаний в архивах, беседах с редкими очевидцами и собственного, но такого драгоценного опыта?

Итак, выводы: сына Илария ищу далеко не только я; в прошлом действительно существовала более древняя цивилизация – цивилизация арсов, имеющих прямое отношение к нашему мальчику; гены арсов на вес золота; в дальнейшем кровь арсов испортили некие гости из космоса; новая цивилизация, ставшая результатом такого союза, дала миру Атлантию и довела его до первой катастрофы; человеческая цивилизация создавалась как подопытные для освоения посткатастрофного, вероятно сильно зараженного пространства; нас были тысячи и мы активно осваивали новый мир.

А вот о тех, кто так серьезно этот мир перекраивал, нет информации для меня даже в Охре. Табу! Мне просто интересно – они не смогли жить в новом свете, оставшись за кадром и создав то самое теневое государство или все же живут среди нас? Но если они здесь, то в каком качестве – независимо или смешавшись с нами? В последнем случае мне было бы понятно, почему человечество в очередной раз довело мир до катастрофы, в результате которой произошла на свет не просто новая, уникальная раса людей – они стали врагами посткатастрофного мира, получившими доступ к перемещениям во времени и лучший генетический материал для своего совершенствования.

Часть 2. Морозов.

Глава 1.

Вечерняя синева мягко опустилась на сады и дома, не скрыв, а усилив их умиротворенную в преддверии ночи красоту. Вымытые сентябрьскими сумерками, курганные, с пирамидами терриконов, просторы местных степей счастливо и густо мерцали золотыми огнями окрестных поселков. Осень в этих местах долго бывает теплой, часто расплескивая по улицам и переулкам потоки то резко свежего, то приятного теплого воздуха. Из палисадников тихо струится горьковатый аромат последних цветов, а по освещенной