Златая цепь

– Странно…, – направившись за ней, озадаченно бормотал Иларий. – С Мишей мне почему-то не разрешают видеться.

– Боюсь, что Мише сейчас не до вас! – Тамара сказала это резко и тут же пожалела, оценив реакцию Илария. В глазах его воцарилась такая горечь, что она испугалась и схватила его за руку. – Спокойно! Ему не причинят вреда.

Но он, видимо, ее уже не слышал. Он заметался по кухне, как раненый зверь, который не знает, куда себя деть от боли, отвернулся к стене и Тамаре показалось, что Иларий плачет. Потом он подошел к ней и сквозь зубы произнес:

– Где у вас картошка?! Давайте сюда! Я почищу!

Она молча и виновато поставила перед ним большую миску с картошкой и дала нож. Он чистил ее безмолвно и ловко, только желваки гуляли под щетиной, да слезы то подступали, то уходили, потому что он не картошку сейчас чистил, он с Мишкой наверное говорил и все время боролся с душевной болью, от которой, казалось, воздух вокруг взорвется.

– Вы настоящий отец, – шепнула она. – Я такого еще не видела.

Глава эта создавалась по отдельным, весьма кратким и сильно разбросанным записям Илария, а так же тому, что было мной услышано и выведано. И, конечно же, без Тамары здесь не обошлось. Мне пришлось познакомиться с ней, а это было не просто. У нас оказалось много схожих интересов, общая родина, образование и даже знакомые. Очень неожиданно, тепло и занятно. А потому весьма неприятно теперь предавать пусть письменной, но огласке, то, что она каким-то чудом шепнула мне о Славике… Ну и о Мише заодно. О тех медицинских процедурах, которые, как мне думается, производились над мальчиками с целью запутывания геотов. Иларий понял это, как обмен генетикой, либо некими генетическими особенностями. И если это так, то бедного, ни в чем неповинного Мишу просто используют в качестве жертвы.

Но вот что обронила Тамара после того, как глотнула одного волшебного напитка, которым мне захотелось ее угостить. Она сказала, что мальчики были изолированы в разных помещениях и с ними никто ничего не делал. Никаких процедур не проводилось. Есть вероятность, что у нее иммунитет и напиток не виноват, и сказала она это намеренно, надеясь на посторонние уши. А если нет?

Задание Марка Маркса я выполнила точно по сценарию, на тот момент не осознавая толком, что и зачем делаю. Теперь я, пожалуй, задание это озвучу: найти ребенка Илария. Ну как я могла не согласиться? Да и выбора у меня не было. Отсюда вопрос: меня испытывали или загоняли в безвыходную ситуацию? Но вот я здесь и задача моя усложнилась: отныне я двойной агент. На основании чего можно сделать печальный вывод: Охро-Геотия не является единым, сплоченным и крепким государством – между ее конфедератами не прекращается борьба.

Напоследок Тамара рассмеялась и словно полушутя добавила, что о том, где мальчик, надо бы расспросить брата Гаврилы Загорского. На мой логичный вопрос, о ком она говорит, Тамара покраснела и посерьезнела, пожалев видимо о сказанном и неохотно бросила:

– Подумай.

Она конечно же хотела закрыть тему, но меня понесло.

– Кто-то ищет мальчика, кроме геотов?

И тут глаза моей новой знакомой метнули молнии такой силы, что мне стало сразу понятно – о дальнейшей с ней дружбе речи быть не может.

Вот так поворот! Это было красиво! Итак, брат Загорского…

И снова мой вопиющий в этом мраке глас: "А как же Славик?!"

Глава 23.

После всех пятидневных процедур Илария и Мишу вернули домой в тот же день, из которого взяли. Но по очереди. Первым отправили Илария, через час Загорский привез ребенка. Перемены в сыне Иларий заметил сразу и с нескрываемым изумлением уставился на Гаврилу.

– Это не мой сын! – категорично заявил он, испуганно глядя на потянувшегося к деревянной лошадке мальчика. – Кто этот ребенок?!

– Да, Бергольц как в воду смотрел, – с сожалением промямлил Загорский. – Все же надо было сказать тебе правду.

– Где Миша?!

– Иларий, это Миша. – Загорский снял очки, как будто хотел продемонстрировать правдивость своих глаз. – Ты был прав в своих подозрениях. Нам пришлось немного перекроить их признаки. И Славы, и Миши. Это для их же безопасности. Только умоляю – не делай из этого катастрофу! Это совершенно незначительные изменения…

– Как же не значительные?! Нос крупнее, губы не такие, но в остальном конечно же…

– Вот так вот проявились изменения, – спокойно продолжил Загорский. – Наблюдай за его состоянием. Что бы не было сильных головных болей. Вот эти пилюли следует давать ему перед сном. – Загорский протянул пузырек с черными, блестящими шариками. – В ночное время организм перестраивается особенно интенсивно и лекарство поможет иммунитету справляться с перестройкой.

– Это не Миша, – упорно повторил Иларий и заглянул мальчику в глаза. – Даже взгляд не его. Вы… понимаете, что я могу провести собственное исследование? Что я не смогу теперь спать спокойно! Я все время буду думать о своем сыне! О том, где он и что вы с ним сделали!

– Скоро ты сам убедишься, что это твой сын.

– Но у Мишки волосы были кудрявей!

– А у Славика? У Славика какие волосы?! Ты слышишь меня или нет?! Они обменялись своей биологической информацией и теперь у Славика волосы начнут завиваться!

Иларий жестом остановил болтовню Загорского и устало махнул рукой.

– Хватит, Гаврила! Я понял. Оставь нас, пожалуйста! Мне просто необходимо побыть в тишине и подумать. От твоих въедливых фраз я собственных мыслей не слышу.

– Хорошо, хорошо, – охотно согласился Загорский и, потрепав Мишку по волосам, удалился без лишних разговоров.

Иларий отчаянно пытался сообщить дневнику свои переживания насчет сына, но что-то шло не так. Он писал и тут же зачеркивал, на другой день пытался снова что-то написать и снова неоконченные фразы. Прошло около двух недель, прежде чем появились описания Мишиных разительных перемен, которые проявились уже дома. Наверное это и стало аргументом в пользу того, что Миша все тот же – его родной, любимый сын, но с каким-то мощным вмешательством в генетику. Мальчик словно повзрослел за эти дни, стал спокойнее и внимательнее ко всему, что его окружает. И это тоже выглядело странно для его малого возраста.

Смирившись постепенно с изменениями сына, Иларий возвратился к своей исследовательской работе и привычным повседневным делам. Научился делать кулебяку, посадил вяз и яблоню, проведал тещу. Терентий из города так и не вернулся. Сгинул в никуда. Зинаида Матвеевна только перекрестилась. Но еще большим облегчением для нее стал приезд из Пскова матери Терентия – Клавдии Дормидонтовны, женщины крупной, чисто пахнущей мылом и доброй. Она водрузила на неприбранный стол родни большой, посыпанный засахаренной клюквой кулич и сразу поставила вопрос ребром. Или ей отдают детей так, или она будет судиться, но своим внукам не позволит расти в грязи и постоянном присутствии сезонно меняющихся сватьиных сожителей. Спорить та даже не стала. Поворчала немного для приличия и быстро собрала скудные детские пожитки. И только вслед увозящей Клавдию с внуками телеги обронила ненароком:

– Чтоб тебя вековуха взяла!

Затем перекрестила Зинаида Матвеевна рот, да и пошла, тяжко вздыхая в дом – первак разливать, да гостей ждать. Пасха как никак. Грех не выпить.

С этого самого дня Мишкиным двоюродным брату и сестре жить стало радостней, теплее и вкуснее. Иларий знал Клавдию Дормидонтовну, а потому был спокоен за детишек и облегченно вздохнул, когда толстоногая почтальонша Дуся, затоптав ему облепленными грязью сапогами только что вымытые полы, поведала эту душераздирающую историю про поганую, избалованную городом Клавдию и вечную мученицу Зинаиду Матвеевну.

Где и когда похоронили погибших на пожаре, все еще оставалось в секрете. Иларий ездил в Тоболенец по этому вопросу, но ответ получил резкий и категоричный: никаких трупов из Кошкино к ним не привозили. Кто забирал – с тех и спрашивайте. В милицейском участке ни товарища Жоржа, ни Сергея Сергеевича не знают и никогда сотрудников с такими именами и описанной внешностью у них не числилось.

Горестно стало Иларию от такого исхода. Ведь не похороненной осталась Мишина мать, какой бы она не была, и ни в чем неповинные дети. И что теперь он расскажет сыну? Где могила матери? Кого благодарить за то, что на свет появился?

Миша же как-то неожиданно стал разговорчив и слишком сообразителен, что снова подтверждало подозрения Илария о постороннем вмешательстве в его организм. В конце концов он не удержался и решил проверить его сам. Ну а чего загадками голову морочить, когда они взяли и снабдили его мощным микроскопом и необходимыми препаратами.

Он нашел Мишины волосы, которые ему состригли в год и очень осторожно взял у него несколько капель крови, объяснив, что так делают все. На всякий случай. О каком случае подумал ребенок, неизвестно, но пальчик отцу протянул мужественно. Правда вот отец все мужество растерял при этом и очень долго собирался с духом, прежде чем причинить боль своему чаду.

Иларий делал все, как научил его когда-то помощник пилота, добавив к знаниям интуицию ученого и опыт. Он часто вспоминал их. Его не навещали уже несколько месяцев. И это настораживало. Именно блондина ему почему-то не хватало. Он по-дружески к нему привязался, привык к интересным беседам и легкому обращению. Возникало чувство, словно они знакомы с детства.

В дневнике Иларий отметил, что сравнить результаты полученных анализов у него долго не получалось. Этот этап процедуры выматывал своей кропотливостью и нудностью. Он его не любил. К тому же ему многое еще не удавалось и, нужно признать, элементарно не хватало знаний.

Но вот именно тогда, когда он увидел, что результаты анализов Миши прежнего и теперешнего сильно разнятся, и тут бы ему снова забеспокоиться и возмутиться, но именно тогда в его голове произошло неожиданное озарение. Кто-то может годами смотреть на привычный пейзаж и не замечать в нем ничего примечательного, а кому-то достаточно одного единственного взгляда и прежние представления о мире перевернутся, вывернутся, лопнут.

– Мишка, Мишка, – восклицал Иларий, – мы с тобой такое сотворим из этих твоих, похожих на древний алфавит, черточек! Мы весь мир перевернем. Мы заложим в них информацию, которая понесется по всей вселенной! И все это благодаря моему открытию! Оно будет переносить частицы! Я на правильном пути, Мишка!

Мишка смотрел на Илария так, словно тот рассказывал ему сказку и ничегошеньки не понимая, умильно и довольно улыбался. В общем, совсем забыл Иларий о результатах сделанного анализа, потому что увидел генетическую информацию похожей на закодированные древние тексты, а раз это тексты, то их можно переписывать, передавать по назначению и с их помощью менять все вокруг по своему желанию и вкусу. Ну, по крайней мере, так ему казалось.

Избороздив вдоль и поперек труды по математике, Иларий засел за теоретическое изложение своей работы. Поначалу ему казалось, что это глупость, и все его домыслы – только потуги возомнившего о себе невесть что шизофреника. Потом он попытался оценить себя со стороны не предвзято и успокоился. Потому что ну не станут же к заурядному, эгоцентричному неудачнику являться удивительные гости из грядущего.

И вот через полгода после возвращения из Оптиной Пустыни гости наконец-то явились вновь. Блондин и Загорский. Иларий чрезвычайно обрадовался их появлению. Мишка к этому времени сильно подрос и болтал без умолку. Помимо всего он стал необычайно чувствителен ко всему живому, сам научился читать и считал до ста. Иларий из подручных средств сконструировал аппарат, поражающий своей сложностью и количеством проводов. Но приход друзей, по всей видимости, касался не его научных достижений.

– Завтра будь готов к отправлению в другое время, – огорошил Илария Загорский, внимательно изучая записи его толстых клеенчатых тетрадей.

– Опять? – Иларий был растерян, а точнее сказать потерян. – Надолго?

– Навсегда! – без церемоний ответил Гаврила Павлович и привычным жестом поправил очки. – Мы немного недооценили Регину… Придётся снова заметать следы.

– Что же… Регина… – не то спросил, не то усмехнулся Иларий. – Она оказалась из геотов?

– Хуже, – усмехнулся блондин, – из очень далекого прошлого.

– Она оказалась дочерью одного гнусного правителя и мы подозреваем, что ты знаешь человека от него, – добавил Загорский. – Знаком ли тебе некто Алиеф?

– О, да! – горячо отреагировал Иларий на имя одного из частых своих гостей. – Он спрашивал о вас, бывал у меня не раз… Ты же сам упоминал его в своей рукописи, как уникальную личность.

– Он корвус! – перебил его Загорский весьма спокойно. – Но не в этом дело. Мы с ними в союзе, но он из тех, кто следит за твоей семьей и дорожку к тебе, как оказывается, он протоптал давно. Почему не говорил мне о нем?

– Я думал – вы знаете… А корвус… это…

– Те, кто пригрелись в прошлом, – жестко пояснил блондин, – перебежчики. У них нет родины.

Увидев нешуточную тревогу в глазах Илария, Гаврила улыбнулся и похлопал его по плечу.

– Да ты не переживай, мы все уладили. Хорошо, что мы все время рядом, не правда ли?

– Даже не знаю, – Иларий усмехнулся, представив свою жизнь без Загорского, – без вас мне было бы лучше и спокойней. Все беды в моей жизни появились с вашим приходом, Гавриил Павлович! Простите уж…

– Ну как же! – снова перебил Илария Загорский. – Без моего появление в твою жизнь вошло бы горе. И возможно не одно. И жизни ты мог лишиться. Но… ты просто еще не понимаешь всей ситуации, – Гаврила неожиданно рассмеялся и на щеках его образовалось больше складок, чем обычно. Постарел он, что ли? – Но об этом после. Сейчас о насущном. Медлить нельзя. Завтра в пять утра здесь будет Ст… помощник пилота. Он займется вашим дальнейшим будущим. Имена ваши будут изменены, время, к великому нашему сожалению – прошлое… Самым безопасным для вас сейчас будет 1913 год. Прости уж… Вот такой кульбит…

Иларий скорбно покачал головой. Жизнь только вошла в свое русло… Работа спорилась как никогда… И прошлое… Он поймал на себе Мишкин серьезный не по-детски взгляд. Дрожь пробежала по спине. Ему показалось, что сын теперь все понимает. И что самое страшное – понимает больше, чем он. Мишкины перемены вообще немного пугали Илария. Он боялся, что ребенок начнет вдруг расти не по дням, а по часам или трансформируется в нечто иное и ликом и телом. А то еще хуже – послабеет разумом. Но такой взрослый взгляд он видел впервые. Словно в крошечном теле ребенка находилась старая, все осознающая душа. И, наверное с детских, перепачканных поздней, осенней малиной, его уст должны были сейчас сорваться слова: "Папа, не будь дураком, нам грозит опасность!"Но он лишь молча переглянулся с Загорским, холодно посмотрел на блондина и выбежал на двор – прямо на залитую предвечерним солнышком изумрудную травку.

– Что с ним? – громко сглотнув, бросил вслед сыну Иларий, но гости на его реплику не отреагировали. Будто и не было ее, будто вообще ничего нет. Ни этого теплого вечера, ни голосов гуляющей за калиткой молодежи в сопровождении разноголосой гармоники, ни громкого уханья сыча, примостившегося за двором, на старом, раскидистом дубе.

– Мы сделаем все, от нас зависящее, – тихо завершил беседу Загорский, – что бы скачков во времени больше не происходило. Дальше все пойдет как по маслу. Можешь быть спокоен.

– А Флоретта?! – вспомнив про еще одну свою гостью, воскликнул Иларий. – Она, надеюсь, не геот?

– Флоретта? – Загорский поднял очки на лоб и посмотрел на него с ужасом в глазах. – Она была здесь? Кто приходил с ней? Как она вышла на тебя? Что ей надо?

Загорский засыпал Илария такими вопросами, на которые у него имелись лишь плохие ответы. И судя по его реакции, они ему не понравятся.

– Она приходила два раза. Одна, но… – Иларий поднял на Загорского настороженный взгляд.

– Что но?

– Я уходил с ней в Охру. И там все совсем не так, как у вас, в Оптиной Пустыне. Это что – была не Охра?

– Это была Охра. Это именно она. Но в своем начале. Это время после катастрофы. Войны с геотами только прекратились. А вот Оптина Пустынь – это не Охра… Ты не совсем правильно понял. Под монастырем несколько наших районов. Они там расположены в силу разных, не совсем простых причин.

– Я понял… Я сделал что-то не так?

– Что она хотела от тебя?

– Они просили меня о том же, о чем и вы – остаться у них.

– Они? Кого ты видел?

– Мэо и Ктаха, кажется. Ну и других сотрудников.

– Мэо? Да, там он жив. И Флоретта жива.

– Они погибли?

– Мы не знаем. Скорее всего, да.

– А почему бы вам…

– То время закрыто.

– А как же я туда попал?

– Не знаю… Возможно они нашли выход… Вернее, кто-то помог им. Странно… Причина ее появления у тебя?! Какая причина?

– Они мне что-то сказали о людях издалека. Очень хороших людях, которые решили отыскать в прошлом своего творца.

Загорский брезгливо поморщился.

– Творца? Что за ахинея? А ты здесь при чем?

– Я не знаю, это все. Они говорили, что новый мир очень уязвим и им нужны такие умы, как я. Предлагали остаться у них. Рассказывали про СИН.

– СИН? Так вот откуда ты об этом узнал!

– Да! – Иларий как-то сразу воодушевился. Словно только этого разговора и ждал. – Они показали мне частицы. Те, о которых я додумался сам. Понимаете?! Но только я не понял… У них в наличии такой источник энергии, а в их глазах такая тоска… Мне показалось, что там никого, кроме них нет.

– Это было начало завоевания геотами нового мира. И не только нового. СИН – это детище геотов. Но мы вынуждены поддерживать работу их системы, потому что у нас договор о совместном существовании. Они превосходят нас в научном и техническом развитии и войны с ними приносили нам только боль и потери того, что осталось от старого мира. Мы не могли больше бессмысленно терять Охру. Разумнее сотрудничать и позволить врагу делить с нами хлеб и землю. А людей ты видел мало, потому что на тот момент, вероятно, большинство уже переселились в Геотию.

– Те, в лаборатории, они были добродушны.

– Это вынужденная видимость. Поверь мне – добра они Охре не желают. И Мэо, и Ктах потому и в тоске. Они понимают это и они герои. Одни из последних, кто стоял у руля Охры до конца, не подпуская ни одного геота к управлению. Но Охра уже не правила. СИН правил. И правит теперь, как ты понял.

– Так, а кто же эти люди издалека? – будто у самого себя, спросил Иларий.

– Будем разбираться. Спасибо, что сказал.

– А Славик? – словно очнувшись, поинтересовался Иларий. – Он теперь в безопасности?

– Теперь в полной, – согласно кивнул Гавриил Павлович и задумчиво крутанул лежащее на дощатом, гладком столе, вареное яйцо. – Теперь все, как надо.

О, всемогущий и многоуважаемый Гавриил Павлович! Как всегда категоричен! И мне пришлось столкнуться с его неоспоримой точкой зрения. Правда вскользь и почти на бегу. Но, слава богу, на меня он не имеет влияния, так как дело Илария закончено печально и для него тоже. Так нам говорят.

А еще говорят, что Регина Ахнаф оказалась боссом Алиефа Мерчи и оба они атлантос. А еще то, что Регина внебрачная дочь правителя Атлантииот какой-то высокопоставленной дамы из далекого прошлого по имени Энхедуанна. Любопытно…

Накануне скандала мне довелось подслушать в научном отделе библиотеки главной управы Охры один настораживающий разговор. Сначала я заметила мужчину за столом неподалеку. Лицо его прикрывал капюшон плаща, а потому рассмотреть черты я не смогла. Пока он был один, мне казалось, что его полусокрытый взгляд периодически устремляется в мою сторону. Когда же компанию ему составил лысый немолодой верзила в голубом термосвитере, которого я определенно видела у Маркса, мое внимание тут же привлекла непростая их беседа. От меня их отделяла часть полки с книгами по истории, что не помешало мне расслышать каждую фразу. Тот, что в капюшоне, как мне показалось, нарочно говорил громко.

– Завтра здесь будет отец, – произнес один из них.

– Ну все, Охре конец! – сокрушительно ответил второй голос. – Он лично вам сообщил?

– Лично. Но Охре конец – это вы погорячились. Многим не поздоровится, но будет сюрприз. Он принял важное и непростое для него решение.

– А где же мальчик? Вы ведь знаете?

– Я и мои люди.

– А команда Загорского?

– В них все и дело. Если бы не они, он сам никогда не стал бы нас беспокоить. Да что говорить? Завтра все решится.

– Если проходы не закроют, то условия станут жестче, я полагаю.

– Алиеф просил передать, что ему нужен хотя бы один арс. Первое человечество закрыло от нас все проходы. Если в течение суток не выполните, Эффектор использует в 1945 астру.

Далее от лысого последовали незнакомые моему слуху реплики. Судя по интонации – брань.

На том они и разошлись, задав моему уму новые загадки. Я ушла за ними почти сразу, долго следуя за черной ветровкой одного из них. Потеряла я его уже на улице, тут же вспомнив трюк с обратной слежкой, которой меня обучили уже в Охре. Потеряться от преследователя, с целью его обнаружения. Возможно, что и так. И теперь объектом наблюдения стану я. И зачем я влезла? Надо было просто набраться терпения и дождаться завтра.

Но обещанное завтра наступило для них. Меня же в происходящее никто посвящать не собирался. Информацию пришлось добывать собственноручно. И вот какой расклад случился в последующие три дня: Загорский исчез, блондин исчез, помощника пилота арестовали, но мне повезло говорить с ним о Ядвиге, если помните. Тамару переселили в ее время. Куда девался Славик – не ясно. Скорее всего, он с ней. Алиеф и Регина тоже пропали, а про Илария в личном деле все совсем трагично. Там сказано, что он покончил собой. Принял какой-то сильнодействующий яд. Мишеньку вроде бы передали на воспитание бабке. Вот и весь сказ.

А кто приезжал? Так настоящий отец мальчика. И он из очень далекого прошлого. Он император арсов – народа предыдущей цивилизации. Это родина нашей морали. Для них же это неотъемлемо и нет ничего другого, а потому противопоставлять и сравнивать не с чем. Они имеют железную волю и трезвый ум. Они знают о нас и они опечалены нашей участью. У них отсутствуют убийства, жадность, ревность, зависть. Это земля чести, совести, любви, благородства и отваги. Это колыбель той чистоты, к которой так стремятся в том времени, где умер Иларий. Стремятся попробовать сделать мир простым и счастливым. Но прибыли с Анибуса другие и, воспользовавшись гостеприимством и пониманием арсов, нагло с ними скрестились, положив начало их концу.

Но что же такое сделал в Охре этот, почтивший нас своим визитом, чистый помыслами арс, что один ни в чем не повинный, непонятно для чего страдавший человек, свел счеты с жизнью? И как после этого будет уживаться он со своей безупречной совестью?

Буду честной – в смерь Илария я не верю. Потому что тогда, когда мне довелось увидеть его во второй раз – по пути в Оптину Пустынь, у меня была возможность общаться с ним долго и близко и сомнений у меня нет – именно он мелькнул несколько раз на видеоотчете одного из сотрудников, работавшего в Древнем Египте. Я клянусь – это был Иларий. Его невозможно ни с кем спутать. И я таю надежду узнать подробней об этом эпизоде и о судьбе Илария Бурмистрова, а еще мне очень хочется увидеть Мишу. Повзрослевшего. Даже не знаю, почему… Жаль, если он сгинул.

В завершение беру на себя ответственность осветить часть дневника Илария Афанасьевича, вырванную кем-то из тетради и помещенную в томик Пушкина, между страницами "Гробовщика". Не думаю, что совесть станет меня мучить. Она скорее зудит нестерпимо от растущего желания правды.

Итак:

"Благодарность моя нескончаема. Не хватает эмоций, чтобы выразить то, что чувствует ученый, доверяя свои опыты такому совершенному, непревзойденному оборудованию. Космос микромира наконец-то в моей власти. Драпп обучил меня более совершенному методу генетической экспертизы посредством крови по установлению родственных связей и, полный волшебного предчувствия, нестерпимо желая получить обещанный результат, я решился поэкспериментировать. У меня уже имелась кровь Миши, я легко получил свою и погрузился в расшифровку увиденного.

Процесс этот, несмотря на совершенство, быстрее не стал и занял у меня два часа. Мне показалось, что я больше учусь, чем пытаюсь что-то увидеть. Наверное, от отсутствия должного образования и опыта. Я наивно полагал, что все понял, но результат не получался. Каким же профаном я себя чувствовал, каким недоумком. И такому невеже доверили столь совершенную лабораторию? Да еще и нахваливают меня…, работать приглашают. Дилетант. Полный идиот! Не получить результат в такой научной мастерской! Как же так… Я не умею прочесть то, что вижу. Я попробовал еще раз, стараясь ничего не упустить, но результат повторился, показывая лишь одно – Миша не являлся моим сыном.

А вечером явился блондин. Добрый мой, долгожданный друг! Но тих, бледен, подавлен. Сказал, что кое-кто допустил грубейшую оплошность, за что будет серьезно наказан, а я должен немедленно оставить генетику и заняться непосредственно физическими исследованиями. Я по-дружески пожаловался ему на свой низкий интеллект, на провальный эксперимент по установлению родственной связи между мной и Мишей. Блондин же холодно и с нажимом повторил, что я должен оставить генетику, в противном случае у меня заберут Мишу.