Златая цепь

– Заблудились? – услышал Иларий чуть насмешливый женский голос и обернулся. Симпатичная сотрудница лет тридцати, однозначно восточной внешности, смотрела на него большими, каре-зелеными раскосыми глазами так, словно хотела поразить его их величиной. Иларию даже показалось, что она расширяет их намеренно. Выглядело это нелепо и очень портило ее миловидное лицо с небольшим, по-птичьи заостренным носиком и болезненно-бледным, кофейно-молочным цветом кожи.

Незнакомка натянуто улыбнулась и это тоже не понравилось Иларию. Она была либо глупа, либо хитра. Так как зачем-то некрасиво показала ему не очень ровный ряд верхних зубов. Хотя глупость и хитрость, как он теперь понимал – два соединения одного звена – очень древнего.

"Шумерка в полном расцвете своей ведьмовской натуры"– оценил он ее столбоватые, неровные и весьма короткие ноги, нагло бросающиеся в глаза под недлинным, белым халатом.

– О, вы наверное сотрудница профессора! – радостно воскликнул Иларий, уже примерно знающий, что ожидать от личности с таким генным набором. – Да, я заблудился. Думал – легко найду дорогу. Но… не тут-то было!

– Пойдемте! – продолжая искусственно улыбаться, коварно и отчасти кокетливо, взглядом поманила она его.

Деваться было некуда и он послушно двинулся за девушкой. В итоге все оказалось очень просто. Он был не на том этаже.

– Странно, – заметил Иларий, – но я не помню, чтобы вчера мы поднимались на другой этаж.

– А где вы были вчера? – раскокетничалась сотрудница, открывая перед Иларием стеклянную, матовую дверь о двух створках. Такую дверь он точно не помнил.

– В очень зеленом кабинете! – Иларий с сарказмом усмехнулся.

– Да, смешно, – она глянула на него надменно и свысока, непонятно как умудрившись сделать это при ее маленьком росте. "Вот уж порода!"– подумал тот. – Это вы, наверное, в наблюдательной были!

– Что значит – в наблюдательной? – не понял Иларий, волнительно озираясь по сторонам.

Вошли они не в кабинет, вошли они в лабораторию, раз в пятьдесят превосходящую по размерам его подпольное исследовательское помещение в Кошкино. Об оснащении и говорить было нечего. Такого он не видел никогда. Глаза его загорелись, интеллект зудел от распирающих его идей, а сердце колотилось в предчувствии возможных открытий!

– Она прозрачная… За вами там наблюдали какое-то время.

– Как же это? – нахмурился Иларий, но увидев направляющегося к нему, радушно сияющего профессора, быстро забыл о своем вопросе.

– Ну наконец-то! – Бергольц слабо пожал Иларию руку своей худой, с выпирающими суставами кистью и сурово покосился на девушку. – Идите в процедурную, Регина! Я уже давно вас ищу!

– Я вот тоже вас долго не мог найти! – попытался отвлечь профессора от раздражающей сотрудницы Иларий. – Этажи спутал, представляете! Вот, Регина ваша любезно мне помогла.

– Она была на другом этаже? – Профессор снова посуровел и окладистая его борода мелко задрожала. – Что за странности у этой девицы? Хоть говори ей, хоть нет!

– Я сейчас подробно интересуюсь антропологией и расовой психологией, а потому с уверенностью могу вам сказать: бороться с ней бесполезно. Это как сражаться с ветряными мельницами. Она ни в чем не видит своей вины. Это почерк поведения, свойственный ее древнему роду. Это же очевидно.

– Вы даже не представляете, насколько правы, мой друг! – улыбнулся в усы профессор и, окинув взором свое царство, остановился. – Здесь очень много представителей исчезнувших народов, есть и нун-галлене, и даже наги.

– Наги? – тут же заинтересовался Иларий и профессор внимательно на него посмотрел.

– Вам, уважаемый, просто необходимо работать со мной! – абсолютно серьезно заявил он. – У вас прекрасное логическое чутье!

– Я… подумаю, конечно, – с благодарностью в голосе ответил Иларий, – но сейчас я не готов!

– Ну что ж! Не готов, так не готов! Ну вот – моя святая святых!

Он обвел рукой пространство вокруг и тут только Иларий обратил внимание, сколько сотрудников заняты работой в этом храме науки. Из них человек тридцать, как минимум, оставили свои обязанности и вовсю глазели на вошедшего. И так как он внимание не жаловал, то как-то сразу съежился, оценив свое пребывание в этом месте на два балла. Он не сможет работать в столь многолюдной обстановке. Никогда.

Бергольц улыбнулся. Он словно прочел мысли своего гостя и пожалел о чем-то только что сказанном.

– Я хотел бы показать вам главное! – гордо заявил профессор. – То, над чем вы так упорно работаете! Частицы!

– Вы тоже с ними работаете?

– Постоянно! Идемте!

То, что было представлено вниманию Илария, повергло его в ипахондриальное состояние. Они превзошли его многократно. Превзошли настолько, что он теперь совершенно не понимал, к чему они пытаются пригласить его работать с ними? Какой с него толк в этом соцветии наук?

– Я… такого не достиг…, – отрешенно признался Иларий, оторвавшись от экрана, на котором демонстрировались данные мощнейшего микроскопа. Настолько мощного, что он проникал своим взором в самые мельчайшие составляющие природы. Нечто подобное ему показывал Мэо. – И вряд ли когда-либо достиг бы.

– Вам нравится? – Бергольц смотрел на Илария скорее с любопытством, нежели с высокомерием. Он видимо ждал от него смирения и долгожданного согласия. Но Иларий думал все что угодно, реагировал правильно, но нацелен был неуклонно на труд отшельника.

– Это конец? – с горящим взором спросил Иларий, имея в виду самое основание мира, самую его мельчайшую частицу.

– Да, это конец, – удивленно согласился Бергольц.

– Я так и думал. Никогда не рассматривал бесконечность как разумную сторону бытия.

– Отчего же? – Бергольц снял очки и задумчиво закусил дужку. – Отчего не рассматривали? Все рассматривают! Все религии, все научные и философские теории! А вы нет?

– Но это не имеет смысла…

– Откуда же вам знать о смысле и возможностях природы?!

– Ну это же очевидно… Все слишком закономерно, систематизировано и заданно с такой точностью, что идея о случайности не может иметь места.

– У вас антропологический взгляд на происхождение вселенной. Это одно из заблуждений. – Профессор посмотрел на Илария вопросительно и предложил присесть на металлический стул. Рыжеволосая сотрудница с массивными золотыми браслетами поставила на стол две серебряные чашечки с кофе и вазочку с мясистыми оливками. – Благодарю, Елена! – обратился к ней Бергольц и Иларий вздрогнул от услышанного имени. Имя жены было для него чем-то святым, недосягаемой мечтой, волшебным звуком. – Вы же не хотите сказать, что все вокруг творение рук аналогичного вам существа?

– Я не уверен… Ну а… почему нет? Он и есть тот, кого называют богом. Только творил он не взмахом руки, а в подобной лаборатории.

– Но вы забываете о другом! – профессор с удовольствием сделал глоток кофе. – Это тоже бессмысленно! Ведь кто тогда, по-вашему, создал его самого?

Профессор смотрел на Илария чуть насмешливо и пронзительно, словно и сам хотел услышать от того объяснение всему.

– Я думаю, что любая теория, все то, о чем мы сейчас говорим, да и все, что видим вокруг, есть заблуждение человеческого ума.

– Ну тогда из вашего заключения следует, что животные, имея не человеческий ум, думают как-то иначе. А может они и мир видят по-другому? Что скажете на это?

– Ну нет, так думать было бы слишком… А вы сами как рассуждаете?

– Ну, вот если бы вы остались с нами, то узнали бы много интересного, – Бергольц отвлекся на подходящего к ним мужчину средних лет – курчавого брюнета, невысокого ростом и напомнившего Иларию корсара из старой детской книжки про пиратов. – Хочу представить вам своего хорошего друга, правую руку, Юрия Ивановича Драппа.

Мужчина пожал Иларию руку и прищурив красивые, черные свои глаза, слишком откровенно сосредоточил свое внимание на его лице.

– Очень приятно! Знакомству рад искренне! – произнес он. – И просил горячо работать с вами сегодня и завтра.

– Работать со мной? – рассеянно соображая, а хочет ли он этого на самом деле, переспросил Иларий. – Буду рад, конечно, но какова тема работы? Я не ученый, я самоучка. Сомневаюсь, что смогу быть полезен…

– Я наслышан, – красиво улыбнулся Драпп, – оттого и просил пообщаться с вами. – Владимир Михайлович, дайте мне помощницу! – обратился он к Бергольцу и махнул рукой Елене. – Леночка, и мне кофе, будьте добры! Сливок побольше! Подкрепимся и начнем!

Драпп присел рядом с Иларием и довольно потер руки.

– Так что же мы все-таки будем делать? – осторожно поинтересовался тот.

– Мы будем соединять органику с неорганикой! – методично заявил Юрий Иванович и посмотрел на обычные наручные часы. Причем, как показалось Иларию, механические. Что было удивительно для охринцев. Все они, по его наблюдению, не очень любили следить за временем.

– Зачем вам это?

– Ну, мало ли… В медицине например может пригодиться.

Пока они пили кофе и говорили о работе, Иларий прошелся по лаборатории, стараясь рассмотреть и понять все здесь происходящее. Но эта задача оказалась ему не по силам. Он понял лишь, насколько темен и не образован, насколько примитивен в этом храме творения, где человеку подвластно не только время, но и смерть, погода, разнообразие природы.

Похоже, здесь проводилось завершающее тестирования и опыты. По словам Драппа, основная работа совершалась в лабораториях специализированных.

– Я дам вам Регину! – с необыкновенным энтузиазмом заявил Бергольц и полный впечатлений от экскурсии Иларий недовольно приподнял подбородок.

– А как она, как ученый? – осторожно спросил он, вызвав неожиданный смех у профессора и Юрия Ивановича.

– Лучше спросите, как она, как помощница! – вдоволь насмеявшись, предложил Драпп. – А помощница она неплохая! Но непредсказуемая.

– Я думаю, да, – согласился Иларий. – Она должна быть упряма и противоречива. Это все от инстинкта самосохранения, чрезмерно развитого у определенных народностей. Но разве это хорошо?

– Возьмите-возьмите! Узнаете много интересного! – внушительно глядя на Илария, настаивал профессор.

– Ах, вот оно что… Ну, спасибо, – улыбнулся тот, – постараюсь не упустить ничего для себя важного.

Получив через Елену поручение от Бергольца, Регина прибежала взволнованная и слегка растрепанная. Поправляя на ходу волосы, она испуганно хлопала ресницами и, казалось, боялась что-либо спросить.

Бергольц начал разговор сам.

– Вы, моя дорогая, были в Амарне не так давно. Я прав?

– Была, да… – взволнованно закивала Регина.

– Ну прекрасно… Помните, зачем вас туда посылали?

– Оценить уровень человеческих жертвоприношений.

– А вот это, – Бергольц неожиданно протянул ей свой серебристый с одной стороны экранчик, – вы там случайно нигде не встречали?

Регина взяла экран и внимательно что-то рассмотрела.

– Да, похожую стелу я видела. В храме Изиды. Именно туда народа стекается больше всего.

– И что же они там делают?

– Я не знаю… Я на церемониях не присутствовала. Но жертвоприношений там нет. Потому я и запомнила.

Регина вернула профессору экран и испуганно покосилась на Илария.

– Ну, вот и хорошо, Юрий Иванович. Информация из уст неосведомленного человека! Что может быть объективней? Так что, продолжайте работу. Все идет, как надо.

– Ну, что ж! – Драпп с энтузиазмом кивнул Иларию. – Идемте работать!

– А я могу побеспокоить вас вопросом? – Иларий нерешительно, но сурово обратился к Бергольцу. – Как там мой Миша?

– Я сейчас как раз направляюсь туда, – радостно заявил профессор. – Да вы не переживайте так, Миша в хороших, добрых руках. Мы заинтересованы не меньше вашего в благополучии ваших детей.

– Я хотел бы покинуть это место раньше, чем через пять дней. Понимаете?

Иларий смотрел на Бергольца, как отруганный щенок. Он не лукавил, но и не был заинтересован, как хотелось бы профессору, что очень того разочаровало.

– Идите работать, дорогой мой друг, – тихо произнес он. – Ну, или хотя бы поприсутствуйте, если не настроены сотрудничать.

Речь его на этот раз была пропитана не то тоской, не то обидой. Иларий совсем не хотел огорчать так называемых покровителей, но душа его нестерпимо рвалась домой. Может потому, что больше всего хотелось забрать Мишу и увезти куда-нибудь подальше. А еще лучше – в их маленький, неказистый домик, где шел сейчас весенний, теплый дождь и случайные птицы радостно клевали на крыльце оставленную для них кашу, запомнив щедрость здешних хозяев и щебеча о чем-то своем – так и оставшемся тайной для пронырливых людей.

Глава 21.

Драпп усадил Илария за большой монитор и показал, как им пользоваться. Он дал ему изучать материалы исследований и разработок по одному арктическому проекту. Перед Иларием открылись прекрасные виды голубых льдов в лучах первого солнца и дрейфующих кораблей, жилища эскимосов и пляски их шаманов.

Он хотел было отказаться от предложенного ему материала, но мистическое его начало незаметно затянуло в свое подробное и красноречивое содержание. Тема была ему интересна, она напоминала об исследованиях Барченко и всегда казалась Иларию намеренно демонизированной. Хотя, исходя из читаемых им сейчас документов, реальность пугала больше, чем слухи.

У Илария мороз пробежал по спине, когда он понял всю суть происходящего в вечной мерзлоте. Демоны, духи, жуть обрядов и сказочные чудовища, смертельный ужас колдовства… Все это сводилось к одному, еще более зловещему кошмару: циничным, сверхмасштабным, высокотехнологичным экспериментам.

Иларий так увлекся чужими дневниковыми записями, что забыл на время, где находится. А в воображении с первых строк возникли яркие картины, словно он сам был свидетелем описанных событий. Писала женщина – англичанка, этнограф, случайно соприкоснувшаяся с увлекательной загадкой севера – меряченьем.

"Плотно укутавшись в оленью шубу, я вышла наружу – к собакам. Меня весьма беспокоило то, что они беспрерывно скулят. Мои эскимосы не проявляли такого сострадания к животным, так как жизнь их была суровой, а в условиях невыносимого холода и минимума пропитания приходилось с детства выбирать: убить или умереть. У одной собаки оказалась сильно ранена задняя лапа. Но страшнее всего было то, что она почти вмерзла в образовавшуюся вокруг корку из снега и крови.

Горячая вода в яранге была всегда и, позвав Явика – десятилетнего мальчика из приютившей меня на время исследований семьи, я попыталась помочь собаке. Освободив ее ногу, я на руках отнесла животное в юрту и передала мальчику. Сам он выходить не хотел. Сегодня никто не хотел выходить. И причиной тому стало северное сияние.

Я попросила мальчика заняться собакой и ни в коем случае не выпускать ее, игнорируя его усмешки, сама же направилась в сторону небесного свечения. Что повлекло меня туда – я не знаю. Все время казалось, что смогу увидеть его ближе.

Из соседних юрт не выходил никто. Что удивительно. Такое прекрасное явление. Но объяснение их страху я знала. Всему причиной был такой древний феномен, как менерик. Это болезнь здешних мест, унесшая много жизней в свое сияющее нутро. Быть может я излишне поэтична сейчас, но другими словами описать суть их рассказов я не могу. Люди просто уходили в сторону всполохов, как околдованные и многие не вернулись. Иногда, во время лета, трупы некоторых из них открывались из-под сошедшего снега, но трупы эти были редким явлением. В следствие чего исчезновение людей пугало, как пугало и предшествующее ему северное сияние.

Я прошла несколько метров и практически вышла из деревни, когда поняла, что не помню, как шла. Обернувшись, я увидела оставшиеся за спиной, мягко освещенные голубоватым светом куполы и крыши жилищ. Но как это случилось? Мне казалось, я не дошла и до соседнего жилища. Неужели я так далеко забрела? Что-то неведомое определенно влияло на мое сознание и с этим необходимо бороться, или же вернуться назад. Неожиданный провал в памяти напугал меня, но дух исследователя не дал опомниться и возвратиться. Вопреки благоразумию я двинулась дальше, изо всех сил пытаясь контролировать каждый свой шаг и кажется, мне это удавалось. От полного отключения мыслительного процесса отвлекали разные считалочки и куплеты песен, которые я постоянно прокручивала в голове.

Другим моим врагом был холод. Я понимала, что если забудусь и безвольно уйду далеко, то могу просто замерзнуть. Вскоре мне показалось, что свет в небе стал интенсивнее. Он переливчато вытанцовывал свой танец мертвых, как часто называли его местные жители и пугающе потрескивал, что делало честь его создателям. Даже я, со своим гуманитарным образованием, тут же объясняла это его электрической составляющей.

Когда последние, жилые точки деревни исчезли из поля моей видимости, я остановилась и отругала себя за порыв. Вероятно, все сказки о меряченье были всего лишь сказками. И уж абсолютно точно они никак не были связаны с северным сиянием.

Небо висело так низко, что до всполохов, казалось, можно допрыгнуть. Руки мои совсем окоченели, но никаких влияний сияния я на себе не ощутила, а потому решила уже вернуться, когда, на несколько секунд обернувшись назад, и снова повернувшись, увидела то, чего почему-то не заметила сразу. Справа от меня, метрах в трехстах наверное, стояло серое, поблескивающее металлом, строение. Но откуда? Ведь только что ничего, кроме снежной равнины, здесь не было".

Иларий прервал чтение и усмехнулся.

Юрий Иванович склонился над темно-красным куском биоматериала непонятного происхождения, тыкая в него тонким, как ниточка, лучом. Из куска что-то потекло. Что-то бурое…

– Что же вас так насмешило? – заметив реакцию Илария, спросил он.

– Вы придаете значение этим сомнительным сведениям? Кто она такая? И почему ее дневник вы дали читать мне?

– Потому что то, что она увидела – это наша станция по генерации сияния и позывных кодов, раздражающих некоторые участки мозга.

– Станция? То есть… вы хотите сказать, что северное сияние имеет искусственную природу?

– Что же здесь удивительного? – усмехнулся Драпп, капнув бурую жидкость на круглое предметное стекло. – Практически все вокруг имеет искусственное происхождение.

– И что… этот ее дневник… Увидел свет?

– О, да! Это обязательно! И уничтожить все публикации мы были вправе лишь после ее смерти.

– Но почему?

– Ну а какой смысл делать это прежде? Она может написать еще… К тому же, это подозрительно.

– Но…, – попытался воспротивится Иларий.

– Почему просто не убрали ее? Не имеем права! Мы же не геоты!

Драпп мягко, но цинично рассмеялся, а Илария передернуло от этого смеха и он сердито поморщился.

– А воздействовать на сознание людей при помощи каких-то там кодов значит имеете право? Странно же вы рассуждаете…

– Не хотите продолжить чтение?

– Не интересно! – резко ответил Иларий и Регина испуганно оторвалась от окуляра. – Я против таких методов!

– Но не вы ли мечтаете о добровольце, который согласится принять участие в вашем эксперименте с частицами?

Иларий снова поморщился.

– Я никому об этом не говорил.

– Еще скажете. Мы ведь ваш дневник тоже читаем. Или забыли? – Его слова достигли цели и если он хотел огорчить Илария, то у него это получилось. – Не хотите все же поучаствовать в эксперименте? Или продолжите чтение?

– А что же это за вещество у вас? – Без особого интереса, раздраженный и затосковавший Иларий кивнул на красноватую, кажущуюся влажной, глыбу.

– Обычное золото, – небрежно бросил Юрий Иванович, – которое мы пытаемся оживить.

– Что же вы с ним такое сделали? – Иларий подошел ближе и наклонился над глыбой. – На золото это не похоже совершенно…

– Обогатили его человеческой ДНК.

Иларий и Драпп столкнулись взглядами. Драпп был дерзок, Иларий испуган.

Долго и упорно они продолжали смотреть друг другу в глаза, словно вели мысленный поединок. Регина застыла в ожидании ссоры, монитор ровно гудел, откуда-то доносился задорный смех Елены.

– А ничего у вас не получится! – как приговор произнес Иларий и правый глаз Драппа нервно дернулся.

– Скажите пожалуйста… Это почему?

– Разве у него присутствует кровообращение?

– Ну, как видите…

– На мой взгляд, вот эта вот жидкость – продукт гниения, а не жизни.

– Да…, – с сожалением протянул Драпп, – знаний вам явно не хватает. Вы совершенно ничего не знаете о сердечных клетках и их свойстве.

Иларий виновато опустил глаза и пожал плечами.

– Совершенно ничего…, – согласился он. – Я больше занят другой областью.

– Ваша ошибка в том, – громко заявил Юрий Иванович, – что вы поместили человека исключительно в голову!

Иларий вздрогнул. Слова Драппа неприятно резанули не только его слух, но и самолюбие, и веру, и холодом недовольства прошлись по сердцу.

– Ну тогда я…, – пробормотал он, – совершенно ничего не понимаю…

– Поработайте с нами! – вместо объяснений в который раз предложил Драпп.

Но Иларий оставался непреклонен. Когда-то, еще в юности, учитель рисования, оценивая работы всех своих учеников, остановил свой взгляд именно на его шедевре. Приятный осенний пленэр принес свои плоды. Иларий прибывал на седьмом небе от признания таким авторитетом живописи своей исключительности.

– Ваша работа сильно отличается от остальных, – серьезно произнес наставник. – Вы делаете все совершенно по-своему. Так, как не принято… Но при этом добиваетесь прекрасного результата.

С тех пор всегда, когда Иларий сталкивался с нестандартностью и одиночеством своего метода или мнения, он вспоминал слова учителя рисования и не отступал, что действительно приносило довольно неплохие плоды. Вот и на этот раз он решил не сдаваться, но продолжать действовать самостоятельно. Конечно, он примет к сведению полученную сейчас от Драппа информацию и возможно даже одолжит у них на время некоторые научные труды, но работать он предпочитает в одиночестве.

– Ну и зачем же вам этот гибрид? – уйдя от ответа, поинтересовался он.

– А об этом мне лучше бы спросить у вас, коллега! – задорно заметил Юрий Иванович и Иларий осторожно потрогал вещество. Руку он отдернул тут же. Было ощущение, что коснулся чужого, теплого и почему-то страдающего, тела.

– У меня? – растерявшись от неприятного ощущения, не понял он вопроса.

– Регина, будьте добры, проводите господина в кинозал и дайте посмотреть фильм о любимой нами всеми Геотии. По-моему, пришло время ему узнать подробней о том, чем мы все здесь занимаемся.

Регина снова расширила глаза до предела и сурово глянула на Илария.

– Идемте! – неохотно бросила она, поманив его за собой.

Когда они вошли в полутемное помещение с большим экраном, Иларий взял Регину за локоть и повернул к себе.

Она растерянно заморгала, глядя на него снизу вверх.

– Кто такая Руфь?! – тихо пробормотал он.

– Не знаю…, – Регина попыталась высвободить руку, но безуспешно. – Здесь нет женщины с таким именем.

– Это программа-проводник?

– Программа-проводник?! – Регина была явно в замешательстве. – Я впервые о таком слышу.

– Мне так сказали…, – шепотом пояснил Иларий, продолжая сжимать ее руку. – Со мной была женщина, назвалась Руфь. Мне сказали, что это была программа.

Он смотрел на Регину вопросительно и с нетерпением. Она снова попыталась высвободить руку.

– Отпустите…, – тихо попросила она. – Внимание привлекаете. Дайте мне сделать свое дело.

Он неуверенно ослабил пальцы и Регина направилась к пульту.

– Эта женщина вас обманула! – негромко продолжала она говорить. – Назвала выдуманное имя. Опишите ее.

– Серые глаза, волосы густые, каштановые, в пучок собраны. Никаких особых примет… Плащ! На ней был черный плащ. Так странно… Как из другого века.

Регина обернулась и изумленно приподняла короткую бровь. На экране замелькали кадры безжизненной Земли, сильного ветра, разрушенных зданий.

– Это на плащ Каина похоже, – шепнула она, проходя мимо Илария. – Будьте осторожны.

Он снова схватил ее за руку.

– Она опасна?!

– Возможно…

– Что за плащ?! – нетерпеливо вопрошал Иларий, глядя по сторонам.

– Скрывает от слежки. Вот и судите сами, кто она такая.

Регина высвободила-таки руку и быстрой, утиной походкой с боку на бок, поспешила к выходу.

– Но вы ее здесь видели?! – плюнув на осторожность, крикнул Иларий.

В ответ Регина лишь испуганно на него покосилась.

Когда она ушла, Иларий красноречиво замахал руками, словно высказывая что-то невидимому противнику, и опустился в одно из кресел. На экране шло повествование об отвратительных монстрах, выживших после катастрофы, ставших такими вследствие приспособления к непригодной для жизни окружающей среде.

Мало кто выжил в таких условиях. Умирали в мучениях, оставшиеся ушли под землю. Изменили систему питания и, как следствие – укоротили жизнь. Едва доживали до двадцати лет. Те, кто доживал, путешествовали под землей в поисках подземных баз, больниц, фабрик. И находили. На поиски уходили годы. Тяжелейшие годы их короткой жизни. Но оно того стоило. Человечество выстроило под землей столько коммуникаций, что хватило бы на век. В итоге они получили необходимое питание, лекарства, аппаратуру для работы. Находили выживших, порой целые колонии. Без мутаций, но больных и вымирающих. Таких обычно брали в плен – для генетических экспериментов, на органы и еду. Продолжение рода с ними не получалось.