Модус Эффектора

Выругавшись про себя, Иларий поднялся на крыльцо и робко постучал в дверь. На крыльце валялись обычные детские игрушки. Медведь с розовым бантом, крошечный грузовик, юла и кубики с буквами. Послышались шаги и дверь отворилась. Красивая, крепкого телосложения женщина лет сорока слегка рассеянно, но добродушно улыбнулась гостю.

– Добрый день! – поприветствовал он хозяйку. – Я Иларий, отец Славы. Меня к вам направил Гаврила Павлович.

– А, да, да, конечно. Меня предупредили! – женщина засмеялась и пригласила гостя в дом. Платье на ней было золотисто-коричневое. Почти такое же по цветовой гамме, что и на Руфь. Что-то было в них общее. Какой-то внутренний свет.

Обстановка дома говорила скорее о достатке хозяев. Если только Иларий мог понимать что-либо в интерьере и возможностях того времени, в котором находился.

"Надо же…" – размышлял он, скользя взглядом по непонятным предметам и странной мебели. – "Я в обычном жилище далекого будущего… Как чисто, светло… Совсем не хуже, чем в нашем с Еленой прежнем доме".

Тамара сразу пригласила Илария за стол, накрытый к чаю. Почти прозрачные фарфоровые чашечки, просвеченные солнечным светом из окна, конфеты в стеклянной вазе, сухофрукты, цукаты и шоколад. В комнате носился аромат трав.

– Я сейчас, – снова улыбнулась Тамара. – А вы располагайтесь и чувствуйте себя как дома.

Иларий огляделся. Было много фотографий Славы. На стенах, на полках, даже на окне. Откуда-то доносилась тихая, приятная музыка, на подоконнике пышным огнем цвела герань, на диване, свернувшись клубочком, спала сиамской породы кошка. Маленькая, с милой, точеной мордочкой. Она внимательно посмотрела на Илария чуть косоватыми, голубыми глазами и, довольно замурчав, продолжила свой бесконечный кошачий сон.

Тамара вернулась с квадратным блюдом, на котором коричневым золотом сдобы благоухала толстая, румяная кулебяка, нарезанная с одного края на дымящиеся еще слоистые ломти.

– О, зачем же столько беспокойства?! – почувствовав себя неловко, заметил Иларий.

– Ну что вы? – рассмеялась Тамара, откладывая на голубую тарелочку подтекший соком кусок. – Я же говорю – меня предупредили. Да и я все равно готовила. Никаких хлопот. Просто чай на травах заварила и все. Кулебяка с капустой. Славик не любит с мясом!

– Благодарю, – придвинув к себе блюдце, смутился Иларий. – как-то все странно… Вы простите меня…

– За что? – растерялась Тамара и удивленно посмотрела на гостя.

– Ну, что вот так вот ворвался… Наверное хлопотно вам от всего этого. Но сына мне не отдают!

Он произнес последние слова так, словно оправдывался перед этой красивой, заботливой женщиной, заменившей его мальчику мать.

– Не надо об этом! – мягко приказала она. – Я в курсе всего. Я охринка и выполняю свою работу. Вот и все.

– Ах, то есть…

– Я в курсе, – снова повторила она, заглянув ему в самую синь глаз. – У Славы ваш лоб и брови! – Тамара улыбнулась и налила Иларию горячего, золотисто-зеленоватого чая. В нос тут же пробрался запах чебурка и родины. Стало легко и радостно. – И взгляд иногда такой же – красивый и упрямый!

– А мне показалось, что он на мать похож, – тихо пробормотал Иларий и, отломив вилкой кусочек кулебяки, жадно сунул его в рот. Очень уж заманчиво она пахла. Вкус оказался потрясающий. Сочная, приправленная начинка, чуть упругая капуста и хрустящая нижняя корочка. – Очень вкусно! Вы отлично ладите с тестом! У меня так не получается.

– Спасибо! – кокетливо поблагодарила Тамара и рассмеялась. – А вы любите печь?

– Теперь приходится. Мы с Мишей остались одни. Мама его погибла в пожаре…

– Простите, я этого не знала. Но мне приятно, что вы у нас дома! Мне всегда хотелось видеть его отца.

– А мать?

– Я видела ее, – как ни в чем не бывало, ответила Тамара, отпив чая.

– Как видели?! – замер Иларий и отложил нож и вилку на тарелку. – Когда?!

– Как только родился мальчик. Она рожала в Охре.

– А потом?!

– Не знаю… С ней общались другие, более посвящённые в ситуацию. Проще было сказать ей, что малыш умер, но нанести такую травму… Многие оказались против и я в том числе. Ей все сказали, как есть.

– А она? – Илария почему-то испугал этот факт.

– Не поверила, конечно же. Плакала все время, звала вас. Она две недели была в горячке.

– А как же ваши непревзойденные доктора? Неужто они не смогли ей помочь?

– Ну, если бы не они, супруга ваша могла умереть. У нее серьезные проблемы с сердцем. Вы знали?

– Она никогда не жаловалась. – Иларий обреченно смотрел в тарелку. Горячка, о которой рассказала Тамара, видимо передалась и ему. Его накрыл такой жар, что стало нехорошо. Он расстегнул две верхних пуговицы на рубашке и небрежно обмахнулся салфеткой. – Где она сейчас? – дрожащим голосом спросил он.

Тамара смотрела на него внимательно и долго, словно изучала. Но в ответ лишь отрицательно покачала головой. Между ними повисла длинная, неуместная пауза.

– А вы знаете, я испытала к ней большую симпатию… – первой нарушила тишину Тамара и в глазах ее блеснули слезы. Хотя, может ему это только показалось… – Легче вспомнить тех, кто не проникся ее болью. Но ситуация… обстоятельства… требовали иных действий. Она пробыла в Охре почти месяц.

– Бедная моя Лена… – Было видно, как с сердечной болью борется мужское эго Илария. На лбу выступили капельки пота, щеки пылали, глаза горели.

Тамара поднялась и приоткрыла окно. Теплый воздух всколыхнул цветы на подоконнике и дивные серебристые висюльки у окна, которые тут же мелодично зазвенели.

Иларий подошел ближе, чтобы лучше их рассмотреть, и совершенно неожиданно заметил небольшой портрет Петра Первого, помещенный между окном и стеной.

– О! – живо отреагировал он, резко переменив тему. – И у вас Петр. Это, кстати, он или же Ярослав Африка?

Тамара взглянула на него с тревогой, но тут же рассеянно улыбнулась.

– Я полагаю, что это он сам, так как период довольно ранний. Кажется, тогда у него еще не было двойника.

– Вы тоже знаете про двойника? – Иларий оживился и рассмеялся. – Один необычный человек сказал мне, что в трюке с двойниками кроется и ответ на вопрос о моей судьбе.

– Какая глупость! – Тамара насмешливо хмыкнула и часто заморгала, словно пытаясь что-то вспомнить. – Боюсь, он ввел вас в заблуждение. А что, конкретно, он вам сказал?

– Я спросил, зачем геоты охотятся за мной, если моя кровь испорчена, в то время, когда в мире живут чистокровные потомки нашего рода?

– И он сказал…

– Что ответ кроется в двойниках…

– Вы, Иларий самый что ни на есть чистокровный. В отличие от Славика. И родились вы в другом времени.

– Да, в 1874 году.

– Нет! – Тамара снова рассмеялась. – Это случилось за сто тысяч лет до 1874 года. Примерно. А точно, по календарю государства, в котором вы рождены – это тридцать четвертого лади шестидесятого круга первого человечества.

Иларий сейчас смотрел на Тамару так, словно пытался отыскать в ней признаки помешательства.

– Зачем… вы все это…

– Зачем сказала? – Тамара мягко улыбнулась и посмотрела в окно. Закат красиво и огненно обрисовал ее изящный профиль. Свет из окна лился такой, как когда-то, в степях, когда далекие предки человечества обживали землю. Откуда он это знал? Ниоткуда. Просто почувствовал. – Вина правды, видимо, выпила. Это она меня угостила. Пустое! Сейчас пройдет! Считайте, что я пошутила.

– Ну… я так и подумал…

– Вы же хотите спросить еще о чем-то… – нарушив его разрастающееся удивление, осторожно произнесла она, глядя на шелестящую своими длинными цветастыми гроздьями молоденькую акацию.

– И не один раз, – тут же отозвался Иларий.

– Спрашивайте. Здесь никто не слышит.

– Что не так с моим сыном? Отчего все так произошло?

– Он родился очень необычным, – пожав плечами, ответила Тамара. – На него всегда будет спрос, если мы не предпримем меры.

– И вы говорите загадками… – Иларий смотрел на Тамару грозно. – А ведь только что обмолвились, что он обычный. Это не ответ.

– А это не тот вопрос, которого я ждала. Поймите, я не имею права говорить с вами на эту тему. Спросите у других.

– Да ничего они мне не объясняют. Но ведь так же нельзя, правда? А если я возьму и прекращу выполнять их указания? – Иларий шумно отодвинул стул и подошел к окну. Чужие места… Теплые, красивые, монастырь, цветы, закат, но все чужое… – И что же вы ждете, чтобы я спросил? – резко бросил он, не оборачиваясь. – Вернусь ли я в свое время? Мне уже все равно. Страх прошел, я привык жить по указке. Ну, вот честное слово, – когда-нибудь я перестану слушать вас всех и поступлю так, как считаю нужным!

– Не поступите! Ваше изобретение сделает выбор за вас.

В ответ он усмехнулся.

– Зачем забрали Мишу?

Тамара посмотрела на Илария с тревогой и начала напряженно водить пальцем по краю чашки.

– Мы заметаем следы.

– Очень кратко… Ну хорошо… Мне показалось или у Славика что-то не так с зубами?

– Не показалось! – кивнула Тамара. – Его немного меняют. Поэтому наверное такой результат. Я точно не могу сказать.

– Что значит… меняют?! – сердито воскликнул Иларий, хлопнув ладонями по столу. Сиамская красавица спрыгнула с дивана и, смешной, виляющей походкой направилась к нему.

– Я же сказала – необходимо замести следы. В противном случае он окажется в руках геотов. – Кошка вцепилась Иларию в штанину своими тоненькими, в черных перчатках лапками, и умоляюще посмотрела в глаза. – Бася! – окликнула ее хозяйка. – Бася, нельзя!

Но Бася ее, конечно же, уже не слышала. Она упрямо карабкалась Иларию на колени. Мужчина охотно взял ее на руки и посмотрел в глаза.

– Дурочка какая, – ласково произнес он, оставив животное на руках и осторожно поглаживая ее шелковистую спинку. Бася громко и победно замурчала. – Успокоила-таки меня, – усмехнулся Иларий, растерянно взглянув на Тамару.

– Слава во многом странный сейчас, – опережая его дальнейшие вопросы, произнесла та. – Вы заметили, наверное, ни одну особенность в нем. Это пройдет. Но начнется кое-что другое. И с Мишей… начнется.

Иларий прекратил гладить Басю и брови его скорбно сдвинулись.

– Вы их меняете, что ли?

Тамара приложила палец к губам и выглянула в окно.

– Прошу вас, не так откровенно. Она оставила здесь свой плащ, конечно, и он огораживает дом на несколько метров, но я все же опасаюсь… Нам стольких усилий все это стоило…

– Плащ?! – оживился Иларий. – Я видел выбежавшую от вас женщину! Думал уже, что померещилось. Так значит, не ошибся. Она была здесь… Руфь…

– Да, да… Она иногда называется этим именем. Считайте, что это ваш ангел-хранитель.

– Но кто она и откуда?!

– Из Охры, конечно. Но ангел-хранитель должен быть невидим. Понимаете? И большего я сказать опять-таки не могу. Простите.

– А если я чувствую к ней симпатию? – сурово и тихо произнес Иларий и Тамара мягко рассмеялась.

– Забудьте! Сомневаюсь, что ей это нужно… Она почти не человек…

– Программа, что ли?!

– Хуже… – Тамара налила Иларию еще чая. – Вам нравится наш дом?

Она, конечно же, ушла от темы. Зачем так много загадок? В сердце защемило, как при расставании с Еленой.

– Конечно! – нехотя и нервно ответил Иларий. – Вы наверное очень богаты?

– нет-нет! Это вам так кажется. Мы на самом деле весьма скромно живем. Охра помогает.

– Монахи навещают вас?

– Мы же не прихожане, – загадочно улыбнулась Тамара. – Это Охра их навещает.

Зачем Охра навещает монахов, Иларий спрашивать не стал. Он понял это сам. Интуитивно. Он чувствовал между ними неуловимую, но очень важную связь. И теперь он, кажется, знал ответ на вопрос, занимавший его с детства. "Куда уходят святые? Откуда они слушают наши молитвы?" – спрашивал он у отца и получал увлекательную историю о небесном царстве. Сейчас же, как озарение, пришел неожиданный, но навязчивый ответ: они уходят в Охру. Тут же, во след озарению, он подумал, что это глупость, но идея Иларию понравилась. В ней имелось зерно истины и древнего, неотвязного от человека, чуда.

Они еще долго проболтали о том, о сем, но только все вокруг, да около. Тамара ловко обходила скользкие вопросы, и Иларий невольно настроился на требуемую волну. Постепенно разговор свелся к прошлым воспоминаниям Илария, а после к Мишке и Славику. Они делились впечатлениями о своих детях, и выпили еще по две чашечки чая. Ближе к закату Тамара закрыла окно, так как в комнату потянуло свежим вечерним воздухом и стало немного зябко. Иларий расспрашивал ее о нынешнем времени, она показала ему телефон, мультиварку и блендер. Вместе они приготовили банановый коктейль с мороженым, для Славы. И сами выпили по стакану. Тамара включила тихую, красивую музыку, назвав ее странным словом "чиллаут", в окно заструились золотисто—бордовые лучи заходящего солнца и ему опять, как наваждение, вспомнилась Руфь.

– А вы подруги? – неожиданно спросил Иларий и Тамара снова засмеялась.

– Иларий, на вас такие ужасные брюки! – словно не услышав, заметила она. – Вам срочно нужно обновить гардероб!

– Обновить… гардероб, – почему-то повторил он и задумался. – Мы с Мишей живем бедно, и время наше не позволяет пока ничего другого. А брюки эти у меня конечно единственные. – Он приблизил к Тамаре лицо, чтобы она получше его расслышала. – Вы же умная женщина. Отчего уходите от разговора?

– Потому что Руфь всего лишь выполняет свою работу. И ей на вас, как на мужчину, если вы об этом хотите поговорить, абсолютно наплевать.

– Но я знаю, что это не так! – горячо воскликнул Иларий. – Я говорил с ней об этом! Я видел ее глаза!

– И когда же вы успели? – Тамара замешкалась, глядя в никуда. – Скоро приведут Славу, – неожиданно заявила она. – Вы хотите с ним увидеться?

– Да, конечно! – охотно согласился он.

– Ну вот и хорошо, – оживилась Тамара. – Тогда идемте на кухню, поможете мне готовить ужин! А Руфь… – она с пониманием обернулась на красивый его лик. – Она будет всегда. И когда вам будет семьдесят лет, она будет все так же молода и будет вас изредка навещать.

– Она что – бессмертна?

– Какая глупость! – хихикнула Тамара. – Вы же ученый, Иларий! Просто время перестало быть для нас проблемой. И за один день мы можем побывать в разных его точках. Поймите же вы это наконец! И не ломайте себе голову над происходящими вокруг вас загадками. Хватит удивленно ахать! – Тамара снова открыла окно. Запахло ночной фиалкой и остывшей кулебякой, по которой пробежался бодрящий вечерний сквозняк. – Идемте готовить любимое Славкино блюдо – жареную картошку!

– Странно…, – направившись за ней, озадаченно бормотал Иларий. – С Мишей мне почему-то не разрешают видеться.

– Боюсь, что Мише сейчас не до вас! – Тамара сказала это резко и тут же пожалела, оценив реакцию Илария. В глазах его воцарилась такая горечь, что она испугалась и схватила его за руку. – Спокойно! Ему не причинят вреда.

Но он, видимо, ее уже не слышал. Он заметался по кухне, как раненый зверь, который не знает, куда себя деть от боли; отвернулся к стене, и Тамаре показалось, что Иларий плачет. Потом он подошел к ней и сквозь зубы произнес:

– Где у вас картошка?! Давайте сюда! Я почищу!

Она молча и виновато поставила перед ним большую миску с картошкой и дала нож. Он чистил ее безмолвно и ловко, только желваки гуляли под щетиной, да слезы то подступали, то уходили, потому что он не картошку сейчас чистил, он с Мишкой, наверное, говорил и все время боролся с душевной болью, от которой, казалось, воздух вокруг взорвется.

– Вы настоящий отец, – шепнула она. – Я такого еще не видела.

Глава эта создавалась по отдельным, весьма кратким и сильно разбросанным записям Илария, а так же тому, что было мной услышано и выведано. И, конечно же, без Тамары здесь не обошлось. Мне пришлось познакомиться с ней, а это было не просто. У нас оказалось много схожих интересов, общая родина, образование и даже знакомые. Очень неожиданно, тепло и занятно. А потому весьма неприятно теперь предавать пусть письменной, но огласке, то, что она каким-то чудом шепнула мне о Славике… Ну и о Мише заодно. О тех медицинских процедурах, которые, как мне думается, производились над мальчиками с целью запутывания геотов. Иларий понял это, как обмен генетикой, либо некими генетическими особенностями. И если это так, то бедного, ни в чем неповинного Мишу просто используют в качестве жертвы.

Но вот что обронила Тамара после того, как глотнула того самого волшебного вина, которым мне захотелось ее угостить. Она сказала, что мальчики были изолированы в разных помещениях и с ними никто ничего не делал. Никаких процедур не проводилось. Есть вероятность, что у нее иммунитет и напиток не виноват, и сказала она это намеренно, надеясь на посторонние уши. А если нет?

Задание Марка Маркса я выполнила точно по сценарию, на тот момент не осознавая толком, что и зачем делаю. Теперь я, пожалуй, задание это озвучу: найти ребенка Илария. Ну как я могла не согласиться? Ведь это не то, что с Бехдетским, который просто бросил меня на темный путь. Здесь предполагался сценарий, оборудование, информация и возможность выполнить наконец-то завещанную мне просьбу. Да и выбора у меня не было. Отсюда вопрос: меня испытывали или загоняли в безвыходную ситуацию? Ведь отныне я двойной агент. На основании чего можно сделать печальный вывод: Охро-Геотия не является единым, сплоченным и крепким государством – между ее конфедератами не прекращается борьба.

Напоследок Тамара рассмеялась и, словно полушутя, добавила, что о том, где мальчик, надо бы расспросить брата Гаврилы Загорского. На мой логичный вопрос, о ком она говорит, Тамара покраснела, посерьезнела, пожалев видимо о сказанном, и неохотно бросила:

– Подумай.

Она, конечно же, хотела закрыть тему, но меня понесло.

– Кто-то ищет мальчика, кроме геотов?

И тут глаза моей новой знакомой метнули молнии такой силы, что мне стало сразу понятно – о дальнейшей с ней дружбе речи быть не может.

Вот так поворот! Это было красиво! Итак, брат Загорского…

И снова мой вопиющий в этом мраке глас: "А как же Славик?!"

Лист, найденный меж страниц томика произведений А.С. Пушкина

(написано рукой Илария Бурмистрова)

Той же ночью кто-то тихо постучал в мою дверь. Настолько тихо, что я не сразу понял, что это за звук. Он прекратился, но через несколько секунд повторился. Поняв, что кто-то скребется, все же, за дверью, я вышел и обнаружил в коридоре Регину. Взгляд ее огромных глаз кричал от ужаса. Я растерялся и впустил ее в свои апартаменты.

– Вы встревожены, – тихо сказал я, предложив бедной девушке присесть. – Что-то произошло?! Что-нибудь с Мишей?!

– Нет, – она словно и сама испугалась моего предположения, прикрыв зачем-то рукой рот. – Я по другому вопросу.

– Вы напугали меня, – я облегченно вздохнул и дрожащими руками налил в стакан воды. – У вас же в глазах паника. И почему ночью?

– Я должна вам кое-что показать! Но прежде вы должны поклясться, что не выдадите меня.

– Если вы намерены настраивать меня против Загорского, то лучше уходите сразу. Плохо ли, хорошо, я с пути уже не сойду. На кону судьба моего сына.

– Нет, просто… – Она задумалась, вероятно, засомневавшись в чем-то после моих слов. – Просто это факт. Вы должны увидеть, а там… сами решите…

Регина достала из кармана халата свой широкий серебристый ксен, поставила его на стол и запустила на экране видео.

– Что это? – испугался я, но пейзаж открылся незнакомый. – Надеюсь, не Миша…

Дальше я забыл обо всем, даже где нахожусь и кто рядом со мной. Ибо я наблюдал эксперимент, который невозможен.

Бетонированная площадка на возвышенности, некий, белого цвета, агрегат, метра три высотой, с выступающей серебристой лопастью или чашей. На ней стоит мужчина, привязанный к шесту, выходящему из установки. Человек десять или более наблюдают за происходящим. Мне показалось, я увидел среди них Загорского и Драппа. Лица человека на агрегате не разглядеть. Его все время видно сбоку или чуть из-за спины.

На экране появляется мужчина с круглой, как у древнего римлянина, головой – лысый, не молодой.

– Поступление четыреста пятнадцатое! – звонко кричит он, смотря, по-видимому, в снимающую его камеру. Наверху дует сильный ветер, и он старается его перекричать. – Габриэль Сирин, первое человечество! Друзья, мы его раздобыли! Эта жертва добровольная. Мы в который раз смогли! Все на благо новой жизни! Итак, поехали! Пять, четыре, – начал обратный отсчет лысый, и ракурс сместился на лицо жертвы. Блондин, длинные волосы, тонкие черты, губы его дрожат, в глазах ужас. – Три, два, – Он дышит все глубже. Это видно по высоко и часто поднимающейся груди. Он паникует, но он молчит. – Один! Пуск!

То, что произошло дальше, изменило всю мою жизнь, мое мировоззрение, мои намерения и градус моего безмолвия.

Мне показалось, что несчастный этот увеличился в объеме и тут же исчез, но комментарий лысого пояснил произошедшее.

– Вы видели? Он распался. Он распался на свои драгоценные составляющие, и они разлетелись по миру. С улучшением, мир! – крикнул он вдаль и стоявшие на бетонированной площадке люди дружно зааплодировали. И вот он, Загорский. Он так же, как все, не может сдержать улыбку, гордо аплодируя распавшемуся за секунду на частицы Габриэлю Сирину – добровольцу, отдавшему свое тело на улучшение человечества! О, боги-боги, вы сама ложь!

Глава 26. Странности Миши

Дневники Илария Бурмистрова, тетрадь 4 (paraphrasis)

После всех пятидневных процедур Илария и Мишу вернули домой в тот же день, из которого взяли. Но по очереди. Первым отправили Илария, через час Загорский привез ребенка. Перемены в сыне Иларий заметил сразу и с нескрываемым изумлением уставился на Гаврилу.

– Это не мой сын! – категорично заявил он, испуганно глядя на потянувшегося к деревянной лошадке мальчика. – Кто этот ребенок?!

– Да, Бергольц, как в воду смотрел, – с сожалением промямлил Загорский. – Все же надо было сказать тебе правду.

– Где Миша?!

– Иларий, это Миша. – Загорский снял очки, как будто хотел продемонстрировать правдивость своих глаз. – Ты был прав в своих подозрениях. Нам пришлось немного перекроить их признаки. И Славы, и Миши. Это для их же безопасности. Только умоляю – не делай из этого катастрофу! Это совершенно незначительные изменения…

– Как же не значительные?! Нос крупнее, губы не такие, но в остальном, конечно же…

– Вот так вот проявились изменения, – спокойно продолжил Загорский. – Наблюдай за его состоянием. Не допускай сильных головных болей. Вот эти пилюли следует давать ему перед сном. – Загорский протянул пузырек с черными, блестящими шариками. – В ночное время организм перестраивается особенно интенсивно, и лекарство поможет иммунитету справляться с перестройкой.

– Это не Миша, – упорно повторил Иларий и заглянул мальчику в глаза. – Даже взгляд не его. Вы… понимаете, что я могу провести собственное исследование? Что я не смогу теперь спать спокойно! Я все время буду думать о своем сыне! О том, где он и что вы с ним сделали!

– Скоро ты сам убедишься, что это твой сын.

– Но у Мишки волосы были кудрявей!

– А у Славика? У Славика какие волосы?! Ты слышишь меня или нет?! Они обменялись своей биологической информацией и теперь у Славика волосы начнут завиваться!

Иларий жестом остановил болтовню Загорского, и устало махнул рукой.

– Хватит, Гаврила! Я понял. Оставь нас, пожалуйста! Мне просто необходимо побыть в тишине и подумать. От твоих въедливых фраз я собственных мыслей не слышу.

– Хорошо, хорошо, – охотно согласился Загорский и, потрепав Мишку по волосам, удалился без лишних разговоров.

Иларий отчаянно пытался сообщить дневнику свои переживания насчет сына, но что-то шло не так. Он писал и тут же зачеркивал, на другой день пытался снова что-то написать и снова неоконченные фразы. Прошло около двух недель, прежде чем появились описания Мишиных разительных перемен, которые проявились уже дома. Наверное это и стало аргументом в пользу того, что Миша все тот же – его родной, любимый сын, но с каким-то мощным вмешательством в генетику. Мальчик словно повзрослел за эти дни, стал спокойнее и внимательнее ко всему, что его окружает. И это тоже выглядело странно для его малого возраста.

Смирившись постепенно с изменениями сына, Иларий возвратился к своей исследовательской работе и привычным повседневным делам. Научился делать кулебяку, посадил вяз и яблоню, проведал тещу. Терентий из города так и не вернулся. Сгинул в никуда. Зинаида Матвеевна только перекрестилась. Но еще большим облегчением для нее стал приезд из Пскова матери Терентия – Клавдии Дормидонтовны, женщины крупной, чисто пахнущей мылом и доброй. Она водрузила на неприбранный стол родни большой, посыпанный засахаренной клюквой кулич и сразу поставила вопрос ребром. Или ей отдают детей так, или она будет судиться, но своим внукам не позволит расти в грязи и постоянном присутствии сезонно меняющихся сватьиных сожителей. Спорить та даже не стала. Поворчала немного для приличия и быстро собрала скудные детские пожитки. И только вслед увозящей Клавдию с внуками телеги обронила ненароком: