Модус Эффектора

"Значит, убили!" – пульсировало у него в голове. – "Ну оно и понятно! Только зачем же так? Ну застрелили бы, зарезали, в конце концов, отравили! Но что же такое они с ним сотворили?! И кто?! Кто?! Кто?! Здесь, в Кошкино, кто способен на подобное?! Неужели же наш разговор слышали? А если Кузнец сам из них? Если на чистую воду меня выводил? И убили его, чтобы я туда не лез… А может все дело в новой власти? Господи, хоть бы кто-нибудь пришел". – Иларий остановился почти у самого своего дома, и на лице его отразилась вся плачевность нового мироощущения. – "А ведь что бы там ни было, а в смерти Кузнеца виноват я. И вообще я во многом виноват. Одно мое присутствие в этой деревне опасно для жизни ее обитателей".

– Ну что, Петя? – заприметив его, сердито крикнула с порога соседка. – Чего так долго? У меня худоба еще не вся кормленая, а я тут как на имянинах рассиживаю.

– Прости, Николавна! Задержался. Там беда такая!

Услышав слово "беда", соседка сразу как подобрела вроде и про хозяйство свое молниеносно позабыла.

– Убили-таки?! – Николавна всплеснула руками и присела на порог, подметая своей вишнёвой крапчатой юбкой пыльный двор. – Не наврали, значит.

– Убили. Застрелили видать. А Миша спит еще?

– Спит. Да буди его уже, а то днем он у тебя не уснет. А кто убил-то? Не говорят?

– Ну… Расследовать пока будут.

– Аааа… А за что убили? За деньги, поди?

– Да кто ж знает…

– Вот и я не пойму. Ежели бы хоть дома, то можно на воров подумать. Кузнец, он скаредный был, царство ему небесное! Накопил, поди, полный сундук добра.

– А ты почем знаешь, Николавна, что сундук у него имеется?

– Та, – Николавна важно махнула рукой, – знаю. Бывала.

– Ну, нас его добро не касается.

– Ну да, ну да… Ну пойду я. Я там тебе тесто поставила, пока сидела. Напечешь себе пирогов с чем-нибудь.

– Спасибо, Николавна, – растерянно пробубнил Иларий. – Только когда ж мне печь? Да ведь и не с чем…

– Ну блинов напеки. Блины знатные выйдут. Тесто хорошо пошло.

– Так и масла у меня нет. Забери ты это тесто себе! Ну куда его мне?

– Ну ладно, уговорил. Заберу потом, попозжа. Бывай, Петруша! Недосуг мне с тобой рассиживаться. Пойду, Митьке расскажу, что Кузнеца убили.

Миша сладко сопел в крепком утреннем сне. На печи, в кадке, как живое, важно дулось тесто, а в душе у Илария тоскливо выли собаки. Тяжко сдавило сердце, не хорошо. Столько смертей сразу, в которых он себя винил. Ведь если пожар произошел из-за ссоры Семена и Насти, то так ведь ссора эта из-за него – Илария. Ребенка его ему надо было… Как же это так? Ну, Оха, допустим, это Охра. И не знай Семен этого, пропустил бы Настину болтовню мимо ушей. А значит он геот. Ну а кто же еще?

"Стоп" – вспыхнули в голове у Илария слова Терентия. – "А что там Терентий про светловолосого типа у дома твердил? Надо бы расспросить его… Светловолосый тип, странно одетый. Странно одетый…" – Иларий налил себе холодного чая и, посолив ломоть черного хлеба, неожиданно почувствовал приступ голода. Он жадно откусил большой кусок, и запил несладким чаем. Этот скудный завтрак показался ему невероятно вкусным. – "Что-то я еще хотел… Что-то меня напугало… Что же? О чем это я? Ах, да! Ростов! Что за ересь нес этот туманный Макар? Как он мог меня видеть там, где я никогда не был? А ведь там живет моя сестра. Но я и не бывал у нее ни разу. Зачем он наврал? А зачем я подыграл? Что он теперь подумает? И ведь как убедительно говорил". – Иларий пытался прокрутить в голове все события по порядку. – "Неужто на меня снова вышли те, кто охотится за моим сыном?"

Ему казалось, что и тот светловолосый на пожаре, и сегодняшний Макар, и убийцы Кузнеца, и марафетчики, и, конечно же, Семен Рубинчик – все они окружили его жизнь с одной целью – похитить его сына. Или убить его. Но какого из них? Знают ли они, что тот, кто им нужен – спрятан в Охре? Семен должен был понять это из рассказа Насти. Но тогда почему подбирался к Мише? Может, что проверить хотел? Вот и тела не возвращают, наверное, по той же причине – проверяют Настю, как его предполагаемую первую и единственную жену. Возможно, заблуждаются, решив, что тот самый сын, который так чем-то опасен – это Миша. Оттого и разговоры Рубинчик подобные вел. И не Настя ему нужна была, а ребенок их.

И чем дольше не возвращали тела погибших, тем больше уверенности у Илария появлялось в том, что что-то здесь не так.

Рассказчик из меня не очень. Пишу по памяти. Но думаю, ощущения эти появились у Бурмистрова оттого, что сплелись почти воедино две разные, на первый взгляд, темы. Тема таинственного ребенка и тема политическая. И убийство Кузнеца – политика специфическая, грязная. Ну, впрочем, как и всегда. Политические методы порой и любопытны, и пугающи для неподготовленных умов.

Манипулирование сознанием – вещь древняя как мир, несмотря на неизвестность и новизну понятия. По всем делам, связанным с манипуляциями, психологией, гипнозом, с новыми разработками в области овладения сознанием и поведенческим стимулированием, во всех базах Охры всегда проходит красной чертой одно успевшее намозолить мне глаза имя – Тиберий Боровский. Это тот самый человек в вельветовом костюме, по описаниям Илария Афанасьевича – товарищ Рыбкин. Главный затейник в работе с новым массовым сознанием.

Боровский с детства увлекался физикой и механикой, а в четырнадцать лет тайком изучил искусство гипноза, успешно и без разбора применяя его на всех подряд. Страшная личность, скажу я вам. Кто когда-либо встречал его в своей жизни – ищите хорошего гипнотизера. Ибо нет гарантии, что вы по сей день не находитесь под влиянием воли Тиберия и вся ваша жизнь – результат собственных намерений, а не посторонних.

Обладая подобными талантами, Тиберий конечно же питал и незаурядные надежды, но на пути к своим мечтам ему не пришлось и палец о палец ударить. Личностей такого сорта тайное руководство вычисляет сразу, потому что поиски подобных талантов не прекращаются никогда и охватывают весь мир.

Но теперь по сути. Какое же отношение низкочастотные волны и полуторасотенный арсенал советских приемников имеют к Иларию Бурмистрову и его сыну? Самое прямое!

Ведь золотом по небу выводится чистая идея коммунизма. Вот читаю и мне отчего-то не по душе этот термин. На мой взгляд, он неверен, звучит воинствующе и всегда будет антипатичен в силу тяжелых и отрицательных социо-стимуляторов, сопровождавших его появление.

Хотя идея коммунизма – идея чистого общества – прекрасна и дошла до нас эхом первых человеческих цивилизаций. Теперь же человечество деградирует и как бы не горели благородством намерений отдельные религиозные и общественные деятели, собирая вокруг себя такие же пылкие сердца, эпоху ту не вернуть.

Общество не созрело? Отнюдь… Оно сгнило. И будет гнить дальше. Пока болезненна для человека идея индивидуальности, истинного счастья общество не познает. И дело не в общем имуществе и личностно-материальном равенстве. Проблема в самом факте наличия этих понятий.

У первого, подлинного человечества их не было априори. А провозглашение идеи равенства по ценности своей равно ее же отрицанию. Две стороны одной медали – признака исчезающего человека.

И будьте вы хоть тысячу раз гениальными личностями – мне все равно. Моя чистота, как и ваша многократно утеряна еще до нашего рождения.

Сын Илария признан в Охре светочем будущей счастливой жизни человечества. Отряды же строителей новой эпохи полны нечестивых, полны геотов. Их версия светлого пути добывается методом, свойственным нынешнему человечеству – методом кнута и пряника. Это колыбель паразитизма и разделения на слепо осязающих чистоту и грубо ее имитирующих. Вдумайтесь только, из кого строится наше общество… Слепо осязающие и получающие смутно желаемое от грубо и фальшиво имитирующих. Общество лжи и фальши. Слепые, бредущие за тягучей мелодией собственной лжи. Толпа, ходящая по кругу.

Старое смыто кровью, новое строится кровью и будет удерживаться манипуляцией и подменой. Но кого винить в происходящем? Ведь не будь мы такими же, как они, у них не было бы против нас ни единого метода.

Наличие способов подчинения общества – тоже признак его глубокого гниения. Но человеку в вельветовом костюме все равно и он протягивает свои бесконечные радиощупальца к брошенному в бездну иллюзии рассказу об избранном мальчике – возможному источнику молниеносной победы той самой идеи равенства и братства.

Глава 20. Руфь

Новая моя работа с легкой руки господина Маркса совершалась как по маслу – легко и вкусно. Цель оправдывала все. Дом, дом, дом… Как туда хотелось! Поскорей бы! Но пользуясь моим горячим стремлением к новой жизни, главный решил, кажется, надо мной поиздеваться, оторвав от архивов и бросив на новое задание. Но мне ли перечить? Пока я сотрудник Охры, работа остается работой, тем более, что задание это касалось Илария. Но Маркс – он же не простой, а потому и задание это, скорее всего, не с бухты-барахты. В связи с чем привожу очередную интерпретацию дневника Илария. Это то самое мое задание, но в его изложении, под его углом зрения. Трогательно, правдиво, печально. Но теперь я могу сказать с полной уверенностью – дневники Илария не лгут. Все описано им как под копирку. Все именно так и было.

Дневники Илария Бурмистрова, тетрадь 4 (paraphrasis)

После череды смертей жизнь нашего героя, вопреки тоске и дурным мыслям, вошла в привычное русло и работа в новом помещении стала приятной отдушиной. Бурмистров спускался туда в любые свободные часы и его никто не мог побеспокоить. Мишенька возился с кучей игрушек на старом матрасе, а в рабочее время он забирал его с собой в избу-читальню. Варил ему тыквенную кашу на жидковатом молоке и доедал вялую прошлогоднюю картошку. Изредка в сельпо доставалась ржавая селедка и подплесневевшее сливочное масло. Николаевна по какой-то ей одной известной причине раз в неделю приносила им три яйца и луковицу. Это стало уже ритуалом. Так они и жили. Хлеб, сахар и чай в последний год имелись в деревне всегда. А многого им и не надо. Лучшее Иларий всегда отдавал Мише, как строящемуся по крупицам организму. Он, как новоиспеченный генетик, знал теперь не понаслышке, из каких составляющих разрастается здоровая биологическая ткань.

Миша иногда плакал, выходил за двор или смотрел с тоской в окно, но всегда при этом звал маму. Связь с материнским организмом, наверное, не прерывается никогда. А у такого малыша тем более. Она была еще очень сильна. Ребенок нуждался в тепле материнского тела, в женском голосе и психологическом ощущении защиты. Отцовское тепло и голос этого не заменяют, к сожалению. Такова природа. И как бы ни был Иларий ласков с сыном, как бы тщательно не заботился о нем, чего-то Мишке все же не хватало. И он рыдал так горестно, что Иларий не выдерживал и тайно плакал вместе с ним. Словно хотел забрать себе всю его невысказанную боль.

По деревне поползли скупые слухи, что не только в доме помещика Емельянова разбили радио, но и в медпункте, и в маленькой новой школе. Отличная пища для навязчивых и ненужных размышлений, от которых Иларию пришлось отмахиваться, как от назойливых мух. И потому, чтобы на время отвлечься и переключиться на что-то менее сложное, собрался он субботним теплым днем посадить картошку. Да тут и навестил его блондин.

– Как работа? – осторожно спросил он, озираясь по сторонам.

– Частицы передают импульсы от тела к телу, – спешно, словно в чем оправдываясь, отчитался Иларий. – Но если бы я мог знать, какую информацию они несут…

– Завтра придут за мальчиком! – неожиданно заявил блондин и жестко стегнул Илария карими своими глазами. Не чувствуя земли под ногами, тот присел на сваленные у межи доски.

– Кто?

– Марафетчики из Тоболенца.

– Значит, я прав…

– Прав, – тут же ответил блондин и присел рядом. – Не сопротивляйся. Они будут клонить к тому, чтобы бабке его отдать. Но это ложь. Они Настю проверили уже. Проверят и мальчика. Будь спокоен. Они его тебе сразу же вернут.

– Но кто они?

– Шавки геотов.

– Геотов?

– Через месяц поедешь в Калужскую волость, в Оптину Пустынь. Мишу возьмешь с собой. Там тебя ждет кое-что важное. Готовься к потрясению.

Иларий невольно вздрогнул и с тревогой посмотрел на блондина.

– Опять?

– Меньше слов, – оборвал его гость и ушел в отремонтированный и обшитый рубероидом сарай.

– Кого же мне там надо – в Оптиной Пустыне? – машинально прошептал ему вслед Иларий.

Жорж и Сергей Сергеевич, как и было сказано, явились к нему домой сами. Сказали, что нужно собрать вещи ребенка и отвести его к бабке. Что теперь он будет жить там. Таково решение суда.

– Какого же это интересно суда? – сурово поинтересовался Иларий и получил бумажку с гербом и печатью, содержавшую заключение о его, Илария, неспособности к воспитанию ребенка. Суд решил, что кормилец из него никудышный по состоянию здоровья. – Но я здоров…

– Сифилисом страдали? – с каверзной улыбочкой поинтересовался Сергей Сергеевич.

– Было дело… Правда откуда – так и не понял. У меня ведь кроме супруги никого не было.

– Факт налицо! – резко выкрикнул Сергей Сергеевич и попросил поторопиться.

– А ведь вас я видел накануне пожара в своем дворе! – не выдержал Иларий, гневно обратившись к нему. – И что вы делали там, позвольте узнать?!

На лице Сергея Сергеевича отразилось полное недоумение, и взялся откуда-то внимательный, совершенно другой, нежели секунду назад, взгляд.

– Я не мог здесь быть, – спокойно ответил он. – Ошиблись, гражданин!

Не ускользнула от внимания Илария неуверенность в словах милиционера. И ложь его выглядела правдоподобно. Но то был он. Без сомнений!

"Ведь видел же тогда меня" – подумал Иларий. – "Зачем врет?"

Однако продолжать этот разговор больше не хотелось, а потому Иларий сделал все, как они просили, веря в сердце обещанию своего друга, но все же сомневаясь в том, что ребенка ему вернут. Раз уж и суд приплели…

Дрожащими руками он одел мальчика и взял на руки.

– Я сам его отнесу. Незачем это чужим людям делать.

– Ну что ж… – брезгливо промямлил Жорж, – сам так сам…

Он сплюнул на землю и недовольно открыл перед Иларием калитку.

– Старуха с маразмом, – предупредил Илария Сергей Сергеевич, когда они подходили к её дому. Словно открытие для него сделал. – Но это ничего не значит. Бумагу вы видели.

– Что ж вы больной женщине ребенка отдаете-то? – с укором посмотрев на него, спросил Иларий. – И не совестно вам мальчика в который раз страдать заставлять?

– Мы таких страдальцев насмотрелись! – недовольно заметил Жорж. – Все они страдальцами прикидываются.

– Он мал еще. Прикидываться не умеет! – гневно бросил Иларий и постучал в дверь тещиного дома.

Зинаида Матвеевна, как он и ожидал, взять к себе Мишу не очень-то и хотела. Вернее сказать, не хотела вовсе.

– И за что мне это наказание на старости лет?! Куда мне с ними нянчиться?! Этого из дома выгнать не могу, – она кивнула на сидящего во дворе Терентия, руки которого все еще были перевязаны. – Внуков впихнули и этого сюда же! У меня коза одна тока и осталася! И та старая! Я чем их всех кормить буду?!

– Выздоровеет ваш Терентий и поедет работать! – громко крикнул Сергей Сергеевич.

– Само собой, мамаша! – пробурчал явно подвыпивший зять, как-то с опаской покосившись на Илария. Видно помнил еще сочиненную на него при допросе клевету. А может и не было ничего? Может, они сами все придумали? Чтобы Мишу у него забрать.

– Отдавайте мальчика и уходите! – цинично приказал Жорж и, взяв себя в руки, Иларий сдержанно отдал Мишу бабке, тут же повернулся и, не оглядываясь, пошел со двора. Он слышал, как ревел Мишка, как материлась теща, и тихо переговаривались меж собой марафетчики.

Пил Иларий редко. По большим праздникам. Но в этот раз, придя домой, спешно опрокинул две рюмки водки, закусив присоленной долькой порезанного на столе лука. Собирались с Мишей щей сварить. теперь-то что уже… теперь-то не до них… Мысль о том, что у сына в чужом почти дому сердце разрывается от страха, мучила Илария больше всего. И он долго и тяжело плакал в кулак – не то от лука, не то от душевной боли.

Но опасения его оказались напрасны. Не обманул блондин. Сына вернули ему на другой же день, сильно этим удивив. Как быстро они его проверили. И что же у них там за методы такие? Неужто они из тех же мест, что и его покровители?

А вечером явился Терентий – попрощаться. Сказал, что спасу нет ему от тещи. Поедет в Псков – искать работу. Дай бог обустроится, да и детей заберёт. Жалко ему их с тещей оставлять. Заботится она о них плохо. Дочки обе в нее пошли непутевостью. Сильно Терентий сдал, в глаза бросалось полное отсутствие в нем жизни. Подумалось Иларию, что последние дни он доживает. Тот же продолжал неустанно повторять, что крутился подле дома приметный тип, и он его отлично запомнил и коли встретит – душу из него вытрясет! Но на все расспросы Илария описать этого незнакомца поподробнее, твердил все одно: русый, высокий, крепкий, одет не по нашему.

Иларий дал ему немного денег, кусок старого сала, да буханку черного, так как тот шел совсем пустой. Все же, какая-никакая, а родня. Да и жалко его, человек он незлобивый. Потому о клевете той Иларий расспрашивать не стал и дал себе слово забыть обиду и подозрения раз и навсегда. Потому как нет в этом никакого толку. Жить только мешают.

А через месяц явилась новая, незнакомая ему женщина и дала наказ ехать с ней в Оптину Пустынь. Сказала, что там его ждут и встретят. Когда Иларий спросил, как ему лучше добираться, она лишь улыбнулась и попросила собрать ребенка. После всех сборов они спустились в его подпольную лабораторию, где стоял спертый запах реактивов и спирта. Гостья поправила находящийся у нее в ухе серебристый округлый предмет, и он загорелся желтой точечкой. Она протараторила что-то на неизвестном языке, и свет сменился на фиолетовый.

– Ту-ту? – удивленно спросил Мишка, глядя на начавшие неожиданное движение вниз шероховатые плиты пола.

Четыре плиты неведомым образом опустились в темную глубину, которая через пару мгновений осветилась ярким белым светом.

– Прошу! – улыбнулась гостья, указав на образовавшийся в полу лаз.

Иларий осторожно заглянул в квадратное, издающее мягкий шум отверстие и отпрянул. Женщина смотрела на него вопросительно. Вниз вела матово блистающая серебристая лестница.

– Это зачем это? – растерянно спросил он, пожав плечами.

– Так быстрее! – ответила она и терпеливо указала на лаз рукой.

Иларий неуверенно опустился на несколько ступеней и подозвал Мишу. Взяв его на руки, он осторожно, опасливо озираясь по сторонам, спустился в самый низ. Гостья шла следом. Когда он поднял голову, лаз уже был закрыт, а перед ними открылся большой зал с колоннами и гигантским рисунком в центре черного, зеркально бликующего пола.

Мишка захныкал и обернулся на женщину. Она протянула ему конфету в блестящей обертке, и он тут же успокоился, занявшись ее развертыванием.

Иларий пытался разглядеть рисунок на полу, но тщетно. Было только видно что-то разноцветное.

– И куда же дальше? – удивленно спросил он и гостья снова указала путь рукой.

– Лестница вниз, – добавила она и Иларий всмотрелся. В темноту серпантином поблескивала еще одна лестница. И конца ее видно не было. – Нам недалеко.

Они двинулись вниз, пройдя пять этажей. На одном этаже играла тихая спокойная музыка, на другом пришлось столкнуться со странного вида мужчиной. На лбу его выпирали некрасивые костяные наросты. Как отрезанные рога. Лицо было красновато, а руки какие-то очень уж маленькие для его роста и возраста.

– Кто? – строго спросил рогатый, глядя на Илария болотного цвета глазами.

– Новый сотрудник. Вербую, – ответила женщина.

– А это? – рогатый недовольно и как-то болезненно кивнул на мальчика.

– Подопытный! – холодно пояснила она, и рогатый чем-то щелкнул перед их лицами, больно ударив в глаза ослепительным светом. После чего обернулся на большой экран и оценив быстро бегающие красные колонки, тяжелым взглядом смерил женщину.

– Он в розыске! – слова его молотом ударили Илария по голове.

– Да, он в розыске! – спокойно ответила женщина. – Не нагнетайте ситуацию.

– Но почему без сопровождения? – спросил рогатый и глаза его покраснели.

– Сама справлюсь.

– Не могу пропустить. Придется вызвать кое-кого.

– Ну так вызывайте побыстрее. Мы торопимся.

Рогатый тронул предмет в своем ухе, чуть больший по размеру, чем у нее и заговорил с кем-то невидимым на английском, как показалось Иларию, языке.

– Нижние этажи заблокированы, так что подождите пока там.

Он указал на красные мягкие сиденья у стены, и ничего не понимающий в происходящем Иларий спустил наконец-то сына с рук. Тот дожевывал свою конфету и казался каким-то очень уж сонным.

– Эй, приятель, – обратился к нему Иларий, – ты спать, что ли хочешь?

– Процедура будет недолгой, – тихо предупредила его женщина и присела рядом. – Главное – не волнуйтесь.

– А почему не пришла Флоретта? Раньше она приходила.

– Вас чем-то не устраиваю я?

– Мне показалось – она более опытна.

– Вам показалось!

– Вы прокололись в обмане сразу. Зачем? Теперь он не поверит.

– Это искусственная геотская раса. Они туповаты.

В ее голосе он почувствовал нотки скрываемой обиды. Видимо его недоверие сильно ее задело.

Из-за угла появились двое в темно-зеленой, похожей на кожаную, некрасиво обтягивающей их непропорциональные тела, одежде. Они очень суетились и махали перед лицом направившейся к ним женщины прямоугольными мигающими приборами. О чем они говорили – Иларий понять не мог, но, глядя на все происходящее, он вдруг словно переродился. Это же так очевидно, что все чудеса науки, которые он наблюдает уже несколько лет, просто небеса по сравнению с той примитивной жизнью и тем миром, в котором приходится обитать простым людям. Ему неожиданно стало понятно, чего не хватает в его медленной, непростой работе. Ему не хватает свободы сознания. Он ведь разумом словно прикован к ощущению своего времени. И это мешает деятельности ума. Это как рамки, как паралич. А ведь преград быть не должно!

– Преград быть не должно… – тихо повторил он, подойдя к спорящим охранникам и своей проводнице. – Я могу вам чем-то помочь? – неожиданно фривольно спросил он.

– Отойдите и не мешайте! – приказала она, сердито метнув в него молнии.

– Я к вам обращаюсь, господа геоты! – не слыша ее, продолжил Иларий и желтоватые глаза охранников остановились на нем. Зрачки их были кошачьи – продолговатые. Но вместо страха Илария охватил восторг от увиденного. – Слушайте, а ведь вы прекрасны! – он протянул руку, чтобы коснуться странно отсвечивающей кожи на лице одного из них, но тот растерянно отдернулся. – И судя по грубой поверхности вашей кожи – вы не хомосапиенсы.

– Петр Алексеич! – неожиданно произнесла его имя женщина, но слушать ее он не собирался.

– Ваша порода слаба, не так ли? – продолжил Иларий, и охранники переглянулись. – Вам нужна помощь. Вы мало живете, я думаю. Лет до сорока. Я слабый генетик. Не очень опытный. Но когда-нибудь я хотел бы вам помочь и увеличить срок вашей жизни. Потому что знаю, как! – И Иларий ткнул указательным пальцем себе в висок. – Сознание! Вся жизнь здесь! Все, что вы видите, что чувствуете, все здесь! Я могу перенести вашу жизнь в любое тело или сразу в несколько тел! Я работаю над этим!

Иларий торжественно улыбнулся и снова протянул руку к лицу затаившегося охранника.

Над помещением, словно из динамика, прогремел голос, говорящий все на том же непонятном языке.

Женщина в ответ что-то крикнула вверх – в мигающую под потолком точку.

– Кто это был? – восторженно глядя на нее, спросил Иларий.

– Управляющий участком. Спрашивает, почему нас не пропускают.

– А ты? – Иларий смотрел на нее во все глаза, но она не ответила.

– Не слушайте ее! – крикнул Иларий светящейся точке. – Я многое могу! А вы наверное моего брата ищите! Мы с ним похожи. Только он умер давно! Еще в седьмом году! Дурак был, потому и умер! Сам виноват!

Женщина посмотрела на него так, словно ей стало дурно.

– Но ваши энергетические слои идеально совпали! – грозно прогремел голос ниоткуда. – Так мне сейчас подсказывает помощник.

– Как генетик вам говорю – это ничего не значит.

– А почему вы с ребенком?

– Мне не на кого его оставить! Я решил остаться в Охре! Буду совершенствовать природу страждущих.

– Что-то мне имя ваше не знакомо! Фальшивое никак?

– Что за страсти-напасти! Считайте, что с сегодняшнего дня нет у меня имени вовсе!

– Пропустите их! – лениво пробурчал голос. – Сами пусть разбираются!

Пока Иларий восторженно и с любопытством прощался за руку с охранниками, спутница его схватила на руки Мишу и побежала вниз.