Златая цепь

И Варвара – сестра Насти – тоже на тех собраниях пропадает. Пришла как-то к ним сильно выпивши и ну к Иларию приставать. Ляг со мной, да ляг со мной! Мол, муж у нее слабый, а ей страсть как хочется.

– Ну мы ж по-свойски, – икая, умоляла она, – по родственному. Настя не против. Я у нее спросила!

Илария поворотило от нее так, словно от нечисти какой. Выгнал он Варвару вон из дома и так противно на душе стало от грязи этой. И больно, и горько от Настиного поведения. Понадеялся, что соврала сестра и Насте ничего не рассказал. Однако крикнула Варвара перед уходом, что Настя-то другими не брезгует и любовника при себе давно держит. И пусть-де он остерегается его страсти, ибо мечтает он мужа Настиного убить. Вот только Настя пока не позволяет.

Пока… не позволяет… Мир перевернулся после этих ее слов. Он при виде Охры у него не перевернулся, а тогда… Что же это за люди такие существуют вокруг, в коих ускользает все человеческое на глазах? А может и нет в них человеческого давно… Может и людей уже давно нет на Земле? Ведь он много изучал генетику, приходилось и историю почитать, и тлела в голове идея, что сгинула в пустоту эпоха настоящих людей, а то, что осталось – гибриды нечеловеческие. И людского в них процентов десять.

– Где же вы, люди? – с тоской произнес Иларий, глядя в глаза Мишеньке. – Ни в тебе, сынок, ни во мне их, наверное, нет уже.

Ведь после того случая, на другой день Варвара заявилась снова. Трезвая, нарядная, с бутылкой армянского коньяка, что сильно удивило Илария. Раздобыть в Кошкино коньяк, все равно, что яблоки молодильные – сказочное занятие.

Однако Варвара тут же пояснила, что это все Семен – их общий с Настей друг. И достать он может все, что угодно.

– Я к тебе по Семену и пришла, – выдала она. – Ты на меня не сердись за вчерашнее. И пью я не часто, ежели тебе интересно.

– А что значит "по Семену"? – перебил ее Иларий.

– А то и значит. Мне Настя сестра конечно… Но ребенок-то при чем?

– Какой ребенок? Ты о Мише?

– Не, я о том, который у тебя в Охе.

– Где-где? – насторожился Иларий.

– В Охе. Да ты не лукавь, зятек. Настька разговор твой слыхала, за домом, с незнакомцем. Тот сказал, что сын твой в Охе. Скажешь, нет?

– Настя слышала?

– Слыхала. Поосторожней надо быть. А то она после услышанного с Рубинчиком и закрутила. Тебе в отместку.

– А ты сейчас зачем пришла, не пойму я что-то?

– Так это, – Варвара покраснела и замялась. – Правда сын, что ли? Али как?

– Что сын? В Охе? Нет, не правда. Это все? Это за этим ты пришла расфуфыренная и с коньяком?

– Ну зачем ты так, зять? Я же с добром к тебе. Береги сына.

– Мишу?

– А я уж и не знаю. Но думаю все ж того, который в Охе.

– А ему что-то угрожает?

– Значит есть-таки сын. – Варвара довольно рассмеялась, показав ровный ряд на редкость красивых, белых зубов. – Я так и думала. Это ж ведь до Насти еще было, да? А она, дура, взбеленилась. – Варвара наклонилась над столом, поближе к Иларию и свет выдал ее подкрашенные брови и нарумяненные щеки. – Семен страшный человек! – Эти слова она прошептала зловеще и тут же прикрыла рот рукой. – Он может пальцами щелкнуть и ты все забудешь! Настя ему когда про Оху-то рассказала, он аж загорелся весь! Чего ему Оха эта далася, не пойму! Может вы знакомы с ним, а? Может ты забыл просто?

– Но я не знаю никакого Семена из Охи.

– Так я ж тебе не зря говорю – пальцами щелкнет и забудешь! Вот может ты и забыл.

– Ну так может он на Насте жениться хочет, вот и обрадовался. На руку ему эта Оха. Компромат против меня.

– Не, он не обрадовался. Он затаился по страшному. Словно задумал что дурное. А вообще, – Варвара снова наклонилась над столом и подведенные брови сошлись в одну черную, волнистую линию, – он с радивом разговаривает. А это я сама слыхала!

Правду сказать, от такого непрерывного потока разношерстной информации Иларий сильно растерялся и призадумался, но выдавать себя не смел. Кто ее знает, зачем она пришла.

– Варя, я повторяю в который раз – никакого другого сына у меня нет, а в Охе я никогда не был. Насте наверное послышалось что-то непонятное, она и допридумывала. А вот все же чего ты вырядилась, я так и не пойму.

– А то, что я, Петр, тебя оберечь пришла от беды, ты в толк не возьмешь? Я думала, ты после заботы моей поласковей будешь, подушевней. Правду Настя говорит – холодный ты.

Иларий насмешливо дернул бровями.

– Так это ты ухаживаешь за мной, а Варвара? Как красну девицу меня обхаживаешь? За заботу поклон тебе низкий, а вот пить я с тобой не стану. По-другому я женщину вижу. Не серчай уж. А за ласками шла бы ты к мужу.

– Ох, и выел ты мне душу, Петька! Ох и выел! Вот как на духу тебе сейчас! – Варвара страстно и театрально стукнула себя кулаком в грудь. – От как появился ты у нас в деревне, так и выпорхнула душа моя за тобой!

– Надо же, – удивился Иларий, – как красиво ты говоришь… Никак в книжке какой прочла.

– Да я грамоте только теперь и учусь… Какие книжки? Но я прочитаю, коли ты скажешь. Хочу с тобой вровень быть. Люблю я тебя, наверное… Кто ее поймет-то – душу эту?

В глазах Варвары сиял сейчас такой нездешний свет, что Иларий засомневался даже, а с ней ли он говорит. Так глубоко и проникновенно было ее признание. Ну прям хоть поэму пиши.

– Что ж ты, Варвара, говоришь? – сдержав свою мягкость, завернул он ее вопросом. – Настя ведь сестра тебе.

– Так я ж ее на тебя и науськала. На меня бы ты с моим хороводом и не глянул. А Настя она без хвоста, да и посмазливей будет. А какая разница? Зато ты теперь близко-близко… А в руки вот не даешься. А ты не смотри, что я не образованная, да с бутылкой пришла. Так воспитали меня. Но я не пьяница. Так, со всеми, чтоб не выделяться. Зато как все изменилось вокруг, как думать о тебе стала. Вот проснусь посреди ночи и молюсь о тебе, молюсь, пока все молитвы, что знаю, не перешепчу. О тебе, родимом, только и молюсь.

– Спасибо за любовь, – тихо ответил он. – И за молитвы спасибо. Только думается мне, что Терентий твой молитв этих больше, чем я достоин. Он с тобой столько лет и в радости, и в печали, и стольких детей вы на ноги поставили и уверен я, что любит он тебя сильно. И, не дай бог, случится что, он пропадет без тебя, Варя. А то, что влюбленность в твоем сердце появилась, так это потому, что женщина ты и жить всегда чувствами стремишься. Да вот только в суете, да в работе все это затерлось, ороговело. А ты обрати сердце свое к мужу, скажи ему то, что мне сейчас говоришь и получишь больше, чем можешь представить. Потому что не в том, к кому чувства обращены, дело-то, а в умении и желании любить. Ты умеешь, как я понимаю, и желаешь. А то, что внешне я тебе приглянулся – так то бывает. Новый человек в деревне… Другой, интересный. Вот ты потребность свою в любви на меня и направила. А ты на Терентия направь. Ну неужто же он не достоин?

– Не понял ты меня, Петя…, – с грустью произнесла Варвара и поднялась из-за стола. – Вовсе не понял.

– Ну, я надеюсь, что ты меня позже поймешь, – твердо стоял на своем Иларий.

– Может… Но ты это… Помни, что сказала я тебе… Про Семена. Сторонись его. Страшный он человек.

Варвара ни сказала больше ничего, не попрощалась, не взяла свой коньяк, а просто тихо и понуро ушла. Больше ему с ней встретиться не довелось. Предупреждение же ее о Семене очень насторожило Илария и заставило мысленно готовиться к чему-то плохому. И страх его был не о себе, страх его был о Мишке. А тут еще это предсказание блондина и Настин резкий уход. Ну что она удумала? Какой развод? Мишу он ей не отдаст. Тем более после того, что Варвара наговорила ему про этого ухажера. Надо же… Ухажер при живом муже. И почему он терпит?

Это было, наверное, странно, но Иларий совсем не ревновал. Он лишь боялся за Мишу. Не нравились ему не Настины неожиданные похождения по этим собраниям, ни гулящий образ жизни. Ведь молилась прежде каждый вечер, лампадку зажигала, а теперь и не смотрит на иконы. Вот так Семен! Да он мастер убеждать! Таких при новой власти много сейчас. Тем и не нравятся они Иларию, что имеют странную, загадочную волю над умами малограмотного населения.

И день и ночь вертелось у него в голове имя Семен… Да мало ли Семенов в деревне? А ведь и не много. А точнее – он единственный будет. Кроме разве… И тут Иларий вспомнил, как давненько, еще до Насти и до Миши, заплутал он в лесу, как забрел в красивый терем и совсем уж случайно столкнулся там с тремя странными людьми, одного из которых как раз-таки Семеном и звали и был он из Кошкино. Но по делу, с его слов… Так Семена того поди уже и нет в деревне. Но как такое позабыть? Их карты, их таинственный разговор, сказочной красоты даму по имени Ядвига, последующий визит Алексея Петровича к нему домой, его пылкую, предупреждающую речь и, самое главное – ведь в дальнейшем Иларий пытался тот терем отыскать… Не отыскал. Словно и не было его никогда.

Глава 11.

Микробиолог Алексей из лаборатории Нинту выбил все же для меня пропуск в ОГБИЧ и прилагающуюся к нему служебную записку за подписью самого Марка Валерьевича Маркса и Гулема Эрдманса. Вот так раз – почему же главный со мной не связался? Неужели не интересно, зачем мне в ОГБИЧ? Ох, не нравится мне это. Как бы не было проблем с руководством. Имя второго деятеля мне пока еще мало о чем говорит, но его сакральное звучание в этом замурованном заведении наряду с именем Маркса является, по-видимому, исключением из правил. Ну что же – так, значит так! Под их магической защитой погружаюсь в самые недра Земли.

Нечто подобное даже вообразить сложно. Это просто фантастика. Многоуровневое здание. Охватить вниманием всю систему строений, как она есть, невозможно хотя бы потому, что все время находишься в лифте. Имеются правда лифты с прозрачными панелями, но это только внутри уровней. В остальном же все закрыто. Мне был нужен стерилизационный пункт. Как пояснил Алексей, там еще находится лаборатория по разработке питания геотов и почему-то институт генного модифицирования и биоинформационного сортирования. Названия, расширяющие воображение. Слава богу, хоть сам ОГБИЧ перестал пугать своей аббревиатурой. Оказывается это всего лишь Охро-Геотская база исследований человека.

Ну и улей здесь, скажу я вам! Такого мне еще не приходилось видеть. Однако все восторженные впечатления убивал запах. Не то спирта, не то каких-то лекарств. Особенно сильно он ощущался возле многочисленных кабинетов. Хотя, это совсем не то, что в обычной больнице. Больше напоминает химическую лабораторию. А вот в связи с питанием очень занятно. Запах еды не чувствовался. Но, вполне вероятно, что я не совсем верно это понимаю. Зато часто угадывается запах гниения плоти и запах крови.

Искомый уровень правильно назывался "Стерилизационный модуль". Перед проходом в это жутковатое по запахам заведение меня провели в просторные, первоклассно оснащенные тестирующим и сканирующим оборудованием кабинеты. Здесь меня промариновали почти час и изучили с головы до пят. Даже взяли кровь на наличие нано-жучков. На этот случай мне вспомнилось убеждение одного моего коллеги из Охры. Он считает, что любой живой организм с рождения напичкан жучками и чипами, которые именуются микроорганизмами, а потому спрятаться можно только на том свете.

После всех сотрясающих нервную систему проверок меня продержали у секретаря, который передал полученные обо мне данные в центр ОГБИЧа и теперь долго и мучительно ожидал ответа. Сигналом к дальнейшим действиям оказался голосовой звук черного монитора и уставшая улыбка секретаря.

– Поздравляю! Теперь вы можете пройти в "Стерилизационный модуль". Наш сотрудник проводит вас до самой двери "генной модификации".

И вот когда судьба все же привела меня к отделению пресловутой "модификации", которым заведовал названный мне Сергей Безухов, голова моя кружилась уже так, что в глазах стало двоиться.

Не знаю, кто что думает, но по мне, так все лаборатории, специализирующиеся на генетике – это царство ужаса и пыток. Я человек мирный и сердце у меня доброе, а потому за те недолгие месяцы моего пребывания в Охре пришлось насмотреться такого, что захотелось поверить в рай.

Нужный мне сотрудник по имени Сергей с первого взгляда производил впечатление человека весьма делового, так как одновременно успевал совершать несколько действий. Записывал что-то в блокнот, поглядывал на овальный экран напротив, громко переговаривался с кем-то в другом конце помещения и флиртовал с пучеглазой брюнеткой в изумрудно-серебристой униформе. Ну конечно же здесь были еще служащие, ну конечно же воняло спиртом и серой и конечно же на меня мало кто обратил внимание.

Обратил только Сергей и, как лицо ответственное и подготовленное, поднялся мне навстречу. Такие голубые, оптимистичные глаза, такая редкая по харизматичности улыбка и обезоруживающее чувство уверенности. Он поприветствовал меня довольно тепло и с удивительной легкостью заставил забыть о не покидающей мои мысли тревоге.

Мне показалось верным сразу же отдать Сергею послание от Алексея, после чего улыбка тут же слетела с его уст. Наверное, черный, с золотой эмблемой конверт говорил сам за себя. Только что подаренная им легкость самоощущения оставила и меня, а сочувствующие взгляды сотрудников заставили пожалеть о своем визите.

– Ну что же, – произнес Безухов, бегло прочтя вложенное в конверт письмо, – жаль… – Он поднял на меня взгляд, колеблющийся между изумлением и ужасом. – Отчего же вы приняли такое решение?

– Какое, простите? Разве вам известна цель моего визита? Алексей все изложил в письме?

– Да, он все весьма подробно описал и… Вы откуда родом?

– А какое это имеет значение? Понимаете, я пишу книгу и мой визит сюда связан с недостатком информации. Такая вот банальность привела меня к вам.

– О, нет, не стоит объяснять! – Сергей жестом остановил меня и с сожалением вздохнул. – Он обо всем написал. Да дело ведь не в этом. Я здесь работаю уже немало лет и лишних вопросов привык не задавать, но все же… Случай, как мне кажется, необычный. – Он пронзил меня осуждающим взглядом. – Но вы поймите… Ведь вы наверное патриот? – Он спрашивал, но ответа я не находила. Мне был непонятен этот разговор с самого начала. Что-то было не так. – Ну что же, допустим. – Сергей прошелся из угла в угол и, словно не зная, куда деть руки, просто скрестил их на груди. – Но законы геотов – это законы чудовищ и воспитывать по ним общество неразумно. Вы просто во власти их искусного влияния. И если бы вы пришли по другому вопросу, я нашел бы способ переубедить вас. Ответьте мне лишь одно: вы хорошо подумали, прежде чем решиться на такой шаг?

– О чем пишет Алексей? – пришлось мне ответить вопросом на вопрос, ибо все обернулось чем-то туманным.

– Ну как же?! – Сергей посмотрел на меня весьма театрально, затем нарочито выразительно скользнул глазами у меня над головой. И моя сообразительность оказала мне услугу. Ведь ясно же, как божий день – он хотел дать понять, что нас видят и слышат.

– Цель моего прибытия – сбор информации. Повторюсь…

– Но здесь не собирают информацию! – Он оборвал меня резко и с раздражением. – У нас не архив, не библиотека и не справочное бюро! ОГБИЧ, да будет вам известно, существует лишь на паре географических карт и только для особой категории населения! Случайные же любопытствующие остаются здесь навсегда.

– Да, конечно, меня предупредили. – Сердце мое подпрыгнуло и больно рвануло вниз. – Но Алексей сказал, что в виде исключения, в обмен на оказанную ему услугу по доставке вам вот этого вот послания…

– Он вас обманул! Мне жаль, мне искренне жаль, потому что вы пришли на добровольную смерть. Вас ловко провели!

– Что значит – на добровольную смерть? – мои ноги перестали меня слушаться.

– То, что вы доставили мне от Алексея в этом траурном конверте, не что иное, как договор между ОГБИЧем и непосредственно вами. Тема договора – добровольное предоставление вашего тела для особых донорских процедур.

– Да он что – рехнулся?!

Сергей рассеянно пожал плечами и потер лоб.

– Я вынужден вызвать сопровождение. Но прежде вам необходимо этот договор подписать…

– Слава богу – он не стал подделывать мою подпись! Иначе…

– Такое правило. Договор подписывается здесь.

– Что за больной бред?! Я не собираюсь это подписывать!

– Тогда вас просто убьют! А тело ваше в любом случае будет пущено в расход.

Вот это поворот! Не сплю ли я?

– Расход? – Речь моя, кажется, не дружила больше с мыслями, потому что инстинкт самосохранения выталкивал наружу что-то пугающее. Я не узнавала свой голос. – Ну тогда тем более… Какой смысл что-либо подписывать?

Ноги мои подкосились. Накрывшее с головой чувство было новое, яркое, жуткое. Мне вдруг стал ясен страх животного, которого ведут на бойню, ужас человека, идущего на собственную казнь. Немыслимо! Вот тебе и вся судьба! Конец всему! И нет никакой особенности, избранности, потому что нет больше даже дуновения надежды.

По лаборатории пронесся мелодичный звук и Сергей горестно сдвинул брови.

– Гэ эм, что у вас происходит? – полетело вдогонку сигналу. Голос был знакомый. Сегодня мне уже приходилось его слышать. В кабинете сканирования кажется. – К вам добровольца направили. Почему до сих пор не вывели?

– Ой, Тед, не усложняй! – с улыбкой, но резко ответил Сергей. – Не до этого было. Уже выпускаю. Что за суета вдруг?

– Жалоба была от Тюдора, что просроченных много. Обработка не успевает. И ты еще копаешься.

– Что значит копаешься?! Не понимаю… Минутой раньше, минутой позже. Можно подумать, их ко мне сейчас вагон прибудет.

– Бизон, не передергивай! По инструкции пять минут. Ты держишь уже долго. Хочешь неприятностей от Тюдора?

– Да плевать я на него хотел! Тоже мне – незаменимый работник! Повкалывал бы здесь с мое, а я бы им еще и покомандовал! – Сергей сердито стянул с рук резиновые перчатки и весьма воинственно швырнул их на стол. – Все, Тед, отстань! Выпускаю!

Все услышанное никак не умещалось в моей и без того уставшей голове.

– Какой доброволец? – Руки мои невольно потянулись к лежащему на столе письму Алексея. – Что здесь происходит?!

Сергей маркером черкнул что-то на открытке с видом древнеиндийского храма и, поставив ее нарочито вертикально, протянул мне тонкую, хрустальную ручку.

– Надо подписать, – холодно выдал он и глазами, незаметно, указал на открытку. – Это единственное, что от вас требуется.

Кажется, он хотел мне всячески дать понять, что очень важно прочесть написанное им на открытке. Но как? Очень мелко и неразборчиво. Мне пришлось взять ручку и наклониться над договором, что бы только разглядеть его иероглифы на этом красивом, терракотовом храме.

Сначала все расплылось, сцепилось с пейзажем, но потом слова невольно угадались и почерк сам собой стал понятен. К тому же слова всего три.

"Подпиши. Я помогу". Это то, что выдало мое зрение. Но так сразу принять решение… Подпиши… А если он лжет? Мой растерянный взгляд скользнул по его лицу и застрял на голубых, обещающих жизнь глазах. И в эту самую секунду он показался мне богом. И глаза этого бога не лгали. Я не забуду этого никогда. Мне же было так безысходно страшно, что поверить ему просто хотелось.

Мое замутненное адреналином сознание отыскало в договоре нужную графу и быстро пробежалось по тексту выше.

"Горячее желание… Достойнее, чем обыденная смерть… Пожертвовать себя… Заслужить в будущем лучшую жизнь… "Ну и абсурд!

Подпись моя получилась красивой и размашистой. Что бывает редко. Наверное, они решат, что это от абсолютной уверенности, но на самом деле от отсутствия ясного осознания в эти секунды. Лишь одно слово ярким светом пульсировало теперь в моей голове: "Помогу! Помогу! Помогу!"

Все это время Сергей внимательно за мной наблюдал и во взгляде его мне чудилось: "как же это тебя так угораздило?"

– Это покажите старикам, которые за вами придут. Понятно?

Он сунул мне карточку-распоряжение, направляющую донора в место полного расхода ко Дню Объединения. Там было вписано мое имя, возраст и в графе "вид расхода"Сергей указал: "кухня".

Виски сжало тисками ужаса от сложившейся уже в моем воображении картины.

– Что же это…

Но господин Безухов не дал мне договорить. Он сжал губы и едва заметно качнул головой из стороны в сторону. Затем тут же, не дав мне ни единого шанса на реакцию, тронул у монитора розовый, пластиковый квадрат и вызвал сопровождение.

Сердце мое колотилось неистово, ноги не слушались, глаза, вопреки всему, искали моего обещанного роком спасителя. А может палача? Хотя, если кого и называть теперь палачом, так это микробиолога Алексея, что б ему пусто было! Или Кондрашкина, за его наставления.

Сопровождение оказалось весьма банальным конвоем из двух крупных мужланов в фиолетовой форме с серебряными аксельбантами, лысых и с татуировками в центре самой макушки. Этакая загадочная не то мандала, не то эмблема.

Они ввели меня в лифт, подвергая по пути десяткам надменных и отчего-то презрительных взглядов идущих навстречу мужчин, женщин и других существ. Это больно встряхнуло меня и реальность стала постепенно показывать свою гнусную морду. И гнусность ее состояла в том, что меня никто не держал, не вел под прицелом и руки мои были свободны. Но вот шансов на настоящую свободу у меня, скорее всего, уже не было. Эти двое убьют меня при малейшем сопротивлении и будут правы. Ведь теперь я смертник.

Привели меня в грязную, тесную камеру, сразу создав в моем сознании образ тюрьмы. Стены до середины выкрашены в синий цвет, под панели, краска местами облупилась, местами была кем-то содрана, в углах царила зловонная сырость с грязными потеками, ни одного окошка не предусматривалось.

Когда мы еще входили в последний, ведущий к моей темнице коридор, дверной проем поразил меня своей абсолютной тьмой. Над дверью светились цифры и у меня, как человека, более-менее ознакомившегося с временными путешествиями, мелькнула неожиданная догадка, которая подтвердилось впечатляюще яркой гаммой физических ощущений. Голову сдавило, во рту разлился металл и появилось легкое, но неприятное покалывание в языке.

Теперь же могу уверенно подтвердить свои догадки. Произошел временной переход. Определенно! Но какой плавный, обыденный, какой совершенный. И судя по чудовищно контрастной разнице в дизайне, переход этот случился в прошлое. В моем времени точно нет таких лампочек, которым на вид лет сто, не меньше.

Шок не отпускал меня еще долго. Реальность, не смотря на логику, не осознавалась мной. И никто в этом не виноват. Перед отправлением в ОГБИЧ мне хватило ума попытаться навести о нем справки, хотя, в общем-то, безрезультатно. Пара строк в серенькой исторической статье, автор которой описал это место коротко, но точно: "концлагерь планетарного масштаба". Говорить кому-либо о своих намерениях войти в ОГБИЧ, кроме Алексея, было бы равносильно провалу моих поисков, что, скорее всего, и произошло. А потому теперь, в этой патовой ситуации, соображать, что к чему, приходится самостоятельно. И я очень надеюсь, что хотя бы мои выводы о происходящем близки к истине.

Последняя катастрофа породила ныне существующую Охру-Геотию, а она, в свою очередь, сильно повлияла на время и мир, в котором я живу. К тому же пребывание в Охре успело наложить отпечаток на мое нынешнее мировоззрение. А потому, может опыта мне и не достает, но понимание сути окружающего общества все же пришло.

Здесь нельзя перечить! Здесь опасно раскрывать свои намерения! В ОГБИЧе не ждут гостей, но приветствуют жертву в любом виде. Потребление на благо Геотии, как молодого, развивающегося государства, признающего лишь пользу и наживу.

Охра же в этом союзе играет второстепенную, вспомогательную роль. Роль поставщика доноров для гигантского паразита. Доноров телесных, психологических, духовных, энергетических.

Малейшее движение против их воли повлекло бы за собой смерть всех, кто хоть как-то связан со мной. А посему мне остается лишь дрожать в этой грязной, убийственной камере и готовить себя к худшему. В кратком курсе обучения, который я прошла, меня предупреждали о ситуациях разного рода, так как геоты непредсказуемы в видах издевательств, но предсказуемы в одном – в жестокости.

Но ведь… господин Безухов пообещал мне помощь и, под противное жужжание лампочки, не ведая о времени суток, я лелею в сердце веру на спасение.

Не знаю, сколько прошло времени… По ощущению – часов пять-шесть, прежде чем до моего воспаленного от страха и головной боли сознания, добрались хоть какие-то новые звуки.

Казалось, что эту ржавую, в черных потеках дверь, пытаются наконец-то открыть. Следующим звуком, заглушившим предыдущий, стал стук моего сердца. И одолел его лишь звук голосов. Но не силой звучания, а своей мелодией. Два голоса, немолодых, мужской и женский, и, о боже – не геоты! Но как же долго открывали они эту древнюю дверь. Кажется, целую вечность. Не геоты! Не геоты! Слишком эмоциональны для геотов.