Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

– …С тобой дело хуже. Как бы ни кичились журналисты принадлежностью к некой четвёртой власти, власть эта нереальна. Она придумана кем-то, чтобы подогревать интерес к СМИ. Этакий ловкий пиар-ход, не более. А на самом деле медийщики остаются бесправной кастой, на которой общество чаще всего срывает своё недовольство жизнью.

Депов облизал пересохшие губы и сделал очередной глоток виски. Лариса по-прежнему молчала, но вглядывалась в говорившего внимательно.

– Или ты думаешь по-другому? Тогда вспомни хотя бы отношение к прессе судов. Сегодня ведь любой-каждый может подать иск на СМИ, или прямо на автора публикации. Вот померещилось кому-то искажение фактов или же оскорбление собственного достоинства, и можно идти требовать сатисфакции. А заодно и денежного возмещения морального вреда. И не важно, есть журналистский косяк на самом деле, или нет.

А судьи – что? Судьи в подтверждение обвинения спрашивают материалы отнюдь не у этого правдоискателя. Доказывать, что они не верблюды, обязаны сами журналисты! Такая теперь существует практика. Но заметь: найдётся ли сегодня государственная или силовая структура, тем более депутаты, на которых можно бездоказательно возвести поклёп? А на четвёртую власть – будьте нате!

Возразить нечего, в этом Саша прав, – думала Лебедева. Она не раз вынуждена была улаживать споры на основе лишь тех аргументов, которые предоставляла сама. Ты не виноват? Защищайся!

– Что любой чинуша считает своим долгом вмешиваться в работу СМИ, и говорить не приходится. Это ты тоже сполна испытала на собственной прекрасной шкурке, – продолжал, усмехнувшись, Депов.

И тут господин адвокат попал не в бровь, а в глаз – с некоторым даже раздражением согласилась Лариса: воспоминание о визите к Курилову ещё не остыло.

– Есть и другие примеры унижения журналистов, которые тебе известны лучше, чем мне. Но я сейчас о другом…

Депов встал, прошёлся по радиусу эркера, остановился напротив диванчика и присел перед Ларисой на корточки:

– Я хочу, чтобы ты была под настоящей, а не эфемерной защитой. Думаешь, если в последнее время меня не было рядом, то я выпустил тебя из виду? Ты и не догадываешься, как много я знаю о тебе. Я прекрасно осведомлён, что нынче у тебя гораздо больше врагов, чем друзей. Ты настоящий профессионал, жёсткий и не склонный к компромиссам, так ведь? Это-то и плодит вокруг завистников, недоброжелателей, и даже охотников поквитаться с тобой. Валерий Кротов с семейкой – только один из них.

Депов говорил так, как никогда прежде, даже в моменты их коротких споров. Какая-то твёрдая решимость прорывалась в каждой фразе.

– И когда вы всё успеваете, Александр Павлович? – жёлтые азиатские глаза Ларисы сверкнули недобро. – И своё юридическое дело сделать, и с уголовниками поякшаться, и даже за глупой газетчицей последить?..

Чтобы оказаться подальше от сверлящего взгляда адвоката, она отползла в самый уголок дивана. Но Саша опять оказался напротив. Он взял её руку и крепко сжал в своих ладонях.

– Последовательность следует поменять: прежде всего я слежу за твоей жизнью, а уж потом – остальное. Более того: я и впредь собираюсь это делать, пока сам не расхочу – нравится тебе это, или нет. И вот почему. Известная и небезразличная мне Лорик не должна оставаться без настоящего солидного прикрытия. Пусть вся эта свора, которая по твоему же легкомыслию закопошилась вокруг тебя, будет уверена, что никакие её происки не пройдут. Что за твоей спиной стоят влиятельные друзья. Тогда ты ещё какое-то время продержишься в этом городе. Возможно даже долгое. В противном случае тебя просто вышибут из Зауралья, как пробку из бутылки. И хорошо, если просто выкинут, а не втопчут в какую-нибудь грязь, или не втянут в криминал. Поверь, Лариса Петровна, мне приходилось пересекаться с теми, кто стал неугоден сильным нашего поганого мирка. Им не позавидуешь.

Ларисе тоже были известны собратья по перу, которых вынудили искать счастья за пределами города. Она давно и не хуже Депова осознавала, чем может закончиться здесь её творческая жизнь. Но развивать эту тему не стала, только хрипло спросила:

– И что в сухом-то остатке?

По привычке Лариса хотела съязвить, но колкости не получилось, вопрос прозвучал жалко и даже просительно.

– Помнишь, я как-то в шутку предлагал стать твоим телохранителем? Так вот, сейчас не до шуток, с этого момента я буду твоей каменной стеной, или, если угодно, личной охраной. Такую волонтёрскую функцию беру на себя.

Лариса невольно напряглась, Уловив её состояние, Александр Павлович усмехнулся:

– Не бойся, в сопровождающие, в приятели, тем более в бой-френды не набиваюсь – пока. Но надеюсь, ты быстро поймёшь, кто самый нужный тебе человек.

Лариса не находила что ответить. Чего-чего, а такого от «пломбира» Депова она не ожидала. Похоже, это была совсем не минутная поза…

– Я правильно поняла, что сию секунду получила пролонгированное предложение руки и сердца?

Адвокат красноречиво склонил голову.

Она поднялась, сняла и аккуратно сложила так угревший её шарф, медленно потянулась за курточкой. Потом резко повернулась и взглянула на Депова в упор:

– Саша, я должна что-то сказать? Решить должна? Но ты ведь в курсе, что я не одна сейчас!

– Как хочешь. Я могу и подождать. В остальном будет так, как я сказал.

– Дай мне время подумать!

– Не вопрос. Но времени у тебя не так уж много….

Депов тоже накинул своё элегантное пальто:

– Идём, отвезу. К этому твоему студенту? Правда, что это сынок нашего несравненного Никника?

– Так, говоришь, всё обо мне знаешь?– к Ларисе возвращалась способность принимать жизнь с юмором.

Глава 28

В пресс-релизах мероприятие именовалось на иностранный манер брифингом – короткой сходкой журналистов для получения короткой же информации. Но обставлено было с размахом. Приглашены были ведущие городские СМИ, зал для гостей алел бархатом парадных кресел, а из смежного помещения долетали аппетитные ресторанные запахи. Игорь Соломонович намеревался произвести впечатление респектабельного хлебосольного хозяина. В общении с прессой он, как и большинство деловых людей того времени, придерживался старого русского правила: хочешь, чтобы о тебе написали благосклонно, накорми журналистов от пуза. И, само собой, напои. Поэтому готовые к приёму столы в изобилии венчали дорогие настойки, водки и коньяки. Не ударить в грязь лицом нужно было ещё и потому, что под видом аккредитованных медийщиков на подобные фуршеты обязательно просачивались «засланцы» других банков, ревностно наблюдающие за принятым этикетом.

Брифинг должен был начаться в полдень, но уже часа за полтора всё до мельчайших деталей было наготове. Янселевич прохаживался в новом костюме, только что доставленном из Милана, оглядывая своё хозяйство.

А вот и первые гости! Невысокая женщина с высвобожденным из капюшона тяжёлым узлом медно-рыжих волос предъявляла охране свои документы. Наконец, она повернулась, и банкир узнал Ларису Лебедеву – ту самую, которой поручена работа над имиджевой статьёй о банке. Приветливо кивнув стоящей навытяжку Людочке Подарской, юной начальнице банковской пресс-службы, Лариса Петровна направилась прямо к директору:

– Игорь Соломонович, найдётся для меня минутка?

Заручившись величественным кивком идеально подстриженной головы Янселевича, она потянула его в укромный закуток, изображающий зимний сад. Банкир был уверен, что у копирайтера «Вечернего обозрения» возникли вопросы по теме будущей статьи. Но при первых же словах Лебедевой по его скулам пополз румянец. Она что это – всерьёз? Почему заказанная им газетная статья будет выстрелом себе же в ногу? Как так – не стоит выносить за порог банка его проблемы? И с какой стати эта хорошенькая пигалица, напоминающая грациозную кошку, берёт на себя смелость судить о том, что полезно, а что губительно для будущности сына самого Старого Мони? Она вообще отдаёт себе отчёт, куда языком-то воротит?!

Не дослушав и половины доводов, которые Лариса тщательно подбирала накануне, Янселевич поднялся. Рядом с ней он выглядел гигантом, готовым раздавить неугодную козявку.

– Ну вот что, милая барышня – начал он с нескрываемым презрением. – Я больше не намерен вас слушать! Вы и так нагородили здесь сто бочек арестантов. Вы, дилетант в деле финансов, не разобравшийся в сущности банковских технологий! И вы даже не соизволили найти толковых экспертов, которые бы растолковали, что к чему в нашем городе. К тому же вы ещё и слабый журналист, так как боитесь не справиться с той ответственной работой, которую я вам поручил. Потому и отговариваете меня от публикации. Думаю, на этом можно и точку поставить, так? Я готов освободить вас, а заодно и вашу газету, от сотрудничества с Зауральским банком!

Баран! – ярилась Лариса. – Я ему про Фому, а он – про Ерёму. Прёт на рожон, ничего не слыша. Остается последнее средство…

Будто не слыша последних слов, она неторопливо достала из принесённой папки те самые решения судов, которые скопировал для неё адвокат:

– На это вы что скажете? Разве здесь не изложено почти то же самое, что я пытаюсь вам втолковать?

Янселевич быковато уставился на знакомые бумаги:

– У вас-то они откуда?

– А в нашем городе такие дают каждому ленивому и безграмотному журналисту! Можете поверить на слово – я и ещё кое-что знаю о вас и вашей конторе. Хотя сейчас дело не в этом. Допустим, я, как послушный вам исполнитель, подготовлю материал в заданном вами ракурсе. И наша газета, также ничтоже сумняшеся, опубликует статью о Зауральском. Но тогда будьте готовы, что назавтра вся ваша финансовая братия встанет против вас на дыбы – встанет, мне это известно из осведомлённых источников. Ваши коллеги ведь почти уверены, что вы спите и видите, как бы вынести банкирский сор из избы. И они подготовились к такому повороту. Вам даже обанкротиться не позволят – просто-напросто заставят за бесценок отдать банк в другие руки. Как это делается, вам лучше моего известно. А послезавтра вы, если не убежите из Зауралья куда глаза глядят, станете на каждом углу кричать, что это подлые газетчики во главе с Лебедевой утопили во лжи ваше распрекрасное детище?

Деваха эта и впрямь копнула глубоко! Янселевич, слушая доводы Ларисы, что-то прикидывал в уме.

– Так вот. Пусть лучше я буду в ваших глазах дурой и неумехой, чем бездумно стану подталкивать к такому фиаско. И давайте условимся: это я, как уважающий себя специалист, прекращаю работу, идущую во вред своему рекламодателю. Я не буду участвовать в заведомо провальной авантюре, а вовсе не вы освобождаете меня от чего-то там пока не начатого. Поэтому и пришла сейчас сюда, чтобы сказать вам всё это и по возможности уберечь от ошибки.

Игорь Соломонович побелел, эксклюзивный наряд съехал набок. Папашины капиталы и самоуверенность красивого самца сформировали в нем стойкий комплекс непогрешимости. Он давно считал нормой, что перед ним, денежным господином, все лебезили и заискивали. Никто из мелкой сошки, к которой Янселевич причислял и газетчиков, не смел говорить с ним в эдаком тоне. А эта… Его самолюбию был дан чувствительный пинок. Да он!.. Да её!.. Все Ларисины воззвания к здравому смыслу захлебнулись в ярости оскорблённого неудачника. Банкир повернулся к журналистке спиной, демонстрируя высшую степень пренебрежения, и зашагал прочь из зелёного оазиса. Но на полпути тихо с присвистом прошипел через плечо:

– На брифинге вы гость нежелательный. А о вашей несостоятельности сегодня же сообщу Борису Ильичу и Гришиной!

***

…Ну вот, опять Лора вляпалась! Опять жди дурацких разборок и начальственного ора. Теперь даже Гришина тебя не заслонит. Ты со своей принципиальностью и её подвела под монастырь!

С другой стороны, ситуация-то патовая… Не писать нельзя, дурбень-заказчик напирает. И писать тоже нельзя, иначе вместе с газетой будешь причислена к тем, из-за кого навернулся с трона уважаемый банкир. Вякнули о нём не то, да в неподходящее время – значит, виноваты. В этом мире законы волчьи…

А жаль, как жаль-то слетевшей публикации! Будь всё путём, у тебя в карманах шёлково зашелестели бы зелёненькие бумажки. Нынешние деловые люди обожают швыряться именно зеленью. Новый костюм сыну прикупила бы, себе туфли к лету. Да мало ли на что можно было бы потратить щедрый гонорар. Теперь же остаётся локотки кусать да прилаживать к заднице подушку! Хорошо хоть ума хватило не взять с Янселевича аванса…

Между тем начали прибывать журналисты. Кроме газетчиков, вестибюль наполнили гомоном телекорреспонденты и операторы с микрофонами ы мотками кабелей. Лариса с досадой увидела, что в числе гостей появились и те, без кого не обходилась ни одна прессуха с фуршетом. В холле нарисовались известные всему городу персонажи: Ниткин, Жора Вензель и Андрей Полозьев из почивших в бозе «Степных огоньков». Андрейка, перебиваясь после закрытия молодёжки с хлеба на квас, не упускал случая поесть где-нибудь на дармовщинку. Жора же с Натанычем всегда оказывались там, где щедро наливали. Среди коллег эту компашку давно презрительно называли лужёными горлАми, что не мешало любителям пофуршетить там и сям беззастенчиво набираться до упаду. Вот и сейчас, небрежно скинув на руки встречающему персоналу замызганные куртки, ребятушки плечо к плечу зашаркали прямо к столам, минуя бархатный зал заседаний.

Как ни старалась Лебедева обойти троицу, Ниткин всё же её заметил, осклабился с подозрением:

– Привет рекламе! Ты что, Лара, уже нас покидаешь? Все дела закончила?

– Похоже на то. Раз ты здесь, то мне уже делать нечего. Ну, полных вам чарок, господа!

Небо с ночи провисло паутиной мелкого, совсем не весеннего дождика. Стволы вымокших деревьев и стены домов потемнели, прибавив улицам глухих красок. Влага слизывала из северных закутков грязные остатки сугробов, допьяна поила полураскрытые почки сирени и боярышника. День наливался озоном и печалью.

На мраморном крыльце банка, поправляя капюшон своего парадного светлого пальто, Лариса подумала, что вот и закончилась её бытность в «Вечернем обозрении». Ниткин наверняка учуял неладное. Уж он-то постарается вытянуть из Игоря Соломоновича все подробности сегодняшней аудиенции. Потом этот хорёк на винных парах приплетётся в редакцию, разведёт истерики, заложит её по полной программе… А там и к бабке не ходи – скандал с Янселевичем станет каплей, которая переполнит чашу терпения Триша.

И чем в такой ситуации поможет удалой адвокат Депов? Пойдёт к главреду объясняться вместо Ларисы? Доказывать, что рекламистка, провалившая первую же заказную публикацию, права? Что это она, поссорив «Вечернее обозрение» с денежным заказчиком, белая и пушистая, а совсем не солидная финансовая контора, готовая платить за её измышления приличные деньги? Тут Саша ей не помощник, сама кашу заварила, самой её и расхлёбывать!

Кстати, Депов… Говорить ему, чем закончился визит к Янселевичу, или без неё узнает по своим вездесущим каналам?

Лариса решила, что с Деповым объяснится позже. А сейчас спешить было некуда, несостоявшийся великий копирайтер Лебедева понуро меряла лужи, сочувствуя городу, погружённому, как и она, в безрадостную хмарь.

– Ты Игорь, этта, не волнуйся так! На Лариске нашей что – свет клином сошёлся? Я ведь всегда говорил, что Лариспетровна не годна для дел такого калибра, как твоё. Ненадёжная дамочка! Даже в мэрии на особой заметке!

Брифинг давно закончился, журналисты, наскоро пригубив по стопке за успехи банка, разбежались выполнять свои неотложные задания. Отправился восвояси даже хорошенько накИдавшийся Полозьев. Оставались только захмелевший Владимир Натанович с неизменным друганом Жорой, которых развлекал беседой сам Янселевич. Расстроенный директор, с обиды тоже прилично хряпнув, изливался по поводу происков Лебедевой. Ниткин же, незнамо с чего перепрыгнувший с банкиром на «ты», из кожи лез, стараясь найти тому утешение:

– Подберём тебе другого человечка, сговорчивого и послушного! И напишет не хуже зазнайки Лорки! Такого добра у нас пруд пруди!

Будто собираясь найти замену Лебедевой прямо у опустевшего стола, он повёл по сторонам туманным взглядом. Глаза его, за неимением других объектов, упёрлись в клюющего носом Вензеля.

– О! Вот он, к примеру! Почему бы тебе не скорешиться с нашим Жоржиком? Жоржик не хуже Ларкиного могёт! А авторитета и поболее будет! Как даст-даст, так у читателя аж искры из глаз! И никаких-разэтаких тебе экспертов! Хозяину надо – значит надо! Жоржик субординацию помнит, всегда готов под козырёк! Так, Жора?

– Как скажешь! – Вензель тяжело мотнул головой. – Куда едем?

– Завтра с утра сюда же! – в обиде своей Игорь Соломонович готов был уцепиться за первую же подставленную соломинку. Жора так Жора, лишь бы увидел свет его выстраданный материал. Он ещё покажет этой кошке драной, как должно обращаться с банкирами!

И в самом деле назавтра протрезвевшие стороны нового рекламного гешефта (за минусом Ниткина) собрались для удовлетворения Игоревых амбиций. Владимир же Натанович, скакавший по лужем после брифинга в редакцию, потирал руки: вот пистон так пистон получит теперь Лебедева! Вот уедет-то на горшке! Как Лариса и предполагала, заместитель редактора «Обоза», малёхо прополоскав мозги под занудливым дождичком, предстал с горячей новостью пред очи Триша. Вызванная своим порядком в начальственный кабинет несостоявшаяся рекламистка шла на ковёр с намерением об уходе. Прощай убогое рабочее место в осточертевшем газетном серпентарии…

К счастью, на этот раз обошлось без криков и причитаний. Борис Ильич в её сторону даже не глянул, подмахнул бумагу с радостной лёгкостью: хотя бы одна проблема свалилась с его плеч. Велел только закончить срочные дела. Прочие наработки и недоделки пусть теперь разгребают Смешляева с Губаревым. Ясненько?

Гришина появилась в рекламной вотчине в тот момент, когда Лариса, разжившись в буфете объёмной клетчатой сумой, в каких возили товар челноки, паковала свои пожитки.

– Ты куда это навострилась, Лариса Петровна? Тебе что – новое помещение выделили?

– Вроде того, Ольга Ивановна. Покидаю вас.

– Это ещё почему?

– Вы у Триша с Ниткиным спросите, я сегодня рассказчица никакая…

– Это всегда успеется. А ты прежде всё-таки сама объясни, чего баул-то собрала.

– Подписала заявление об уходе.

Гришина подошла вплотную и внимательно заглянула Ларисе в глаза. Там горько плескались готовые брызнуть слёзы.

– А ну пойдём ко мне! – команда была отдана так властно, что даже непокорная Лебедева не могла ей противиться.

Присев в благоуханном садике на краешек стула, она тремя фразами обрисовала случившееся. К её удивлению, рапорт не поверг Ольгу Ивановну ни в удивление, ни тем более в смятение. Она будто чего-то такого и ожидала. Только принялась нетерпеливо теребить серебристый нимб на голове:

– Почему пошла в банк без совета со мной?

– Так вы бы всё равно меня не пустили, вместо меня нашли бы под этот заказец другого текстовика. А для нашего «Обоза», повторяю, эта заказуха ещё более опасна, чем для Игоря Соломоновича.

– Правду, видать, говорят: гордыни и спеси у тебя куда больше, чем мозгов. Почём ты знаешь, что у меня-то на уме? Или ты забыла, кто мой супруг, и какие подноготные мне известны?

До Лебедевой неожиданно стало доходить, что, видно, она сваляла дурака. Не в том смысле, что расплевалась с Игорьком – тут всё правильно. Поторопилась сбежать из редакции… У Ольги Ивановны, похоже, имеются свои виды на Зауральский. А она ещё тот орешек!

– Ладно. Что сделано, то сделано. Может, оно и к лучшему. По крайней мере, совесть свою очистила – с прежним спокойствием подвела черту Гришина. Потом великоначальственным тоном приказала Ларисе не высовываться из рекламы и никому не болтать об уходе. Сама пушистым снарядом полетела к главреду.

***

Чего хочет эта неугомонная старушенция? Будто не знает, что сегодня у Триша высокой пробы золотой денёк? Наконец-то исполнилась его сладостная мечта – убрать из газеты свою антагонистку – неизбывную головную боль и вечное напоминание о собственной неуспешно сложившейся жизни в журналистике. Хоть стреляйте – не отзовёт Борис Ильич резолюции на Ларискин уход! Он и так сделал одолжение этой занозе, и так позволил уволиться по собственному желанию. А мог бы выгнать и по статье – за служебное несоответствие, например. Хотя для статьи, вроде, нужны как минимум три предварительных выговора. А он, раззява, вместо того, чтобы стирать её в официальных приказах, ругал и поносил только на словах…

Старушенция требовала соблюдения её прав:

– Почему ты, Боря, подписал заявление МОЕЙ Лебедевой? Недели не прошло, как ты поклялся решать все вопросы этой сотрудницы мне, и только мне. Или я что-то путаю? Или Ниткин окончательно тебе голову задурил?

Гришина перевела дух, и, не давая Тришу слова вставить, снова затараторила:

– А того не знаешь, уважаемый наш рулевой, что Лорка опять намного дальше нашего заглянула. Ты бы хоть у меня поинтересовался, с чего это она отказалась от выгодного заказа.

– И с чего?

– Давай с недельку потерпим, тогда, думаю, всё без моих подсказок станет ясно. Ты Лебедевское заявление в кадры пока не отдал?

Ларисина писулька, выведенная прыгающим почерком, всё ещё лежала перед Тришем поверх стопки нечитаных корреспонденций – новый зам и не думал вызволять шефа из-под лавины непосредственных редакционных дел. Гришина по-кошачьи сцапала листок:

– Пусть пока у меня побудет. Отправим девушку на недельку в отпуск, а там война план покажет.

Через десять минут рекламная богиня принесла на подпись отпускное прошение своей подчинённой с собственной размашистой визой.

– Но Оля… – запротестовал было главный, однако Ольга Ивановна, будто не слыша, посеменила восвояси. На пороге кабинета она остановилась и хищно прищурилась:

– Помни, Лебедева моя. Смотри, Боря, ты сам обещал. Теперь крепись. И заткни уже своего несносного Володьку. Он дурнее всех на тебя влияет.

***

Сашка принёс от мамы самые необходимые сейчас вещи – мягкий пуховый шарфик и кулёк с травами для полосканий. Скоренько выпроводив сына, чтобы тот, не дай Бог, не подхватил заразы, Лариса заварила врачующий отвар и замотала отчаянно саднящее горло. Теперь она против ангины во всеоружии!

После разговора с Гришиной она буквально полыхнула огнём. Нервотрёпка последних дней подкосила так, что пришлось добираться домой на Алике. Термометр показал почти сорок градусов, голос совсем пропал, стал выворачивать нутро надсадный кашель. Приехавшая неотложка хотела даже увезти её в стационар, но Лариса, панически боявшаяся страшных в те годы инфекционных отделений, отбоярилась клятвенным обещанием поутру вызвать участкового врача.

У Кольки на счастье выдался свободный вечерок, и он отпаивал больную снадобьями, рекомендованными самим профессором Нагорновым. Поднося ей пилюли и полосканья, всовывая ложкой в рот хоть какую-нибудь еду, Вернин-младший ворчал по-взрослому:

– Ты, Лоло, хотя бы сама понимаешь, что в таком ритме жить – никакого здоровья не хватит? То суды какие-то, то бандюганы с пистолетами, то параноики-банкиры! И постоянные скандалы в редакции. Тебя, вроде, Сокольский перетащил в рекламу? Так чего там спокойно не сидится, чего опять ищешь приключений на свою голову?! Лоло, притормози, а то и скопытиться недолго. Кому тогда твои матушка с сыном нужны будут? О себе уже не говорю: каждый день иду сюда, ожидая какого-нибудь нового концерта. Давай выздоравливай, берись за ум и работай без этих своих спотыканий!

Лариса в силу немочи слушала музыканта вполуха. Но всё же уяснила, что даже такому философически скроенному парню, как Колька, уже поднадоели бесконечные ухабы в жизни подруги. Все они, мужики, такие! Только они имеют право на крутые виражи. Бабы же существуют лишь для того, чтобы варить им борщи, да пригорюнившись ждать возле окошка. У, домостроевец! А притворяется-то!

И как она будет жить без этого в сердце прописавшегося мальчишки?!…

К счастью, парочка не могла долго сердиться друг на друга. Когда необходимые процедуры были окончены, Колька, которому предстояло ночевать отдельно от любимой заразы, взял гитару и тихонько затренькал знакомую мелодию:

Ой, цветёт калина в поле у ручья.

Парня молодого полюбила я.

Парня полюбила на свою беду,

Не могу открыться, слов я не найду…

И правда: парня полюбила на свою беду – вдруг пожалела себя Лариса. Хорошо им с Колькой так, что сердце порой ухает. Да надолго ли? Депов прав: пора заканчивать это безрассудство, отпускать на волю залетевшего в её сети милого воробышка?..

Последний аккорд вызвал в памяти шумные семейные посиделки. После селёдочки с картошечкой родительские гости принимались тоненькими голосками распевать разные «колхозные» песни, как казалось тогда им, продвинутым на Лещенко с Магомаевым подросткам.

– Ты-то откуда эту песню знаешь? Её ведь ещё твои бабки пели, – просипела она из-под одеяла.