скачать книгу бесплатно
Всходило и заходило солнце, женщины рожали, и вскармливали детей, они росли и видели, как льется и быстро густеет в бездействии кровь, и они еще не знали, что есть большой, огромный мир, мегаполисы, точки опоры глобалистов, города, в которых уживается уйма разного народа, пропитанно-го любовью и ненавистью, с искореженным сознанием, обложенным кучей справок и право устанавливающих документов, людей, спящих во время бодрствования, задумчиво с тоской глядящих на улетающие самолеты и уп-лывающие корабли, на грязно-серую, пыльную рябь реки. Людей, в ужасе трущих глаза бензилбензольными пальцами, попавших в долгий затяжной подъем средь прошлогодней травы, свалявшейся грязной шерстью собаки, гипноз и все это произошло стоило только забыть, лишь на время слова БО-ГА… И растерянно взвизгивая, бегают вокруг озера, вместо того чтобы пе-реплыть, и боятся свалиться с дерева прямо на клыки секачу, поедающему желуди осенней порой, – все это есть там, где нет подрастающих ассасинов, но они есть здесь, в сладких,тягучих и горячих как кровь, аравийских ветрах, разбавленных влажностью доплывающих сюда атлантических циклонов и северных шквалов.
«Иван пришел…» – говорят старцы, про северный ветер, ежась от холода и прячась в плечах бурок. И с ними только еще непримеримее и непримири-мее, упоенные ритуалами дервиши, быть может сами того не ведая разжег-шие пламя и болезненную жажду ритуальной крови…Что Расулу глядя на все это иногда хочется крикнуть – Да дайте же им в конце то концов денег чтобы они насытились и перестали в нас стрелять. – Но ни о чем таком ни Расул, ни Вася сейчас не думали и особо сильно ничего не боялись, все их пики были словно срублены, невидимым дровосеком сидящим внутри и ка-ждый из них кто- то сильнее кто то острее переживая волнение, в один из дней все же продолжая испытывать страх, просто притупились и перестали бояться заранее… а многие перестали бояться и после, считая это бессмыс-ленным и неблагодарным делом…
Минут через двадцать, они подошли к дому Султана. Расул зашел без стука внутрь двора.
– Асалам Алейкум – поприветствовал он парня лет десяти.
Тот растерялся.
– Где пахан? – спросил Расул.
Вася, вытянув гусиную шею, осторожно заглянул во двор, вслед за Расу-лом.
– Как? – спросил мальчик.
– Ну отец, дада твой где?
– А, дада, таама… – мальчик показал на дверь каменного одноэтажного дома и добавил. – Намаз делает…
Через несколько минут появился Султан.
– Вах, – удивленно произнес он, – ты еще не уехал?
– Не пускают же…
– Да-а, дела… Без тебя, говорят, Расул, пушка плоха стрэляют, машин совсэм нэ эдэт, калос не крутыт… А машин точно не едет… – поддержал Султан.
– Слушай, брат Султан, э-э, машин хочу… – продолжал с серьезным ви-дом Расул.
– А Ларису Ивановну? – улыбался Султан.
– И ее тоже, всех хочу, киплю барат… – разошелся Расул.
– Давай чай поставь, – скомандовал Султан сыну.
– Нет, нет! – запротестовал Расул, – какой чай-май, мы не для этого при-шли, Султан, у тебя как машина, на ходу? – Расул сделал паузу. – До Моздо-ка бы…
Султан задумался:
– До Моздока, говоришь? Не знаю, не знаю, путь сам понимаешь, неспо-койный, и никаких денег не захочешь, такую прогулку сделать…
Расул молчал, понимая что настаивать он не может, дело добровольное… И осознав, что Султан отказал, Расул, чтобы сгладить ситуацию и показать, что он не в обиде, похлопал по плечу Васю.
– Вот, Султан, моя смена, если что, с ним вопросы можно по решать, он остается, а я ухожу, ну не сегодня так завтра, не завтра так после завтра, АЛЛАХУ виднее, а кто его знает, вот так поспешишь и людей насмешишь, а то что не стал выдумывать что-то, а так просто отказал, для меня лучше че-стный ответ, это признак взаимного уважения, правильно я говорю, Вась?
– Все точно… – поддержал Василий.
Тем временем, сын принес на подносе, чай.
– Нет, извини, Султан, мы пойдем, может еще кого поймаю, пока еще не поздно…
Но Султан не отпустил, усадив взглядом. Расул, а уж тем более молча-щий Василий, решили не обижать хозяина и принялись чаевничать.
– Сидите, сидите, вот чайканем, а после я что-то придумаю…
И Султан разлил им по второму разу заварку и кипяток… А если б на-оборот, то заварка бы, словно кровь брызнула в воду, и в общем-то ничего особенного, только в ожидании о чем только ни подумаешь… «Домой, до-мой, домой…» – настаивал внутренний голос Расула.
– Есть тут один на улице, он часто едет, денег не знаю сколько берет… – начал Султан и спросил: – А ты в гражданке или в парадке едешь?
– В парадке не хочется, знаешь, гусей дразнить… и добавил: – А ты во-прос, однако, правильный задаешь, на него ответ умный тоже нужен…
– А ты что думаешь, я такой простой чабан, нет, друг, институт за плеча-ми имеется, – в таком же духе отвечал Султан.
Вася, слушая разговор, немного растерялся, и как друг менингита, потус-торонне улыбаясь, усиленно поглощал карамель…
– Иса. – крикнул Султан.
На пороге показался Иса, Султан что-то быстро спросил у него на своем.
– Скажи, я просил, – добавил он на русском. – Сейчас он узнает, – пояс-нил Султан, когда его сын Иса вышел за ворота. – Ну что, Вася, будут дэнги заходи, не стесняйся, – шутил Султан.
– Как скажешь… – отвечал Вася, стараясь подражать Расулу и придать, не свойственную своему голосу, твердость и хрипловатость…
Пришел Иса, что-то сказал отцу. В Расуле затеплилась надежда. Султан, выждав паузу, произнес:
– Собирайся в дорогу парень, через час поедешь, Иса договорился…
Расул чуть не подпрыгнул от радости, крича в душе как мальчишка «Ура!». С трудом сдержав нахлынувшую радость, потрепал Ису по холке. Лицо его посветлело.
– Ай спасибо, Султан, век не забуду… – обещал Расул.
– Да ладно петь, парень, сейчас выйдешь за порог и забудешь, кто такой Султан был, а уж домой приедешь и вовсе… – немного грустно шутил Сул-тан, провожая их на выход.
– Не, брат, ты не на того нарвался, вот баракатом клянусь…
– Ай не клянись брат, он тебе еще пригодится… – заметил Султан. На вы-ходе их ждал средних лет, худой, смуглолицый, усатый чечен, внешне яв-ляющийся полной противоположностью Султану. Это был водитель Салман, и хотя по его внешнему виду казалось, что он вообще никуда дальше своего порога не выезжал, на самом деле он чаще других выезжал за пределы Чеч-ни.
«Вылитые боевики… не, пожалуй без Расула я сюда не ходок…» – поду-мал Вася про Султана и его соседа. Договорились встретиться через сорок минут на развилке не далеко от части. На том и расстались.
Через полчаса, перед самым отъездом, стоя у коррозирующего 41 Моск-вича, Расул чуть напыщенно прощался с Василием.
– Ну что, Васек, смотри в оба, и помни, кто думает о последствиях, нико-гда не станет героем…
– О, хорошо придумал, но мне-то наоборот, побольше башкой кумекать надо, а то беда…
– Не я, Имам Шамиль так сказал.
– Имам… ясно, еще один твой друг – повторил Василий.
Расул только улыбнулся и выглядел бодрым, но сквозь браваду просле-живалась почти зеркальная хорошо начищенная гладь печали. Салман пото-ропил. Они еще раз обнялись.
– Марату пламенный, салам, – кричал Вася в открытое окно отъезжающе-го «Москвича». И Расул, уже был не рядовой Магомедов, а его величество гражданский человек, гордо смотрящий из иллюминатора межпланетного корабля, и стремительно превращающийся в точку на горизонте, и удаляю-щийся со скоростью восемь километров в секунду, средь цветущих орешни-ков, абрикосов и акаций в межгалактических садах, ракит, делая сквозной, еще не воспетый современниками, прорыв в пусть и прошлое но во всех от-ношениях, красное, спелое небо прошлого и настоящего и будущего – смело представлял Расул.
Расул смотрел на необработанные поля. Какая плодородная, тысячи лет обрабатываемая земля лежит в запустении, а все из-за, того что таит в себе нечто, поразившее людей новым вирусом, новой так называемой не имею-щей иммунитета пандемией, обрушившим на них всю тяжесть заболевания, – нефтяное сумасшествие, в буйной форме, отличающееся приступами кро-вожадности. Ехали молча. Каждый думал о своем. Расул ехал с легким вол-нением.
Первый блокпост миновали спокойно, на втором обошлось проверкой документов. На третьем, одиноко стоявшем на безлюдной трассе, начали шмонать водителя, а Расула позвали внутрь блокпоста. Сидевший на столе, здоровенный омоновец обратился к Расулу:
– Слышь, Ара… Ара, чо ты, дембельнулся? Денюжку-то заработал? Да-вай, знаешь, вот так прямо, ты, я думаю, наслышан, парень неглупый, у нас проезд 100 баксов стоит, не много, но и не мало, плати и вперед, спокойно езжай с чистой совестью…
Расула покоробило от такого обращения.
– Слушайте, я не Ара, меня Расул зовут, а во-вторых, денег у меня нет… – отвечал Расул, а сам думал: «Эта жирняга еще о совести что-то трет, хо-тя…»
– Да ладно, Расул, не в обиду, – с ориентировался толстомордый. – Мы же здесь тоже не за спасибо сидим, мы жизнью среди врагов рискуем. Нас дома семьи ждут, а им кушать хочется, так что отстегни сотню и езжай…
Расул не знал, как им объяснить.
– Послушайте, я скажу, если у меня что и было, так я давно уже отправил с оказией, на вас не рассчитывал…
– А зря, ух ты зря так, грамотный шибко парень, с оказией он отправил, а мы тут по-твоему все с двумя классами коридоров, книжки не читаем, а ваши тылы тут прикрываем, когда вы там оружие чехам пихаете, из которо-го они потом по нам херачат из ближайшей лесополосы, так да, так Ара, это нормально по-твоему? – толстомордый окинул Расула ненавидящим взгля-дом. – Ладно, Расул, последний раз тебе предлагаю, отдай то, что должен и езжай с богом, а иначе задержим машину для досмотра и обязательно, я уж тебе обещаю, что нибудь да найдем, лет так на семь, а может и еще чего хуже, а как ты считаешь, смерть хуже тюрьмы, или, по мне-то вот смерть лучше тюрьмы…– и глаза толстомордого сверкнули недобрым блеском ду-шегуба. Расул нутром чувствовал, что ситуация принимает дурной оборот.
– Парни, ну вот у меня есть пятьсот рублей, и разбежимся… – из послед-них сил стараясь поладить, предложил Расул.
– Нет, ты что-то не понял, я что тебе сказал? – повторил толстомордый.
«Вот…» – подумал Расул.
– Слушай, командир. – обратился он к толстомордому.
– А кто тебе сказал, что я командир, мы здесь все равны… – ехидно заме-тил он.
– Послушай, я уволился в запас, документы все в порядке, никто не мо-жет меня здесь задерживать, приказ министра обороны… – чеканил Расул, стараясь сдерживаться, но все же местами переходя на повышенный тон.
– А ты не горячись, ара, мы не подчиняемся министру обороны, и ты еще не дома. – злобно заметил толстомордый.
– Еще раз повторяю, я не ара, и дом мой намного ближе отсюда, чем твой. – твердо заметил Расул.
– И что, что ты не ара, а кто? Абрек, или хачик, а может азик, а что будет, если я хочу тебя так называть, что ты сделаешь, ара?
Расул смолчал.
– Вот видишь, молчишь, жадный ты ара, и поэтому я хочу сделать лич-ный досмотр, а вдруг что неположенное везешь. Раздевайся, – приказал тол-стомордый.
Расул криво улыбнулся:
– Ты что, шутишь? Заболел? А точно, ты дури обкурился…
– Нет, я не шучу, а если сам не сможешь, то мы тебе поможем, а то зна-ешь, у нас тут бывает и шальные пули пролетают, а водителя мы можем от-пустить, он с удовольствием уедет, тем более свое он отдал…
– Да я же тебе говорю, что пустой еду, все уже отправил раньше…
– Так мог бы на дорожку и отложить пару сотен зелененьких, отложить на черный день, а, ара, может все же и отложил, или ты так хитер, ара, дума-ешь мы тут лохи залетные, за просто так под пулями ходим из-за любви к…
– Ле-е – начал нервничать Расул.
– Спокойно, спокойно, джигит. – начал подвизгивать толстомордый, и неожиданно взрываясь в апоплексическом припадке, загудел, как перегрев-шийся электромотор, заорал, потно запыхтел, словно набирая жару, и затем сильно, исподтишка ударил Расула прикладом по голове и пнул в пах, и ста-раясь шокировать, заорал, что есть силы.
10
ЛУНАТИК
За лечением и подготовкой к отъезду в Москву Марат на какие-то корот-кие промежутки времени забывал о Расуле и о его вещах. Мысли о пред-стоящей операции незаметно делали свое дело, и Марат скрытно нервничал, расплачиваясь мокрящейся меж пальцев экземой. На досуге он все же решил краешком глаза заглянуть в Расуловскую сумочку. Там он увидел записную книжку со стихами типа «Яблоки цветут в садах, юность гибнет в сапогах», солдатской азбукой (повестка – жизнь дала трещину, отбой – я люблю тебя жизнь, зарядка – казнь на рассвете, каптерка – остров сокровищ, офицеры – слуги дьявола, госпиталь – у Христа за пазухой, обед – пир хищников) и ри-сунками (пиратский череп с пробивающей его насквозь молнией), а также деньги (русские и американские) и несколько аккуратно сложенных в тру-бочку, выцветших листов манускрипта, исписанных арабской вязью. Еще там лежало открывающееся серебряное сердечко. Внутри фотография де-вушки.
«Так вот ты какая, Индира» – Марат пригляделся, но фотография была так мала и представлялась вырезанной из общей. Марат понял, что не смо-жет реально оценить красоту и притягательность Расуловской невесты.
Совершая прогулки до умывальника и обратно, он с каждым днем увели-чивал пройденную дистанцию, желая скорее окрепнуть. От редких наклонов жилы на его шее вздувались, а сам он, вместо того, чтобы краснеть лицом, становился как полотно. В такие моменты он почему-то вспоминал слова Расула. «С левой ноги обувь не одевай и левой рукой не кушай – только все с правой, а то дороги не будет, а пища не в пользу пойдет: против всевышне-го». – «А зачем, а если я левша?» – спрашивал Марат. – «Если левша, пере-учивайся»– категорично заявлял Расул. – «Но почему, почему, объясни тол-ком?» – «По кочану, ай, баран. Потому что подмываемся левой…» – качал он головой. – «Но не ногой же ? А я думал, это связано с падшим ангелом, сидящим за левым плечом». – «Ну, скажешь?» – удивлялся Расул. На что Марат мысленно отвечал: «Отдыхай уже, фанатик…» И, вспомнив о Расуле, ему стало не по себе от того, что тот что то не появляется, как обещал. «За-гулял? На него не похоже. Не похоже!?»
Листая записную книжку, Марат не решался прочесть записи, боясь об-наружить незнакомого ему Расула, возможно меланхоличного или пылкого и безнадежно влюбленного, ибо, как он догадывался, стихи и короткие записи были посвящены Индире, той самой что спрятана внутри серебряного серд-ца. « Сердечко, это уже, так не похоже на Расула, хотя о вкусах не спорят, – думал Марат. – Она красива, но к ней я не подошел бы. Такие, наверняка, любят ярких, расфуфыренных, с кучей обещаний и иллюзий вместо реально-го или таких голышей с толстым кошельком и повадками пещерного медве-дя. И это наверное правильно если следовать эволюционной теории: самец должен быть ярким и крупным. Инстинкт…даже если бройлер…» «А был Ра-сул бройлером ? Ответ однозначный конечно нет. Если только в бою под Курчалоем, что-то проблеснуло. Но там другое – смертельно опасное и на-стоящее, после которого уже ничего нет» – вспоминал Марат.
В Моздоке Марат общался с соседом по кровати и коллегой по несчастью москвичом по имени Виталий. Все его звали Виталиком из-за какой то Д Ар-таньяновской веселости и простоты в общении. У него было сравнительно с Маратом легкое осколочное ранение в спину. Здороваясь с ним, Марат каж-дый раз вспоминал Касима с его влажными ладонями, только у Касима они были еще и цепкие, а у Виталика мягкие, почти рыхлые. Виталий не ком-плексовал по поводу потеющих ладоней, а, наоборот, демонстративно при-калывался и готовясь протянуть руку для приветствия, предварительно вы-тирал ладонь об халат. В качестве аттракциона он прижимал ладонь к кра-шенной светло серой поверхности стены или подоконника, или покрытого лаком стола и затем резко убирал, и Марат видел медленно исчезающий влажный след пятерни.
– Круговорот воды в природе. – иронизировал Виталик над собой.
«Круговорот души в природе» – относясь с недоверием к рассудку, думал Марат.
Виталик интригуя произнес:
– Это еще что. Вот у меня знакомый, другом бы я его не назвал, ну так, выпивали вместе… – сразу открестился Виталик. – Так вот, у него вообще ноги безбожно потели, и ладно потели, так они у него еще и воняли за вер-сту, словно он в темном дворе на дерьмо наступил. Он на этой почве, в рас-стройствах, постоянно задувал, так как очередная его девочка, учуяв эту бе-ду, спешила вырваться и без оглядки бежать прочь из его крепких объятий, не принимая никаких объяснений ибо их можно было слушать только в про-тивогазе. Так он, будучи уже 17-летним, оставался безнадежным девствен-ником.
«А что 17 лет?.. – подумал Марат. – В 17 я тоже только раз пробовал…
– Так в пору и отчаяться – продолжал Виталик. – Но не тут то было! То ли у него в крови текла упорная кровь степняков, то ли еще что, но он всяче-ски сопротивлялся и боролся со своими потеющими ногами. Хождение к врачам ничего не дало. Кроме того, он был чрезвычайно застенчив с девуш-ками и не мог убедить их, что вонючие ноги – не самое страшное в жизни и тем более в мужчине, и что подаренная любимым лобковая вошь гораздо страшнее потому что кровит и чешется. Из за этого он раз за разом напивал-ся в хламину и устраивал бывшим пассиям кузькину мать, вероятно, надеясь тем самым, что под его давлением на какое-то время они потеряют осязание как при гриппе. Так вот он хотел заставить их перестать осязать его несча-стье, представляя что если б была у него возможность отомстить он бы всех их связал голыми и заставлял бы по очереди нюхать свои носки, при этом дико хохоча, вот зуб даю он сам мне по пьянее признавался. – изощряясь, глумился в своем описании Виталик, видя, как сверкают и загибаются в улыбке, готовые прыснуть смехом, напомаженные губки медсестры Маши.
– Так вот, мой бедный друг нашел таки радикальное средство и на-чал засыпать в носки тальк: так ему посоветовал врач или еще кто-то. Не знаю, врать не буду– оправдывался Виталик, намекая, что все остальное – чистейшая правда. – Количество талька, засыпаемого в носки перед очеред-ным свиданием, увеличивалось в разы, так как количество пота зловредным образом увеличивалось прямо пропорционально количеству талька и начи-нало просачиваться в нежные ноздри Ньюорлеанских дев. Я уж не говорю, что бедняга перепробовал все возможные одеколоны, включая культовый тройной, но как только он приходил к очередной возлюбленной и снимал обувь, то обнаруживал, что зловредный тальк сбился в кучку, и его движения по его стряхиванию и разравниванию в итоге ни к чему не приводят, потому что не успевал он пройти по комнате и, мирно усевшись в углу, на диванчи-ке, облегченно вздохнуть, как его звали на кухню пить чай, и бывало, что вот так его погоняют туда сюда, и он уже не успевает расправить свои мешочки вернее сказать носочки с тальком, а если еще пивка, с которого он усиленно потел, а в последнее время и мигом соловел, словно с пол-литры водки, то все понятно.
В такие моменты, пьяный и счастливый, он забывался и чпокал по комнате, пошлепывая набалдашниками на глазах у изумленной девушки и ее родственников: бух, бух, а потом побыстрее, бух, бух, бух, и после очеред-ного глотка ячменного напитка он уже не стремился побыстрее прошмыг-нуть не замеченным, а шел медленно, вальяжно, в повалочку, а глазки де-вушки, сбившиеся наискось, медленно расширялись и становились похожи на глаза глубоководной рыбки которую резко извлекли на свет Божий. Пред-ставляете картину: Ее губки дергаются в спазме, в желании смеяться сквозь слезы, жалость сменяется омерзением, тут все в кучу и слезы и смех и про-стите расстройство кишечника на подходе, а у него дрожь от желания абсо-лютно везде уже, у него почти уже приступ начинается, он уже ладони от онанизма в кровь стер, они уже дымятся как у гимнаста крутящего солнце на перекладине. И к тому он уже взрослый мальчик, пора бы уже, помучился уже, да поиздержался, глотнул одиночества аж до дрожи, а сколько по пья-нее геев отверг, не желая замутить свой ясный и чистый образ, даже дрался с прилипалами и был занесен ими в черный список, бывало по пьянее он кри-чал – Отстаньте суки я мужик, а не петух Гамбургский… – и ему уже галлю-цинации шли полным ходом, от того ну вот так сильно и страстно он заинте-ресован в ее теле и вот она, как ему кажется, вот уже рядом, такая теплая, нежная и красивая и он будет обладать ею, он хрипит и пускает слюни… – вытаращив глаза, изображал Виталик. – Гусары, типа, не люди…
От пива и возбуждения его ноги все больше потели, и вот уже тальк не справлялся, и легкий флер сгнивших от сырости китайских тапочек доле-тел до ее чутких ноздрей, а родители уже незаметно открывают форточки, ну там сквозняк и все такое, пусть мол проветрится и руки мамаши тянуться к стоящему в туалете, на полочке, освежителю воздуха. – При этом Виталик начал дергать своими немаленькими янычарскими ноздрями, выпячивая смугловатые горошины глаз. – И вот, бедная девушка становиться перед вы-бором исход которого очевиден : стать любовницей человека, да что там та-ить почти что монстра из Нотр- Дама, только что без горба, но и это дело по-правимое, в этом случае была бы хоть какая то историческая аналогия, и можно было бы хоть как то оправдаться, но с жутко воняющими ногами ис-тория еще не знала, (но ради чего?) естественный вопрос, или или. Или все же послать все к ядреной фене поставить на себя крест, и нести его, но она решает, все правильно, ну нет уж дорогой хороший, лучше уж поискать кого посвежее.
Медсестра Маша кхыкала, держась за живот. Марат же не мог смеяться, из за боли в ране и к тому же ему стало жалко того парня. Он представил, какого масштаба трагедия постигла этого человека. – Сопьется, как пить дать сопьется. – думал Марат. На следующий день Виталик услышал по телеви-зору про демобилизовавшегося солдата, который на блокпосту ранил омо-новца и, завладев оружием, скрылся, и затем, как ни в чем не бывало, пере-сказал Марату, которыйсразу потемнел грозовой тучей догадки.
– Извини, наверное зря я рассказал? – оправдывался Виталик.
– Все нормально, все хорошо… – твердил Марат смущенно, словно его близкого уличили в чем-то предосудительном и сообщили по секрету, чтобы он на него повлиял. – Имя не говорили? Не Расул случайно? – спросил он.
– Нет – солгал Виталик, понимая, что Марату будет тяжело узнать, что это был Расул.
«А может не он, может кто другой… А где же тогда Расул?» – думал Ма-рат, пожимая плечами.
