скачать книгу бесплатно
После приезда из Питера они не виделись два дня. Через двое суток, при-дя к ней, Тимур ахнул, увидев комнату, увешенную множеством его с ней питерских, черно-белых фотографий. Он замер, не зная как реагировать. Смотрел на пестреющие размноженным ликом стены и со стен, в радиусе трех метров, он был везде. На его глазах произошло магическое размноже-ние, таинство заполнения пространства собой или, скорее заполнив ее собой, я сделал так, что она заполнила меня мной. В нем шла борьба между естест-венной жаждой и потребностью человека во внимании и явным перебором с ее стороны. «Класс! Удивила! Здорово! Вот только не пойму.» Она загадоч-но улыбалась. И он вдруг понял, что сознательно или бессознательно, но она делает из него культ.
– Зачем все это, к чему? – стараясь сохранять спокойствие и улыбаться, спросил Тимур. – Мне правда не по себе – это культ личности, калейдоскоп событий, все натянуто за уши, искусственно, а вдруг кто-то увидит? Не пой-мут же тонкости твоей задумки, Кира?
Она молчала, не зная, что ответить. По ней было видно, что она ожидала реакцию благодарности.
– А вдруг кто-то из твоих друзей или родственников увидит? Им же бу-дет больно, им будет завидно и вызовет у них неприязнь ко мне: для них я не являюсь культовой фигурой. Они разозлятся, а я этого не хочу. Неправильно злить близких людей.
– Да ладно, что ты так переживаешь, так нервничаешь – ничего они не скажут. – оправдывалась Кира.
– Да-а, а особенно Света.
– А мне так нравится, мне хорошо. Ты – мой кумир. А они, эти бабы, все под себя гребут. – словно сама не являясь женщиной, вещала она.
Тимур вспомнил слова песни Курта Кобейна из Нирваны: «Я так счаст-лив, ведь сегодня я нашел друзей. Они в моей голове. Я так безобразен, но это ничего, ведь и ты такой же. Мы разбили наши зеркала. Что до меня, то у меня каждый день воскресное утро, и я ничего не боюсь. Пораженный, я за-жигаю свечи – ведь я нашел Бога. Хей, хей, хей…»
– Нет, мое мнение, если оно тебя интересует, – все это лучше снять. А лучше всего повесь фото папы с мамой – им будет приятно и всем будет приятно, в том числе и мне.
– А я не хочу.
– Ну, как знаешь, я свое мнение сказал.
И Тимур замолчал, тоскливо глядя на книжные полки в ее квартире, заполненные, в том числе, и многочисленной литературой по психологии, подумав: «Лукавит» «Опыты на мне проводит, психологические приемы отрабатывает. Хорошо, прекрасно, нечего сказать. Только зря, не на того напала, со мной не срастется» – удивился своей догадке Тимур. – Перед культом и поклонением со стороны женщины не устоит ни один женатый мужчина, тем более погрязший в трясине бытовых неполадок и социаль-ных тонкостей различных групп. Создать культ – это беспроигрышный ва-риант. Внушить свою незаменимость мужчине средних лет, оказавшемуся на распутье и не имеющему ярко выраженного желания вписаться хотя бы в одну из обеспеченных социальных групп. Я для всех не такой. Я сторон-ник скорейшей энтропии, не подходящий под шаблон и отвергнутый все-ми, медленно, но верно становящийся изгоем общества, но упрямо про-должающий верить, что, наоборот, общество отвержено мной, а не я об-ществом.Что ж констатирую- Я упрямый глупец ! И , стараюсь ни перед кем не заискивать и не унижаться, а она это чувствует, она считает, что ни один мужчина не откажется хлебнуть ее чудодейственного варева.
Ойеей ! Болтать можно без умолку и при этом не совершить ни одного мало-мальски доброго дела. Стоп! Надоело.» А она думала. «Он только что отказался и не по-книжному упрямствует в своей некомпетент-ности, и доказывает, что он нестандарт, некондиция или просто не при-выкший к повышенному вниманию и всего лишь испугался, и лезет, лезет опять в свой обывательский хомут, а возможно действительно чужд пуб-личному самолюбованию и нарциссизму. Он настоящий или фальшивый? А что если он ощущает себя ниже меня? Тогда нет никакого смысла за не-го держаться. Мой мужчина должен быть недостижимым примером для меня или, как минимум, притворяться таковым, лукавила Кира, понимая что самое главное для нее это их сэкс и все, все, все, я просто хочу чтобы он меня…» – с трудом признавалась она.
20
КАЙФАРИК
Казбек уверенной, неторопливой борцовской походкой шел по Кисловод-ску, мысленно, кистевым резиновым экспандером, сжимая упругое время и подгоняя упорно не приближающийся вечер. Уже ближе к отправке он по-дошел к вокзалу и сразу приметил на привокзальной площади, недалеко от входа в вокзал, до банальности очаровательную блондинку. Пройти мимо он не смог.
– Здравствуйте. – с выражением, не мудрствуя лукаво, произнес Казбек.
Вблизи она выглядела еще свежее и притягательнее.
– Поезда ждете?
– Да, – робко отвечала она.
– Вах! Представляете, я тоже. Может нам по пути?
Она, как-то сразу доверившись, сказала куда едет.
– И я туда же, землячка. Вы верите в совпадения? – спросил он, не скры-вая объявшую его радость.
– Я во все верю: и в судьбу, и в хиромантию, и в астрологию, и в вызыва-телей духов…
Казбек слушал ее застенчивые объяснения, понимая, что все получится: «Ах, как я люблю наших женщин! Вах! При одном их виде все зажигается. Простые, добродушные, не то что сороки-москвички». И через двадцать ми-нут они уже сидели в прохладном привокзальном кафе и пили красное вино Алаверди. Даму звали Настя, и по ее рассказу Казбек узнал, что она заму-жем, имеет ребенка, но это не смущало Казбека, а, наоборот, подстегивало. Он, мысленно прижался ладонями, к складкам ее просвечивающей юбки, по-чувствовав антипатию ко всяческим условностям. Глотнув красного вина, Настя, благоухая, разговорилась. Застенчиво улыбаясь, жаловалась, что с трудом достала билет и, оставив сына у родителей в Сочи, едет домой.
– А вот посмотришь, вагон будет полупустой. Это они специально разво-дят, шабашку делают. – объяснял Казбек, перейдя на «ты».
Выпив еще по фужеру, они отправились на посадку. Невдалеке виднел-ся набросок их поезда. Настя, готовая на приключение, уловила в себе мощнейший зов, плотно перекрывающий слабеющие с каждой секундой сигналы, угрызения перед Игорем. Казбек ей понравился и низким, ли-шающим воли, тембром голоса вызывал симпатию. Как он и говорил, ва-гон оказался полупустой. Казбек, перекинувшись с проводником парой слов, занял отдельное купе. Настя под действием вина осмелела и была го-това к ухаживаниям со стороны Казбека. Но Казбек не торопил события, хотя в других обстоятельствах он брал на себя смелость решать с женщи-ной быстро и сразу. Но только не сейчас, когда он столько натерпелся, решив подзаработать и отправившись для этого в Ферганскую долину. Ку-пив там двадцать коробков с мацанкой и спрятав их на себе, он почувство-вал, что, если полетит обратно, его схватят, и, унимая страх, исколесил 700 км, чтобы улететь с другого аэропорта. Больше всего он боялся спа-ниелеподобных собак, нюхачей, но их, на его счастье, в этот раз не оказа-лось. В самолете один из коробков на глазах у удивленного попутчика предательски выскользнул из связки и, скользнув из брючины, упал под ноги. Казбек так оскалился в улыбке, что попутчик все понял что он ниче-го не видел. В Краснодаре не проверяли. Казбек, подпрыгнув от радости, покинул аэропорт, не дожидаясь возможности нарваться на инспектора с собакой. И вот теперь он сидел расслабленный с красивой женщиной и чувствовал, что жизнь прекрасна. «Сейчас обкурим нашу встречу» – думал он. Подойдя к проводнику, он спросил:
– Курнешь?
– Да нет, брат, я на работе.
– Да ладно, хорош. Какая работа – в вагоне три человека.
Проводник замялся.
– А что есть?
– Есть. Валом, убиться можно.
– Ну, это не желательно. Я же на работе… – заметил проводник.
– Для начала как тебя?
– Басыр.
– Я – Казбек. Так что не стесняйся, заходи закусить, выпить – все есть. Будем отдыхать.
– И дама треф есть – хитро улыбнулся Басыр.
– Этого, брат, не обещаю. Сам еще в непонятках. Ай, жулык, катала, ско-рее, она червонный э-э. – подмигнул Казбек.
Через полчаса компания из трех человек уже зажигала в полный рост. Мацанка, размешанная с анашой и выкуренная после двух бутылок путинки на троих, имела ошеломляющее действие. Ближе к ночи проводник Басыр вышел из купе и потерялся в собственном вагоне. Настя спьянилась еще раньше, но держалась, голова ее кружилась как искусственный спутник во-круг земли. Она напрочь забыла о желаемом приключении с кружащимся в брачном павлиньем танце Казбеком. Его красные маслянистые глаза показа-лись ей лупами чудовища, и она, обезвоженная наркотиком и водкой, обуре-ваемая страхом, кинулась к нему в ноги и словно дизельный манипулятор, намертво обхватив их, кряхтела и стонала «энц, эээнц, энц, энц», взмокшая от льющихся в жалости к себе слез.
– Что с тобой, девочка? В туалэт хочешь? – не понимал Казбек.
– Я тебя прошу, а-а-а-а-а-а-а, я умоляю, не надо, а-а-а-а, не-е-е-е выкиды-вай меня-я-я-я с поезда-а-а-а, у меня-я-я-я ребенок, не убивай его мать, я его мать, прошу тебя. – Ты, ба-ра-ра-ба… – ее заклинило.
Казбек удивился таким просьбам Насти.
– Планку от мацанки снесло напрочь…
– Не хуби, не выбрасывай… Я все сделаю… Я-я-я, – рыдала Настя.
– Да успокойся, милая. Я ничего тебе не сделаю. – гладя по горячей и сы-рой от пота голове Насти, приговаривал Казбек. – Вах, вставай с пола, да, пол грязный.
– Не губи, христом прошу. Не выкинешь мать рэбенка?
– Нет, нет, я женщин люблю, а… – Казбеку показалось, что Настя, все поняла.
– Тогда полюби меня, забери меня… – с трудом сменила она заевшую пластинку и коверкая язык, потому что ей казалось будто так он лучше пой-мет и сжалится, приняв ее за свою.
Казбек почувствовал, что птица готова вылететь из гнезда и уже собрался ответить на ее просьбу, задрал юбку, но в этот решающий для него момент Настя почувствовала себя плохо и ее стошнило под купейный столик.
– Та-а-а-ак, сказал бэдняк. – обречено произнес Казбек и, оставив Настю, вышел из купе.
Закурив, он из далека, не приближаясь, смотрел на сидящего в проходе с другого конца вагона, обкуренного и до зависти сладко, спящего, проводни-ка.
– Вот их вставило… Убились, бродяги… Увах, дурман-трава, налей яда… Сейчас ему никакой ревизор не страшен.– заметил Казбек и пошел по вагону, чтобы лечь спать в соседнем с Настей купе.
Утром Настя не знала, куда деться от сковавшего ее стыда, и призналась Казбеку, что совсем ничего не помнит… Казбек уверил ее, что ничего страшного не произошло – со всеми бывает – и оставил ей номер своего мо-бильника, на который она через несколько дней и позвонила.
21
ТАЙНА
С работы Алихан ушел раньше обычного. Вагап отвез его до непримет-ного места среди элитных кварталов частных домов, с высокими, из красно-го кирпича, стенами и не менее высокими, в основном двухэтажными, част-ными домами, где Алихана ждал Иса, его закадычный друг и приятель. Они вышли навстречу друг другу, обнялись в приветствии, словно не виделись много лет, и затем, избегая любопытных взглядов, но и особо не перебарщи-вая с конспирацией спешно сели в черную волгу Исы, в которой он сам сел за руль, хотя имел личного водителя.
– Ну что, Алихан, расслабимся, ты как, не против по сто грамм?..
– А что, нам здоровье позволяет. – бодро отвечал Алихан.
– Что там москвичи? – спросил Иса.
– А что, прикрытие им сделаем, пусть делают и бегут, а мы (при этом Алихан имел в виду Ису) пару человек примем. И если что к этому делу привяжем, и нам хорошо, и москвичам спокойно. Есть у тебя пара отморо-женных на примете? – переспросил Алихан.
– Да даже если нет, найдем, не проблема, все будет нормально… – заве-рил Иса. – А сейчас…
– Ну как скажешь… – одобрил Алихан. И они поехали, петляя по улицам города, пока не остановились у одного из десятков похожих друг на друга особняков.
– Они уже там? – спросил Алихан.
– Нет, скоро подойдут, а мы пока по сто грамм сделаем, расслабимся… – пояснил Иса, – ну как всегда, куда нам спешить…
Где, помимо семьи, проводил время Алихан, знал только его друг Иса. Их интимная компания сформировалась давно, еще лет двадцать назад. Ве-селый, любвеобильный Иса притянул серьезного Алихана своей нескудею-щей жизнерадостностью.
– На этой работе с ума можно сойти, если не расслабляться, а голова, сам знаешь, после 12, как у Талыша, не работает…
Иса был моложе Алихана на десять лет. Алихан держал себя в форме, чему способствовала хорошая наследственность, и сейчас, в свои пятьдесят пять, он был все так же подтянут, как и двадцать лет назад, когда сдружился с Исой, приехавшим после учебы из Ленинграда.
Уже тогда Иса был с сединой на висках и выглядел старше своих лет. Иса сразу понял и признал Алихана за лидера и подстроился под него, и, будучи в обществе, он даже сейчас, после стольких лет дружбы и сумасшедших де-вяностых, соблюдал субординацию, показывая пример окружающим, как бы говоря: «Несмотря на дружбу, старший есть старший и работа есть работа, а дом есть дом, и каждый должен об этом помнить», несмотря на то, что Иса и Алихан являлись и дальними родственниками по отцовской линии…
– Ненавижу панибратство – ревниво говорил Иса Алихану после третьей стопки водки. – Они что, не видят, что Мухуев относится к этому серьезно и ничего подобного себе не позволяет – говорил он о себе во втором лице и добавлял: – Другое дело на отдыхе… – здесь Иса был раскрепощен и свобо-ден.
Алихан пил виски, Иса же предпочитал водку. Но сейчас шел священный месяц, и Алихан, соблюдавший пост, отказался выпивать. Иса, раскрутив было пробку, спешно закрутил ее обратно.
– Что, и девушек не приглашать? – спросил Иса.
– Почему? Позвал же, пусть потанцуют… – одобрил Алихан. Он снял бо-тинки и прилег на тахту, не заметив, как уснул. Иса отвел вызванных деву-шек в другую комнату и там, глотнув виски, попросил их танцевать танец живота, украшенный и озвученный поясом из серебряных монет, весившим несколько тысяч грамм.
– Давайте, делайте, девочки, хай гуй…
Алихану снилась шестнадцатилетняя Алина. Он лежал с ней на огромной кровати и слушал, как ее робкий голос рисует ему его юность, шедшую сквозь дремучий гностический лес, меж стволов вековых деревьев, а она шла за ним, юная фея утра, и они шли в радостный, счастливый рассвет, раздви-гая ветки и не боясь нового дня. «На кого же она похожа?» – думал он. Али-на чеканила слова, словно на уроке, и отвечала ему урок, подбрасывая дрова слов в костер его души, как тогда, тридцать пять лет назад, когда он встретил свою будущую жену на своем уроке. «Казалось, это было в другой жизни. Я был учителем… недолго, всего год и…» Он и без виски был пьян от юной Алины. «И зачем я ем креветки: чтобы получить еще больше мужской силы? – спрашивал он себя, обнюхивая пропахшие рыбным запахом пальцы. – Эта мимоза – все, что мне сейчас надо». Он пристально смотрел на нее, лишь из-редка соскальзывая с глаз-магнитов, и ему казалось, что ее изящный пальчик вот-вот утонет в сверкающем меде губ, и, сглотнув слюну, он с силой щип-нул себя за кадык. «Она меня соблазняет… а сама, что она, сама не догады-вается об этом? – думал он, омывая пальцы в лимонной воде и не переставая любоваться ее бирюзовыми оттенками, от голубого до белого, лунного в священных танцах Востока, и смеялся вместе с ней, но взять в заглот не мог: рука бессильно лежала, не в силах преодолеть сопротивление сильфов.
И был момент, когда уже голова болела от мысли: «А взял бы и…», его огромный рот синего кита раскрывался, чтобы заглотить снежного планкто-на – но ее длинная коса, знак чистоты и девственности, не позволили тро-нуть. И он не тронул лунный серп ее лица, не сорвал чистых одежд, доволь-ствуясь тем, что легкий ток бежит по их телам и что ему нравится ее немно-гословье и синева вод, ее приятный запах, который он, правда, не чувствует в полной мере из-за перебитой в молодости носовой перегородки. Он хотел себя уважать, за то, что остановился, затушил пожар отца Сергия в тот мо-мент, когда мог бы спалить все вокруг. «Она еще молода и прекрасна, как арабская кобылица, летящая ветром…» – и сам же смутился от того, что сравнил ее с лошадью, пусть и породистой, с детства мечтая обзавестись па-рой породистых лошадей, и непременно с арабской родословной – девочку и мальчика, кобылицу и жеребца, чтобы они принесли такое же ослепительно красивое потомство, а у Алины еще все впереди, а сердцевина у нее не гни-лая, и ее появление здесь – нелепая случайность…
– А у вас, не иначе, любовь, товарищ начальник? – подначивал Иса.
– Тихо… не шуми… – и Алихан подносил палец к губам, переживая, что Алина услышит. – Она еще девочка… – шептал Алихан, не похожий на себя прежнего.
– «В каком месте она девочка?» – думал Иса, вспоминая, брал он ее рань-ше или не брал.
– Да ты знаешь, какая она профессионалка… – упорствовал в своем не-знании Иса. – А коса – это шиньон…
– Тихо, я не хочу ничего знать, она мне напоминает что-то светлое… вы-плывающее из детства… – задумчиво, не поясняя, наблюдал Алихан, зная, что Исе сейчас нужно совсем другое. «И все равно он не поймет лошадиную грацию и волшебство так, как я это вижу…» – подумал он.
– Ну смотри, брат, дело твое…
– Хорошо, хорошо… и ее голос… «Луна часто спрашивает меня, о ком плачет мое сердце…» А меня Луна не спрашивала, о ком плачет мое сердце, – с сожалением вспоминал Алихан, и Алина, взмахнув не игрушечной саб-лей, ослепила Алихана. Он ахнул и очнулся. В комнате было темно, а где-то рядом он слышал голос Исы. «А, а, а, еще раз, оппа, здорово, ух, козочки мои, повееррнулись, вернулись» – словно на параде, командовал Иса. Али-хан кашлянул, потом заскрипел на тахте. В комнате, где находился Иса, все затихло.
– Отдохните пока, но не расслабляйтесь, я скоро… – услышал Алихан тихий голос Исы, а через секунду увидел и самого Ису, голого по пояс. – Что, вздремнул? – улыбаясь, спросил Иса.
– М-да, – сонно ответил Алихан.
– А ты, я гляжу, расслабился. Да, я забыл тебя спросить: ты узнал про сына Ахмеда?
– Пока тишина, Алихан. Собственно, он был в Чечне, но его…
– Что его?
– Ранили его, но все в порядке, он в Москве, в госпитале долечивается.
– А что же, тишина, говоришь? – сомневаясь, переспросил Алихан.
– Да есть там… не долечился он почему-то и сбежал, вот сейчас выясняет-ся…
– Сбежал? Надо же, бегун, второй Ахмаа… Тот тоже отовсюду сбегал… – недовольно произнес Алихан. Иса молчал, чувствуя, что Алихан не в духе.
– Сон плохой приснился? – осторожно пошутил Иса.
– Да, девчонка молодая приснилась, как ее… Алина, кажется, помнишь, лет пять-шесть назад здесь была.
– Которую ты оставил?
– Да, да, она… ты не знаешь, случаем, что с ней, где она, как живет? – ос-торожно переспросил Алихан.
– Да как не знать, видел я ее в городе… Да и не Алина ее зовут, а Инди-ра…
– Индира? – удивился Алихан, вспоминая.
– А что ж ты мне не сказал?
– Ну так сам пойми: они сами не желают под своими именами светиться. Тем более молодая…
