(Не) Царевич и белый кот

Глава 19. Список невиновных

Я снова продолжила сосредоточенно писать, а кот ученый – говорить:

– «Подозреваемый номер три: Кощей Бессмертный. К убийству бабы Яглы не причастен, так как умер с ней в одно время».

– Как «Ромера и Джульпедро»? – снова задал неуместный вопрос мой бестолковый брат, сосредоточив на себя два недовольных взгляда – мой, ведь я терпеть не могла эту балаганную постановку, и кота ученого, который заморскую версию «Алеши и Макоши» явно не смотрел.

– Да. Почти, – ответил кот и нервно хвостом махнул. – Пометьте в бересте, что кляп приобрести надо.

Хотел было Лисияр заступиться за свою свободу слова, но кот Баюн строго на него глянул прищуренным желтым взглядом и продолжил говорить:

– Пишите, молодая девица: «Мотив совершения убийства есть, свидетелей – нет».

– Если мотив есть, и свидетелей нет, значит, Кощей и есть убийца! – не удержался Лисияр.

– Время смерти подозреваемого почти совпадает со временем смерти жертвы, что могло бы говорить в пользу совершения преступления, если бы не тот факт, что они находились в разных царствах-государствах. Предвосхищая ваш вопрос, молодой человек, отвечаю, что ступа бабы Яглы до сих пор стоит на лесной стоянке, а ковер-самолет Кощея Бессмертного истлел еще триста лет назад, когда он окончательно стал домоседом, – ответил кот и зевнул.

– «Подозреваемый номер четыре: Змей Горыныч, Сива Силович и Царь Огненный в одном лице змеевом». Так и запишите, молодой девица, – сказал кот Баюн и в кучу листьев на полу уставился немигающим взглядом. – «К убийству бабы Яглы не причастен из-за отсутствия состава преступления».

– Не может быть! – вмешалась на этот раз я. – Змей Горыныч – душевнобольной огромный красный дракон, к тому же страдающий растроением личности! Убийство вполне могла совершить одна из его голов, тем более что на бабу Яглу он зол был, ведь она его к Кощею Бессмертному приворожила, из-за чего тот на себя руки и наложил! Его даже за два синхронных убийства посадить в тюрьму можно!

– Верно мыслите, – удовлетворенно произнес кот ученый, махнув хвостом, – да неправильно. Я после отдельно допросил каждую субличность Змея Горыныча, и каждая подтвердила слова другой. В ночь убийства бабы Яглы разгневанный Сива Силович высвободился из заточения и полетел к Погостной избушке, чтобы с бабой Яглой разобраться. Факт побега подтвердил персонал тюрьмы-лечебницы. Схватив жертву, Сива Силович затащил ее в избу через трубу, что объясняет целостность защитных печатей, но, ударившись об пол, он потерял власть над телом Змея Горыныча, после чего его место занял Царь Огненный, который внезапно ощутил острую тоску любовную по Кощею Бессмертному, поэтому поспешно покинул жертву. В Триадамском царстве при виде похищенных красных девиц Змей Горыныч вновь обрел власть над своим телом, но был оглушен ударом молота по голове Анной Буяной, после чего в бессознательном состоянии вновь был возвращен в Огненное царство.

– Вот оно как! – не смог сдержать возгласа удивления притихший Лисияр и еще шире распахнул свои зеленые глаза, когда я добавила, беспомощно разведя руки в стороны:

– Тогда у нас нет подозреваемого. Я проверила последнего, Водяного – к убийству бабы Яглы он не причастен. Сто сорок пять русалок и шесть кикимор видели, как он танцевал в ночь убийства, пьяный и голый, в чистом пруду, после чего беспробудно спал три дня и три ночи. До сих пор от похмелья страдает.

***

– Эта крайне занимательная информация дополняет мои сведения по обороту товаров и услуг на черном магическом рынке, – прикрыл глаза кот ученый, словно что-то подсчитывая в уме, а затем степенно продолжил говорить. – У Водана Водановича было совместное магическое дело с жертвой, построенное на системе нерушимого колдовского бартера – баба Ягла поставляла в Заболотное царство запрещенные грибные препараты, а Водан Воданович в Триадамское – хм, девиц-русалиц…

– Это же бледянки и русалоторговля! – воскликнул Лисияр и вскочил, взметнув ворох опавших личных дел.

Я вдруг посмурнела, но предаваться тоске-печали мне не дал кот ученый, который, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Итак, молодая девица, надеюсь, вы пометили в бересте, что подозреваемый номер пять, Водан Воданович, именуемый в Триадамском царстве Водяным, к убийству бабы Яглы не причастен. Тогда пишите: «Подозреваемый номер шесть – воевода Ратмир, и подозреваемый номер семь – его помощник Алесь…»

– Да быть такого не может! – воскликнул мой брат и яростно топнул ногой по полу, чуть не пробив дыру в домике на дереве. – Руку даю на отсечение! Нет! Голову! Что не виноват воевода Ратмир и Алесь!

– Успокойтесь, молодой человек, и не крушите мое жилище, иначе с Любавой сами разбираться будете. Руку и голову при себе оставьте, а вот язык свой, так и быть, отсеките. Мне нужна тишина, чтобы сосредоточиться.

Лисияр с обиженным видом снова сел на пол и угрюмо предложил свой план действия – проникнуть в казарму княжескую и с глазу на глаз с воеводой Ратмиром поговорить, да Алеся повыспрашивать.

– Весьма недурно, молодой человек, – отозвался кот ученый и лукаво подмигнул желтым глазом. – Немедленно опросите подозреваемых – под запись, конечно, а я тем временем изучением родословной бабы Яглы займусь, завещание ее просмотрю и все о судьбе ее сына узнаю, а также все казенные записи Триадамского царства подниму, чтобы факт воровства и подкупов установить, если таковые имели место быть. Можете быть свободной, Лисияна Годимировна. Скатертью дорога.

– Я что, насовсем свободна? – расстроилась я.

– На сутки, – ответил кот. – Ровно столько времени мне потребуется, чтобы все глубоко и тщательно изучить, а после я снова вас жду на этом самом месте в это самое время. Заговор: «С молодецкого посвисту пыль столбом».

– Постойте-ка! Дайте отдохнуть хоть денек-другой, прежде чем на новое задание посылать!

– В загробном царстве отдохнете, молодая девица, – улыбнулся в усы кот ученый и лукаво прищурился. – Тогда как вы смотрите на то, чтобы попутчиком своего брата и Всадника Вечера стать?

– Ну уж нет, Лисияна! Дома сиди и батюшку развлекай! Не нужны мне здесь попутчики! Неженское это дело – по казармам ходить да мужчин выспрашивать! – вдруг ни с того ни с сего заупрямился мой брат, но быстро я догадалась, что переменилась уже его дума лисья, и он сам вместо меня княжеским вызнавщиком стать захотел.

Да только не бывать тому!

Глава 20. Царевич Елисей

Огнем дышит, полымем пышет, хвостом след устилает, долы и горы промеж ног пускает – так и мчались мы по горам лесистым, по холмам мясистым через буйные реки да по крышам золотых домов, где вечеряют человеки, сидя за спиной Всадника Вечера на исхудалом гнедом коне, который копытом бьет, удила грызет, облачается небесами, подпоясывается зорями и застегивается звездами.

Вдруг над одним из теремов, с крышей золоченной, застыл Всадник Вечера и, пыхнув махоркой, сбросил меня с братом вниз, а затем неспешно продолжил свой путь по небесному маршруту, оставив нас лежать на траве-мураве поля тренировочного возле казармы воеводы Ратмира, куда и просили доставить нас скорехонько.

То не сизый орел, не ясный сокол подымается, то боярский сын, от земли отрывается, на ноги встает, в сторону деревянного терема идет, к земле пригибается, чтобы быть ниже травы, тише воды, ведь незаконное проникновение на охраняемый военный объект Триадамского царства смертью через четвертование карается.

– Ну и дела! – выдохнул Лисияр, влезая в окно, словно нарочно для него приоткрытым оставленное. – Лихо же я очутился здесь! Никто никогда не поверит мне, если скажу, что помог мне бог солнца, Всадником Солнца именуемый!

– Помни, братец, что батюшка тебе наказал за тридевять земель казарму обходить и из лука стрелять на поражение, коль покажешься ты здесь и воеводе Ратмиру игрой на гуслях докучать будешь! – воскликнула я, за ним следом в терем незаконно проникая.

Вздохнули мы оба и оглянулись, да только все равно не увидели ничего – темно, хоть глаз выколи, и нет с нами кота ученого, что глазами-плошками светит, как луна полная.

Стали мы на ощупь пробираться вдоль длинного дубового стола, за которым обычно совет воевода держит, как вдруг увидел Лисияр себя будто в отражении зеркала волшебного – по локоть в красном золоте, по колени ноги в чистом серебре. Также одет он в кафтан алый боярский, сверкающий каменьями драгоценными да золотой нитью вышитый и мехом песцовым подбитый, а на голове – шапочка бархатная, пером павлиньим украшенная. Только кудри его буйные в отражении длиннее вдруг стали, да и сам он выше и стройнее стал, словом, в красного молодца превратился.

– Что за чудо чудное и диво дивное, – удивился мой братец недалекий и чуть богу душу не отдал от страха, ведь его отражение вдруг схватило копье, на стене висевшее, и в него швырнуло, благо, увернулся Лисияр, иначе пригвоздило бы его к стене оружие грозное.

– Изыди, нечистая сила! – крикнул вдруг его двойник, да только голосом шибко знакомым. – Лисияр? Ты ли это, боярский сын?

– Еля? – в свой черед удивился мой брат.

– Какой еще «Еля»? Царевич я Елисей, сын князя Казимира Могучего, – важным тоном произнес красный молодец и руку боярскому сыну подал, улыбкой дружеской поприветствовав друга давнего, – так меня только в детстве мамки кликали, когда в куличики с тобой играл, а сейчас я на службе государственной. Секретной. И нужно мне срочно… живой воды добыть.

Удивилась я пуще прежнего, ведь царевич Елисей ни в чем нужды не знал – ни в яствах, ни в развлечениях, ни в артефактах магических, даже служить ему в армии было разрешено.

Да и кто живую воду в казарме воеводы Ратмира искать будет?

О том и спросил царевича.

– Эх, не признал я тебя, Лисияна, без кокошника резного! Хоть и не дура ты, а вопросы глупые задаешь, – с горечью ответил Елисей, головой кудрявой качая. – Всем в Триадамском царстве уже известно давно, что приворожила меня Варвара Краса Длинная Коса, да только сама уродиной стала, а ведьма лесная, бабой Яглой именуемая, умерла, поэтому обратить вспять колдовство ее никто не может, ведь заклятий ее тайных не ведает. Измаялся я, истосковался, сил моих уже нет – так Варвару хочу увидеть, а как увижу, так сразу в обморок от страха падаю.

***

Поняла я, о чем толкует Елисей, ведь опрашивала Варвару вместе с котом ученым и тоже сознание не раз теряла, но не стал замечаниями своими речь царевича прерывать.

– И вот однажды истосковался я так, что от кручины невыносимой в сундук залез в княжеском покое, где отец мой, князь Казимир Могучий, с воеводой Ратмиром тайно переговаривал о вещах неупокоенной мертвой бабы Яглы, которую надобно покойной сделать, – продолжил повествование царевич, голос таинственно понизив. – Говаривал он, что бутылек живой воды нашли в Погостной избушке, который надобно надежно в казарме за семидесятью семи замками в сундуке булатном схоронить, чтобы никто не воскресил покойницу. И обмолвились о чудодейственных свойствах воды этой, которая от хвори любой может исцелить, если употреблять ее по одной капле на стакан воды в течение месяца. Так мой отец от ревматизма хотел вылечиться, а я – от приворота, но кто-то украл воду живую из сундука в казарме. Кстати, а вы что тут делаете? Тебе ж вроде, Лисияр, велено было на сто верст к казарме не приближаться. А ты, Лисияна, небось за братом увязалась, чтобы жениха своего отвергнутого снова к сердцу прижать?

Хотела я от возмущения во всем честно признаться и о расследовании загадочной смерти бабы Яглы сообщить, и о том, что это кот ученый живую воду из казармы похитил, чтобы только меня в любви к ненавистному воеводе Ратмиру не заподозрили, да только не успела.

Вдруг послышался грохот шагов, деревянный пол сотрясающий, и узнала я голос жениха своего.

Всполошился царевич Елисей, запихнул меня с братом под стол дубовый, а сам в сундук булатный спрятался, семьдесят семь замков которого самолично вскрыл, научившись, видимо, этой премудрости в монастыре Святого Луки, когда к Анне Буяной хотел сбежать.

– «На море, на окияне, на острове на Буяне стоит бык печеный: в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь», – прочитал закодированное послание заморское, на бересте написанное, воевода Ратмир, когда вошел вместе со своим помощником в казарменный покой. – Эх, плохи наши дела, Алесь. Не будет нам никто в войне с живыми мертвецами помогать. Померла бабой Ягла, и живая вода волшебная исчезла, которая надобна, чтобы ведьму эту лесную воскресить, ведь надежда только на нее и была, на проклятицу эту. Веками так умело тренировала она наемных убивцев, чтобы Кощея Бессмертного извести, что пополнилось армия наша богатырями силы невиданной. Даже поле тренировочное в Дремучем лесу ей князь Казимир Могучий выделил, очи свои мудрые на ее подпольные дела закрыв, строго запретил мне ее трогать и все прегрешения колдовские простить, да только все равно убил ее лиходей какой-то.

Глава 21. Вещее блюдечко

С тяжелым вздохом сел воевода за стол дубовый, который треснул, хрустнул и на щепки едва не разлетелся, и попросил Алеся лучину зажечь, чтобы подумать, что князю Казимиру на военном совете сказать и как беду отвести.

Хотел было уже Лисияр из-под стола выползти да помощь ратную свою предложить, как помощник воеводы Ратмира многоумелый вдруг решение предложил:

– А ежели мы гостинцы к царям соседних царств отправим? Подкупом да лаской их приголубим?

– Да что надобно-то владыкам этим коли у него итак все есть? – спросил воевода и пуще прежнего нахмурился, в свете одинокой лучины осматривая сокровища диковинные и редкие, в казарме его на сохранение припрятанные.

– Может, сапоги-скороходы царю заморскому подарим? – вдруг предложил Алесь.

– Ног у него нет, он же царь заморский, ластами наделенный, – с горечью ответил воевода и золотой шлем задумчиво почесал.

– Может, тогда Меч-кладенец?

– Сгинул Меч-кладенец. Ведьма старая, бабой Яглой именуемая, припрятала его куда-то, до сих пор найти не можем. Вес лес Дремучий вверг ногами перевернули, исчез, словно в воду канул…

Вдруг в углу казармы зашебуршилось что-то в сундуке булатном, запертом на семьдесят семь замков, будто мышка-домовушка в нем завелась.

Чуть в обморок не упала я, от страха под столом скукожившись, когда Алесь прямехонько к убежищу царевича Елисея отправился, с легкостью поднял сундук булатный и перед воеводой на стол дубовый его поставил, после чего ловко все замки отпер и сына княжеского на свет явил.

– А вот и подарочек сыскался, – довольным тоном прогрохотал воевода Ратмир, в усы пшеничные усмехнувшись. – У царя заморского семь дочерей, поэтому мы жениха подарим, союз политический заключим. Родне царь заморский помогать будет, поэтому давай молодчика этого свяжем, письмо ему в рот засунем да прямо в сундуке отправим. Пиши, Алесь, послание: «У вас товар, у нас – купец. Станем жить поживать, ума наживать, лихо избывать и против живых мертвецов вместе воевать».

Сказано – сделано.

Упаковали богатыри царевича Елисея в сундук булатный, красной лентой его перевязали да велели в Заморское царство доставить и лично в руки царю передать, а после вышли из казарменного покоя и на военный совет направились, чтобы князя Казимира Могучего обрадовать, который никак не мог женить сына своего и со страхом думал, что не привороженный сын его, а просто голубок сизокрылый.

Когда осталась я снова с братом во тьме, под столом от страха скукожившись, то быстро смекнула, что дело об убийстве бабы Яглы не простое, а политическое, как батюшка и предупреждал, и что в смерти ее царь иноземный замешан – никак не меньше.

В сильном волнении вскочила я на ноги, и Лисияр за мной последовал, да только головой пребольно о стол дубовый ударился.

Вдруг на пол блюдечко серебряное упало, которое воевода Ратмир по слухам для дознания подозреваемых использует, вместо того, чтобы чай из него пить.

Не растерялась я – тут же в блюдечко взглянула, предварительно дохнув на него и рукавом до блеска натерев, как написано было в грамоте по обучению вызнавщиков Триадамского царства, и тихо скороговоркой начал подбирать слова заветные, волшебство пробуждающие:

– «Опрос от начала начинается, до конца подозреваемый мается, на середке не перебивается. Из опроса слово не выкидывается. Правда растет не по дням, по часам, как пшеничное тесто на опаре киснет. Не за былью опрос гоняется, а план государственный выполняется…»

Вдруг полыхнуло синим пламенем блюдечко и яблочко красное по часовой стрелочке покатилось и всех преступников и супостатов Триадамского царства показало и в том числе – кота ученого, табличку в белых лапах мохнатых держащего с надписью недвусмысленной «Валериана».

***

– «Баюн Баюнович Кот. Нюхает валериану, которую у бабы Яглы берет. Закладки найдены в трухлявом пне в кольце грибном. Преступник сознался, что с покойницей давно знаком. Работал на нее, пока сказки лесные писал. Мотив убийства: поставщик валериану больше не давал», – прочитала я в блюдечке и в сердцах громко топнула сапогом красным, с загнутым носком, забыв, что ежели нас вдруг поймают в казарме, то за незаконное проникновение на охраняемый военный объект – четвертуют.

– Так вот почему этот кот за расследование взялся! Это его лап дело! И меня к этому гиблому делу привлек, чтобы я помог ему следы преступления сокрыть! Не политическое оно, а наркотическое! – воскликнул Лисияр.

В моей голове рыжеволосой вдруг вся картина преступления мигом сложилась: кот ученый единственный знал, как в Погостную избушку проникнуть так, чтобы защиту магическую «Девичий волос» не сорвать, да и в трубу мог запросто скользнуть, а потом хвостом пушистым все улики замести.

Выпрыгнула из окна я, блюдечко за пазухой припрятав в качестве улики неоспоримой, что кот Баюн в смерти бабы Яглы виноват и поползла по траве-мураве вдоль забора казарменного, чтобы найти бревнышко слабое, которое подкопать маленько нужно, да и за ограду выскользнуть, как вдруг почувствовала, как сапог богатырский мне на спину опускается да к земле-матушке пуще прежнего придавливает.

– Глянь, Гора, гость у нас незваный, да долгожданный, – пробасил знакомый голос, в котором я сразу Суму признала. – Нет от тебя спасу, боярский сын: вон тебя из двери, ты в окно лезешь, вон тебя из окна, ты в трубу ползешь, вон тебя из трубы, ты в печь лезешь. Не примут тебя на службу военную. Батюшка твой место тебе пророчит в Думе Боярской. Да что ж делать с тобой, молодчик окаянный?

– К воеводе его отвести надобно, – грозным тоном произнес Гора. – Пусть решат на совете военном что ему отрезать за незаконное проникновение: руки, ноги, голову или все разом единым.

– Руки ему точно не отрежут, гусляр он знатный, – со знанием дела возразил Сума и головой в шлеме златокупольном покачал. – Голова ему надобна, чтобы шапку боярскую носить, а вот ноги… Не надобны они ему будут. Как засядет в Боярской Думе, так только в гробе ее покинет.

То не пыль-поле подымается, то я от земли отрываюсь мощной рукой богатыря Сумы, который за шиворот тащит меня в терем златой, где день и ночь заседает в Боярской Думе отец мой немолодой, а воевода Ратмир в соседнем покое князю Казимиру объясняет, что ежели женить царевича Елисея, то отпор живым мертвецам можно дать.

Глава 22. Погостная избушка

Свистнул, гаркнул, молодецким посвистом, богатырским покриком Сума, что к воеводе на военный совет направился, меня за ворот кафтан волоча, и остановился перед дверью дубовой, красным лаком покрытой да мечами булатными иссеченной, ведь не всегда мирно военные советы проходили, иногда и удаль богатырскую показать было надобно.

Успела только я табличку медную на стене прочитать с приписками разными, гласящую: «Вправо по коридору пойдешь – князя найдешь (тута он, но не принимает), влево по коридору пойдешь – голову потеряешь (покои палача), прямо пойдешь – воеводу не найдешь (на поле бранном он)», после чего дверь массивная со скрипом отворилась и передо мной предстал Алесь с лицом невозмутимым, словно камень придорожный и внутрь покоя нас пропустил.

– Ну, здравствуй, Лисияр, – пророкотал воевода Ратмир, который вопреки написанному на табличке на месте был, во главе стола сидел и на карту мира, скатертью застланную, смотрел. – Давненько жду тебя, а ты все не идешь да не идешь, хоть повесткой вызывай. Кто границы Триадамского царства охранять-то будет?

Глянула я и опешила от удивления – по правую руку от воеводы кот Баюн сидел да мордочку лапкой умывал.

– Не велите казнить, велите слово молвить! – воскликнула я и на одно колено перед бывшим женихом встала, как бы точно мой брат бестолковый сделал. – Неслыханное дело в царстве нашем творится! Кот Баюн бабу Яглу убил! Я видел показания его в блюдечке опросном! Валерианозависимый он! К делу погибельному меня склонил, чтобы помог я ему следы преступления его скрыть!

Тихо стало в позолоченном покое, слышно только, как белый кот нервно хвостом пушистым постукивает да глаза желтые хитро щурит.

– Вы до конца мой опрос в блюдечке опросном посмотрели, молодой человек? – важно спросил кот и лапой белой взмахнул, чудом каким-то мгновенно из-за пазухи у меня артефакт магический выкрав, после чего на блюдечко дохнул и хвостом пушистым до блеска натер.

И вот что в нем теперь отразилось:

– «Баюн Баюнович Кот. Нюхает валериану, которую у бабы Яглы берет. Закладки найдены в трухлявом пне в кольце грибном. Преступник сознался, что с покойницей давно знаком. Работал на нее, пока сказки лесные писал. Мотив убийства: поставщик валериану больше не давал… Раскрыто дело по факту хищения травы. Баюн Баюнович Кот разоблачил банду «Грибные сны». Внедрен под видом фамильяра, собрал на Лешего компромат. Награжден белой шубой магической, чему князь Казимир очень рад».

– Кем это внедрен? – несказанно удивилась я.

– Мы все работаем на службу государственной безопасности Триадамского царства, и ты, Лисияр, благодарю коту ученом – тоже, – со вздохом произнес воевода Ратмира. – Лешего вот недавно повязали за торговлю запрещенными травами в Дремучем лесу, да только к убийству бабы Яглы он непричастен оказался. Только в ее ведьмовском грибном кольце валериана и росла, и со смертью ее окончательно завяла, что невыгодно совсем подельнику ее, вот он добровольно и сдался. И блюдечко это не опроса преступников, а свидетелей. У Алеся дыба в кладовке стоит не распакованная, все никак на супостатах не опробуем…

Тут словно гора упала с моих плеч, ведь горько мне было друзей в подлоге подозревать.

Вышло все в итоге так, что это я ошибаюсь, видимо, не зря батюшка Лисияра «Бестолковичем» именует, да только сомнение мне уже в душу закралось, поэтому я у кота ученого спросила:

– Если вы работаете на князя Казимира Могучего и одним делом с воеводой Ратмиром занимаетесь, то почему расследования порознь ведете? Почему его тоже подозреваете вместе с помощником Алесем? – спросила я и руки на груди сложила в знаке, что сердце мое тревоги и печалей полно, а все из-за недостатка вызнавательного образования.

– Дело это государственное и под грифом «секретно», поэтому все мы друг друга подозреваем и перепроверяем, ведь из-за смерти этой бабы Яглы проклятущей война вот-вот разразиться с полчищами живых мертвецов, на которых нет более управы, – со вздохом произнес воевода и рукой по карте мира провел. – Кто-то злонамеренно ее погубил, чтобы все царства-государства между собой стравить да хаос великий посеять. Эх, если бы воскресить живой водой ведьму эту проклятущую, то миновать лихо можно было, да где только найти это зелье магическое, ведь в Погостной избушке на столе, оказывается, поддельное стояло.

Крепко задумалась я, даже кудри рыжие светиться начали от напряжения, и вдруг спросила я:

– А ежели мы заново Избушку на курьих ножках обыщем? Может, в погребке завалялось что?

***

– «Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом!» – воскликнула я, позабыв совсем, что без хозяйки избушка ото всех гостей деревянную морду свою воротила и стояла посреди опушки, как в землю вкопанная.

Строптивая Погостная избушка только ставни захлопнула да дымом черным из трубы пыхнула, демонстрируя, что гостям не рада и лучше убираться им подобру-поздорову за тридевять земель.

Тут и кот ученый решил мастерство подбора слов к магическим предметам и существам похвастаться, поэтому тихо промурчал:

– «Баба-ягла, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает».

Да только не сдвинулась с места избушка, поэтому воевода Ратмир и Алесь, переглянувшись, молча ее подхватили и вперед дверью поворотили, да защиту аккуратно сняли, а после в хатку колдовскую вошли и маковки шлемов почесали.