скачать книгу бесплатно
Потом в студенческой компании Йезада стали появляться девушки, и страстная любовь сестер приобрела деспотический характер – предвестие грядущих бед. Немыслимо – невесть откуда взявшиеся, совершенно посторонние девицы смели претендовать на частицу внимания их брата. Реакция сестер приобретала все более широкий диапазон – от негодования и гнева до горьких попреков. И Йезаду все чаще приходилось делать выбор между миром в семье и вечером в дружеской компании.
– Нашу с папой помолвку они не могли пережить, – рассказывала Роксана, – со мной едва разговаривали, не участвовали ни в одном из свадебных обрядов. Я как будто ребенка отнимала у них. И они к любой бы так отнеслись, на ком бы папа ни женился. Разве нет, папа?
Она погладила руку Йезада, он кивнул.
– А может быть, если бы вы жили вместе, они стали бы лучше относиться к маме, – предположил Мурад.
Йезад покачал головой:
– Ты своих теток не знаешь. Годами шли бы ссоры и скандалы. Что дедушка приобрел для нас квартиру, это был наилучший выход.
Джехангир сказал, что никогда не понимал, почему у них есть только дядя Джал и тетя Куми, а у других ребят полно дядей и теток.
– Мы никогда не ходим в гости к другим.
Тут Йезад объявил, что с детей хватит семейных историй – и так много узнали за один вечер: и про те вещи, которые огорчают тетю Куми, и про его сестер. Джехангир сказал, что, когда вырастет, напишет большую, толстую книгу – «Полная история семьи Ченой – Вакиль».
– Но условимся, что ты про нас будешь писать только хорошее, – сказала мама.
– Нет, – возразил Йезад, – условимся, что он напишет правду.
Глава 3
Ни стука в дверь, ни звонка, только глухой удар, от которого у Куми побежали мурашки. Она продолжала сидеть, уткнувшись в газету, но в голове у нее пронеслись все недавно читанные истории о грабежах среди бела дня, когда бандиты врывались в дома, убивали хозяев и выносили добро из квартир.
Дома были только она и Джал. Нариман воспользовался перерывом в дожде и пошел прогуляться. В последние две недели лило как из ведра, и ему не хотелось упустить ясный вечер.
Еще один удар, такой сильный, что его расслышал Джал.
– Подойти? – спросил он.
– У окна постой – на случай если придется звать на помощь.
Куми на цыпочках подкралась к двери – посмотреть в глазок. Если что-то подозрительное, сразу отойдет, пусть думают, что в квартире никого нет.
За дверью кричали на хинди, требовали поскорей открыть. Один голос, потом другой:
– Дарвазакхоло! Откройте двери, джальди, быстро! Кои хэ, есть кто дома?
Она отступила, собралась с духом и шагнула вперед. Холодея от страха, что сейчас наяву столкнется с тем, что видела в кошмарных снах, она приникла к глазку. И в тот же миг поняла, что сбывается другой кошмар, связанный с отчимом.
Двое мужчин, на их руках бессильным мертвым грузом повис Нариман. Один подхватил его под колени, другой продел руки под мышки Наримана, сплетя пальцы на груди отчима. Тот, что держит за ноги, босой ногой колотит в дверь – вот откуда глухой стук.
Он еле удержал равновесие, когда Куми рывком распахнула дверь. Палка – подарок на день рождения – ручкой зацеплена за рубаху, натягивает застежку на груди.
– Джал! Скорее сюда, Джал!
Мужчины тяжело дышат, пот заливает им лица. От них воняет, думает Куми. Она узнала их, они из магазина субсидированных продуктов, мускулы в наем, относят на дом покупателям мешки с зерном. «Не очень-то сильные, – думает Куми, – если так замучились с тощим стариком».
– Чего ждете? – истерически вопит Джал. – Чало, вносите его, нет, нахин. Не на пол, сюда, диван, кеупар! Стойте, лучше в ту комнату, кладите на паланг, на кровать!
Джал ведет их в комнату Наримана.
– Только осторожно, тхик хэ, вот так хорошо.
Вчетвером сгрудились у кровати, смотрят на Наримана.
Он лежит с закрытыми глазами, трудно дышит.
– Что случилось?
– В кхадду свалился, в канаву, мы вытащили, – говорит тот, что с палкой, болтающейся на груди. Он так устал, что еле говорит. Утирает лицо подолом длинной рубахи.
– Трость. Джал, трость, – шепчет Куми.
Брат понимает ее тревогу – пот оставляет пятна на лаке – и отцепляет трость.
– Кхадду, канаву, телефонная компания выкопала, – говорит второй. – Старый сахиб ногу себе повредил.
– Лодыжку, – простонал Нариман, – боюсь, она сломана.
Общий вздох облегчения – он пришел в сознание. Услышав голос отчима, Куми вспоминает, что его следует отчитать:
– Мы каждый день предупреждали тебя об опасности, папа. Теперь ты доволен?
– Простите, – слабым голосом отзывается Нариман. – Я не нарочно.
– Эти люди ждут, – шепотом напоминает сестре Джал. – Им надо что-то дать.
Она спрашивает отчима – издалека ли грузчики несли его? Надо же рассчитать, сколько им положено, по расценкам магазина. Но Нариман в помраченном сознании, он не может точно сказать.
– Дай им приличный бакшиш, и пусть уходят, – настойчиво говорит Джал. – Они же не мешок пшеницы доставили, они папу спасли, из канавы вытащили.
Куми не согласна: она платит за работу – какая разница, папу они несли, или мешок риса, или мебель? Вес и расстояние – вот что имеет значение.
– Папа попал в беду, но это же не значит, что деньги на деревьях растут!
У нее есть идея получше: эти двое гхати могли бы отнести папу через дорогу к доктору Фиттеру.
– Ты помнишь, как он помог нам с мамой? Он тогда все сделал – и свидетельство о смерти, и другие вещи – от и до. Я уверена, он нам и с папой поможет.
– У тебя все в голове смешалось, Куми. Это было тридцать с лишним лет назад. Доктор Фиттер уже старый человек, он давно оставил практику.
– Ну и что? Оставил практику, так у него вся медицина из головы вылетела? Пусть скажет нам, насколько это серьезно и нужно ли везти папу в больницу.
Долгие пререкания кончились на том, что Джал велел грузчикам ждать, пока он не наведет справки. Если доктор Фиттер согласится, так он может с тем же успехом осмотреть папу здесь, чтобы не мучить его перетаскиванием на руках через дорогу.
Доктор не узнал Джала и был явно недоволен тем, что его беспокоят в обеденное время. Однако, услышав имя Наримана Вакиля, сразу вспомнил давнишнюю историю и пригласил Джала войти.
– Как я могу забыть эту трагедию? – Доктор заколебался. – Такая беда для вас и ваших бедных маленьких сестренок…
– У нас беда с папой, – прервал его Джал, – он повредил себе лодыжку.
И изложил обстоятельства происшествия.
– Я по вечерам из окна наблюдаю за прогулками вашего отца. Он страдает паркинсонизмом, не так ли?
Джал кивнул.
– Н-да, – проворчал доктор. – По походке можно определить.
Помолчал и, сердясь, спросил:
– А вы что, совсем не соображаете? Как можно отпускать человека в его возрасте, в его состоянии на улицу одного? Ясно же, что в любую минуту мог упасть и разбиться.
– Мы говорили папе, но он нас не слушал, уверял, что прогулки доставляют ему удовольствие.
– Почему никто из вас не мог гулять с ним? Вести его под руку, поддерживать его?
Доктор сверлил его укоряющим взглядом. Джал опустил глаза на домашние туфли старого врача.
– Хорошо, а теперь, когда беда уже случилась, что вы от меня хотите?
– Если бы вы согласились осмотреть папу, – робко попросил Джал, – нет ли перелома…
– Осмотреть? Вы за кого меня принимаете, за супермена? Я и в молодости не обладал рентгеновским зрением, а уж сейчас точно нет.
– Конечно, доктор, но если вы хотя бы…
– Хотя бы что? Чем тратить время попусту, немедленно везите его в больницу! Он же наверняка мучается! Идите!
Доктор указал на дверь. Джал выскочил вон, довольный, что ноги унес.
Доктор Фиттер запер дверь и с ворчанием пошел на кухню жаловаться миссис Фиттер на нынешнее поколение парсов, на этих бестолковых, дрожащих идиотов, живое доказательство вырождения народа.
– Когда вспоминаешь наших праотцов, промышленников и кораблестроителей, которые заложили основы современной Индии, филантропов, которые дали нам, парсам, больницы, и школы, и библиотеки, и парки, какую славу они принесли нашей общине и всей стране. А этот болван не может за отцом присмотреть! Не может принять простое решение и отвезти старика в больницу на рентген.
– Да-да, – нетерпеливо отозвалась миссис Фиттер, – скажи мне лучше, Шапурджи, тебе яйцо подать вместе с кимой или отдельно?
– Отдельно. Надо ли удивляться, что общине предрекают гибель? Демографические данные говорят о том, что через пятьдесят лет мы вообще перестанем существовать. Может быть, оно и к лучшему. Что толку от общины бесхребетных слабаков? Только по названию парсы.
Он расхаживал между кухней и столовой, продолжая кипеть негодованием, пока миссис Фиттер не сказала, чтоб он садился за стол. Она подала обед и щедро наполнила его тарелку. Аппетитно благоухающее рубленое мясо с пряностями, яйцо, поблескивающее круглым желтым глазом, сразу привели доктора в отличное расположение духа.
– Чему быть, того не миновать, – сказал он, принимаясь за еду. – А пока – ешь, пей и радуйся жизни. Потрясающе вкусная кима, Техми.
Отказ Фиттера прийти на помощь настолько возмутил Куми, что она даже не осознала серьезности ситуации, которой вполне проникся Джал.
– Почему ж он не пришел, если это настолько серьезно? Прежде чем в больницу мчаться, надо вызвать папиного доктора.
– Но Тарапоре тоже потребуется рентген. И потом нам придется платить и ему за визит, и за больницу.
Наконец решили ехать в «Парси Дженерал». Грузчики уложили Наримана, который снова впал в полузабытье, на заднее сиденье такси, Куми села с шофером. Нариман стонал от боли, когда машину встряхивало на дорожных выбоинах.
– Уже почти приехали, папа. – Куми перегнулась с переднего сиденья и взяла его за руку.
Нариман ухватился за ее пальцы, как перепуганный ребенок. Она чуть было не отдернула руку, но, подавив импульс, успокоительно ответила на его движение. В стекло заднего обзора было видно второе такси, в котором ехали Джал и грузчики.
* * *
Изучив рентгеновский снимок, доктор Тарапоре проконсультировался со специалистом, поскольку перелом осложнялся наличием остеопороза и болезнью Паркинсона. Об операции не могло быть и речи. Левую ногу Наримана загипсовали от бедра до пальцев.
Ассистент, накладывавший гипс, носил очки, и по мере его работы стекла все сильнее забрызгивались белым. Он болтал без умолку, стараясь отвлечь старика от боли.
– Как это с вами случилось, сэр?
– Оскользнулся и свалился в канаву.
– У вас, видимо, сложности с бифокальными очками?
– Очки винить нельзя. Канава была не огорожена.
– Просто позор.
Ассистент – его звали Рангараджан – приостановил работу и проверил консистенцию гипса в лотке.
– Да, тротуары превратились в серьезную опасность. Буквально на каждом шагу замечаешь препятствия, угрожающие жизни и здоровью публики.
Нариману пришло в голову, что ассистент нашел бы общий язык с Джалом и Куми: он явно разделял их тротуарофобию.
Мистер Рангараджан хохотнул:
– При наших постоянных тренировках мы все можем претендовать на золотые медали в соревнованиях по бегу с препятствиями. Любой бомбеец. Или теперь полагается говорить – любой мумбайкар?
Понизив голос, он продолжил в менее шутливом ключе:
– Сейчас не знаешь, где встретишься с фанатиком из Шив Сены или блюстителем новых порядков и ревнителем новых имен. Я слышал, что люди из Шив Сены сумели проникнуть в почтовые учреждения и предают огню все письма и открытки, адресованные в Бомбей вместо придуманного ими Мумбая.
Он начал разглаживать гипс, местами смачивая его водой для постепенного отвердения.
– Вы позволите задать вам вопрос, профессор Вакиль?
Нариман кивнул. Он получал удовольствие от старомодных оборотов речи этого явно образованного южанина и радовался его словоохотливости.
Мистер Рангараджан хотел узнать, нет ли у профессора друзей или коллег за границей, которые могли бы помочь ему найти работу, поскольку он намерен эмигрировать. Он направил письма в целый ряд стран, в том числе в США, Канаду, Австралию, Англию и Новую Зеландию.
– Даже в Россию. Хотя после краха Советского Союза индийцев встречают там менее тепло, чем прежде. В былые времена между нашими странами существовала любовь – сколько новорожденных русских мальчиков получили имя Джавахарлал, скольких девочек назвали Индирами. Сомневаюсь, что нынче русские называют своих детей Нарасимха или Атал Бехари.
– Нынче они, вероятно, называют детей Пепси или Ренглер, – сказал Нариман.