скачать книгу бесплатно
Сам Палонджи, чтобы облегчить близким бремя тревоги, превратил в шутку это кодовое название своей болезни. Когда Джал, который рос большим шалуном, выкидывал очередной фортель, то причиной считалась вода в его голове. «Уши затыкай, когда моешь голову», – поддразнивал его отец. Неумелые руки свидетельствовали о воде в пальцах. А когда маленькая Куми плакала, отец говорил: «Моя прелестная дочурка не плачет, у нее просто вода в глазах». И Куми улыбалась.
Отвага Палонджи Контрактора и его решимость не допускать уныния в семье были героическими, но конец, когда он наступил, надломил Джала и Куми. Три года спустя мать вторично вышла замуж. Дети холодно приняли чужака и никак не могли преодолеть неловкость в общении с ним. Они упрямо звали Наримана Вакиля «новым папой».
Нариман болезненно реагировал на это обращение – всякий раз, когда дети называли его так, они будто камушек ему в лицо бросали.
Поначалу он пытался отшутиться:
– И все – просто «новый папа»? А почему не более длинный титул? Как насчет «новенького улучшенного папы»?
Однако выбор прилагательных оказался неудачным: Джал ледяным тоном заметил, что никто не может быть лучше их настоящего папы. Матери потребовалось немало времени, чтобы убедить детей, что ей было бы приятнее, если бы они отказались от этого «нового». Джал и Куми согласились; они быстро взрослели, слишком быстро. Дети сообщили матери, что готовы называть отчима, как она пожелает. «Он же все равно не станет им папой, как его ни зови», – сказали дети.
А Нариман задумался над тем, во что он ввязался, женившись на Ясмин Контрактор. Они не по любви соединили свои жизни – это был брак по сватовству. Ясмин пошла на этот шаг ради уверенности в будущем, ради сына и дочери.
А он, оглядываясь назад, на бесплодную пустошь их жизней, в отчаянии спрашивал себя, как он мог быть таким безвольным недоумком, чтобы дать этому свершиться.
Но через год после женитьбы в их жизнь вошло маленькое чудо. Родилась Роксана. Безмерность любви и нежности, излившаяся на ребенка, не могла не согреть их всех. Любовь к маленькой Роксане вызволила их из трясины враждебности, на некоторое время отвела беду.
* * *
Время близилось к шести, пора одеваться к праздничному обеду. Нариман так ждал этого вечера и прихода Роксаны с семьей. Одеваясь, он погружался в ту счастливую пору жизни, когда у него родилась дочь.
Опять полил дождь, которого не было почти целый день. Новая сорочка, подарок Джала и Куми, дожидалась на комоде. Он вынул ее из целлофановой упаковки и поморщился от прикосновения перекрахмаленной ткани. Воротник, без сомнения, весь вечер будет натирать шею. Чего только не приходится терпеть в день рождения! В комоде лежат прекрасные рубашки, такие мягкие и удобные – они переживут его.
Пока он возился с тугими новыми петлями и пуговицами, где-то в доме застучал молоток, перекрывая барабанную дробь дождя. Дела нет никому до проблем старых и немощных – иначе не стали бы упаковывать рубашки в непроницаемые пластиковые оболочки, втыкая острые булавки в самые неподходящие места, плотно загоняя картонные вставки под воротник.
Он улыбнулся, думая про Роксану, ее мужа и двух сыновей. Мог ли он представить, любуясь крохотной девчушкой, что придет время, когда у нее будут собственные дети. Неужели это изумляет всех отцов?
А что было бы, останься она подольше малышкой? Может быть, подольше продлился бы и тот единственный период семейной жизни, когда он был действительно счастлив. Нам требуется невозможное, чтобы не быть несчастными. Но мир не так устроен. Семейное счастье оказалось коротким. Слишком коротким.
Вспомнил, как Джал взял малышку на руки и как обрадовался, когда она ухватила его за палец.
– Какая у нее сила, папа!
Куми сразу потребовала сестричку себе на руки.
– Смотри, она пузырики пускает, – восторженно вопила Куми, – совсем как из моей трубочки!
Куми только что купили на ярмарке набор с трубочкой для выдувания пузырей.
Но даже восторженной любви Джала и Куми пришел конец, когда Роксана вышла замуж и переехала жить в квартиру, которую он устроил за умопомрачительную взятку. Вот тогда ему впервые была брошена в лицо фраза о «плоти и крови», обвинение в пристрастности.
Если бы сохранилась хоть детская близость, еще не отравленная «плотью-кровью», – ибо в ту пору это не имело никакого смысла для троих детей, – если бы сохранилась хоть она как утешение, как нечто спасенное при крушении семьи! Но ему отказано и в этом. Естественно. Только к мерзкому концу могло привести такое мерзкое начало.
А что было началом? Тот день, когда он встретил дорогую свою Люси, женщину, на которой и должен был жениться? Но то был отнюдь не мерзкий день, а прекраснейшее из утр. Или позднее, когда он бросил Люси? Или когда согласился жениться на Ясмин? Или воскресный вечер, когда его родители и их друзья впервые изложили ему свой план, от которого он должен бы прийти в бешенство, взорваться, затопать ногами, сказать им, чтобы своими делами занимались, послать их к чертовой матери?
Тридцать шесть лет прошло. А он все помнит тот воскресный вечер, еженедельный сбор родительского круга. Вот в этой самой гостиной, все с той же мебелью, той же краской на стенах и с эхом голосов того воскресного вечера. Большое было ликование, когда родители объявили, что их единственный сын, долгие годы отказывавшийся порвать связь с этой гоанкой, ни в какую не соглашавшийся познакомиться с приличной девушкой из парсов, слышать не желавший о достойном браке, что их бесценный Нариман внял наконец голосу разума и дал согласие жениться. Он сидел в одиночестве на балконе, где было слышно каждое их слово. Как всегда, первым откликнулся Соли Бамбот, старейший друг родителей, адвокат, понемногу отходивший от дел, но все еще весьма влиятельный.
– Нари – троекратное ура! – возгласил он.
– Гип-гип-гип ура! – подхватили остальные.
По воскресеньям у них регулярно собиралось десять человек, считая и родителей.
– Нет, только девять, – поправился он, – потому что жена мистера Бурди, Ширин, год назад скоропостижно умерла.
По окончании траура мистер Бурди возвратился на воскресные сборища, где, по оценке Наримана, с незаурядным прилежанием исполнял роль вдовца. Отведав вкусную пакору или какой-то особый чатни, он обязательно вздыхал:
– С каким удовольствием ела бы это моя Ширин…
Посмеявшись забавному анекдоту, неизменно замечал:
– У моей Ширин было классное чувство юмора – она всегда первая смеялась удачной шутке!
Однако вдовство не вполне отвечало его характеру, и через несколько месяцев он перешел к амплуа жизнелюбивого холостяка. Компания согласилась со сменой роли и неявно поддержала мистера Бурди, перестав упоминать имя Ширин во время воскресных встреч. «К вопросу о любви, верности и памяти», – думал Нариман. Провозгласив по призыву Соли троекратное ура, компания перешла к индивидуальным поздравлениям родителей Наримана.
– Поздравляю, Марзи, – обратился мистер Котвал к отцу. – Одиннадцать лет ты боролся – и победил.
– Лучше поздно, чем никогда, – вступил и мистер Бурди. – Но удача любит удачливых. Помни – плоды терпения сладки, и все хорошо, что хорошо кончается.
– Достаточно, мистер Пословица, оставь и нам немножко.
Слушая с балкона этот комментарий, Нариман передвинул стул, чтобы наблюдать за комментаторами, оставаясь невидимым. Теперь выступала миссис Унвала, которая всегда верила, что в конечном счете мальчик сделает правильный выбор; ее муж Дара энергично кивал, поддерживая жену. Супруги всегда выступали командой, мужа в компании звали Безмолвный Партнер. Соли вышел на балкон, и Нариман немедленно уткнулся в книгу.
– Нари! Ты что сидишь тут в одиночестве? Присоединяйся к нам, глупенький!
– Попозже, дядя Соли. Хочу дочитать главу.
– Нет-нет, Нари, ты нужен нам сейчас, – настаивал Соли, отнимая книгу. – Куда спешить, слова не исчезнут со страницы.
Он потянул Наримана за руку в гостиную. Они хлопали его по плечам, жали руку, обнимали, а он ежился, сожалея, что остался дома. С другой стороны, ему неминуемо пришлось бы вынести все это. Он услышал, как тетя Наргеш, жена дяди Соли, спрашивает у его матери:
– Скажи мне, Джеру, он это искренне? Он действительно расстался с этой Люси Браганца?
– О да, – ответила мать. – Он дал нам слово.
Теперь миссис Котвал кинулась к нему через всю гостиную и, ущипнув за щеку, прощебетала:
– Когда непослушный мальчик становится наконец хорошим мальчиком, это двойная радость!
Ему хотелось напомнить миссис Котвал, что мальчику уже сорок два. Потом его поманила к себе тетя Наргеш. Она всегда говорила тише всех, и шум в гостиной заглушал ее голос. Она похлопала по дивану, приглашая его сесть рядом, взяла его за руку – ее собственная рука носила следы ожога, в молодости полученного на кухне, – и прошептала:
– Нет большего счастья, чем исполнить родительскую волю. Ты помни об этом, Нари.
Ее голос доносился до него будто издалека, и не было у него ни воли, ни сил, чтобы спорить. Он вспоминал, как на прошлой неделе они с Люси сидели на Брич-Кенди и смотрели на отлив. Мальчишки тащили сетку по мелководью между камней в поисках добычи, забытой безразличными волнами. Мальчишки шлепали по воде и орали, а он думал о том, как они с Люси одиннадцать лет бились, пытаясь создать себе отдельный мир. «Кокон, – говорила Люси. – Нам нужен кокон, в котором можно укрыться, а когда обе семьи забудут про наше существование, мы выйдем на свет как две сверкающие бабочки и вместе улетим…» Воспоминание на миг ослабило его решимость – правильно ли он поступает? Да. Правильно. Они были загнаны в угол своими семьями. Измучены постоянной нервотрепкой. Он напомнил себе, как безнадежно их положение. Дошло до того, что чуть не каждый вечер у них с Люси вспыхивали ссоры, для которых всякий раз находился повод. Какой смысл быть дальше вместе, позволять, чтобы любовь гибла в бесполезных перебранках? Дети возбужденно визжали, обнаружив в неводе улов, а Люси в последний раз пыталась убедить его: надо все послать к черту, вырваться из удушливого мира семейной тирании, бежать от чувства вины, от шантажа, на котором специализируются родители. Могут же они начать совместную жизнь, только они двое – и больше никого. Изо всех сил стараясь сохранить решимость, он ответил, что это уже сто раз обсуждалось, что семьи все равно затравят их, найдут способ. Единственный выход – побыстрей все кончить. «Хорошо, – сказала она, – больше нет смысла разговаривать». И ушла. Он остался сидеть у моря. А теперь, когда родители и их друзья, попивая скотч с содовой, обсуждают его будущее, ему кажется, будто он подслушивает разговоры посторонних. Они увлеченно играли в «конференцию круглого стола» – так они это назвали, – планируя его женатую жизнь с таким смаком, как обсуждали бы партию в вист или дружескую попойку.
– Есть одна проблема, – говорил мистер Бурди. – Мы, конечно, заперли конюшню и не дали вырваться коню, но теперь нужно искать кобылку.
– О чем он? – не поняла тетя Наргеш.
– Мистер Пословица считает, что жених готов, но надо найти ему невесту.
– А вы не думаете, – робко спросила она, – что брак по любви был бы лучше сватовства?
– Безусловно, – ответил его отец. – Думаешь, мы против? Но дело в том, что наш Нари, похоже, не влюбляется в девушек-парси. Значит, мы сами должны подобрать ему подходящую невесту.
– И будет это непросто, помяните мое слово, – вмешался мистер Котвал. – Можете искать не в одном Бомбее. Можете искать невесту от Калькутты до Карачи. Но как только семья невесты начнет наводить справки, сразу выяснится, что у Нари была связь с феранги, с иноверкой.
– Этого не скрыть, – согласилась миссис Унвала, – так что придется идти на компромисс.
– Не сомневаюсь, что Нари найдет прелестную жену. – Мать проявляла лояльность к сыну. – Лучшую из лучших.
– А я думаю, что про лучших лучше забыть, – возразил мистер Бурди. – Что посеешь, то и пожнешь. Нельзя пахать стерню сегодня, а назавтра ожидать урожай.
Посмеялись. Шутки становились все вольнее. Соли высказался насчет феранги, которые подтирают задницы бумагой, не понимая, что вода гигиеничней. Отрешенность, с которой Нариман слушал все это, испарилась.
– Как мне всех вас жалко, – сказал он, не скрывая отвращения. – Вы дожили до старости, не нажив мудрости.
Он резко отодвинул стул, царапнув им о пол, и вернулся на балкон. Взялся за книгу, глядя на страницу невидящими глазами. С моря дул легкий бриз. Из гостиной доносились голоса родителей, они извинялись за выходку сына: бедный мальчик не в себе, он же совсем недавно порвал с этой… Он пришел в ярость от того, с какой уверенностью они судят о его чувствах.
– Прекрасный принц не оценил нашего юмора, – говорил мистер Бурди, – но зачем же оскорблять нас?
– По-моему, это он из какой-то книги, – предположил мистер Котвал.
– Большая моя ошибка, – сказал отец. – Книги. Слишком много книг. Нари набрался современных идей. А находить равновесие между традицией и современностью так и не научился.
– Со временем все придет в норму, – успокоил его Соли. – Не волнуйся и не спеши – шаг за шагом.
– Вот именно, – подхватил мистер Бурди, – поспешишь – людей насмешишь. Тише едешь, дальше будешь.
Но вопреки собственным советам друзья семьи быстро нашли ему пару.
– Тебя познакомят с Ясмин Контрактор, она вдова, двое детей, – сообщили Нариману. – И это лучшее, на что ты можешь рассчитывать, мистер, с твоим-то прошлым.
Или вдова, объяснили они, или женщина с дефектом. Выбор за ним.
– Что значит с дефектом? – полюбопытствовал он.
– Ну, скажем, косоглазая, или глухая, или одна нога короче другой, а может быть, просто болезненная – слабые легкие или проблемы в департаменте деторождения, – шутливо отвечали они. – Мало ли кто попадется. Если он предпочитает такую, они наведут справки и составят список. – Никто не спорит, ты жених видный и образованный. Твой недостаток – твое прошлое, потерянные годы, из-за которых ты перешагнул за сорок. Но ты не волнуйся, мы все учли – ее характер, положение ее семьи, как она готовит и дом ведет. Мы считаем, что вдова будет хорошей женой.
Как инвалид, на каждом шагу опекаемый врачами и сестрами милосердия, он безвольно прошел весь процесс, подавляя сомнения и дурные предчувствия, внушая себе, что традиционный путь – лучше всего. Он стал мужем Ясмин Контрактор и официально усыновил ее детей – Джала и Куми. Но за ними сохранялась фамилия отца. «Менять детям фамилию, – сказала его новая жена, – все равно что историю переписывать». Сравнение импонировало его академической душе, и он согласился.
«И это, пожалуй, была моя первая ошибка», – думал Нариман, продолжая бороться с пуговицами на подаренной ко дню рождения рубашке. Как реагировали Джал и Куми в детстве на фамилию, которую не носили остальные члены семьи? Обижались? Чувствовали себя обойденными? Надо было подумать, как они это воспримут, прежде чем соглашаться с Ясмин. Он был обязан постараться заменить детям умершего отца, дать им нормальное детство, которого у них никогда не было, водить их на экскурсии, устраивать пикники, игры, стараться подружиться с ними – и, возможно, все обернулось бы по-другому. Но тогда он не владел искусством видеть мир детскими глазами, по-детски воспринимать его. Теперь это куда легче.
Так и не совладав с пуговицами, он отложил рубашку и направился в клозет. В животе угрожающе урчало. Бредя по длинному коридору в конец квартиры, пытался припомнить, что съел.
Каждый шаг требовал напряженной сосредоточенности, дрожащая рука искала опору у стены, по всей длине увешанной большими портретами. Его предки – строгие лица и жесткие линии губ – хмурились в потемневших рамах, сверху вниз наблюдая за его частыми проходами в клозет. Он нередко тревожился, поспеет ли вовремя. Но эта несчастливая квартира хотя бы оправдывала мрачность семейных портретов. Ему чудилось, что лица на фамильных изображениях делались все угрюмей с каждым днем.
Он запер дверь на задвижку и сел с благодарностью за то, что в единственном выжившем клозете есть стульчак. В двух других приходилось присаживаться на корточки, чего бы он никак не сумел.
С другого конца коридора, от его комнаты, донесся голос Куми, которая просила папу поторопиться, поскольку Роксана с семьей должны вот-вот подойти. Потом он услышал в коридоре ее шаги, приближающиеся к клозету. Она подергала ручку.
– Кто там?
– Я.
– Можно бы по вони догадаться.
Вернувшись к себе, он застал ее в комнате. Где-то в доме продолжал стучать молоток.
– Ты нарушил правило, папа. Пошел в клозет без предупреждения.
– Извини. Забыл.
– Мне нужно по-маленькому, я бы сбегала первая. А теперь придется нюхать твой запах. – Она помолчала. – Хорошо, одевайся. Они придут с минуты на минуту, и я окажусь виноватой, что ты еще не готов.
Он протянул ей новую рубашку. Рука дрожала так, что рубашка развевалась как флаг.
– Пуговицы не застегиваются.
Рубашка была с длинными рукавами, Куми помогла ему надеть ее. Он спросил, откуда этот непрерывный стук.
– Это Эдуль Мунши внизу. Откуда еще. У нас в доме только один маньяк «умелые руки».
Куми застегнула манжеты и взялась за пуговицы на груди, когда в дверь позвонили. Нариман просиял: наконец-то! Роксана, Йезад, Мурад и Джехангир – все пришли! Нетерпеливые пальцы схватились за пуговицы.
Куми оттолкнула его руку, поспешно застегнула рубашку на груди, не стала возиться с оставшимися пуговицами, торопясь закончить последние приготовления на кухне.
– Семейство Ченой всегда является минута в минуту, – ворчала она, – даже в проливной дождь!
Глава 2
Джал пропустил гостей в квартиру и побежал с зонтиками и плащами в ванную, чтобы с них не натекло перед дверью. Возвратился с тряпкой, подтер пол в коридоре. Гости старательно вытерли ноги о коврик, и Джал повел их в гостиную.
– В самый ливень попали!
– Ну да! А эти два безобразника выскочили из дому с непокрытыми головами, – пожаловалась Роксана. – Ты только посмотри на их волосы, просто вода течет. Ты не дашь мне полотенце, Джал?
– Конечно!
Рассаживая гостей по истертым диванам и креслам, он без нужды переставил парочку кофейных столиков, схватился за диванные подушки, которые тут же водворил на прежние места, включил настольную лампу и встревоженно осведомился, не бьет ли свет в глаза.
– Ничуть, – заверил его Йезад.
Обычная хлопотливость Джала маскировала его радость от встречи. Он поспешно извинился, объявив, что должен помочь Куми на кухне.
– Полотенце, Джал, – напомнила Роксана. – Пока эти шайтанята не простудились.
– Ох, извини!
