скачать книгу бесплатно
…Куми сказала, что доктору Тарапоре легко рассуждать о веселом общении, ему-то не предстоит убить всю жизнь на уход за лежачим больным.
– Приятные воспоминания ему нужны. А откуда им взяться теперь?
– Можно говорить про Рокси, вспоминать ее младенческие годы, – придумал Джал. – Папа был очень счастлив тогда. Мы все были счастливы, мама тоже.
– И сколько можно говорить об одном и том же?
Джал пожал плечами.
– Меня вот что беспокоит – как бы мы ему не навредили своим уходом. Мы же ничего не знаем. Ты слышала, что доктор сказал про гигиену. Это огромная ответственность.
– От которой свободны Роксана и Йезад. Это несправедливо, и я с самого начала это говорила.
– Но как раз ты и не желаешь, чтобы мы им сообщили.
– А что толку сообщать? Пока папа у нас, они все равно помогать не будут.
Джал покачал головой, не зная, что сказать.
– Вот я вечером накричала на папу, а потом мне так было стыдно! Мне иногда жуткие мысли в голову лезут от отчаяния. Дать ему снотворного, чтоб тихо было. Или какие-нибудь таблетки для запора. Чтоб хоть на несколько дней его заперло.
Джал потер родинку под правым ухом.
– Разве не говорится, что, когда Бог насылает напасти, Он дает нам силу и мудрость, чтобы справиться с ними?
Она ответила, что сила и мудрость достаются только тем, у кого смелость есть, кто может постоять за себя.
– А мы никогда не могли, разве не так?
– Ты что имеешь в виду?
– Подумай сам – почему нет денег нанять сиделку? Потому, что мы позволили папе потратить все его сбережения на Роксану. С этого и начались наши проблемы. Слава богу, что нам от мамы достались средства. – Куми опять пылала яростью. – Была бы мама жива, не допустила бы она такую несправедливость! Как же я всех их ненавижу!
– Не надо так, она же наша сестра. А эту квартиру папа отдал нам. Теперь мы обязаны заботиться о нем.
– Ничем я папе не обязана! Он мои пеленки не менял, попку мне не мыл, и я тоже не обязана убирать его дерьмо!
– А как он мог? Тебе было одиннадцать лет, когда он женился на маме.
Джал не мог удержаться от смеха.
Куми слабо улыбнулась.
– Хорошо, все равно я не считаю, что обязана все это делать для него.
– Не в этом главная проблема. Даже если б мы с тобой превратились в парочку милосердных сестер наподобие Флоренс Найтингейл и обеспечили папе первоклассный уход, как насчет оптимизма и веселья? Их же в аптеке не купишь. А что, если он вправду умрет от депрессии?
Куми прижала палец к губам – у нее в голове формировалась идея.
– Папа всегда в хорошем настроении, когда общается с Рокси и с ее семьей. Папа и Йезад вечно перешучиваются и пересмеиваются.
– И что?
– А то, что он должен быть с ними, раз доктор назначил ему веселое общение.
– Глупости. Папа и Йезад прекрасно ладят. Но это не значит, что Йезад согласится месяц держать тестя у себя в доме, в двух тесных комнатушках.
– А Роксана что? Тоже не согласится? Если доктор говорит, что это вопрос жизни или смерти, так не Йезаду решать, как быть.
Новая идея долго обсуждалась на разные лады, пока брат и сестра не убедили себя, что Роксана без звука примет отца и даже будет им благодарна за эту возможность.
– На самом деле, – заявила Куми, – она нас отругает за то, что мы целую неделю ничего ей не говорили.
* * *
Подавая отчиму чай и тосты на завтрак, Джал сказал, что возникла идея, которую надо бы обсудить.
– Хорошо бы тебе немного погостить в «Приятной вилле», чтобы скорей восстановить силы.
Нариман кивнул и сказал, что чай несладкий.
– Я целую ложку положила.
– Все равно несладкий.
Куми добавила сахару, напомнив ему, что сахар больше по талонам не дают.
– А при рыночных ценах приходится экономить.
– Так что ты думаешь об этой идее, папа? – спросил Джал.
– Я думаю, что у Рокси тебе будет веселее, – вступила Куми. – Йезад и дети составят тебе компанию. И ты сразу начнешь поправляться – счастливое расположение духа означает здоровое тело. Время пролетит незаметно.
Они с нетерпением ждали ответа.
– Приятно видеть, что улыбки возвращаются на ваши сумрачные лица, – произнес он наконец. – А то вы стали похожи на портреты в коридоре.
– Что делать, папа, – сказал Джал, – мы тревожимся за тебя, и тут уж не до улыбок. Тяжело ведь видеть, как ты страдаешь, а мы не в силах тебе помочь.
Последовало долгое молчание.
«Допустим, – думал Нариман, – я скажу «нет» и приведу убедительные доводы – они все равно могут поступать по-своему. Допустим, я скажу: я живу в своей квартире, я перевел ее на ваше имя, потому что не хотел делать различия между вами и Роксаной. Неужели теперь, когда я беспомощен, вы меня на улицу выбросите? Скорей всего, они посмеются и скажут, что я драматизирую ситуацию».
– Мне все равно, где лежать. Но им будет трудно устроить меня в такой крохотной квартирке.
– Крохотной? По бомбейским меркам, у них огромная квартира! Ты сам знаешь, что в чаулах, в колониях, семьи по восемь, по десять человек живут в одной комнате!
Нариман еще раз всмотрелся в их напряженные лица.
– Если Роксана с Йезадом согласятся, я не возражаю. Сначала поговорите с ними.
– Что ты такое говоришь, папа? – возмутилась Куми. – Конечно, согласятся! Как, по-твоему, почему мы до сих пор не говорили Роксане о твоих переломах? Потому, что она захотела бы сама ухаживать за тобой – потребовала бы, чтобы тебя перевезли в «Приятную виллу». А мы хотели избавить ее от лишних хлопот.
Все было решено. Натужные шутки и преувеличенное внимание к мелочам помогали сохранять приличия, пока шли приготовления к переезду. Со шкафа был снят чемодан и аккуратно протерт от пыли. Куми подносила к кровати охапки белья и одежды и раскладывала на его одобрение.
Нариман, не глядя, говорил «да». «Она так оживилась, – думал он, – будто идут сборы на отдых».
Джал осведомился, собирается ли он взять с собой книги и какие именно. Он ответил, что не знает.
– Хорошо, скажешь нам потом, мы же всегда можем подвезти все, что тебе нужно.
Джал упаковал в пластиковый пакет безопасную бритву Наримана, пасту для бритья и кисточку. Вручил пакет Куми, чтобы она уложила его в чемодан.
Куми уложила пакет под рубашки.
– Тебе бороду надо отпустить, папа, и не возиться с бритьем. Ты у нас философ, тебе нужно бороду носить.
– Верно, – согласился Джал, – сократовскую бороду.
Нариман улыбнулся. Как оба стараются.
– Ничего не забыли?
Нариман покачал головой. Была бы фотография Люси, попросил бы положить в чемодан. Но Ясмин сожгла все фотографии, все до единой. На раскаленных углях в той самой серебряной кадильнице, которую разжигала для вечерней молитвы.
Может быть, оно и к лучшему. Пришлось полагаться только на память. Образ Люси невозможно сжечь.
* * *
На другое утро Куми дала ему дополнительную таблетку обезболивающего на дорогу. Она без конца проверяла, все ли собрано, не забыла ли чего.
– Джал, ты положил стакан, в котором папа держит протезы?
– Да неважно, – вмешался Нариман, – найдется у Роксаны стакан для моих тридцати двух.
– Если даже и забыли что-то, так мы отдельно привезем. – Джал испытывал неловкость от возбуждения сестры и старался унять ее.
– Лучше все проверить, а то Роксана еще скажет, что я плохо смотрю за тобой.
Куми побежала в ванную. Ненавистный стакан стоял на полочке. Она стряхнула с него капли воды и завернула стакан в оберточную бумагу.
– Ну вот, папа, теперь, кажется, все.
– «Скорая» подъехала, – возгласил Джал от окна.
«Бедные дети, – думал Нариман, – им трудно скрыть нетерпение». И он их не винил. Вина лежала на тех, кто тридцать шесть лет назад устраивал брак, на своевольных организаторах трагедии. Он так и слышал голоса родителей после бракосочетания:
«Теперь твоя жизнь налажена, и мы можем умереть спокойно».
Что они и сделали годом позже. Прожили достаточно долго, чтобы выполнить свой долг, но не дожить до результатов содеянного ими.
Двое мужчин в мешковатых белых халатах и шлепающих кожаных сандалиях внесли носилки. Водитель дал Джалу на подпись квитанцию с графой «время прибытия» и уточнил адрес.
Санитары сдвинули Наримана на край кровати, подставили носилки. Они умело перекатили его на носилки, подоткнули простыню и посоветовали держать глаза закрытыми. Понесли носилки из спальни, осторожно пройдя дверь. Куми и Джал шли позади.
В коридоре Нариман открыл глаза и увидел мрачные портреты предков на стенах. Как странно они взирали на него – будто они живые, а он мертвец.
Носилки вздымались и опускались, как лодка, колеблемая волнами, и от этого казалось, будто предки кивают ему. Кивают, сходясь во мнениях относительно его судьбы, относительно его ухода из этой квартиры.
Он думал, не в последний ли раз видит знакомые лица. Захотелось попросить санитаров пронести его по всем комнатам, дать ему все рассмотреть и запомнить, прежде чем за ним закроется дверь.
Глава 5
Гамма, исполненная на легато, поплыла вверх с первого этажа «Приятной виллы». «Как сладостно может звучать обыкновенное до-ре-ми», – думала на третьем этаже Роксана, тихонько подпевая скрипке.
Октава закончилась, и она крикнула с кухни:
– Джехангир, собирайся. Вода согрелась!
Скрипка пропела мажорную гамму в другой тональности. Джехангир не обращал внимания на призывы матери: он сосредоточенно подыскивал верное место для фрагмента головоломки – в данную минуту это было важнее всего.
– Джехангир, вода закипает. И я тоже, предупреждаю.
– Сегодня не моя очередь.
– Без фокусов. Мурад мылся вчера. И побыстрей – вода впустую выкипает.
Тень пала на незавершенное озеро Комо. Он поднял глаза – рядом стоял отец.
– Ты не слышишь, что мама говорит? Немедленно иди, не заставляй ее кричать.
Роксана почувствовала нежность к мужу. Она никогда не знала, чью сторону он примет – ее или детей.
Джехангир отложил головоломку, Йезад взялся за нее.
– Твой сын совершенно свихнулся. Так сосредоточился, будто ищет свое место в мире.
Йезад повертел синий кусочек, над которым бился Джехангир, попробовал приладить его к разным местам на озере Комо и сдался.
– Еще не время для этого кусочка. Сначала сложи побольше.
– Знаю, – откликнулся Джехангир, снимая свое полотенце с веревки, протянутой через всю комнату от его кровати до Мурадовой. В дождливые дни, когда стираное нельзя вешать на балконе, веревка превращается в ароматную завесу из мокрого белья.
Джехангиру больше нравится комната, поделенная на два отсека. Тогда можно притвориться, будто он – один из Знаменитой пятерки или из Пяти следопытов; у тех детей были свои комнаты, и жили они в Англии, где все красиво. Его воображение переносило комнату, разгороженную мокрым бельем, в сельскую местность Англии, в дом с прелестным садом, где поют малиновки и цветут розы, куда он мог возвратиться после приключения или раскрытия тайны. «Как бы я хорошо подошел для той жизни», – думал Джехангир.
Школьная форма лежала в стопке одежды. Полотенце отсырело от влажного дыхания муссона. Спросили бы Джехангира, он бы сказал, что, чем мыться, лучше использовать время на головоломку, на тихие берега озера Комо, синее небо над ним…
Мурад тоже захотел искупаться, но Роксана сказала, что по утрам у нее и так хлопот полон рот, без этих новых глупостей.
