Я из Железной бригады. Революция

А повоевать командиром роты мне и не пришлось вовсе. Тут и убыль сказалась, и отсутствие задач для нашей куцей роты, поэтому почти неделю сидели себе спокойно в окопах, отдыхали. Работали лишь мои ребята и я сам, двойками уходя в разведку, не привык я сидеть, не зная обстановки. Хрен их знает, этих союзничков, вдруг отступят с занятых позиций, и получим мы тогда тут больших люлей.

– Ты мне можешь чётко ответить, можно что-то сделать или нет? – в один из вечеров, вернувшись из вылазки, где мы находились полдня, Старый вновь завёл разговор о революции и её последствиях. Так или иначе, такие разговоры частенько вспыхивают. Не зря говорят, солдат должен быть занят…

– Изменить что-то уже нет, я тебе говорил, это всё затевалось давно, даже раньше этой войны. Если быть точным, то с начала века. Сейчас вообще всё зашло настолько далеко, что остаётся только ждать.

– Ждать чего? Гражданской войны? – недовольно посмотрел на меня Иван.

– Того, во что выльется вся эта заварушка. Но у меня есть небольшой план…

– Ты об этих, большевиках?

– Да. Почти все будущее руководство, по крайней мере очень яркие представители этой партии, сейчас здесь, в Европе. Да они давно здесь, живут тут, а революцию устроить хотят ТАМ. Так вот, я тебе рассказывал, Ваня, о некоторых таких.

– И ты хочешь их просто убить?

– Да, – твёрдо ответил я. Да, я такой. Моё появление здесь вообще ненормально, поэтому я счёл возможным устроить эксперимент. В этом мире уже нет некоторых весьма значимых для будущей революции фигур, так почему бы не добавить ещё нескольких? Керенский, Милюков давно кормят червей, Алексеев расстрелян, Рузский не удел, Деникин приближен к царю, изменений уже прилично, так что… Да вот просто хочу я посмотреть, кто теперь создаст Красную армию?! В том, что её создадут, сомнений нет, не верю я, что якобы Троцкий её единолично создал.

Увольнения дождаться оказалось не так уж и сложно. На позициях мы провели в общей сложности месяц. После памятного боя и временного назначения меня командиром роты поучаствовали ещё в паре перестрелок, но не активных. Оба раза немцы обозначили желание вернуть себе утраченные позиции, но именно обозначили. Постреляли из пушек, прощупали нашу оборону – и не полезли. А мы, дождавшись пополнения, испросили для себя небольшой отпуск. Командованием полка было величайше даровано три дня отдыха, и я не преминул этим воспользоваться.

Ехать хотел в одиночку, не нужно вмешивать в эту грязь своих бойцов, правда пришлось объясниться. Поездка была не наобум, помня из мемуаров одного очень интересного для меня человека, где тот жил примерно в это время, решил попытаться его найти. Три дня, конечно, маловато, но я договорился со Старым, что тот прикроет меня, если задержусь.

Пока собирался, внезапно начался обстрел, результатом которого стала отправка в госпиталь половины отделения, в том числе и всех членов моей команды. Меня зацепило осколком немного, Малому досталось сразу два и ему сейчас тяжелее всего. Один из наших сослуживцев, рядовой, скончался, остальным легче, такие раны всё же обычно заживают. Ранение было неприятным моментом в жизни, но это меня даже устраивало, ибо давало возможность ещё легче попасть туда, куда я так стремился. Посчитав это руководством к действию, я и отправился.

Ехал я в славный город Париж. Не раз уже находясь здесь, во Франции, я старался вспомнить всё, что когда-то читал о господине-товарище Бронштейне. Да-да, я мечтаю убрать такую одиозную фигуру, как Лев Давидович. Вот просто кушать не могу, хочу узнать, что получится. Как его найти в Париже? Да в принципе не так и сложно, где он проживал летом шестнадцатого года, вполне известно, из его же книги. Что там правда, а что ложь, мне и предстоит выяснить. Ясно одно, революционеры не сидели тихо по норам, прячась ото всего подряд, они встречались, вели свои обсуждения, договаривались, строили планы, в общем, вели открытую жизнь.

Ранение, хоть и легкое, предполагало постоянное нахождение в госпитале. Раненых много, поэтому удрать не составило особого труда. Дождался обработки, чистки, штопки и последующего размещения в палате. Койка располагалась среди десятков таких же, крики, стоны выводили из себя. Не дожидаясь вечера того же дня, просто сбежал. Оставалась проблема, но также вполне решаемая, одежда. В своей красивой форме офицера русской армии я был как бельмо на глазу, и была необходимость срочно переодеться. Во что именно, долго не думал, гражданских, мирных жителей в огромном Париже предостаточно, и выбор был очевиден.

Довоенной роскоши, к сожалению, нет, время не то, магазины почти все закрыты, но всё же, после недолгих поисков, удалось найти то, что требовалось. Явно из старых запасов, когда ещё новое шить начнут, но меня всё устроило. Коричневого оттенка, неизвестно когда пошит, но всё же приличного вида костюм сел на меня очень хорошо. Сказалась комплекция моей тушки, её стройность и подтянутость, как-то не принято на фронте толстеть.

Светлая шляпа и приличного качества ботинки, найденные в соседнем магазинчике, дополнили образ, который я старательно пытался изобразить. Инженер, не инженер, но однозначно не простой работяга из трущоб, и лишь опытный глаз безошибочно определит во мне военного.

Итак, я в Париже. Здесь я лишь с одной целью – найти и… да, чего уж там… Найти и грохнуть «Демона Революции», вот для чего я здесь. По опубликованным в будущем мемуарам самого же Льва Давидовича было известно, что примерно в это время он находился именно в Париже. Власти пытались его выслать из страны и даже вывозили, но также спокойно тот возвращался назад, благо в эти времена сочинить правдоподобную легенду и состряпать липовые документы проблемы не было. Здесь, во Франции, собрались сейчас все сливки революционного толка со всего мира, наверное. И половина из них живет по левым документам, меняя свои легенды чуть не каждый день. А занимаются эти люди без определенного рода деятельности любимым делом всех демагогов – болтовней. Эх, их энергию да в мирное русло… Но вся их идея лишь в разрушении, жаль…

Как найти в большом, да ещё и незнакомом городе одного человека? Если честно, задумывая свою авантюру, надеялся только на память. Даже не так. Надеялся, что в источниках, которые читал в прошлой жизни, давалась правдивая информация. А по ней выходило следующее… Лев Давидович частенько посещал одни и те же кафе, где так любили заседать различные аферисты-социалисты. Да и адрес его съёмной квартиры я знал, хоть и из тех же источников.

Естественно, что никого я не нашёл вот так сразу. Обошёл все известные места, добавил к ним неизвестные, стоило лишь пообщаться в одном баре с русскоязычными гражданами. Адрес Троцкого подтвердился, на удивление мемуары не врали. Опросил ненавязчиво соседей, с трудом, правда; старенькая женщина, услыхав мой английский, мотала головой и что-то невразумительно бормотала. Но даже из этой, нечленораздельной речи я понял, что её сосед-еврей… да-да, так и сказала, два дня не появлялся дома. Главное для меня во всем этом то, что он вообще появляется, это уже огромный плюс.

То ли небеса на его стороне, то ли мне не везёт. Целых три недели я день за днём обходил забегаловку за забегаловкой, в попытках найти того, кого я давно приговорил. Возвращаясь каждый день в госпиталь, благо тот располагался довольно близко, я даже не вызывал ни у кого вопросов. Я – русский, местные доктора и сестры милосердия, из-за незнания мной языка, общаться не очень-то и спешили, короче, пока всё хорошо, главное, не выписали до сего дня, и это замечательно.

Вопрос нравственности и целесообразности моих действий оставим за скобками, решил, значит, решил. Просто удивительно, как Троцкому удавалось избегать встречи со мной. То его видели там, то тут, то на мой вопрос о Льве Давидовиче удивляются тому, как я с ним не столкнулся на улице, ибо он только что ушёл. Пипец. Я уже даже решил, что раз не судьба, значит, я не прав, но! Всё это время судьба хранила Троцкого лишь для того, чтобы преподнести мне подарок.

Поздним августовским вечером, на улице было уже довольно темно, я внезапно, на одном из адресов, увидел… Их.

Трое, это, конечно, много для меня, одна рука у меня на перевязи, я ей почти не пользуюсь, но всю работу выполнит правая, точнее «Кольт-1911» в этой самой руке.

– Это они? – услышал я буквально у себя над ухом. Услышал и чуть не подскочил от неожиданности. – Спокойно, Ворон, свои, не трожь пистолет!

– Старый! Какого х… – только и смог, что процедить сквозь зубы я.

– Того самого. Я в деле, рука-то, наверное, болит ещё?

Каждый день я уходил из госпиталя, абсолютно ничего не объясняя мужикам. Каждый день они косо смотрели, но молчали, и вдруг на тебе, выследили значит.

– Ты же сомневался? – с прищуром спросил я.

– За тобой походишь, ещё не то узнаешь! – наставительно как-то произнёс Иван.

– И чего узнал? – ухмыльнулся я.

– Достаточно для того, чтобы поверить тебе. Кто из них?

– Оба, – твёрдо ответил я. Ещё бы, я Троцкого ищу, как последний дурак, и не могу найти, а тут сразу двое, причём один из них Лев Давидович, а второй… Александр Гельфанд, то есть сука Парвус.

– Помочь?

– Опасен третий, мордоворот в плаще, это охранник Парвуса.

– Которого?

– Лысого.

– Давай я его сниму, а ты занимайся этими, – предложил Старый.

– Из чего ты его снимешь? – насторожился я.

– А ты думал, что один ты с фронта в госпиталь уехал со стволом? – с этими словами Иван Копейкин продемонстрировал мне свой «браунинг» с глушителем. Мы давно себе их сделали, пользуемся мало, поэтому они в хорошем состоянии. Да и в состоянии сейчас армейские мастерские выточить болванку нужного размера и нарезать резьбу.

– Ладно. Только не буду я с ними разговаривать, не хочу. Эти двое такие балаболы, что мёртвого уговорят. Давай просто их завалим и всё? – предложил я.

– Идёт. Вместе пойдём?

– Да. Смотри, охранник опытный, может начать стрелять очень быстро.

– Тогда я сниму его издалека, – кивнул Старый.

Два господина, один из которых выглядел намного приличнее второго, сидели на лавочке в маленьком сквере и о чем-то активно разговаривали, даже жестикулируя. Наше появление не прошло незамеченным, но и сделать что-либо никто из них не успел. Я был прав, охранник Парвуса первым вытащил оружие, какой-то большой револьвер, но выстрелить Иван ему не дал. Мы не для этого тут с глушителями, чтобы какой-то дурачок огласил округу грохотом этого орудия.

Копейкин сделал классическую двойку, и охранник мгновенно свалился на землю. Толстяк Парвус уже подорвался было бежать, даже встать успел, но осел обратно на лавочку с пулей во лбу. Стреляю я давно, настолько давно, что всегда попадаю туда, куда смотрю. А смотрел именно на его большой лоб.

– Вот и все, господин Гельфанд, и не увидите вы плодов вашей поганой деятельности против моей страны! – вырвалось у меня. Ещё бы, я только что изменил историю, не в первый раз, но не менее результативно.

– Что вы говорите, кто вы?

Ага, «Демон революции» пытается соскочить!

– Неважно, господин Бронштейн, для вас уже ничего не важно. Не сотворите вы уже того, что хотели, никогда.

Троцкий открыл было рот, наверняка пытаясь возмутиться, но я не намерен был его слушать. То дерьмо, что льется из его уст, никто не должен слышать, ибо его слова – бесовщина. Я никогда не чувствовал себя глубоко верующим человеком, но то, что творили эти твари, можно назвать только сатанинством и бесовщиной.

Длинные кудрявые волосы прикрыли лоб Льва Давидовича, скрывая входное отверстие от пули моего «кольта». Тот делает очень красивые отверстия на входе, а вот на выходе… Половина черепной коробки этого «демона» разлетелась в радиусе двух метров, окрасив все, что находилось позади, в кровавый цвет. Этот человек в будущем очень полюбил бы этот цвет, проливая русскую кровь направо и налево, но уже не полюбит. Точка! Жаль, Рамон теперь «Героя» не получит, ледоруб останется лишь в моих воспоминаниях.

– Ворон, тут денег куча, – как-то растерянно вдруг произнёс Иван, вырвав меня из глубоких размышлений.

Кинув на него взгляд, обнаружил того присевшим возле открытого саквояжа, что находился на лавочке между двумя трупами.

– Забирай, им они не нужны, а я подскажу, как ими распорядиться. Уже скоро они нам понадобятся.

Смылись мы быстро, но неторопливо. Сквер для таких целей подходил просто идеально. Срисовал тех, кого мы уничтожили с Иваном, на соседней улице, шёл сзади и подыскивал тихое место, когда эта троица свернула именно в этот сквер. Поэтому и бежать нужды не было, зашли за ближайший куст, и нас уже никто не видит.

– Я не знаю, Коля, правильно ли ты поступаешь, но я с тобой знаешь почему? – завёл разговор Старый, пока мы возвращались в госпиталь.

– Хотелось бы думать, что ты мне веришь, – честно сказал я.

– Вот именно, я верю тебе. Мне очень не понравилось твоё видение будущего, надеюсь, что такого не случится.

– Именно такого, о каком я тебе рассказывал, точно не будет, – усмехнулся я, – потому как кое-кого из действующих лиц, причастных к этому самому будущему, теперь нет в живых.

– Как всё сложно-то, – вздохнул Иван.

– Фигня, разберёмся как-нибудь, – подытожил я, – надо за пару дней пристроить деньги, слышал, что врач на днях говорил?

– Про выписку? Да, слыхал, – утвердительно кивнул Иван. – На днях предстоит возвращение в строй. Интересно, куда на этот раз?

– Думаю, туда же, по идее, там мало что должно измениться, а вот к кому, уже вопрос. Не хотелось бы в окоп лезть, сам понимаешь, мы не для этого предназначены.

– В этом я с тобой точно соглашусь, отвыкли мы в окопах сидеть, да и по нашей специальности толку явно больше будет.

– Да, братец Иван, главное, дожить до весны, а там у меня другие планы.

– Ты хочешь сбежать из армии?

– Я хочу на родину вернуться, а для этого придётся сбежать. Ну не воевать же здесь за французов, когда у нас будут свои друг друга резать!

– Неужели до этого всё же дойдёт?

– Тот, кого мы сегодня убрали, однажды написал в одной из своих работ, что после того, как пролетариат возьмёт власть, он обязательно схлестнётся с крестьянством. Думаю, он был прав, обязательно схлестнётся. Начнётся все с банального хлеба, которого не будет. Рабочие будут голодать, а крестьяне начнут прятать свой урожай, не желая отдавать его даром. Власти начнут просто отнимать продовольствие у деревни и сделают всё для начала противостояния.

– Беда, Коля, если честно, очень не хочется такое застать, а тем более принять в этом участие…

– А уж мне-то как не хочется, Ваня, кто бы знал. Представь нас с тобой по разные стороны баррикад. Будешь в меня стрелять?

– Не знаю, – с большим сомнением в голосе ответил Копейкин. Ну, по крайней мере, честно сказал. Я бы скорее напрягся, если бы он сейчас заверил меня, что никогда так не сделает.

– Сюда, ребята, ещё один! – с каким-то повизгиванием в голосе прокричал довольно немолодой солдат, потрясая винтовкой в руках.

Я стоял один, мои бойцы где-то задержались, нам вчера хорошо так прилетело от германца, смешали наши окопы с дерьмом, всё артиллерией бьют, гады. На призыв бойца откликнулись ещё несколько солдат, и вот прямо передо мной стояла группа в десятка полтора рыл. Случилось всё же то, чего я так боялся и пытался не допустить. Ещё вчера, казалось бы, ничего не предвещало, а сегодня уже всё, приехали, революция. Да-да, всё же это произошло, позже, почему, наверное, я и расслабился было в последнее время, но оно всё же случилось. На дворе начало мая семнадцатого года. Так как закончился даже апрель, то я разумно предположил, что царь всё же взял себя в руки и теперь наводит порядок. Но нет. Утром меня разбудил гомон и стрельба повсюду, а затем один из офицеров полка, убегая, сообщил об отречении Хозяина земель русских. Да и не ждал я, если честно, что Николай справится, слишком всё прогнило, даже не беря в учёт военных, рабочих и прочих революционеров, у царя хватало недоброжелателей. Одни члены императорской фамилии чего стоили. Офицер, сообщивший мне эти новости, убегал не просто так, повсюду звучали призывы к неподчинению. Блин, даже в этом история повторяется, печально.

Я никуда не побежал. Мои ребятки ещё не вернулись, а значит, моё место тут. Но своим ожиданием я обрек себя на новое испытание.

– Вы что-то хотели? – спокойно выпрямившись во весь рост, спросил я у стоявших передо мной бойцов, которые, в свою очередь, нерешительно переглядывались.

– Бей его, ребята! Долой войну! Даёшь свободу! – заорал вновь тот же голос, что и ранее, и я понял, что сам обладатель писклявого голоска стоит в толпе и вперёд не лезет.

– Бить меня? – сделал я удивлённые глаза, искренне посмотрев на солдат. Они пока не двигались, но кажется, вот-вот решатся. – А можно спросить, за что?

– Ты офицер! Такие, как ты, посылают нас на убой, и за что? Это не наша война, нам она не нужна! – внезапно «проснулся» один из близко стоявших ко мне. Средних лет, с клочковатыми усами, торчавшими в разные стороны, лицо чумазое, но глаза, на удивление, умные. Обычно, когда люди на таком взводе, у них безумный взгляд, а тут…

– Я, – посмотрев на свой мундир, я кивнул, – да, офицер. Только напомните мне, господа, когда это я вас куда-то посылал? Я вас всех видел ранее, конечно, мы же из одного батальона, но не имел чести знать вас. Так куда я отправлял вас?

– Не слушайте его, зубы заговаривает! Нет войне! Бей его! – опять этот писклявый горлопан, кажется, я догадываюсь о его роли в этой кучке солдат.

– Ну, вот опять! – деланно возмущался я. – Объяснитесь, будьте любезны, за что?

– Тебе уже сказали, ты – офицер, а все офицеры одинаковы!

– Вы, может, не в курсе, ребята, но я вижу, что вы тут совет собрали, так? – Ответом было молчание, но ответ мне и не был нужен. – Согласно приказу номер один, насколько я слышал, вы теперь сами решаете, что вам делать на службе, а ещё там сказано о том, что офицер не имеет права обращаться к солдатам на «ты». Разве я нарушил этот приказ? Я в чем-то вам мешаю? Я спокойно стою здесь и жду своих товарищей, вы же подбегаете с криками «бей» и «тыкаете» мне. Или в приказе было что-то о том, как обращаться к офицеру? – вижу, что сбиваю с толку этих легко внушаемых людей, надо давить, пока они не напали.

– Может, к тебе ещё и как к благородию прикажешь обращаться? – хмыкнул вновь «писклявый».

– Зачем? – неподдельно удивился я. – Приказ я слышал, можно просто по имени-отчеству, никаких благородий мне не нужно. Да и не дворянин я, вы что же, не знаете обо мне ничего? Я, ребятки, ещё год назад был таким же рядовым, как и вы, сидел в окопе и кормил вшей наравне со всеми. Так уж случилось, что за хорошую службу меня наградили и повысили в звании, что ж мне теперь, застрелиться? Не имею права, я на войне и обязан служить.

– Кончились все обязанности, царя больше нет! – продолжает вопить «писклявый».

– Кроме царя, есть ещё слово честь, не слышали?

– Нам не нужна эта война, здесь всё чужое, зачем нам тут умирать, мы домой хотим! – наконец, выдавил из себя что-то дельное солдат с умными глазами.

– Да и мне она нужна не больше вашего, однако так не бывает, когда кто-то решает самолично выйти из неё.

– За что мы тут дохнем, за бар, за то, чтобы богатеи делались ещё богаче? – осмелев, начал повышать голос тот же воин.

– Мы здесь, товарищи, – я взял короткую паузу, – для того, чтобы было куда возвращаться. Не думали об этом?

– Так если уж и фронт, то дома, в России, здесь чужая земля…

– Воюя здесь, мы заставляем германца держать большие силы против нас, а значит, у них не хватит этих сил на нашей земле. Ребятам на Западном фронте становится легче с каждым убитым нами здесь бошем. Разве не так? Вижу по глазам, – на самом деле в глазах присутствующих стояло смятение и растерянность. – Вижу, что вы всё понимаете. Ведь там, – я махнул рукой куда-то примерно на восток, – сражаются наши с вами братья, вы же не хотите, чтобы боши пришли в наши деревни и села?

– Хорош зубы заговаривать, братцы! – опять этот писклявый урод, вот же сука, какой настойчивый. – Разве вы не видите, что он просто брешет, наши братья уже мирятся с немцами и перестали воевать, нам тоже надо бросить винтовки, перебить своих сатрапов-офицеров и идти домой. Мы больше не будем подчиняться этим гадам.

– Не будете подчиняться офицерам русской армии? – усмехнулся я. – Зато уже подчиняетесь буржуям, устроившим переворот и приказавшим вам стрелять в офицеров. Вы же не сами это придумали, не врите себе. Я вот вам что скажу, уважаемые. Всего полгода назад меня должны были упечь на каторгу, за убийство офицера, – спокойно, можно сказать, тихим голосом начал я, – я убил его на честной дуэли. Офицер был провокатором и заслужил своё. С тех пор я ненавижу провокаторов.

С этими словами я спокойно вытянул из кобуры свой верный «кольт» и, вытянув руку в направлении «писклявого», не дал ему больше раскрыть рот. Один выстрел, чётко в лоб. Стоявшие позади солдаты, которых окропило содержимым его черепной коробки, брезгливо отпрыгнули в стороны. Я же, даже не думая направлять оружие ещё на кого-либо, так же спокойно убрал его назад в кобуру.

– Не ошибитесь, братцы, в своём решении, – равнодушно произнёс я и приготовился к развязке. Стрелять в своих я не стану, тот, кого только что убил, был не своим.

– Да-да, ребятки, не ошибитесь! – раздалось позади меня.

Я не обернулся, прекрасно понял, кто это сказал.

Солдаты потупили глаза и, развернувшись, побрели по траншее по своим, наверное, революционным делам. Сказать, что мне повезло, ничего не сказать. Всё решили их неуверенность и нерешительность. Не стали бы меня слушать, просто разорвали бы и баста.

– Успели? – произнёс Старый.

– Успели, дружище, успели, – повернувшись, я по очереди обнял всех своих товарищей. Мы снова вместе, а значит, ещё поживём.

Командующий нашим первым корпусом генерал Лохвицкий в этот раз не будет служить Колчаку. Взбешённые солдаты соседнего с нами полка застрелили его во время оглашения приказа о наступлении. Французы отреагировали, как и в прошлый раз, то есть так же, как в моей истории, решили всех арестовать и запереть в лагерь. Не вышло. Точнее, мы уже не знаем, вышло или нет, я-то к такому был готов, так что уже через пару дней мы пересекали границу Швейцарии. Нам здорово помогли деньги, которые Старый нашёл после убийства нами Троцкого и Парвуса. В саквояже последнего мы обнаружили сто тысяч американских долларов, очень большие деньги в это время. Малой проявил смекалку и свой опыт разведчика, найдя нужных людей в Париже для изготовления липовых документов. Теперь мы представители Красного Креста и вполне себе можем пересекать границы дружественных государств. С языками у нас более или менее нормально, а немецкий у меня и вовсе отличный, так что проблему мы видели только одну – переправка через границу того арсенала, что был нами накоплен за время службы во Франции. Много тащить не стали, наши снайперские винтовки, пистолеты и небольшую кучку патронов. Винтовки разобрали полностью, уложив в сумки, пистолеты у каждого под пальто. Да, мы теперь не военные. Осознание этого пришло, когда мы уже сидели в легковом автомобиле, одетые в отличную гражданскую одежду, и направлялись в сторону границы. Машину купили, не стали угонять, хотя в этом времени, да во время таких событий, война вообще-то идёт, это можно было сделать легко. Как и говорил, документы у нас хоть и липовые, но сейчас у многих такие, в том смысле, что тут, во Франции и Швейцарии кого только нет. Революционеры всех мастей с двумя, а иногда и тремя паспортами, вон у Троцкого при себе было два, а у Парвуса целых три, жили себе с такими бумагами и в ус не дули. Ну и мы вполне себе спокойно выкупили машину у одного таксиста, уж больно она нам подходила, да и направились к границе.

Впервые дезертирую, но почему-то совсем не ощущаю себя виноватым, мы домой едем, там, если всё так и пойдёт, гражданская вот-вот начнётся, так что мы скоро снова будем в армии. Как бы я ни пытался избежать участия в революции, думаю, она всё же и до меня дойдёт. С мужиками договорились, что по возвращению на родину расходимся каждый к себе домой, а дальше как пойдёт. Я, не имея ничего и никаких родственников, поеду в одну из деревень Ярославской губернии, примерное своё местонахождение я парням объяснил, но не факт, что буду там. Адреса всех своих боевых товарищей у меня тоже есть, мало ли как оно все пройдёт, надеюсь, что встретимся мы не по разные стороны баррикад.

Оказавшись в Цюрихе, почти сразу выяснилось, что мы всё же опоздали, Ленин со своими товарищами по партии уже уехал, обидно, но не смертельно. Ликвидировать вождя я не собирался, хотя и думал об этом. Очень много думал. То, что у Временного правительства нет будущего, было понятно, вот и будем посмотреть, как и что выйдет у Ленина в этом варианте истории. Мне очень хотелось избавить вождя ещё от пары дружков-болтунов, которых при нем сейчас целая толпа, я убрал бы их с превеликим удовольствием, но, видимо, предстоит сделать это позже, на родине. Как всё пойдет теперь, уму непостижимо, но мне кажется, что в этот раз большевики должны гораздо проще взять власть, ведь на их пути нет теперь искусного оратора Керенского. А вот кто создаст Красную гвардию, а затем армию, уже вопрос.