скачать книгу бесплатно
Снова веду себя инфантильно. Заставляю волноваться, проверять, скушала ли кашку, не хожу ли босая по снегу, потому что не подумала купить сапоги…Ерничаю и перегибаю палку. Здесь ведь и правда хорошо. Нас искренне ждали, встретили радостными объятиями и возгласами, Маризе надарили кучу подарков и окружили вниманием, она сразу поладила с Кимом и Брендой – детьми Рику, нас заселили в шикарный, сказочный номер и проведут на кинофестиваль…
– «Ты сучка, Ева. Неблагодарная сучка»
– «Судя по всему, ты прав.»
– «Что будем делать?»
– «Почему сразу будем? При чем тут ты? Ты не существуешь.
– «Утешай себя»
– «Придется побыть хорошей девочкой. Наслаждаться жизнью. Представить, что я на курорте»
– «Ты на курорте»
– «Тем легче будет представить. И потом, это всего на две недели. Ты можешь не донимать меня две недели?»
– «А что дальше? Что мы будем делать дальше?»
– «Не знаю. Вернемся в Севилью. Поедем в Австралию»
– «Ева»
– «День Рождения. Я все решу на свой день Рождения».
– «Хорошо. А сейчас вылезай. Хорошо бы сегодня еще и поспать»
Не утруждая себя полотенцем, оставляя за собой мокрый русалочий след, я вернулась в постель и, наконец-то договорившись сама с собой, мгновенно заснула и не видела снов.
Глава 10. Черновик
Всякая ночь заканчивается и надо просыпаться.[23 - Спартак: Кровь и песок (Spartacus: Blood and Sand)]
– Однозначно, «ветвь» будет у Ханеке!
– Утрется твой Ханеке «Сломанными цветами»!
– Еще скажи, что действительно считаешь «Тайное» призовой картиной!
– Даже если и нет, то точно достойней пародии Джармуша![24 - Согласно отзывам кинокритиков, основными претендентами на «Золотую пальмовую ветвь»-2005 считались американский режиссёр Джим Джармуш с комедией «Сломанные цветы» и австрийский режиссёр Михаель Ханеке, представлявший в конкурсе Францию с картиной «Тайное».]
– Ith mo chac! За что мне достался этот гэльский ишак в родные братья!
– От ишака слышу, Tolla-thon![25 - Грубые гэльские ругательства]
Когда братья, оба наполовину японской крови, начинались ругаться на гэльском, поверьте, это было смешно. Нахохлившиеся, взъерошенные и не на шутку сердитые, в такие моменты они удивительно напоминали своего приемного отца, Джека Райана.
Мы с Бьянкой философски не вмешивались. Горячие споры велись за завтраком на уже протяжении десяти дней, и мы привыкли. Богема, что с них взять.
– Нет, но ты скажи ему, Бьянка, а ты как считаешь?
Последняя невозмутимо продолжила намазывать тост джемом. Сверху положила кружок моцареллы, зажмурившись, откусила. Отпив кофе, невозмутимо бросила:
– Джармуш.
– Я с тобой разведусь. – погрозил ей Рику под ехидный смех брата.
– Неа. Ты без ума от меня.
Что есть, то есть. Высоченная, длинноногая, рослая Бьянка комично смотрелась с красивым, но невысоким и некрупным Рику. Когда они начали встречаться двенадцать лет назад, их паре предрекали быстрый распад. Начинающая модель и известный продюсер – ясное дело, что эти двое нашли друг в друге. Но в этом году их старшему сыну Киму исполнилось одиннадцать. Бренде было восемь, она родилась на год позже Маризы, и судя по всему, прямо сейчас расставание им не грозило. Я залюбовалась. Они были такой гармоничной парой.
«Вы с Локи тоже были гармоничной парой» – ядовитая иголка перевернулась в сердце, и я быстро опустила лицо, чтобы никто не заметил набежавшей на него тени.
Последняя неделя была действительно прекрасной. Все нашли занятия по интересам и наслаждались ласковой погодой и отдыхом. Разбегаясь после завтрака кто куда: мужчины – на бульвар Круазет смотреть бесконечное кино, женщины и дети – на пляж, мы неизменно встречались за ужином и после долго не расходились, засиживаясь на террасе у Бьянки и Рику. Младшие отлично ладили и тешили наши родительские сердца тем, что с успехом занимали себя сами, не требуя особых развлечений. Я с удивлением признала, что соскучилась по взрослым разговорам, по таким вот затяжным вечерам, когда расходишься далеко за полночь, веселый и слегка хмельной и сейчас уже сама не вполне понимала, почему же так не хотела приезжать.
– Ну так кто?
– Что? – задумавшись, я не заметила, что ко мне обращаются.
Рику нетерпеливо повторил вопрос:
– А ты как думаешь? Джармуш или все-таки Ханеке?
Он толсто намекал на то, что я должна принять его сторону, а Рэн и Бьянка снисходительно переглянулись.
– Рику, ты же знаешь, что я разбираюсь в кино хуже Бренды.
– Бренда прекрасно разбирается в кино. Но ты все равно скажи.
Я помедлила. Может, я и не сильна была в кинематографе, но привыкла доверять своей интуиции.
– Ни тот, ни другой.
– Да ну. – тут удивился и Рэн. – Невозможно, они признанные фавориты.
– Ну нет, так нет. Говорю ж, это для меня китайская грамота, – легко согласилась я, но не тут-то было.
– Тогда кто?
– Да отстаньте вы от меня, я ляпнула просто так. Я и имен-то никаких не знаю.
– На программку. – Рику подсунул мне под нос изрядно потрепанный буклет с перечислением фильмов-номинантов и их режиссеров. Я нехотя взяла. Вся ситуация стала меня смущать и я, просто чтобы поскорее покончить с этим, быстро пробежала глазами список, но зацепилась лишь за одно имя.
– Дарденны.[26 - Мы знаем то, чего еще не знают они. Действительно, по неожиданному решению каннского жюри во главе с Эмиром Кустурицей, Джармушу досталась вторая награда фестиваля, Ханеке получил приз за лучшую режиссуру, а «Золотой пальмовой ветви» была удостоена работа бельгийских режиссёров братьев Жан-Пьера и Люка Дарденнов – социальная драма «Ребёнок». Считайте этот эпизод шалостью автора.]
Я думала, сейчас все рассмеются, но Рику задумчиво протянул:
– А если…
– Ты сейчас про девяносто девятый?[27 - Как, вы не знаете, что было в 1999? Вот и Ева не знает. И знать не хочет. И вы не хотите.]
– Именно. Тогда тоже никто не ожидал, что…
И, рассеянно поцеловав нас на прощание, Рэн и Рику встали из-за стола и ушли, что-то увлеченно обсуждая.
Я повернулась к Бьянке:
– Что было в девяносто девятом?[28 - Все-таки хотите.]
Она пожала плечами:
– Скандал. Никому неизвестные захолустные режиссеры отхватили «золото» за картину, которую большинство даже и не смотрели, потому как сочли безнадежной. Когда Дэвид[29 - Президент жюри Дэвид Кроненберг] объявил, что эти натурщики-непрофессионалы получают награду, да не одну, а целых три, в зале случилась массовая истерия.[30 - Если я вставлю еще одну сноску, можете считать, что читаете новую «Войну и мир» и следующая страница пойдет на французском. Шучу.]
– Ты сказала, «непрофессионалы». Значит ли это…
– Да. Те же самые Дарденны.
Я облегченно рассмеялась.
– Ну, молния два раза в одно место не попадает[31 - Таки попадает иногда. La foudre ne tombe jamais deux fois au m?me endroit… Простите, не удержалась.]. Но не зря я столько лет советовала всем книги – талант в землю не зароешь.
– Кстати, про талант. Ты сейчас совсем-совсем не читаешь?
Я напряглась. Что-то в ее тоне мне не понравилось. Забота?
– Почему ты вдруг спросила?
– Ну, ты упомянула про книги, и мне пришло в голову, что ведь сколько я тебя знаю, всегда тебя видела читающей. Помнишь, когда вы были у нас в ЛА, ты каждое утро выходила к завтраку с толстенной книжкой. Как она там еще называлась, такое простое название…
– «Часы», Майкл Каннингем.
– Точно! «Часы»! И как ты все это держишь в голове? А сейчас ты даже ни разу не предложила зайти в книжный и пропасть там на полдня, хотя раньше такое было немыслимо.
– Нет того, что было раньше.
– Сколько тебе было лет, когда мы с Рику поженились?
Я свела брови, вспоминая.
– Четырнадцать или пятнадцать, а что?
– Мы за это время виделись в среднем три раза в год. Когда живешь с человеком бок о бок ежедневно – не замечаешь в нем изменений. Но когда вот так – сразу видно. Скажи, я сильно изменилась?
Я все еще не понимала, к чему Бьянка ведет этот разговор, но послушно всмотрелась в нее.
– Не особо. Мне кажется, ты всегда одинаково красивая. Разве что раньше ты была более чуть более… растрепанной, что ли? А сейчас стильная, безупречная. Даже если в джинсах – то не просто так, а с необходимыми аксессуарами. Но это нормально, вы живете под прицелами камер. А по характеру такая же: ироничная, веселая, спокойная как удав. Ну это как раз объяснимо, как иначе ты могла бы жить с ненормальным Рику? Мне иногда кажется, что у него синдром гиперактивности!
Бьянка рассмеялась.
– Поверь, ты недалеко от истины. Ева, ты очень изменилась, – без перехода добавила она.
Мое лицо дернулось и застыло. Душеспасительные разговоры.
– Да, наверняка. Тебя это удивляет?
Бьянка продолжила говорить, как будто не услышала.
– Это можно понять, но странно… я почему-то всегда думала, что ты сильнее, не такая слабая.
Меня царапнули ее слова:
– Я не слабая. Я живу дальше.
– А отказаться от всего, что любила раньше, это часть твоей новой жизни?
– От чего это я отказалась?
– Книги. Смех. Слезы. Яркая одежда. Любовь.
Я вспыхнула.
– Любовь? Ты серьезно сейчас говоришь со мной про любовь?
– А почему бы и нет? Тебе нет и тридцати, на тебя заглядывается половина пляжа, ты не связана обязательствами, ты на Лазурном берегу в разгар сезона. Когда крутить курортные романы, если не сейчас? А ты ходишь мимо всех этих красивых свободных мужиков, словно их не существует и проводишь вечера с семьей брата, как будто тебе 90.
– Я больше не буду докучать вам вечерами.
– Да не начинай ты капризничать, – отмахнулась рукой Бьянка. – Хотя нет, начинай, я рада, что в тебе хоть что-то осталось от той Евы, которую я люблю.
– Для той Евы существовал только Лукас, и она не считает для себя возможным любить кого-то еще.
Бьянка внимательно посмотрела на меня:
– Ты действительно так думаешь?
Я начала раздражаться. Нет, блядь, я уже мысленно подыскала себе нового мужа!
– Как так? Что больше не буду любить? Да, я и правда так думаю. Я почти десять лет была счастлива, спасибо и на этом, у многих никогда не было и такого. Счастье и любовь вообще не основа существования. У меня есть ребенок, есть деньги, я найду новый дом и работу, не знаю, заведу кота. Зачем мне мужчина? Чтобы был? Не настолько я страстная.
Бьянка моргнула, собираясь с мыслями. Она явно не ожидала от меня ответа, да еще такого пламенного.
– Ева, я не согласна с тобой во многом, но не хочу с тобой спорить и читать нотации… Ладно, к черту любовь, но скажи мне, когда у тебя был в последний раз секс?
– Ты прекрасно знаешь, когда у меня был секс.
– Я надеялась ошибиться. Ты сейчас сердишься на меня?
Мне вдруг стало смешно. На Бьянку почему-то невозможно было злиться. Она всегда была прямолинейной, и мы принимали ее такой. «Элена. Она напоминает мне маму». Наверное, именно в тот момент я впервые почувствовала сердцем, что в повышенном внимании моих родных ко мне нет навязчивости или недоверия, а только забота и искреннее переживание – и не отвергла помощь. Наверное, именно в тот момент я начала взрослеть.
