Спорим, ты влюбишься в меня

– Тогда я буду помогать с уборкой, – не сдаюсь я.

– В этом нет необходимости. Шайла приходит сюда раз в два дня.

– Готовкой?

– Если захочешь, – хмыкает он.

– Стиркой?

– Все еще Шайла.

– Ох, оплатой счетов?

– Это все еще деньги. Ты повторяешься, детка.

– Эйден, – предупреждаю я.

– Ты права, извини.

– Может тогда…

– Почему ты не можешь просто… жить здесь? – перебивает меня Эйден, наваливаясь на столешницу локтями. – В этом… нет никаких условий или подвоха.

Я уже открываю рот, чтобы сказать, что так не бывает, что за этим всегда что-то скрывается, но вовремя прикусываю язык. Мы не друзья и даже не приятели, чтобы я могла вывалить на него все свои страхи и привычку убегать первой. Поэтому я просто тяжело выдыхаю, глядя в чашку с матчей.

– Я буду твоей самой худшей соседкой в жизни, – угрожаю я.

– Измажешь меня ночью зубной пастой и окунешь мою руку в тазик с водой?

– Нет, – тяну я, прищуриваясь, – но теперь я не уверена, что хочу жить с тобой.

Он громко и совершенно искренне смеется, откидываясь назад, будто я сказала что-то невероятно смешное, а не предупредила о грядущей катастрофе. Я же в этот момент почему-то отчетливо понимаю, что ничем хорошим все это не закончится. Ни наше общение, ни наше притворство, ни даже наше безобидное сожительство, потому что каждый раз, когда мы можем спокойно вынести друг друга десять минут, следующие двадцать мы обязательно спорим, искрим и цепляемся. И самое пугающее во всем этом – я пока не знаю, что из этого мне нравится больше.

Поэтому весь следующий день я волнуюсь как сумасшедшая, не имея ни малейшего понятия, как себя вести, что говорить и чего вообще ждать от этого псевдо семейного ужина на троих. В моей голове он выглядит то как дружеская посиделка с неловкими паузами, то как допрос с пристрастием под соусом из запеченной индейки. Эйден же, словно издеваясь, весь день готовит, не подпускает меня к кухне ни на шаг и игнорирует мои попытки быть полезной, даже когда я предлагаю приготовить отдельное блюдо от себя – для отвода глаз или хотя бы для самоуспокоения. Вместо этого он усаживает меня на диван в гостиной, вручает одну из моих новых книг, каким-то образом найденную в моей комнате, и спокойно встает к плите. Его гостиная и кухня – одно большое открытое пространство, так что я продвигаюсь примерно на ноль страниц, сколько бы ни уговаривала себя перестать на него пялиться.

Эйден стоит у плиты в обтягивающей его мускулы белой футболке, в серых спортивных штанах и тихо напевает себе что-то под нос, помешивая соус, и я ненавижу себя за то, что замечаю каждую эту мелочь. Да, он меня раздражает, и да, я не хотела бы иметь с ним ничего общего, но это не делает меня слепой. Я вполне объективно понимаю, что Эйден слишком хорош собой, и это притягивает мое внимание сильнее, чем мне хотелось бы признавать. В обычной жизни другим людям довольно сложно понравиться мне – и внешне, и внутренне – но Эствуд будто нарушает эту систему, просто существуя.

В своей голове, начитавшись любовных романов, я была той еще развратницей, при том, что в реальной же жизни – терпеть не могла близость и уж тем более ненавидела мужчин, что делает происходящее еще более абсурдным.

Но даже мускулистая спина, плечи и руки Эйдена не помогают мне сбросить это напряжение, которое сидит где-то под ребрами и с каждым часом только усиливается. В итоге я впопыхах переодеваюсь в более-менее презентабельный вид, меняю домашнюю одежду на блузку и аккуратные брюки, будто внешний вид способен спасти меня от внутренней паники. Я ловлю свое отражение в зеркале и буквально молюсь всевозможным Богам маркетинга, Рождества и здравого смысла, чтобы все прошло хорошо, спокойно и без катастроф.

Но, разумеется, ничего не становится хорошо, когда в дверь наконец звонят. Я стараюсь скрыть дрожь в пальцах, цепляясь за край рукава своей блузки, но это выглядит жалко даже для меня самой. Эйден мгновенно замечает это, уже делает шаг ко мне, будто собирается что-то сказать или, не дай Бог, коснуться меня, но в дверь звонят снова, и он отступает, направляясь ко входу. Я же остаюсь на месте, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, и ненавижу себя за эту слабость.

Я выдыхаю всего на секунду, когда первое, что я вижу, оказывается улыбающееся лицо Роми. Она здесь, она настоящая, живая, и по какой-то причине это сразу кажется хорошим знаком – почти спасением. Но стоит мне перевести взгляд дальше, как вся эта иллюзия рассыпается: за ней стоит вся семья Ноа и Эйдена, в полном составе, включая самого мистера Норингтона. Он выглядит слишком довольным, слишком радостным и слишком уверенным в том, что сегодняшний вечер пройдет именно так, как он и задумал. И в этот момент я понимаю – ужин точно не будет на троих, и спокойным он тоже не будет.

Глава 7

Я вхожу в дом Эйдена и первым делом скидываю с себя серую шубу, чувствуя, как плечи буквально ноют от усталости, а затем присаживаюсь на плетеную скамейку, чтобы стянуть дутые ботинки. Я вымотана, голодна и откровенно расстроена из-за рабочих сложностей, которые, конечно, делают историю с баром и курортом интереснее и масштабнее, но сейчас мне от этого ни капли не легче. Доставку моих козлят снова задержали, и они будут здесь только через пару дней, хотя для них уже все готово, и это почему-то злит меня сильнее, чем должно.

– Эйден? – зову я, рассчитывая, что он где-то в доме и отзовется.

Я захожу на кухню, где на плите что-то безумно вкусно пахнет, а точечный свет мягко освещает столешницу и кухонный остров, ясно давая понять – он дома, даже если ответа я так и не слышу.

Ладно, не важно, решаю я, сейчас мне просто нужно смыть с себя весь сегодняшний день, поужинать и завалиться с книжкой в своей спальне, ни с кем не разговаривая. Мне хочется тишины, пледа и ощущения, что меня хотя бы час никто не тронет.

Я поднимаюсь на второй этаж и сразу иду в свою ванную, включая горячую воду, чтобы та как следует прогрелась. Я бы с радостью выбрала ванну вместо душа, но она есть только в комнате Эйдена, поэтому я просто оцениваю, чем могу улучшить свой комфорт в имеющихся условиях. Половина моей косметики перекочевала в ванную Эйдена – то, чем я пользуюсь редко – но именно сегодня мне хочется либо скраба, либо пилинга, чтобы буквально содрать с себя этот день и почувствовать себя живой. В итоге я устало выключаю воду и плетусь к спальне Эйдена, в сотый раз проверяя, дома ли он, потому что совершенно не хочу застать его в неподобающем виде.

– Эйден, – стучусь я в приоткрытую дверь его ванной, не рискуя заглянуть внутрь.

– Дакота?! – спохватывается он. – Ты… ты уже вернулась?

Из ванной доносится какой-то шум, будто что-то падает, и мое тело тут же напрягается, но я все еще не вхожу.

– Ты там в порядке? Что происходит?

– Да, я… – неуверенно тянет он, явно суетясь. – У меня тут небольшая проблема и…

– Я зайду позже, – вместо извинений говорю я, уже разворачиваясь к выходу.

– Вообще-то, – голова Эйдена появляется в дверном проеме так резко, что я вздрагиваю, – мне нужна твоя помощь, Дакота.

– Не уверена, что хочу знать, что там случилось, – автоматически морщусь я, едва сдерживая улыбку.

– Просто, – устало выдыхает он, – пообещай не смеяться, ладно?

– Ты меня пугаешь, Эйден.

– Пообещай, – почти хмуро настаивает он.

Я киваю.

– Хорошо, я… – он неуверенно открывает дверь, и я сознательно не опускаю взгляд ниже его лица. – Мне стало интересно, что это такое, и… кажется, я переборщил.

И вот тогда я вижу, как на голой груди Эйдена в форме сердца, друг поверх друга, толстым слоем наклеены полоски для восковой депиляции. Мне тут же приходится сжать губы в тонкую линию, потому что удержать улыбку, а тем более смех, становится почти невозможно.

– Эйден, – короткий смешок все-таки срывается с моих губ, и я прикрываю рот рукой.

– Я знаю, я облажался, – смущенно закатывает глаза он. – Просто эта розовая коробочка была такой милой, и… я видел в интернете, как парни сходят с ума от боли, когда это делают, и… мне захотелось проверить, правда ли это.

– И как успехи?

– Это настолько больно, что я не могу сорвать ни одной, – тяжело выдыхает он и возвращается в ванную, пока я все еще стою на пороге. – Я уже пытался их смыть, размачивал теплым полотенцем, даже стянуть маслом, – он указывает на мой тюбик с маслом для волос, и мне приходится прикусить край нижней губы, чтобы он не заметил, как я улыбаюсь, – их… их слишком много.

Я все же вхожу в ванную, когда Эйден бессильно наваливается ладонями на холодную мраморную столешницу и опускает лицо вниз, будто готов смириться со своей судьбой. Я стараюсь сосредоточиться на том, насколько все это нелепо и смешно, а не на его голом торсе и отчетливо прорисованных мышцах, но это выходит из рук вон плохо. Я буквально физически чувствую тепло его тела, будто оно заполняет собой все пространство ванной и мне некуда от него деться.

– Мне… мне нужно посмотреть на это, – все-таки унимаю хихиканье я.

Эствуд тяжело выдыхает и выпрямляется, возвышаясь надо мной, и это движение кажется слишком интимным для ситуации, в которой мы оказались. Его голая грудь, украшенная восковыми полосками, оказывается прямо у моего лица, и мне приходится собрать все свое самообладание, чтобы не зависнуть и сосредоточиться исключительно на его проблеме, а не на нем самом.

– Сколько здесь слоев? – хмыкаю я, когда едва касаюсь самой последней полоски, будто проверяю, настоящая ли она.

– Тебе лучше не знать, – тихо и смущенно мотает он головой, складывая руки на бедрах. – Я использовал две пачки.

– Две пачки? – все-таки улыбаюсь я. – Господь, Эйден, ты…

– Идиот. Я знаю, Дакота, но это не помогает мне все исправить.

– Придется дергать, – признаюсь я, потому что другого варианта просто не вижу. – Это будет… неприятно, но я обещаю сделать все как можно быстрее и потом дам тебе крем против воспаления.

– Ладно, – чуть увереннее кивает он. – Я могу справиться с этим, верно? Вы, девушки, постоянно делаете это, так что… я же выживу?

Я хмыкаю чуть громче, уже прекрасно представляя, какой ад он испытает в ближайшие минуты, но стараюсь не пугать его раньше времени. Я просто мою руки, даже не вспоминая о том, что еще пару минут назад ненавидела этот день и весь вечер, потому что Эйден каким-то образом сделал его чуточку лучше. По крайней мере сейчас я могу позволить себе немного выдохнуть и отвлечься от собственных мыслей.

– Хорошо, – киваю я, когда руки становятся сухими от полотенца. – Встань вот сюда и навались на столешницу. Тебе нужно слегка вытянуть ноги, чтобы быть чуть ниже, и… возьмись за что-нибудь.

– Это не подходящее время для пошлых комментариев, верно? – Эйден послушно выполняет мои указания, пряча за сарказмом свою нервозность.

– Можешь рискнуть, но помни, что я вообще-то собираюсь сделать тебе больно.

– Ты же сказала, что будет неприятно, – он замирает и поднимает на меня глаза.

– Я соврала, – признаюсь я и, не дожидаясь, пока он опомнится, срываю первую полоску.

– Твою ж мать! – взрывается Эйден, запрокидывая голову назад, а его пальцы впиваются в столешницу. – Ауч!

– Осталось примерно девятнадцать, – подавляя улыбку, хмыкаю я.

– Нет, знаешь что? Я в норме, – он отрывается от раковины и начинает пятиться к выходу. – Это… это может остаться на своем месте. Само как-нибудь отпадет и…

– Да брось, – мне приходится схватить его за руку, чтобы остановить. – Ты… хорошо справляешься.

– Это пытка, Дакота.

– Я знаю. Но по другому от этого не избавиться.

Эйден смотрит на меня слишком внимательно, будто всерьез взвешивает мои слова и ищет в них подвох. В его взгляде читается искренняя надежда на чудо и почти детская вера в то, что восковые полоски могут исчезнуть сами собой, если просто достаточно сильно этого захотеть.

– Просто… доверься мне, ладно? – отзываюсь я, наконец отпуская его руку и стараясь звучать спокойнее, чем чувствую себя на самом деле. – И по возможности постарайся не орать мне в ухо, я все-таки не виновата в твоих жизненных решениях.

– Ты хочешь моей смерти, – сдается он, возвращаясь на свое место и снова наваливаясь на столешницу так, будто готовится к публичной казни.

– Ты сам наклеил их на себя, Эйден, – пожимаю плечами я, будто речь идет о чем-то совершенно обыденном.

– Зато в форме сердца.

– Да, на случай остановки твоего собственного – мы обязательно воспользуемся этим, – фыркаю я и снова неожиданно дергаю полоску, которая в этот раз цепляет еще несколько.

Эйден сдавленно стонет, резко опуская голову вниз, будто надеется спрятаться от боли в мраморе.

– Дакота, – сквозь зубы выдыхает он, – ты… можешь предупреждать о таком?

– Тогда ты начнешь меня останавливать.

– Не правда, я…

– Хорошо, тогда на счет три, – подыгрываю ему я, потому что точно знаю, как все будет. – Раз, два…

– Стой! – восклицает он, резко выпрямляясь в полный рост, словно это может его спасти.

– Я же сказала, – закатываю глаза я, упираясь руками в бока, – чем быстрее мы это сделаем, тем лучше, Эйден.

Я бегло осматриваюсь вокруг и замечаю небольшую полку напротив нас, придумывая гениальный план по усмирению этого мужчины. Я аккуратно ставлю туда его телефон и включаю запись, словно это все было частью его же плана с самого начала.

– Вот, – хмыкаю я, – дополнительная мотивация. У тебя будет такое же видео и… порадуешь своих подписчиков.

– Это ужасно, – мотает он головой, выглядя при этом так, будто вот-вот расплачется.

– Ты прав, – хмыкаю я, аккуратно наваливая его обратно на столешницу, – твоим фанаткам не понравится присутствие девушки в кадре.

– Не уж то, ревнуешь, детка? – хмыкает он, поднимая на меня взгляд исподлобья, в котором даже сквозь боль сквозит флирт.

– Оо, – с улыбкой тяну я, – еще как! – и резко срываю еще часть восковых полосок.

– Мм, – стонет он, запрокидывая голову назад. – Ты определенно наслаждаешься этим.

– Ты даже не представляешь как, – хмыкаю я и снова дергаю полоски, когда он совсем этого не ожидает, наслаждаясь моментом чуть больше, чем следовало бы.

Эти три полоски оказываются приклеены прямо на его сосок, и Эйден взвывает от боли так, что, кажется, его слышит весь чертов курорт. Он хватается за собственную грудь, пытаясь унять жжение, а я окончательно сдаюсь и больше не могу сдерживаться. Я смеюсь искренне, громко и по-настоящему, почти задыхаясь от смеха и не замечая, как автоматически кладу ладони на его голое плечо, чтобы не потерять равновесие.

– Это не смешно, детка, – морщится он, явно страдая, но все еще пытаясь сохранить лицо.

– Я знаю, – все еще смеюсь я, – извини, но… я ничего не могу с собой поделать.

Он уже открывает рот, явно собираясь мне что-то ответить, когда я снова неожиданно дергаю пару полосок и продолжаю смеяться, не давая ему ни секунды на подготовку. В этот раз Эйден дергается так сильно, что подается вперед, и его руки будто инстинктивно обхватывают мою талию, притягивая меня к себе. Он тяжело дышит, утыкаясь лбом мне в плечо, пока я все еще подрагиваю от смеха и внезапно слишком остро осознаю, насколько близко мы стоим друг к другу.

– Осталось, – пытаюсь снять собственное напряжение я, – еще разок. Ну, может два.

– Просто закончи эту пытку, Дакота.

– Хорошо, – киваю я, стараясь не замечать, что он все еще держится за меня и явно не спешит отпускать. – На счет три. Раз.

Я тут же срываю последние полоски, не дожидаясь оставшихся цифр, и Эствуд сжимает меня в своих объятиях еще сильнее, простонав прямо мне в грудь. Не будь на мне толстого свитера, он бы точно заметил дрожь моего тела и мурашки, даже если меня бросает в жар от этого момента и его близости.

– Ты молодец, Эйден, – подбадриваю его я, стараясь звучать насмешливо, а не слишком мягко. – Теперь ты… лысый.

Он медленно выпрямляется, разворачиваясь лицом к зеркалу, и тяжело выдыхает, будто только что пережил маленькую личную трагедию. Вся его грудь покраснела в форме неровного сердца, и это выглядит одновременно больно, смешно и до нелепости мило, так что мне приходится напомнить себе, что мне нельзя все это чувствовать.

– Вот, – протягиваю ему свой крем после депиляции, – нанеси его тонким слоем, подуй и…

– Ты поможешь мне?

– Я…

Я понимаю, что он вполне может намазаться сам, это очевидно и вполне логично, но вот подуть… я точно не хочу этого делать, тем более когда он полуголый и слишком близко ко мне. И все же мои руки сами откручивают крышку тюбика, будто живут отдельной жизнью, и я неуверенно киваю.

– Будет неприятно, – мой голос предательски ломается, и я аккуратно касаюсь его воспаленной кожи, стараясь не думать о том, что прикасаюсь к нему вообще.

Эйден тут же напрягается всем телом, а я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, потому что расстояние между нами становится слишком маленьким и слишком интимным. Я дую на его кожу, он тяжело выдыхает в ответ, но только сильнее сжимает челюсть, словно пытается выдержать не только жжение, но и сам момент.

– Извини, я…

– Продолжаешь пытать меня, я знаю.

– Дай крему высохнуть и постарайся не трогать эту область дней… пять.

– Спасибо, детка, – тихо выдыхает он.

– Эйден, – начинаю злиться я, резко поднимая на него взгляд.

Но это было ошибкой, потому что его лицо оказывается слишком близко к моему, а взгляд не отпускает ни на секунду.

– Извини, – уже почти шепчет он, быстро облизывая губы, – вырвалось.

Я на мгновение замираю, будто кто-то выключил звук и свет одновременно, и воздух между нами становится густым и тяжелым. Но я вовремя дергаю себя назад, буквально вырываясь из этого странного, опасного момента.

– Вообще-то, – отступаю я, – я зашла за скрабом, он… – я бегло осматриваю все свои вещи в его ванной, – вот он, я… пойду, мне надо…

– Дакота, мы…

– Увидимся чуть позже, ладно?

Я не дожидаюсь его ответа, просто хватаю нужную мне банку и выхожу из ванной, почти спасаясь бегством. Может быть, Эйден и поднял мне настроение этим вечером, но он не должен был этого делать…

Потому что если бы его не было в моей жизни, мой вечер прошел бы ужасно – и я должна помнить, что именно этого я и заслуживаю.

Глава 8

Я отчаянно злюсь, и это ощущение живет не только в голове, но и в теле: плечи каменные, челюсть сведена, а внутри будто натянута струна, которая вот-вот лопнет. Сегодня все идет наперекосяк – доставку коз снова задержали, курьер опаздывает с моей посылкой на полчаса, а мне жизненно необходимо то, что в ней лежит, и вдобавок – бронь зала для йоги на курорте слетела, поэтому сейчас там внезапно учат бачату старушки за семьдесят. Единственное, что спасает этот день от моего полного краха – Эйден, который без лишних вопросов выделил мне свой домашний спортзал и пообещал не мешать, так что я уже разложила оборудование, расстелила коврик для растяжки и теперь буквально прожигаю взглядом входную дверь, боясь пропустить курьера.

Вся моя работа в социальных сетях курорта давно разложена по рубрикам, потому что структура – это святое, а аудитория любит знать, когда и что именно она получит. Раз в пару недель я выхожу в прямой эфир с тренировками: иногда это пилатес, иногда йога, растяжка или силовые, и люди возвращаются к нам именно за этой стабильностью.

Да, я не профессиональный фитнес-тренер, но когда-то давно была довольно крупной девушкой, поэтому прошла обучение в специализированных учреждениях, за год сбросила больше двадцати килограммов и теперь достаточно хорошо понимаю свое тело и нагрузку, чтобы проводить такие мастер-классы без вреда для других. И именно это привело меня сюда – к тому, что я, как ненормальная, пялюсь на закрытую дверь, потому что курьер должен привезти мою первую пиар-рассылку как для независимого инфлюенсера.

Было бы глупо владеть знаниями по продвижению аккаунтов и не применять их для собственного блага, и я прекрасно это понимаю. Я не сразу решилась на этот шаг, но за последние полгода набрала почти сто тысяч подписчиков – и сегодня я должна была блистать в своем первом сотрудничестве со спортивным брендом, на который молятся не только инфлюенсеры, но и некоторые звезды А-листа. И именно поэтому меня так бесит этот чертов курьер, который будто решил проверить мою нервную систему на прочность.

– Дакота? – в сотый раз шугается меня Эйден, выглядывая из-за угла.

– Чертов курьер хочет разрушить мою карьеру, – огрызаюсь я, не сводя глаз с двери.

– У тебя, – он бросает взгляд на наручные часы, – еще пятнадцать минут в запасе. Ты все успеешь.

– Я знаю, просто… – тяжело выдыхаю я, так и не оборачиваясь, – хочу, чтобы все было идеально.

– Уверена, что не хочешь, чтобы я остался? – Эствуд натягивает куртку. – Я могу позаниматься на фоне. Без футболки, конечно. Но только в целях поднятия активности.

Я хмыкаю, но намеренно сдерживаю улыбку, потому что сейчас мне совсем не до его шуток, даже если они работают.

– Я справлюсь, – напоминаю я скорее себе, чем ему, – я делала это сотню раз, так что… передавай привет Ноа.

– Мы пообедаем в баре и я вернусь сразу, как только ты закончишь.

– Ага, – киваю я, – жду…

Именно в этот момент в дверь звонят, и я даже не договариваю фразу, просто дергаю ее со всей силы. Я машинально бросаю «здравствуйте, спасибо, до свидания» и несусь к себе в спальню, уже на ходу расстегивая молнию своей кофты, потому что времени нет совсем. Руки слегка дрожат, когда я вскрываю почтовый пакет, достаю брендированную коробку и на секунду замираю, пытаясь осознать происходящее – это моя первая пиар-рассылка.

– Я ушел! – доносится до меня крик Эйдена с первого этажа.

– Хорошо. Удачи!

– Тебе тоже, детка. Заставь их попотеть!

Я хочу наругаться на него за очередное «детка», но входная дверь уже хлопает, и момент упущен. Я возвращаю все свое внимание к коробке, наспех вскрываю ее, скидываю с себя домашнюю одежду и переодеваюсь в спортивный нежно-розовый комбинезон с шортиками и открытой спиной, а сверху завязываю болеро в тон костюма, стараясь дышать ровно и напоминать себе, что я готова.

Я даже не успеваю толком посмотреться в зеркало – бросаю на себя какой-то смазанный взгляд мимоходом и почти выбегаю из комнаты прямо в домашний спортзал Эйдена, который расположен в подвальном помещении. Здесь уже все готово к съемке: свет выставлен идеально, коврик лежит ровно по центру, два телефона – личный и рабочий – стоят на штативах под разными углами, а фоном играет спокойная музыка для растяжки. Ровно за одну минуту до полудня я запускаю общую трансляцию сразу с двух аккаунтов – курорта и своего личного – делаю вдох, выдыхаю и начинаю тренировку.

Эфир буквально взрывается зрителями – за пару минут мы вырастаем со ста тридцати человек до семнадцати тысяч, и чат движется так быстро, что я даже не пытаюсь его читать. Представившись и объявив план на сегодня, я возвращаюсь на коврик и начинаю разминку, стараясь говорить спокойно и уверенно.

Я мягко разогреваю шею, затем перехожу к плечам, локтям и кистям, после чего подключаю корпус, объясняя каждое движение так подробно, будто стою перед живой группой.

Когда я начинаю наклоны, чат обновляется слишком активно, но такое иногда случается при резком росте аудитории, поэтому я не придаю этому значения. Я продолжаю тренировку, следя за дыханием и техникой, полностью погружаясь в процесс. Сейчас для меня существует только коврик, камера и голос, который ведет людей за собой.

После разминки спины и ног я предлагаю всем лечь на живот, чтобы завершить согревающий блок, и именно в этот момент умные часы на запястье показывают входящий звонок от Эйдена. Я раздраженно сбрасываю его, потому что он прекрасно знает, что я занята, и вообще – какого черта он мне звонит именно сейчас? Мы с аудиторией плавно собираемся в позу лягушки, замираем ровно на восемь секунд, затем я прошу медленно расслабиться на коврике, чтобы через пару секунд перейти в позу «собака мордой вниз».

Экран часов загорается снова – очередной звонок от Эствуда, который я снова сбрасываю, начиная злиться всерьез. Он выбрал самый неподходящий момент, чтобы проверить мое терпение, но… он звонит снова и снова, заставляя меня сбросить вызов еще три раза, пока я начинаю выходить в «собаку мордой вниз».

Я почти полностью выгибаюсь в нужную мне позу, когда чувствую то, что явно не должна чувствовать в прямом эфире на глазах у тысяч людей – что-то до пугающего интимное, властное и… твердое. Чьи-то бедра слишком резко, почти грубо подстраиваются сзади под мои, и я задыхаюсь от того, как что-то обжигающе горячее упирается мне прямо между ног. В ту же секунду широкие ладони стальным хватом впиваются в мои бедра, подхватывая и фиксируя меня так, что моя спина на полном ходу врезается во что-то мужское, упругое и пахнущее хвоей. Этим мощным, бесцеремонным толчком меня просто сносит вперед, выбивая из легких остатки кислорода.