Спорим, ты влюбишься в меня

Миллер Роудс

Спорим, ты влюбишься в меня

Глава 1

Я почти улыбаюсь, когда вижу счастливую Роми в объятиях Ноа. Это тот самый редкий момент, когда у меня дергается уголок губ, но я вовремя останавливаюсь, потому что не хочу привыкать к этому ощущению. Ноа смотрит на нее так, будто выиграл в лотерею, и, честно говоря, он действительно до безумия влюблен, раз все-таки согласился воплотить в реальность мой гениальный, громкий и абсолютно нелепый жест для признания ей в любви.

Роми – моя лучшая подруга и бренд-менеджер роскошного горнолыжного курорта в Аспене, Сильвер-Пик. Она и Ноа когда-то делили одну вакансию на двоих, из-за чего их совместная работа быстро превратилась в настоящую войну с подлостями, колкими комментариями и холодными взглядами. Именно это противостояние из проделок и сблизило их, заставив влюбиться друг в друга, и все шло идеально, пока… Ноа не облажался так эпично, что Роми уволилась. Ее обязанности тут же легли на меня, когда она едва не уехала с курорта, и я начала работать сразу за троих – за Ноа, который улетел в другую страну, чтобы исполнить часть нашего плана, за Роми, которая тяжело переживала расставание и разбитое сердце, и за себя саму, потому что продвижение курорта в социальных сетях никто не отменял. В итоге: я помогла Ноа – вместе с Эйденом, конечно – вернуть Роми, организовала новогодний бал за три дня и привела дополнительную тысячу аудитории в соцсети курорта, сделав на этом продаж на несколько сотен тысяч долларов. Так что, думаю, сейчас самое время поговорить с мистером Норингтоном – дедушкой Эйдена и Ноа и владельцем этого безумно дорогого курорта – о моем повышении.

Я хочу не просто снимать контент – я хочу вести масштабные рекламные проекты: пресс-туры с инфлюенсерами, собственный курортный мерч, полноценный отдел маркетинга… Это помогло бы не только Сильвер-Пику, но и мне, и я, между прочим, имею право на амбиции. Да, я карьеристка, и что, это теперь запрещено законом?

Я замечаю мистера Норингтона, болтающего с мамами Роми и Ноа. Они смеются, периодически оглядываются на влюбленную парочку, на которую я старательно не смотрю, и я бегло оглядываюсь вокруг, желая убедиться, что даже пространство сегодня на моей стороне, прежде чем просить о повышении.

Новогодний банкетный зал выглядит так, будто праздник еще не закончился, а просто сделал паузу. Огни мягко отражаются в бокалах, музыка стала тише после курантов, но роскошь все еще висит в воздухе, и я почти расслабленно выдыхаю, чтобы тут же собрать себя обратно. Сейчас или никогда.

Я уверенной походкой иду сквозь танцпол, пока не дохожу до банкетных столиков, где мистер Норингтон все еще беседует с женщинами. Я знаю, что вмешиваться и прерывать их, как минимум невежливо, но он уедет в Нью-Йорк через полчаса, и если я не заговорю о повышении сейчас – это затянется еще на недели.

Я пыталась заговорить об этом с Ноа – я не хотела давить на Роми, пока она переживала расставание, да и мы подруги, ей было бы сложно мне отказать – но тот просто отправил меня к своему дедушке, потому что весь персонал проходил только через его одобрение.

– Мистер Норингтон, – аккуратно начинаю я, заставляя пожилого мужчину обернуться. – Мы можем поговорить?

Он выглядит как мужчина, который стареет красиво и дорого: серебристые волосы аккуратно уложены, смокинг сидит идеально, а осанка выдает в нем человека, привыкшего к власти. Его улыбка теплая и спокойная, такая, от которой кажется, будто он уже знает ответ на любой твой вопрос.

– Конечно, Дакота, что такое? Все в порядке?

– Да, сэр, более чем. Я… – запинаюсь я. – Я хотела поговорить с вами о моей работе.

– Все великолепно, дорогая, – тепло улыбается он. – Ты прекрасно справилась.

И он просто возвращается к разговорам с другими, но… это совсем не то, что я хотела услышать.

– Нет, сэр, я… – я снова аккуратно хлопаю его по плечу, привлекая внимание. – Мы не могли бы поговорить наедине? Это правда важно.

Он явно не в восторге от моей идеи, и это читается по тяжелому выдоху, который он даже не пытается скрыть. Но мистер Норингтон все же остается джентльменом: извиняется перед женщинами и приглашающим жестом выводит меня из банкетного зала в холл.

Здесь сразу становится тише и ощутимо прохладнее, словно курорт выдыхает вместе со мной. Я машинально делаю пометку в голове открыть двери и проветрить в зале, потому что там сейчас слишком много людей, тепла и лишних эмоций.

– Итак? – мистер Норингтон без церемоний предлагает мне перейти сразу к сути.

В голове мгновенно вспыхивает моя заученная речь на три с половиной страницы о том, почему я заслуживаю повышения, чем это выгодно курорту и когда они увидят первые результаты. Я расправляю плечи, скидываю прядь светлых волос за спину и глубоко выдыхаю, как перед прыжком в ледяную воду.

– Мистер Норингтон, – деловито начинаю я. – Я работаю на вас уже несколько месяцев и, насколько могу судить, вы довольны моей работой. Статистика наших социальных сетей выросла на одну тысячу сто двадцать семь процентов по сравнению с показателями за прошедший октябрь. Число нашей аудитории увеличилось на…

– Сегодня новый год, Дакота, – перебивает он меня, хмурясь. – К чему эти цифры? Я доволен тем, как ты выполняешь свою работу, тебе выпишут премию, не переживай.

Меня это сбивает сильнее, чем я ожидала, и заготовленная речь рассыпается, как карточный домик. Когда он делает попытку вернуться обратно в зал, я почти в панике останавливаю его, буквально притормаживая за локоть.

– Нет, нет, мистер Норингтон, – я возвращаю его на место. – Я… я не про деньги. Я… – судорожно пытаюсь вспомнить, что там шло дальше после процентов и прибыли. – Я хотела сказать, что через пару дней, сразу после обязательных праздников, я возвращаюсь к работе, и у меня безумное количество планов на мой оставшийся рабочий контракт.

– Отлично, милая, обсуди это с Ноа или Роми, как будет время, – он снова собирается уйти, но я опять беру его за локоть и возвращаю назад.

– Мистер Норингтон, – чуть строже говорю я, скорее для себя, чем для него, – я хочу поговорить о повышении!

– Повышении? – он хмурится, будто не расслышал.

– Да. – Я тяжело выдыхаю, наконец вспоминая основную часть своей речи. – Я хочу повышения. Я добросовестный и результативный сотрудник, и я способна на большее. Моя стратегия на следующие три месяца охватывает…

– Дакота, ты… – он останавливает меня строже и с каким-то разочарованием. – Ты выдернула меня от семьи, чтобы обсудить свое повышение?

Я глупо моргаю пару раз.

– Вы просто уезжаете и…

– Вот именно, – возражает он. – Ты знаешь, что я уезжаю, и потому лишаешь меня времени с семьей, когда все остальное может подождать.

– Но работа…

– Она не важнее семьи, Дакота.

– Я знаю, сэр, но…

– Здесь нет «но», милая, – он качает головой, будто я сказала нечто совершенно безумное. – Ты прекрасный сотрудник, Дакота, одна из лучших. Но это семейный курорт, с семейными ценностями, и вряд ли кто-то… идеальный сможет это понять.

Мой перфекционизм еще никогда не выставляли в таком плохом свете. Я искренне не понимаю, что такого ужасного есть в моей идеально выполненной работе и почему это вдруг стало недостатком.

– Но, сэр, я…

– Я не думаю, что ты верно понимаешь философию Сильвер-Пика, Дакота, – его голос становится холоднее и осторожнее, будто он боится задеть меня еще сильнее. – Ты прекрасно справляешься с тем, что делаешь, но я не уверен, что в более масштабных проектах ты сможешь донести нужные смыслы до наших потенциальных клиентов.

Это задевает мой профессионализм сильнее, чем любое прямое оскорбление меня самой. Мое тело реагирует мгновенно: спина напрягается, челюсть сжимается, а внутри поднимается злость от обвинений в каком-то выдуманном эгоизме, которого во мне никогда не было.

– Просто… давай оставим все как есть. Понаблюдай за Роми и Ноа, за местными семьями… Они все полны уюта, любви и… именно это я хочу видеть на своем курорте и от своих сотрудников, понимаешь? Ты ведь ни с кем не встречаешься, верно?

Роми не раз рассказывала, что мистер Норингтон и вся его огромная семья помешаны на этой традиционной философии, как на религии. И я вовсе не против этого, правда! Семья – это тепло и правильно, просто… со мной такого никогда не случится, и я давно это приняла.

– Нет, я…

– Вот ты где, детка, – кто-то перебивает меня, и следующее, что я чувствую – это чью-то большую и горячую ладонь на моей талии.

И это не просто чья-то ладонь. Это ладонь Эйдена Эствуда – чертовски раздражающего красавчика, которому, судя по всему, надоело жить, раз он решил вмешаться именно сейчас.

– Так вы, – нахмурено запинается мистер Норингтон, – вместе?

Я уже собираюсь возразить, когда Эйден опережает меня:

– Да, мы… мы не хотели это афишировать, тем более когда у Ноа и Роми начались все эти проблемы и… – он говорит это так спокойно и уверенно, будто это чистая правда, пока я просто не верю своим ушам, – сейчас у них все наладилось, поэтому, думаю, мы можем больше не скрываться. Правда, детка?

Клянусь, Эйдену Эствуду реально надоело жить, потому что он не только притягивает меня ближе к себе, но еще и оставляет быстрый поцелуй на моем виске. Мое тело напрягается так резко, будто я попала под разряд тока, и внутри меня тут же вспыхивает желание либо оттолкнуть его, либо придушить.

Я мгновенно пытаюсь придумать план действий, взвесить все «за» и «против» и считать эмоции мистера Норингтона, чтобы выдать ему правильный ответ. Господь, я избегала этого тропа во всех любовных романах, которые читала залпом с четырнадцати лет, но чтобы такое произошло в реальной жизни… Вселенная меня точно за что-то ненавидит.

– Да, – тяжело выдыхаю я с натянутой улыбкой, – похоже на то.

– Это… неожиданно, – мистер Норингтон слишком внимательно вглядывается в нас, будто не верит.

Но могу ли я винить его в этом?!

– Ну, – пожимает плечами Эйден, – это все курорт, верно, детка? Тот еще сводник.

– Я… – мужчина щурится, – не уверен, что… как это случилось? В смысле, вы оба такие разные и…

– Ох, – театрально вздыхает Эствуд, расплываясь в улыбке, – Дакота была такой милой при нашей первой встрече, что… я без памяти влюбился! Она была такой доброй и обаятельной, но мне пришлось проявить настойчивость, чтобы в итоге заполучить ее. Все-таки я – серьезный мужчина.

На последней фразе я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться вслух. Эйден – серьезный мужчина?! Я даже не знаю, что звучит глупее: то, что он описывает меня как милую и обаятельную, или то, что он вообще считает себя серьезным.

– Я думал, мы все с тобой прояснили, Эйден, – чуть строже отзывается его дедушка.

– И? Мне теперь нельзя встречаться с девушкой своей мечты? – Эйден слишком сильно верит в собственную ложь, и его хватка на мне становится ощутимее. – Я устал от того, что все вы считаете меня несерьезным. Я из кожи вон лезу, чтобы доказать вам обратное, а вы… вы просто игнорируете меня! Это просто…

Я чувствую эту злость в Эствуде – слишком резкую и неожиданно настоящую – и начинаю волноваться. Сейчас он не только может наговорить лишнего, о чем потом пожалеет, но еще и окончательно похоронить мои возможности для повышения, хотя куда уж хуже, чем сейчас.

Поэтому я кладу ладонь ему на грудь, туда, где его сердце колотится слишком быстро и слишком громко. Я не хочу этого – ни его рук на себе, ни собственного прикосновения к нему – но мне нужно остановить его, пока все окончательно не вышло из-под контроля.

– Эйден, – предупреждающе торможу его я, – давай… без этого, ладно? Уверена, мистер Норингтон не хотел тебя ничем обидеть, поэтому… сейчас неподходящее время для ссор.

Эствуд вдруг становится пугающе серьезным, и это выглядит так непривычно, что я едва теряюсь. Он почти хмурится, внимательно вглядываясь в меня, будто пытается понять, говорю ли я это для его дедушки или действительно для него.

В этот момент он выглядит слишком… правильно. Высокий, широкоплечий, в идеально сидящем костюме, с резкими скулами и темными ресницами, которые делают его взгляд тяжелее и глубже, чем он привык показывать. Его челюсть сжата, губы сложены в тонкую линию, а напряжение между нами становится осязаемым, особенно когда его взгляд на секунду задерживается на моих губах, и мне хочется отступить, но я остаюсь на месте из чистого упрямства.

– Дакота права, дорогой, – уже теплее соглашается мистер Норингтон, будто ему самому становится неловко. – Я… мы… никто не имел в виду ничего такого, Эйден, но… знаете что? – он вдруг загорается почти детским восторгом. – Давайте сделаем так: я вернусь через пару дней, мы втроем вместе поужинаем и… подумаем, что можно сделать для каждого из нас, хорошо?

Эти слова мгновенно зажигают во мне крошечную, но очень упрямую надежду, и я с благодарностью коротко киваю мистеру Норингтону. Когда он переводит взгляд на внука, Эйден заметно колеблется, будто борется сам с собой, но все же протягивает ему руку, соглашаясь. Я выдавливаю из себя доброжелательное, насколько вообще сейчас способна, «хорошей вам поездки» и терпеливо жду пока пожилой мужчина не скроется за дверью банкетного зала.

– Еще раз назовешь меня «детка», – угрожаю я, резко скидывая с себя руку Эствуда, – ты узнаешь, насколько доброй и обаятельной я бываю во время убийства.

Но Эйден лишь лениво растягивается в своей фирменной, раздражающе флиртующей улыбке, будто я только что сказала что-то милое. Он делает едва заметный шаг ближе, но этого хватает, чтобы воздуха между нами стало ощутимо меньше, а пространство сжалось до опасного минимума. Я чувствую тепло его тела, его спокойствие и эту невозможную уверенность, от которой хочется либо закатить глаза, либо сделать шаг назад, но я снова не двигаюсь.

– Оо, детка, – хмыкает он, – спорим, ты влюбишься в меня?

Глава 2

Я слишком дотошно расставляю софтбоксы по всему периметру свободного пространства, как будто от этого зависит судьба всего человечества. На календаре только второе января, а я уже физически ощущаю, как отстаю от графика, потому что вчера весь день была на принудительном выходном. Роми лишила меня телефона, других гаджетов и всего того, что помогало бы мне работать – она даже умудрилась забрать у меня цветной мелок, который я одолжила у маленького мальчика из игровой комнаты в ресторане, чтобы записать идею для видео на салфетке. Так что сегодня я встала пораньше и решила подготовить все заранее перед съемкой с Дином – главным шеф-поваром Сильвер-Пика, потому что было очевидно: кое-кто меня отвлечет, и этот процесс затянется.

– Ты явно жаворонок, – раздается сонный голос Эйдена за моей спиной, но я не оборачиваюсь, потому что настраиваю тяжеленный софит.

– Я сказала тебе не приходить, – напоминаю я.

– Я принес тебе матчу в качестве извинений.

– Извинений или подкупа?

– Я позволю тебе выбрать правильный ответ, ладно? Я… мне кажется, я все еще не проснулся.

Я фиксирую софит, еще раз проверяя его надежность, и только после этого позволяю себе тяжелый выдох. Я медленно оборачиваюсь к Эйдену, заранее готовясь к раздражению, но вместо этого буквально спотыкаюсь взглядом. Он явно не врал, когда говорил, что еще спит – на нем пижамные штаны с медвежатами в новогодних колпаках, которые Роми подарила ему на Рождество, сверху он закутан в свою черную куртку с капюшоном от дорогого спортивного бренда, лицо помятое и сонное, а из-под капюшона торчат темные, явно взъерошенные волосы. Это выглядит нелепо и при этом до смешного сексуально, и хуже всего то, что мне это нравится, а значит, проблема снова во мне.

– Ты же понимаешь, насколько все это… абсурдно? – настаиваю я, когда он подходит ближе и протягивает мне стаканчик с напитком.

Я хочу спросить, где он его достал, потому что единственное место во всем Аспене, где подают матчу – это кафе, где работает Эйден, и сегодня оно закрыто из-за праздников. Но я не уверена, что готова узнать правду, поэтому просто принимаю стаканчик и тут же делаю глоток, чтобы не сказать лишнего.

– Это – единственный выход, вообще-то.

Эйден чокается своим стаканчиком о мой – я больше чем уверена, что там у него горячий шоколад с маршмеллоу – и лениво тащится к кожаному дивану у соседней стены, аккуратно присаживаясь на него.

Он делает это не просто так: в отличие от Роми и Ноа, мне никто не выделил кабинет, и я ючусь в небольшой комнатке, которая чаще всего используется как кладовка. Здесь вперемешку лежат реквизиты для спектаклей, старая вывеска курорта и оборудование для подъемников, и я клянусь – я сделала все возможное, чтобы привести это место в порядок, даже если отсюда нельзя было ничего выкидывать. В итоге у меня появился белоснежный фон для кадра, небольшое статичное пространство для съемок и что-то вроде зоны отдыха, поэтому Эйдену приходится быть осторожным, чтобы не разрушить мое хрупкое рабочее пространство одним своим неловким движением.

– Я все продумал, – уверенно заявляет он, наваливаясь локтям на свои колени, – Дедушка сейчас часто будет в Нью-Йорке из-за открытия нового отеля, поэтому… мы просто вместе покажемся ему на глаза пару раз – постоим рядом, подержимся за руки…

– Ты уже перебарщиваешь, – предупреждаю я, на что он только хмыкает.

– Ты так отчаянно сопротивляешься, Дакота, что это начинает выглядеть как прелюдия, – Эйден расплывается в своей самой невыносимой, сахарной улыбке. – Поверь, пройдет пара недель в статусе наших «отношений», и ты сама начнешь искать повод коснуться меня, а потом и вовсе будешь умолять, чтобы я взял тебя за руку или придумал что-нибудь… погорячее.

– Единственное, о чем я буду умолять – это о судебном запрете, по которому тебе нельзя будет приближаться ко мне ближе, чем на штат, – я выдерживаю его взгляд, стараясь не обращать внимания на то, как искрит воздух между нами. – Твои фантазии такие же забавные, как и твои подкаты, Эйден.

– Ой, да брось, я же вижу, как твои зрачки расширяются, когда я просто… дышу, – он небрежно скидывает с себя капюшон, поправляя взъерошенные волосы. – Мы оба знаем, что за этим твоим ледяным фасадом прячется девчонка, которой до безумия хочется, чтобы ее как следует… встряхнули. – Эствуд буквально хмыкает от своего выбора слов, – Тебе просто нужен повод сорваться, и я с радостью для тебя им стану.

– Ты не «повод», Эйден, – хмыкаю я, – ты – мой должник, – я демонстративно сажусь на журнальный столик ровно напротив него, откидывая назад свои волосы и закидывая ногу на ногу. – И если ты думаешь, что твоя золотистая шевелюра и умение вовремя подмигнуть заставят меня растаять – то ты явно путаешь меня с одной из своих фанаток, которые лайкают твои фото с голым торсом.

– А ты, значит, их не лайкаешь, а просто сохраняешь в отдельную папку «пофантазировать перед сном»? – он смеется, и этот звук слишком низкий и вибрирующий для того, кто должен меня раздражать. – Ладно, колючка, пока можешь выпускать свои иголки. Но завтра, когда я обниму тебя за талию перед дедушкой и прижму к себе так, что ты почувствуешь биение моего сердца… постарайся не упасть в обморок от восторга.

– И это правило номер один, – рушу его планы я, – Если ты хочешь, чтобы я… подыграла – тебе придется их придерживаться.

Эйден понимает, что я не шучу, и я вижу это по тому, как он вдруг становится внимательнее, тише и перестает валять дурака ровно на полтона. Он знает, что вся эта затея нужна не только ему, но и мне, и это знание делает нас опасно равными, даже если я никогда ему в этом не признаюсь. До этого я ясно дала ему понять, что я ему нужнее, чем он мне – сказала это ровным голосом и с идеально выверенным холодом, хотя это чистая ложь, от первой до последней буквы. Да, я могу пережить без повышения, доработать контракт оставшиеся три с половиной месяца и уехать, но где-то там мне снова придется искать работу, снова придется начинать с начала, а продвижение вместе с Сильвер-Пиком даст мне безграничные возможности, и я понимаю это слишком хорошо, чтобы притворяться, будто мне все равно – мне действительно нужно это так же сильно, как и ему.

– И что ты прикажешь мне делать? – чуть хмурится он, откидываясь на спинку дивана. – Стоять от тебя в десяти метрах и говорить по команде?

– Было бы супер.

– Это не сработает, – устало закатывает глаза Эйден. – Слушай, – тяжело выдыхает он, – мне… мне действительно это нужно. Я из кожи вон лезу, чтобы заслужить их доверие, чтобы мне позволили проявить себя. Им не достаточно моего диплома из колледжа, покупки дома, работы баристой в кафе – ничего. Никто из них мне… не доверяет.

От сонного Эйдена не остается и следа, словно кто-то щелкает выключателем, и теперь передо мной человек, в котором больше напряжения, чем улыбок. Он выглядит расстроенным, с капелькой злости – не показной, а тихой, глубокой, и я слишком хорошо понимаю это чувство, чтобы не узнать его сразу. Все мы сталкиваемся с моментами, когда в нас не верят, когда смотрят снисходительно или вовсе отмахиваются, и тогда тебе отчаянно хочется доказать обратное – чтобы они поняли, как сильно ошибались. Мне правда хочется помочь ему, поддержать, встать на его сторону, но мысль о том, чтобы позволить кому-то быть так близко ко мне как мужчине, даже если это все понарошку, заставляет меня внутренне напрячься.

Пусть я никогда и не читала романы с тропом фальшивые отношения – не нужно быть гадалкой, чтобы понимать, как это работает. Вы притворяетесь парой по каким-то своим причинам, сближаетесь, смеетесь, привыкаете друг к другу, границы между игрой и реальностью стираются, а потом – бац – вы в друг друга влюбляетесь. Затем обязательно следует конфликт третьего акта, расставание, боль и слезы, и в книгах все заканчивается хэппи-эндом, но в реальной жизни так не бывает.

В реальной жизни актеры, спортсмены и модели делают это постоянно ради выгоды, рейтингов и имиджа, и никто, кроме книжных героинь, не получает сердце своего фальшивого парня только для себя одной – уж я-то точно знаю, я уже… была там.

Я была той самой героиней, которая прочла тысячу любовных романов и считала себя до чертиков подкованной во всей этой любовной истории. Когда один парень попросил меня помочь ему влюбить в себя другую девушку, я согласилась без задней мысли: просто подсказывала, что сказать, как посмотреть и когда сделать шаг. В итоге я влюбилась в него, а он сошелся с той девушкой, с которой я помогала ему быть счастливым, и на этом все – занавес, финальные титры и никакого хэппи-энда для меня.

– Три правила, – все же настаиваю я, тяжело выдыхая, – никаких милых прозвищ, тем более «детка».

– Да брось, я…

Эйден тут же замолкает, когда я едва ли угрожающе приподнимаю бровь.

– Никаких телесных контактов, Эствуд, и я действительно имею в виду никаких, – продолжаю я. – И никаких разговоров по душам. Ты не лезешь в мою жизнь – я не лезу в твою. Все, что не касается… нас, как «пары», – почти морщусь я, – для другого не имеет никакого значения.

Он молча вглядывается в меня несколько секунд, слишком внимательно и спокойно для человека, который обычно шутит без остановки. Я чувствую, как Эйден оценивает меня, словно пробует мои слова на вкус и проверяет, где именно я блефую. Мне вдруг становится некомфортно, потому что кажется, будто он видит чуть больше, чем мне бы хотелось ему показывать.

– Почему ты… – он обрывает себя сам, а затем тяжело выдыхает, – Хорошо, ты… ты главная. Если это не сработает…

– Когда я главная – сработает все, – хмыкаю я.

– Это мы и проверим. Ты уже…

– Привет, – кто-то вламывается в дверь студии, и я оборачиваюсь, – я… немного опоздал.

Дин выглядит полностью сонным, будто его только что вытащили из-под теплого одеяла и сразу бросили в реальность. Он уже в поварской форме с логотипом курорта, волосы торчат в разные стороны, а взгляд такой потерянный, что он вызывает лишь желание ему посочувствовать. Но он хотя бы пришел, а значит, это уже победа, и мы можем работать.

– Все в порядке, – отзываюсь я, поднимаясь с журнального столика, – я как раз освободилась. У меня все готово, так что можем начинать.

– Сейчас только вымою руки, – кивает он, сонно топая к умывальнику рядом с дальней стенкой.

– Так мы договорились? – чуть тише тянет Эйден, заставляя меня обернуться на него.

– Посмотрим, что из этого выйдет, – пожимаю плечами я.

– Оо, – расплывается во флиртующей улыбке Эйден, – ты не пожалеешь.

Он поднимается с дивана, и я уже почти расслабляюсь, уверенная, что сейчас он наконец уйдет. Но вместо этого Эйден просто скидывает с себя куртку, накидывает ее обратно себе на плечи и снова садится, устраиваясь еще удобнее, чем раньше. У меня дергается глаз, потому что этот человек явно чувствует себя здесь как дома.