Где в жизни «щасте»?

Чтобы показать их мне, он держит их высоко, в узком пространстве между нами.

– Мне посоветовали в специализированном детском магазине. Сказали, что качество зачётное: всё хлопок, никакой синтетики. А у Майи должно быть всё качественное. И новое.

– Спасибо тебе, – умиляюсь я при виде этих крошечных вещичек.

Эмиль поворачивает голову, и близость его лица в полумраке салона ощущается физически. Он буквально обволакивает меня таким нежным взглядом, что я в моменте забываю, как дышать. У меня не хватает слов, чтобы выразить ему свою признательность. Он реально любит детей, поэтому я снова не верю, что этот парень может быть плохим человеком. Да, у него имеются недостатки, но в данную минуту я их просто не замечаю. На второй план уходят расспросы про его возраст.

Сейчас его присутствие заполняет тесное пространство салона рабочей бэхи ощущением надёжности. Я сижу, прижатая к спинке сиденья, окружённая его пакетами и его сосредоточенностью.

Свет уличного фонаря падает на крошечный, белоснежный бодик, и я невольно тянусь к нему пальцами. Аккуратно щупаю ткань.

Эмиль внимательно следит за моей реакцией. И наслаждается. Он не пользуется ситуацией. Вместо того чтобы приблизиться или коснуться меня, он склоняется над пакетами, возвращая одежду на место.

– Тут разные размеры, – деловито говорит он, переключаясь на практичность. – На первое время должно хватить, а потом я привезу ещё.

Мне хочется плакать от проявленной им заботы. Он печётся не столько обо мне, сколько о Майе, будто он её отец. Это приятно вдвойне. Втройне. И это рвёт моё сердце. Безжалостно. На части. Ведь всё, что сейчас делает Эмиль, должен делать совсем другой… Нет, надо срочно прекратить об этом думать, а то точно разревусь, как последняя дура.

– А вот здесь, – он открывет следующий пакет, – детская косметика. Масло, мыло, присыпка. В общем, я зашёл в аптеку и сказал, что мне надо всё для новорождённой дочки. Аптекарша на радостях насыпала мне всего. Так-то я не шарю пока в потребностях для мелких, но обещаю, что скоро буду знать, что и для чего!

Его забота проявляется в тысяче мелких, продуманных деталей. Он снимает с меня груз необходимости думать о мелочах. В эти волшебные секунды теснота машины превращается в защитную капсулу, где есть только я, он и тихое обещание нашего будущего.

Эти мои ощущения, видимо, передаются Майе, и она начинает подталкивать меня изнутри, словно соглашается на такого папочку. Я кладу руки на живот, молча отвечая малышке, что у нас всё будет прекрасно.

Эмиль замечает моё движение, его взгляд тут же скользит вниз, к моему животу, и становится ещё мягче. Он нежно касается моей руки – это единственный физический контакт, который он себе позволяет, – и тут же отдёргивает руку, словно боясь причинить неудобство.

– Она толкается? – спрашивает он полушёпотом, а в его голосе слышится смесь трепета и мальчишеского восторга. – Она меня слышит?

Я киваю, не в силах сдержать искреннюю улыбку. Его реакция вышибает из меня всю накопившуюся злость и подозрительность своей подлинностью. Он не просто покупает вещи. Он устанавливает связь со своей будущей дочерью.

– Конечно, слышит, – отвечаю я, и мой голос звучит непривычно тепло. – Кажется, ей нравятся твои подарки. И твой голос.

Парень замирает. Он сжимает и разжимает пальцы, глядя на мой живот с невероятным благоговением. Он готов стать отцом. И это осознание прошивает меня насквозь.

Он наклоняется вперед, достаёт из бардачка бутылку с водой и протягивает мне.

– Выпей. Тебе надо пить воду. И знаешь… – Он смотрит мне прямо в глаза, и в них нет ни тени смущения или осуждения. – Когда Майя родится, я хочу быть рядом. Неважно, как ты решишь, что между нами будет. Но я хочу помогать тебе, хочу быть рядом с ней. Мне не нужны статусы. Мне нужна возможность заботиться о вас обеих.

Его слова – не требование, а предложение опоры, которая мне так нужна. В темноте салона, под блеклым светом уличных фонарей, его искренность рушит барьеры моего недоверия. Я чувствую, как моё сердце, наконец, расслабляется и потихоньку открываетсянавстречу его, пусть и немного неуклюжей, но такой важной заботе.

Мы продолжаем встречаться и ужинать в ресторанах. Регулярно заскакиваем в Макдональдс.

– Ты такая классная! – восхищается мной Эмиль, лаская томным взглядом. – И такая прикольная!

– И в чём прикол? – дурашливо дуюсь я.

– Круглая такая, – он смеётся так искренне и так заразительно, что не могу не улыбнуться в ответ. – Как луна в зените!

– Ох, если бы ты знал, как уже надоело быть луной, – хнычу я наигранно. – Не знаю, как выдержу эти последние десять дней. Мои силы на исходе!

Я жалуюсь на свою усталость и ощущаю, что кульминационный момент уже где-то близко. Чувствую, что мой живот стал каким-то другим, он где-то не там, как было, словно поменял своё положение, деформировался.

– Всё будет чётко, не парься, – спокойно говоритЭмиль, и его голос звучит ультра-уверенно. –Тебе необходим изи-режим. Просто выдохни. Я буду на связи 24/7. Если что, сразу набираешь – и я рву когти. Мы справимся!

Он не разводит драму, он просто даёт гарантию. Сейчас он не парень, который ухаживает, он личный саппорт-менеджер в режиме экстрим.

– Вот увидишь, Майя родится, и ты будешь кайфовать. Это ваще другой левел. А пока… Ешь свой бургер, не тупи. Тебе сейчас нужен рес и много калорий.

– Ладно, уговорил, – говорю я, откусывая от своего бургера. – Но если ты мне скажешь, что я круглая, ещё раз, я обижусь по-настоящему.

Дожёвываю свой фастфуд, и мы выходим из Макдака. Сразу вливаемся в плотный, шумный поток вечернего променада внутри торгового центра. Тут царит хаос: никто не соблюдает правила правостороннего движения, и я постоянно напрягаюсь, чтобы не столкнуться с кем-то.

Эмиль мгновенно становится моим живым щитом. Он бдительно сканирует пространство, следит, чтобы никто меня не зацепил. Он на чеку: плавно уводит меня от любых столкновений, нежно обнимая за плечи. В этой толпе я чувствую себя в полной безопасности рядом с ним.

Мой взгляд выхватывает из толпы знакомую девушку. Беременная Полина со своей мамой идут прямо на нас. Мозг бьёт тревогу. Чесотка! Вспоминаю, как Катька описывала эту заразу. И знаю Полину, как она любит бросаться на шею с обнимашками. Но сейчас я просто обязана избежать лишней тактильности с ней.

Резко забегаю вперёд и встаю перед Эмилем лицом к лицу. От неожиданности он врезается в мой живот своим. В его глазах немой вопрос. Чёрные брови ползут вверх, выражая крайнее удивление.

– Слушай, – шепчу скороговоркой. – Видишь, там впереди нам навстречу идёт беременная девушка с мамой?

Эмиль, не поворачивая головы, переводит взгляд на людей. Внимательно всматривается поверх толпы. Благо, с его ростом это вообще не проблема.

– Та мелкая, что ли? – отвечает он тихо, сразу уловив серьезность момента. –Черноволосая, стрёмная такая? С пузом и в распахнутой куртке?

– Да-да-да! Это Полина. Моя давняя… знакомая. И её мама. И у Полины, кажется, чесотка… Я не хочу с ней встречаться.

Эмиль мгновенно каменеет. Его лицо – гремучая смесь отвращения и беспокойства. Он не задаёт лишних вопросов и не тратит время на уточнения.

Он решительно хватает меня за руку, разворачивает лицом к первой попавшейся витрине. Прижимается своей грудью к моей спине и обнимает сзади, складывая руки на моём животе поверх моих рук. Загораживает меня своим худощавым телом, закрывая от нежелательного контакта. Ощущаю себя в надёжном укрытии. Чувствую, как меня накрывает волной благодарности. Он ни разу не усомнился в моих словах и среагировал мгновенно, как настоящий герой. Спас меня от реальной возможности подцепить заразу. Какая-то фантастика.

– Ну у тебя и подружайки! – он со смешком выдыхает мне в затылок.

– Какие есть, – вздыхаю в ответ. – Полина – просто знакомая. Тусили вместе одно время. А мои подруги – это Маша, Ника и Алиса.

Эмиль делает вид, что изучает товары в витрине. По удачному совпадению это как раз детский магазин. Он жестикулирует пальцами, типа, советуется со мной.

– Ну, что купим нашей дочке? – шепчет мне на ухо парень. – Выбирай! Всё, что выберешь, я куплю! Обещаю!

Я рассматриваю детские игрушки, и мой выбор падает на мягкого мишку с кнопкой на пузе. Цена у мишки не маленькая – шестьдесят евро без одного цента. Обалдеть! Даже не представляю, кто это покупает за такие деньги. Но, в принципе, от этой игрушки есть польза: при включении она издаёт белый шум.

Но сейчас мы актёры в нашем мини-спектакле, и никто ничего покупать, естественно, не собирается. Поэтому я вживаюсь в роль.

– Нам просто необходим этот медведь! – тычу пальцем в витрину.

– Ну он же серый и невзрачный, – подыгрывает мне Эмиль. – Давай что-то яркое! Что б прям для девчули! – он указывает на розового слона. – Вот такого зверя!

Ценника я не вижу, но в отражении стекла наблюдаю, как мимо проходят Полина с мамой. Они на мгновение притормаживают у витрины детского магазина. Но передумывают и топают дальше.

– Нет, – мотаю головой. – Слон слишком большой, а у меня комната и так уже заставлена всем чем. Зато серый мишка очень актуален. Он включается и рычит, как белый шум.

– Чё? – не врубается парень. – Какой шум?

– Белый. Ну, такой звук, который дети слышат в утробе матери. А когда рождаются, то это помогает им быстрее заснуть, потому что напоминает знакомые звуки и создаёт привычную атмосферу, – объясняю я. – Фух, кажется, пронесло. Меня не заметили!

– Отлично, пошли покупать! – выпускает меня из объятий Эмиль и направляется прямиком в магазин.

В его глазах – победа и мягкое изумление.

– Ты нормальный?! – успеваю удержать его за руку. – Ты видел, сколько он стоит?!

– А тебе на ценники не пофиг? – парень сверлит меня взглядом. – Я же обещал!

– Не надо ничего покупать! – цежу я. – Это была импровизация!

Обречённо усмехается, но стоит на месте.

– Всё равно же куплю! – взгляд пронизывает своей убедительностью.

– В следующей жизни! – подкалываю я.

– Посмотрим! – слышу настойчивость в его голосе. – И слона розового куплю! Клянусь!

– Слон будет жить в твоём доме! В мой не влезет!

– Ты тоже будешь жить в моём доме, – произносит уверенно. – С Майей! И со слоном!

Опускаяю глаза. Пока никак не могу представить себя в том доме. Но дальше спорить не хочу. Молча направляемся к выходу и на парковку. В машине Эмиль включает музыку. Едем молча.

– Тебе нужно больше гулять, – говорит Эмиль, когда мы стоим у моей подъездной двери. – Свежий воздух.

– Мне лень, – признаюсь я честно, привалившись к стене.

Он усмехается и улыбается своей обезоруживающей улыбкой, наклоняется, чтобы поправить мне шарф на шее, и его пальцы на мгновение задевают мою щеку. Ток, едва ощутимый, но безошибочный, пробегает по телу. Я теряюсь в собственных ощущениях. Неужели я способна снова влюбиться? Или опять гормоны буянят?

– Завтра я заеду за тобой пораньше. Поедем на море. И пререкаться со мной сейчас бессмысленно, – в его глазах вспыхивают озорные искорки.

На это предожение сдаюсь без боя. Потому что рядом с ним я чувствую, что могу себе позволить быть слабой, ленивой, круглой – и всё равно оставаться… важной для него. Это очень смахивает на истинное счастье, если бы не мой внутренний голос со своими предостережениями. Но пока я просто принимаю его мужскую заботу и ухаживания как самое необходимое лекарство. Чего скрывать: мне приятно, когда мы сидим в кафеюшке или в ресторане, и он аккуратно отодвигает мой стул, если я хочу встать или сесть, следит, чтобы я не несла ничего тяжёлого, и всегда предлагает руку, когда мы переходим дорогу. Не хочу думать, что это иллюзия. Хочу реальность.

Прощание всегда заканчивается его долгим, тёплым взглядом и словами заботы, а не поцелуем. И эта сдержанность, эта безупречная тактичность, говорят мне о нём больше, чем самые страстные признания. Он ждёт. И это даёт мне время поверить в то, что всё будет хорошо.

Дома в ночной темноте лишь яркость дисплея подсвечивает детскую кроватку. Совсем скоро там займёт место моя дочурка. И пока мне не спится, и я думаю, как бы развивался наш с Эмилем роман, если бы не моя беременность. Сейчас всё, как в замедленном темпе. Он уважает моё состояние и мои границы, и именно это делает его почти идеальным кандидатом на роль моего личного счастливого финала. Кандидат, претендент… Но как быть с его косяками и неадекватным поведением? Опять меня накрывает это странное ощущение долбанного подвоха. И что интересно, оно куда-то испаряется, когда рядом со мной такой чуткий и заботливый Эмиль, без своих закидонов и тупых шуток. Но стоит мне остаться наедине со своими мыслями, как в подкорку заползает подвох.

Время близится к двум часам ночи, а я всё прикидываю в уме, смогу ли я довериться Эмилю. Спрашиваю у Майи, как она смотрит на такую перспективу. Мы разговариваем. Малышка двигается очень активно, будто слышит меня. Я предлагаю ей успокоиться и поспать. Поворачиваюсь на бок и чувствую, как подо мной расползается что-то тёплое и сырое.

Все мысли вразлёт! Подскакиваю на кровати. Сажусь. Мокрое пятно на простыне увеличивается. Ой, мамочки! Кажется, началось!

Глава 39

Пока ничего не болит. Скорую вызывать боюсь. Я же не какая-нибудь старушенция с сердечным приступом, чтобы меня с мигалками везли в больницу. Да и роддом у меня вообще не ассоциируется с больницей. Это какое-то иное учреждение особого назначания. Медицинского. Медленно, но стабильно накатывет паника. Снова чувствую лужицу под собой. Нет! Надо действовать!

Иду в спальню к брату. Там тишина. Ну правильно, в такое время суток нормальные люди видят десятый сон. А у меня как всегда трэшняк.

– Игореш, – шепчу тихонько, приоткрыв дверь.

В ответ сплошное сопение.

– Игореш, – усиливаю громкость.

– А? Чего тебе? Валери-Бэрри? – бормочет сонно братишка и протирает глаза.

– У меня воды отошли, – сообщаю вполголоса. – Наверное.

– Что?! – Игорь резко подскакивает на кровати.

– Реально что ли? – вслед за ним приподнимается Лика. – Я думала, что мне это снится. Тебе же рано ещё рожать.

– Да, хрен знает, – говорю уже в полный голос, – только всё равно творится что-то неладное.

– Так, – встревоженно говорит Лика. – Раз такое дело, то надо срочно ехать в роддом.

– Я боюсь одна, – пищу еле слышно.

Игорь встаёт и идёт в ванную.

– Я быстро умываюсь, и мы едем, – босает он, проходя мимо меня.

Он скрывается за дверью, и я слышу звук льющейся из крана воды.

–– А может ещё подождать? – спрашиваю неуверенно, стараясь оттянуть момент.

– Ты нормальная?! – восклицает Лика. – У тебя воды отошли, а ты думаешь, что это шутки?! Не хватало ещё, чтобы начала рожать здесь, дома! И что мы все тогда будем делать?! Тебе необходимо быть под квалифицированным наблюдением. Так что, давай не дури, и собирайся!

Ликины слова доходят до моего сознания, но руки и ноги начинают трястись. На полусогнутых тащусь в свою комнату и начинаю сборы. Хорошо, что сумка в роддом уже собрана. Проверяю ещё раз содержимое. Всё на месте.

– Ну, ты готова? – в дверях комнаты стоит Игорь и нервно вертит в руках ключ от машины, звеня брелоком.

– Может подождать? – предпринимаю я последнюю попытку отсрочить неизбежное.

– Значит так, Лера! – буквально командует Лика. – Или мы тебя везём, или я сейчас вызываю скорою, и пусть они тебя забирают!

– Еду с вами, – бурчу в ответ.

– Игорь, бери её тревожный чемоданик и иди заводить машину, – распоряжается девушка. – А мы следом!

Я тяжело вздыхаю, но слушаюсь. В машине меня колбасит ни то от холода, ни то от страха. Отправляю сообщение: «Отошли воды, еду в роддом». В адресатах: мама, папа, Юля, подруги, Люда и Эмиль.

Брат останавливает машину у шлагбаума.

– Посиди тут, – обращается он к Лике, – а я Леру доведу до приёмного.

Глубокая ночь. Игорь несёт мою сумку, а я иду рядом. Еле иду. От страха подгибаются колени. Дверь в приёмный покой закрыта, но Игорешка уверенно жмёт на звонок.

Ждём недолго. В дверном проёме появляется женщина средних лет. Поверх униформы наброшена куртка. Она окидывает нас профессиональным взглядом.

– Доброй ночи, – здоровается Игорь.

Больше он ничего не успевает сказать, потому что инициативу перехватывает женщина.

– Здравствуйте, – деловито произносит она, раскрывая дверь шире и пропуская меня во внутрь.

Я переступаю порог в помещение. Игорь тоже делает шаг за мной.

– У вас семейные роды? – интересуется женщина.

– Нет, – отвечаю я, пока Игореха хлопает глазами.

– Тогда только вы, – она строго смотрит на меня, – а муж пусть ждёт!

Ну, конечно, только ведь мужья привозят своих беременных жён в роддом. О том, что это может быть брат, никому в голову не придёт. Ни я, ни Игорь не разочаровываем работницу роддома. Пусть лучше думает, что у меня есть муж, чем примет меня за брошенную дурочку.

Игорь протягивает мою сумку. Я забираю ношу и молча киваю.

– Ну всё, я пошёл! Держись, Валери-Бэрри! Сразу пиши! – даёт он мне последние наставления и удаляется.

А я остаюсь тут…

– Проходите сюда, – взгляд женщины становится добрее, а голос мягче.

Я прохожу и усаживаюсь на стул около стола для посетителей. Подаю ей паспорт свой и родовой. Она быстро изучает доументы, а после куда-то звонит по внутреннему телефону. Из короткого разговора понятно, что она сообщает о вновь прибывшей. Обо мне.

Далее она заводит на меня какую-то карту. Задаёт вопросы. Стандартные. Но меня удивляет, когда она спрашивает:

– Если кто-нибудь будет звонить и интересоваться по поводу вас, всем отвечать или есть кто-то, кому бы вы не желали давать информацию?

– А так можно?

– Конечно! Мы соблюдаем конфидециальность, – кивает она, – вы можете ограничить число лиц пофамильно, и оператор выдаст информацию только тем, кого вы укажете.

– Всем, – отвечаю я.

Не вижу смысла создавать чёрный список. Да и вряд ли кто-то будет звонить сюда. Все будут ждать известий от меня лично.

В кабинет заходит медсестра. Женщина отдаёт ей заполненные документы, и та жестом показывает мне следовать за ней. Поднимаюсь со стула и ощущаю странное покалывание. Морщусь, поддерживая живот. Топаю за медсестрой. В отделение.

Мне помогают переодеться уже две медсестрички или санитарки. Не знаю точно, кто они. С ними интереснее, они пробуют меня заболтать и отвлечь. Но в итоге оставляют одну. Снова меня охватывает ледяной страх. Эти странные покалывания становятся чаще и интенсивнее. Наверно, всё-таки схватки. Одно дело читать об этом в интернете и слушать кого-то, и совсем другое, когда это касается лично. А касается уже настолько лично, что я стараюсь выбрать позу, чтоб меня не беспокоили неприятные ощущения. Беру телефон, пытаюсь отвлечься. Но почему-то ничего не спасает. Отбрасываю айфон. Сознание паникует и затуманивается. Ко мне в палату регулярно заглядывают и интересуются моим состоянием. Бесят. Лучше бы реально помогли. Хоть чем-то! Наконец приносят огромный надувной мяч.

– Вот, – говорит медсестра, – попробуй сесть на него. Покачайся. Это немного облегчит схватки.

Я с радостью усаживаюсь на эту штуку, в надежде на облегчение. Но увы, легче становится на пару секунд. А потом всё начинает болеть ещё сильнее.

Теряю счёт времени. Не пойму, оно остановилось или уже убежало далеко вперёд. Только часы на стене подсказывают, что ночь пока не закончилось.

А дальше… происходит что-то невероятное. Мой живот стягивает и распирает одновременно. Корчусь от боли, но живот не позволяет согнуться пополам. Я рычу, стону, кряхчу, вою, скулю. Издаю, наверно, все звуки мира, когда меня просто разрывает изнутри что-то мощное. До моих ушей доносится дикий вопль. Божечки! Неужели это мой собственный крик? Я могу так орать? Или это моё подсознание так вопит. Я уже ничего не соображаю. Чувствую себя эпицентром одной сплошной боли. Где-то всплывают мамины слова: дышать, как собака и слушать врачей. Что тут можно слушать, если уши ничего не слышат, кроме собственного ора!

Как в тумане ковыляю за какими-то людьми. Мне помогают забраться на стол. В голове муть, перед глазами пелена, через которую пробивается свет от ламп.

– Дыши! – слышу чей-то голос, потом: – Тужься!

Так повторяется снова и снова. Что-то делаю, что-то игнорю. Всё, что я сейчас хочу – это избавиться от того, кто загнал меня в эти муки ада. Мне необходимо выдавить из себя причину этих диких страданий. Или я сдохну, и гори оно всё синим пламенем!

Не знаю, сколько длится этот кромешный ад, но в себя я прихожу от того, что вдруг всё внезапно прекращается, а тишину в родильном зале разрезает пронзительный детский крик. Пока ничего не вижу, только слышу, как плачет ребёнок. Что-то влажное и тёплое ложится на мой живот. И теперь я понимаю, что это моя новорождённая дочь.

«Ну вот мы с тобой и встретились, моя малышка!» – произношу мысленно и накрываю ладонью крошечную спинку.

– У вас девочка, – сообщает чей-то голос. – Родилась в шесть тридцать утра. Вес три килограмма и сто граммов. Рост пятьдесят сантиметров.

Меня охватывает чувство облегчения. Вздыхаю с вымученной улыбкой. И тут же обуревает чувство тревоги. Ведь это только начало. А сколько всего ещё предстоит. Но пока я лежу на этом столе, наверно, можно чуток расслабиться.

Поворачиваю голову. Вокруг суетится медперсонал. Ребёнка забирают, что-то с ней делают. Я наблюдаю, повернув голову, но практически ничего не вижу. Медсёстры загораживают весь обзор. Малюсенькую, одетую в детский слип, дочурку подносят ко мне.

– Ну вот, мамочка, – говорит молоденькая медсестричка, – будем учится кушать. Повернись на бок.

Я выполняю указание, и мне в руки вкладывают малышку так, чтобы её ротик оказался на уровне моей груди. Младенец вроде захватывает мой сосок, но почему-то выплёвывает.

– Пробуем ещё, – произносит настойчивее и приговаривает: – Ну, давай, маленькая, давай! Надо кушать, чтобы расти.

Всё повторяется.

– Она не берёт грудь! – констатирует девушка.

– Что за капризы? – подходит другая, которая постарше и, видимо, поопытнее.

Снова пробует приложить ребёнка к моей груди. Майя упорно сопротивляется. Так несколько раз. Толку ноль.

– Ну что ж, – итожит та, которая мне показалась опытней, – придётся сцеживаться и кормить из соски.

Меня привозят в двухместную палату. Малышку помещают в прозрачный кювет на колёсах, а я с трудом слезаю с каталки и устраиваюсь на кровати. Пока второе место свободно, и мы тут только с Майей.

– Ребёнка мы покормили. Вы, мамочка, можете поспать. Я зайду позже, – говорит мне уже совсем другая медсестра, в возрасте.

Сколько их тут? К кому обращаться, если что? С этими мыслями меня тупо вырубает после всех передряг и бессонной ночи.

Просыпаюсь от какого-то пищащего звука. Открываю глаза и не въезжаю, где нахожусь. Обстановка совершенно чужая, а рядом… плачет ребёнок. В специальной кроватке. Память услужливо воспроизводит события минувшей ночи. Неужто всё было в реале? А кажется дурным сном. Трогаю живот, который вдруг исчез. Нет больше раздутого шара, а только мягкая складка, как мешок у кенгуру. Значит, точно не сон. И я больше не беременная.

Сажусь на кровати и тут же вскакиваю. Сидеть невозможно. Только стоять или лежать могу. Смотрю на кроху, которая заливается плачем, и не знаю, что делать. Хорошо, что приходит медсестра, которую я видела последней. Снова пробую кормить грудью под её чутким руководством. Даже что-то получается. Но чуть-чуть.

Медсестра убегает и возвращается со смесью и приспособлением для подогрева.

– Раз всё так плохо, молоко сцеживай. Молокоотсос есть?

Киваю, потому что эту штуковину я прихватила с собой.

– Сначала корми своим молоком, а только потом смесью, если ей мало будет. А то накричит грыжу, – учит она.

Потом объясняет, сколько и как пользоваться подогревом.

– Одна бутылка смеси от роддома. До завтра должно хватить. Так что попроси, чтобы тебе привезли свою, так как у нас лимит.

Ну вот и начались первые сложности. Но мне пока нравится это новое ощущение, что теперь у меня есть дочка. На всю жизнь. Оглядываюсь в поисках телефона. Но его нигде нет. Маленькой моей сумки тоже нет. Укутываю Майю и оставляю в кроватке. Скрючившись иду к медсёстрам на пост.

– Здравствуйте, скажите, а где мой телефон?

– Как фамилия?

Называю фамилию, и девушка ищет меня в списке.

– Все ваши ценные вещи хранятся у нас в сейфе. Перед родами вы всё сдали. Сейчас принесу и верну вам под расписку.

Смутно припоминаю, что был какой-то разговор про сейф. Видимо, мне было ни до того. В тот момент я бы отдала все сокровища земли, лишь бы избавиться от той вселенской боли.

– Скажите, пожалуйста, я могу узнать, звонил ли кто-нибудь узнать информацию обо мне?