скачать книгу бесплатно
«Что запретить или ограничить, возвращаясь к прежним обычаям? Огромные размеры загородных поместий? Число рабов и их принадлежность к множеству различных племен? Вес золотой и серебряной посуды? Чудеса, созданные в бронзе и картинах? Одинаковые одеяния мужчин и женщин?»[189 - Tac. Ann. III. P. 53.].
Чисто риторически этот пассаж античного автора и политика говорит о попытках моралистов вернуться к некоему «золотому веку», а во-вторых, о проблеме узкого или расширенного толкования роскоши и разнообразии объектов регламентации. Но в целом, если говорить о проблеме наследования древнеримского права средневековыми городскими статутами в области сумптуарных законов, следует согласиться с мнением британского историка Сьюзан Рейнольдс (1929—2021), которая пишет, что «роль традиции римского права чересчур преувеличивается, когда с ее помощью пытаются объяснить рационализм принципов построения городской жизни Средневековья»[190 - Reynolds S. Kingdoms and communities in Western Europe, 900—1300. Oxford: Clarendon Press, 1997. P. 216.].
Во-первых, никаких прямых заимствований из античных законов против роскоши средневековые законодатели просто не могли почерпнуть, ввиду отсутствия основного массива оригинальных древнеримских текстов и смены материальных и поведенческих объектов, которые выражали злоупотребление богатством и демонстрацию роскоши.
Во-вторых, приток роскоши в проторенессансную эпоху, т.е. в период активного институционального строительства в итальянских городах-общинах, был связан с торговлей, что и повлекло за собой создание первых правовых норм ограничительного характера. Они были обусловлены опасениями перед возможностями трат и демонстраций роскоши нового класса купцов и банкиров, не относящихся к старой элите. В связи с этим возникает вопрос: проблемой была сама роскошь или то, что ее носителями стал класс, не имевший отношения к старой феодальной элите? До какой степени следует включать в одну категорию сумптуарных законов борьбу со злоупотреблением роскошью в принципе и закрепление статусных характеристик и ограничений для определенных социальных групп? Ведь вряд ли стоит включать сюда требования отличий в одежде от определенных «меньшинств», как мы бы сейчас их назвали, например евреев, активно участвовавших в деловой жизни города.
Проблему статуса и sumptus задают статуты, в которых отражена борьба с роскошью с помощью антимагнатского законодательства: Сиена – 1250—1260 гг., Флоренция – 1292 г. Далее Флоренция принимает меры сумптуарного толка в 1330, 1356, 1388, 1433, 1462, 1464, 1471 гг., что отражает картину бурной общественной жизни города в ренессансную эпоху. Общее число законодательных ограничений роскоши активно растет вплоть до 1500 г., когда число сумптуариев, исходя из известным нам источников, составляет уже около 300, при том что в архивах итальянских коммун до сих пор существует множество единиц хранения неопубликованных документов.
Сумптуарии XIII—XIV вв., которые в той или иной форме принимают практически все городские коммуны Севера и Центра Италии, были направлены преимущественно на регламентацию костюма, его дорогостоящих деталей и элементов, в первую очередь, женских платьев и драгоценностей. Даже позже, в свободолюбивую эпоху Ренессанса, именно одежда и украшения женщин предстают в качестве основного объекта регламентации со стороны законодателей, что отражает ситуацию, когда женщины были ретранслятором статусных достижений рода, а не столько демонстрировали личные амбиции.
А теперь вернемся к теме возникновение класса купцов к концу Средневековья.
Флоренция, Джованни Виллани и цех Калимала
И вот на сцене появляется наш новый герой, чья супруга, кстати, была одной из нарушительниц законов против роскоши. Это Джованни Виллани (1274/1280—1348) – человек, который, как и его великий современник и соотечественник Данте Алигьери, принадлежит одновременно и Средним векам, и Новому времени[191 - Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд., Т. 22. М.: Политиздат, 1967. С. 382.]. Джованни Виллани – флорентийский купец, банкир и знаменитый хронист, автор первой истории Флоренции – «Новой Хроники» («Nuova Cronica»), государственный деятель, дипломат, летописец и, в лучших традициях Средневековья, – воин. А происходил он из семьи торговца сукном, купца Виллано ди Стольно, члена знаменитого «старшего» флорентийского цеха Калимала.
Попробуем разобраться, мог ли этот человек, который из всех героев Средневековья был наиболее близок к возможности создания моды, т.к. занимался тканями, торговлей и владел ссудным капиталом, на практике быть ее адептом. К тому же родина и любовь всей жизни Джованни Виллани – Флоренция, главный город Ренессанса. По традиционным оценкам, это то место и та эпоха, где начала формироваться современная мода. Поэтому, изучая социальную историю моды и следуя логике нашего повествования, сделаем небольшой экскурс в социальное и политическое устройство этого великого города и посмотрим, было ли там место моде и действительно ли мода (или протомода) могла возникнуть именно в том месте и в те времена.
В XII в. Флоренцией управляли консулы из числа местной буржуазии или, скорее, «жирного народа», позднее получившие название старшин. Они подчинялись графу Тосканскому, резиденция которого находилась в Лукке, а тот формально был вассалом далекого германского императора. Граф и рыцари, жившие вокруг города в укрепленных замках, также имели влияние на городскую жизнь и часто оказывали давление на горожан. Для разрешения конфликтов горожане обращались к подеста. Он назначался на срок не более года и его услуги судьи щедро оплачивались городом.
В 1250 г. Флоренция организовала городское ополчение, командовал которым капитан народа – гонфалоньер[192 - От итал. gonfaloniere – «знаменосец».]. Ему было также поручено принимать жалобы граждан на несправедливое налогообложение и на вымогательства со стороны благородного сословия. Подеста стал судьей по уголовным делам и принимал кассационные жалобы. Как при подеста, так и при капитане народа было по два совета. Советы при подеста назывались Советами коммуны, т.к. в них была представлена вся община – и благородное сословие, и купцы. Советы при капитане назывались Советами народа, потому что в них заседали только пополаны – ремесленники. В 1260 г., одержав победу в битве при Монтаперти, власть во Флоренции захватывают гибеллины – приверженцы императора Священной Римской империи. Их господство, сопряженное с восстановлением власти императора во Флоренции, продолжалось шесть лет, вплоть до 1266 г. С торжеством во Флоренции гвельфов – сторонников папы римского – над гибеллинами, представлявшими интересы основной части рыцарства, участие народа в управлении городом расширилось. Реальная власть всё больше переходит в руки корпораций (цехов).
Как пишет французский историк Пьер Антонетти, «первые ремесленные и торговые цехи появились во Флоренции в середине XII века, когда возникло сообщество купцов (societas mercatorum), управлявшееся тремя консулами и противопоставлявшее себя сообществу воинов (societas militum), объединявшему аристократов и буржуазию»[193 - Пьер Антонетти. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004.].
Сообщество торговцев первое время играло скромную политическую роль, но со временем оно набрало экономическую силу и стало важным фактором городской политики. Это сообщество и образовало самый знаменитый флорентийский цех Калимала, получивший название от улочки в центре города, где были сосредоточены сукновальные мастерские и лавки. Флорентийцы покупали на шампанских ярмарках грубые сукна и подвергали их обработке, техника которой хранилась в секрете. Сукно становилось тоньше, легче, воздушнее. Его красили в синий цвет вайдой, в красный – кермесом и мареной, в ярко-пурпурный – настоем лишайника на моче. Цех, к которому принадлежал Джованни Виллани, – Калимала – объединил тех, кто специализировался на ввозе, тонкой переработке, отделке и окраски сукон из Фландрии и Франции.
Вслед за Калимала образовались и другие т.н. «старшие» цехи: Камбио (меняла), Пор Санта-Мария (ввоз сукна и шелка), Дана (переработка шерсти), Мерчаи (галантерейщики). Консулы этих цехов сначала входили в Совет подеста, а после принятия в 1293 г. «Установлений справедливости» – и в верховный правительственный орган – приорат.
Как типичная средневековая корпорация, флорентийский цех имел статус юридического лица с собственным зданием (совр. офисом), гербом, служащими, финансами, полицией и судом, социальной структурой, представленной иерархией мастеров, подмастерьев и учеников.
Старших цехов сначала было пять, а затем семь: цех судей и нотариусов, Калимала, Лана, Пор Санта-Мария, Камбио, цех врачей и аптекарей, цех скорняков и меховщиков. Пять средних цехов: мясники, трикотажники и чулочники, мастера по обработке металлов, каменщики и плотники, старьевщики и торговцы бельем. Девять младших цехов: виноторговцы, владельцы постоялых дворов, торговцы растительным маслом, сыром и солью, кожевники, изготовители кирас и шпаг, слесари, инструментальщики и жестянщики, дубильщики кож, торговцы лесом, пекари и булочники.[194 - Там же.]
Различия между старшими и младшими цехами были общими для идеологических представлений времени позднесредневекового Запада, когда ломалась трёхчленная социальная иерархия Средневековья «те, кто молится; те, кто воюет; те, кто пашет», и начинала выше цениться трудовая деятельность. Однако, как пишет Ле Гофф, «единство мира труда перед лицом мира молящихся и мира воюющих, если вообще оно когда-либо существовало, сохранялось недолго; произошло расслоение, отделившее верхний слой городского общества — для удобства назовем его буржуазией — от нижних слоев: с одной стороны, крупные торговцы, менялы, богачи, с другой – мелкие ремесленники, подмастерья, бедняки»[195 - Le Goff J. Pour un autre Moyen Age. Paris, 1977. P. 75 (Цит. по: Пьер Антонетти. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004).].
В то же время обратим внимание, что признание первого места среди старших цехов за корпорацией судей и нотариусов говорит нам, что начинается эпоха, в которой интеллектуальный труд будет цениться выше ручной работы. Судей и нотариусов боялись и уважали, ведь они были к тому же представителями аристократии. Их официальные титулы (messere или dominus у судей, ser – у нотариусов), их костюм – пунцового цвета колпак и мантия, отороченная беличьим мехом, – создавали им солидный вид. Престиж «благородных» профессий сказывался и в характерном для их представителей чувстве превосходства, желании сторониться мелких ремесленников и членов цехов физического труда – arti meccaniche. Однако экономическая и политическая реальность состояла в том, что в средневековой Флоренции времен Данте и Виллани господствующее положение занимают уже крупные торговцы Калималы и промышленники Ланы.
Цех Калимала настолько значителен для истории не только Флоренции, но даже и всего Запада, что Пьер Антонетти называет его структуру и общественную роль «моделью иерархии в мире труда»[196 - Пьер Антонетти. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004. С. 33.]. И эта же модель будет во многом воспроизведена в самых влиятельных модных организациях XX в., таких как Федерация Высокой моды. Калимала впервые упомянута в середине XII в. как сообщество торговцев. Ко второй половине XIII в. она достигает огромного экономического, политического и культурного влияния. Стоит упомянуть, что на ее средства и по ее поручению изготовляются знаменитые двери баптистерия Сан Джованни авторства Антонио Пизани, а за их постройкой наблюдает от имени цеха Джованни Виллани. По заказу Калималы над перестройкой церкви св. Репараты работает и великий Джотто ди Бондоне (1266—1337). И за его работой по поручению цеха также следит наш герой, который напишет затем об основоположнике эпохи Проторенессанса в своей «Новой хронике» Флоренции (кн. XI, гл. 9). То есть, в общем, классический человек позднего Средневековья Виллани на практике мало отличался от великих людей Возрождения в совершенно фантастическом для нашей современности многообразии своих занятий: от торговли тканями и банковской деятельности – до занятия историей и покровительства искусствам. И ведь он – простой горожанин, член цеха торговцев, находящийся на выборной должности, а не баснословно богатый и влиятельный герцог Флорентийский XVI века из семейства Медичи.
Калимала – это не просто цех, а мощная корпорация, имевшая влияние и во всей Италии, и за ее пределами. В середине XIII в. она объединяет в своем составе 80 могущественных семей, вершивших судьбу Флоренции на протяжении столетий[197 - Аччайюоли, Адимари, Альберти, Амидеи, Альбицци, Антинори, Барди, Каппони, Черки, Кавальканти, Черретани, Даванцати, Фрескобальди, Джанфильяцци, Моцци, Пацци, Перуцци, Портинари, Пуччи, Ридольфи, Риччи, Скали, Содерини, Строцци, Спини, Торнабуони, Тосинги, Убальдини, Валори, Веттори и, собственно, семья нашего героя Виллани.]. Она управлялась четырьмя консулами и двумя советами: узкий состоял из 12 человек, а широкий – из 40. Она содержала на членские взносы собственных служащих: камерария, казначея, бухгалтера, синдика, прокурора, нотариусов и несколько комиссий, чьей заботой было охранять деловую репутацию корпорации и обеспечивать качество продукции, выходившей с ее товарным знаком. Корпорация стояла на страже своих интересов, особенно перед лицом острой конкуренции с шелковым цехом Пор Санта-Мария. Цеховая солидарность, защита попавших в беду членов, особенно за границей, борьба против незаконной или ночной работы – всё это были приоритеты Калималы. Цех обладал особыми юридическими привилегиями (например, ни один из его членов не мог быть арестован во время или после окончания торговли на рынке) и даже имел собственную меру длины – окованную железом палку, считавшуюся эталоном длины, которому должны были соответствовать все другие меры.
Калимала действовала в трёх основных сферах: крупная международная торговля, производство и банковское дело. Но, прежде всего, это была основа основ европейского капитализма – текстиль. Как я уже отмечала, цех сделал свой капитал на ввозе и переработке фландрских, голландских и брабантских сукон, которые он покупал на ярмарках в Шампани. Уже обработанные сукна более высокого качества экспортировались по всему Западу и на Восток, где их обменивали на пряности и красители для тканей. Но Калимала не ограничивалась только торговлей сукнами, она торговала всем, что могло принести ей прибыль: товарами роскоши, пряностями, благовониями, тканями, драгоценностями.
Банковской деятельностью цех занялся далеко не сразу, но она имела тенденцию к постоянному росту. Финансовый успех флорентийских компаний отчасти был связан с политической конъюнктурой. Когда в 1266 г. победили сторонники папы, гвельфы, противники императора стали брать займы у флорентийцев. Карл Анжуйский, брат Людовика Святого, именно к Флоренции обратился за финансовой поддержкой, чтобы завладеть Неаполем и Сицилией, отвоевав их у потомков императора Фридриха II. Флорентийские купцы сумели воспользоваться и крупными банкротствами конкурентов из соседних городов – Сиены, Лукки и Пистои, – которые в конце XIII в. следовали одно за другим. Начав с ростовщичества, Калимала, пренебрегая запретом Церкви, постепенно переходит к ссудным операциям и через несколько десятилетий становится одной из крупнейших банковских организаций Италии.
После падения в 1326 г. одного из членов цеха Калимала, банкирского дома Скали, семьи Барди, Перуцци и Аччайуоли решили не отбивать друг у друга рынки сбыта и действовать солидарно, что завоевало доверие мелких вкладчиков. Компании брали на хранение их сбережения и пускали во внешнеторговый оборот, обходя церковный запрет на взимание процента при помощи иностранных займов и меняльных операций. Доходность таких операций доходила до 6—10%. Для сравнения, недвижимость, классический доход старой аристократии, тогда приносила не более 5%. Компаньоны, участвовавшие в капитале банкирских домов, получали иногда просто колоссальные дивиденды: Перуцци в 1300—1324 гг. – 15—40%, компаньоны Альберта в 1322—1329 гг. – от 12 до 16,5%, а компаньоны Строцци в 1330—1340 гг. – от 300 до 1000%.
Такие огромные прибыли объясняют строительный бум во Флоренции в XIV в.: было возведено множество дворцов, монастырей, капелл, расписанных знаменитыми мастерами, в том числе великим Джотто, создавшим фрески капелл Барди и Перуцци во францисканской церкви Санта-Кроче.
А что же происходит с костюмом и модой на фоне такого явного подъема благосостояния города? Во-первых, вот первое наблюдение, которое не очень вяжется с обычными представлениями об итальянцах той эпохи как первых в моде. Читая описание повседневной жизни Флоренции, в том числе богатых жилищ и дворцов, у Пьера Антонетти, мы постоянно обнаруживаем «французский след» практически в любых модных инновациях, особенно в том, что касается текстильного оформления или вещей, связанных с одеждой и гардеробом:
«На стенах — ковры, гобелены, обивка, иногда картины с благочестивыми сюжетами; сиденья покрыты мехами или тканями ярких расцветок, часто привезенными из Франции. Пол устлан тростниковыми циновками (как в некоторых из дворцов, где разворачивается действие „Декамерона“), привезенными из Франции коврами или мехами».
И далее: «Кровать стоит на некотором возвышении в окружении сундуков для белья, составляющих единое целое с ее корпусом, над кроватью нависает матерчатый балдахин. В изголовье уже упоминавшийся коврик (capoletto), обычно из дорогой ткани (шелка или французской саржи), богато украшенный вышивкой или рисунками. На стенах обивка, ковры, гобелены, картины благочестивого содержания. Именно в этой комнате ощущается забота о красоте – мебель с зеркалами в изысканных рамах, ручные зеркальца в инкрустированной оправе из слоновой кости. Здесь и там корзины для хранения одежды, сундук с тяжелой металлической оковкой для особенно ценных вещей и семейного архива, шкаф для одежды или оружия (французское слово „armoire“, шкаф, первоначально означало место, где держали оружие, armes), который могли располагать в толще стены и просто задергивать занавеской… Наконец, в комнатах богачей можно было увидеть гребенки из слоновой кости, привезенные из Франции или изготовленные в Италии, иногда украшенные сценами из Священной истории или рыцарских романов, по моде, пришедшей из той же Франции»[198 - Пьер Антонетти. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004. С. 40.].
Современник Виллани, белый гвельф, изгнанник Данте Алигьери, предаваясь воспоминаниям о простых нравах древней Флоренции, пишет, как одевались флорентийцы до середины XIII в., ознаменовавшегося значительным переворотом в обычаях:
Флоренция, меж древних стен, бессменно
Ей подающих время терц и нон,
Жила спокойно, скромно и смиренно.
Не знала ни цепочек, ни корон,
Ни юбок с вышивкой, и поясочки
Не затмевали тех, кто обряжен…
На Беллинчоне Берти пояс был
Ременный с костью…
На Нерли и на Веккьо красовалась
Простая кожа, без затей гола…[199 - Данте Алигьери. Рай, XV / Перевод М. Лозинского. С. 97—116.]
Внешняя простота и чистота соответствовала в сознании средневекового католика образу чистоты внутренней.
Джованни Виллани вторит Данте:
«Во времена Первой народной конституции (1250 г.) и еще долгое время спустя граждане Флоренции, мужчины и женщины, одевались в грубый драп и носили кожаную одежду, не подбитую мехом, надевая на голову простой колпак, а на ноги — сандалии. И женщины носили простую, лишенную украшений обувь; наиболее обеспеченные из них надевали очень узкие юбки из плотного драпа ярко-красного цвета с поясом на старинный манер, манто, подбитое беличьим мехом, с капюшоном на голове; женщины победнее довольствовались грубым зеленым драпом из Камбрэ»[200 - Пьер Антонетти. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004. С. 41—42.].
То есть даже в XIII в. флорентийские дамы одеты всё еще довольно скромно, совершено по-средневековому.
Мужская одежда времен Данте представляет всё те же базовые элементы гардероба, известные человечеству с незапамятных времен. Перемены коснулись материалов, из которых они шились, – они стали более роскошными.
Флорентийские мужчины носили длинную, доходящую до лодыжек, свободно ниспадающую или перетянутую поясом рубашку (gonnella) с узкими рукавами. На нее надевали кафтан с широкими рукавами (guarnacca, guamaccia или gamurra), летом – шелковый, зимой – шерстяной, иногда подбитый мехом. Поверх рубашки или даже кафтана носили особенное, с остроконечным капюшоном, флорентийское «манто», простое или на меху (lucco). Бедняки довольствовались грубой тканью, богачи использовали тонкие сукна ярких расцветок, пестрые и полосатые. Цвет их служил внешним признаком социального и профессионального статуса. Судьи и нотариусы носили красный драп, рыцари – пунцовый, иногда подбитый беличьим мехом.
Бедных горожан также легко было узнать по непокрытой голове. Обеспеченные же горожане и знать носили ставший впоследствии знаменитым символом свободы времен Великой французской революции «фригийский колпак», верхушка которого свешивалась набок, или шаперон[201 - Шаперон характерен для картин итальянского Ренессанса и нидерландских портретов. Их любил изображать раннего итальянского Возрождения флорентийской школы Паоло Учелло, интересовавшийся вопросом графической перспективы. По его мнению, сама форма шаперона помогала зрителю почувствовать глубину пространства картины. Также в итальянском искусстве шапероны часто появляются в сценах Рождества Христова,, потому что, как считается, дата этого события пришлась на зиму – время года, когда ношение теплого шерстяного шаперона было обычным. В шапероне часто изображался Святой Иосиф и волхвы, поклоняющиеся новорождённому Христу.], который вначале представлял собой капюшон с длинным шлыком, а затем превратился в пышное и достаточно дорогое сооружение, напоминающее тюрбан, дополнительно украшавшийся фестонами. В ренессансную эпоху шлык шаперона почти касался земли.
Еще одним типичным признаком средневекового костюма, как мы помним, было отсутствие существенных отличий между мужской и женской одеждой. Это были те же базовые предметы, только чуть модифицированные. Дамы носили нечто вроде юбки (sottana, socca), доходившей до пят. Сверху надевали длинное, в пол, цельносшитое или застегивавшееся спереди платье-рубашку (gonnella, gamurra), в меру декольтированное, шелковое летом и шерстяное зимой. Флорентийки носили кафтан (guarnacca,guarnaccia), подобный мужскому, но только подогнанный по фигуре, в зависимости от погоды – без рукавов или на меху. В холода носили подбитое мехом манто (mantello).
Пока еще никаких нововведений в фасоне костюма не придумано, более живописными становятся детали женского наряда. Во-первых, это декольте, глубокое настолько, что, по утверждению Данте, обнажало грудь. Но действительно новой деталью и экстравагантным акцентом образа были головные уборы. Женщины из бедных семей довольствовались простыми накрахмаленными полотняными повязками, белыми у замужних и черными у вдов. Зажиточные горожанки носили пышные тюрбаны, или высокие остроконечные шляпы (infule), украшенные длинной шелковой вуалью.
Особым шиком считались шлейфы (strascico) манто, длину которых безуспешно пытались ограничить специальным законом против роскоши, и настолько высокие каблуки, что женщины на них выглядели словно взобравшимися на ходули.
Данте прославляет женщин «старого доброго времени», не знавших румян, а тем временем его современницы уже пользуются макияжем. Судя по «Декамерону» Боккаччо, субботу, – возможно, под влиянием иудейского шаббата, – целиком посвящали уходу за телом и еженедельному отдыху, мыли волосы и расчесывали их тонкими гребнями слоновой кости, привезенными из Франции. Волосам старались придать модный светло-золотистый цвет, для чего их часами держали на солнце, надев на голову широкополую соломенную шляпу с удаленной тульей. Каноны красоты, столь ярко переданные позднее (ок. 1520) Сандро Боттичелли в портрете возлюбленной Джулиано Медичи Симонетты Веспуччи, диктовали иметь высокий лоб, тонкие, высокие и выгнутые углом брови, белоснежную кожу и уложенные на макушке пирамидой волосы, для поддержки и украшения которых использовали специальную сетку и накладные волосы со светлой косой.
Флорентийской поэт XV в. Анджело Полициано воспел красоту и грацию Симонетты Веспуччи такими строками:
Она бела и в белое одета;
Убор на ней цветами и травой
Расписан; кудри золотого цвета
Чело венчают робкою волной.
Улыбка леса – добрая примета:
Никто, ничто ей не грозит бедой.
В ней кротость величавая царицы,
Но гром затихнет, вскинь она ресницы.
Однако эти строки можно считать собирательным образом канонической флорентийской красавицы, сформировавшимся задолго до XV в.
Несмотря на принятие многочисленных сумптуариев против роскоши, никакая состоятельная флорентийка не обходилась без разнообразных драгоценностей и украшений – диадем, браслетов, колье, колец – все тонкой и изысканной работы флорентийских золотых дел мастеров. Попытки обуздать любителей роскоши с помощью сумптуарных законов были тщетны. В 1330 г. ввели должность муниципального чиновника, в сопровождении нотариуса, ходившего по улицам в поисках нарушителей-расточителей. Но находчивости флорентиек, дурачивших муниципала, не было предела. Франко Саккетти (1332—1400) – представитель старинной купеческой семьи Флоренции, политик, посол Флоренции в Болонье и Милане, подеста в разных городах и знаменитый новеллист – оставил нам весьма забавные истории о неприятностях, постигавших усердного исполнителя постановлений. Этот облеченный властью и влиянием человек написал рассказ[202 - Sacchetti F. Il Trecento novelle. №137 (Цит. по: Пьер Антонетти, Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004).] о чиновнике, которого обводили вокруг пальца флорентийские дамы, не согласные с ограничениями сумптуариев, накладываемыми на их костюмы, например на ношение горностая, положенного только нотариусам.
Но в целом средневековая коммуна удовлетворялась штрафами в свою пользу за нарушение законов ее членами, и эти штрафы выступали способом восстановления справедливости. Законодательство отражало желание найти консенсус внутри самого общества по вопросу о богатстве и роскошном образе жизни, однако это не стоит принимать за реальную борьбу с богатством и более справедливое распределение. Наказанием за злоупотребления выступал своеобразный налог на роскошь как выплата компенсации общине, однако перераспределение благ здесь было довольно условным, т.к. общественной казной распоряжалась всё та же элита коммуны, которая сама и нарушала сумптуарные запреты. Порой обвинения в злоупотреблении роскошью могли быть использованы в процессе соперничества, борьбы за власть в городе и направлены одной частью элиты против другой, одной из знатных и богатых семей против другой. Борьба с роскошью могла сплачивать социум, а могла ограничивать его возможности развивать собственную независимость и идентичность.
В 40-х гг. XIV в. происходит еще один переворот в бытовой жизни флорентийской общины. Виллани соотносит эти перемены с дурным влиянием своего политического оппонента Готье де Бриенна, герцога Афинского, приглашенного править Флоренцией в 1342 г. и принесшего с собой французские обычаи и моду. При нём простота сменяется еще более вычурными французскими модами. Трудно сказать, мог ли герцог Афинский за год своего правления столь существенно повлиять на флорентийцев, но Виллани знал Францию и Фландрию довольно неплохо, чтобы судить, т.к. жил там в 1303—1304 гг.
Итак, судя по оставленным современниками свидетельствам, костюм конца Средневековья пока не поменялся структурно, но стал гораздо более роскошным, по крайней мере у верхушки общества. Основой этих перемен стало растущее богатство немногих избранных и начало процесса индивидуализации в обществе[203 - О процессе индивидуализации см.: Кимелев Ю. А., Полякова Н. Л. Модерн и процесс индивидуализации: исторические судьбы индивида модерна. М.: ИИЦ «Праксис», 2017.]. Итальянский банковский капитал – одна из основ этих существенных перемен в экономике и бытовых устоях общества. Банкирские дома Калималы, чей размах деятельности поражает, дают ссуды римским папам, получив от них на откуп сбор десятины по всей Европе; кредитуют светских властителей, в том числе королей Неаполя и обеих Сицилий, из владений которых экспортируют зерно и даже рабов; осваивают железорудные и соляные копи. Позже они начинают проводить операции по страхованию купеческих грузов и морской торговли.
И тем не менее Джованни Виллани, будучи членом банковских домов Перуцци и Буонаккорси и даже консулом всего цеха Калимала, в своих оценках роскоши как излишнего и постыдного, остается еще сыном Средневековья. Для Виллани важна его репутация флорентийского патриота, гвельфа, доброго католика, честного купца и приверженца умеренно-демократического правления зажиточных горожан, сторонника мирного решения общественных вопросов. И хотя его вторая супруга Монад деи Пацци в 1327 г. была уличена в нарушении законов против роскоши, он не защищает ее, а напротив, сокрушается в гл. 11, кн. X, что «неумеренные желания женщин берут верх над мужским здравомыслием». Как бы это ни звучало, но типичный уважаемый банкир и купец конца Средневековья Джованни Виллани, даже баснословно богатый, был человеком скромным, не склонным к расточительству и показной роскоши.
Опьяненные успехом, банкиры некоторых домов перестали быть осмотрительными в размещении капиталов. Была ли причина в том, что, поддавшись на уговоры царствующих особ, они стали выдавать им рискованные займы, от которых ожидались небывалые доходы: чистая прибыль до 33,3%, экспортные лицензии, освобождение от пошлин, в частности на английскую шерсть и сицилийскую пшеницу?
Каковы бы ни были истинные причины, компании обанкротились: Перуцци и Аччайуоли в 1343 г., Барди – в 1346 г. Банкротство компаний Барди и Буонаккорси привело к заключению престарелого Виллани в тюрьму на некоторое время как одного из главных акционеров. После такого унижения Виллани уже не смог заниматься политикой. К тому же он находился в оппозиции к новым правителям Флоренции. Под влиянием личных и политических неудач Виллани включил в свою Хронику предсказание, что Флоренция падет, как пал в свое время Рим. Умер Джованни Виллани скоропостижно во время эпидемии чумы в середине 1348 г. и был похоронен в монастыре Св. Аннунциаты. В рукописи (гл. 84 кн. XII) Хроники после слов «Чума продлилась до…» наш герой так и не проставил дату.
Да и во всех делах Флоренции наступил некоторый застой, связанный не только с разорением многих компаний, но и со страшной, свирепствовавшей по всей Европе, эпидемией чумы 1348—1350 гг., которая выкосила более двух третей населения. В городе, насчитывавшем когда-то 120 тыс. жителей, умерло больше 80 тыс. И всё же финансовый спрут Калималы, имея представительства в Брюсселе, Ипре, Дуэ, Шампани, в Центральной Европе, оставался одним из столпов экономического могущества Флоренции. Позже Калимала постепенно начнет сдавать позиции и уступит пальму первенства другому цеху – Лане. Лана начинала с производства простой шерстяной одежды для своего рынка, однако применение технологических новшеств позволило ей производить высококачественные ткани из привозной шерсти, благодаря чему она разбогатела. Лана занялась и широкой торговой деятельностью, вступив в прямую конкурентную схватку с Калималой. В середине XIV в., когда Лана, по мнению некоторых историков[204 - См.: Пьер Антонетти. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004.], уже клонится к упадку, она всё еще производит до 10% объема всех сукон в Западной Европе.
Дела вновь оживятся благодаря новым компаниям, которые основали купцы кланов Альберта, Альбицци, Риччи, Строцци, Содерини, а также и главным героям уже новой ренессансной эпохи – клану Медичи. В отличие от своих предшественников, они уже не желали объединяться, а, наоборот, уничтожали друг друга всеми доступными средствами.
Около 1370 г. во Флоренции насчитывалось 150—200 семейных кланов, члены которых занимались коммерцией, что сравнимо по масштабам с Венецией. Через полвека, во время первого финансового ценза 1427 г., на общую, очень небольшую численность жителей в 37 тыс. приходилось 100 семейств, т.е. около 1,5 тысяч активных коммерсантов, 4% горожан, которые владели более чем четвертью городского состояния, или шестой частью богатства всей Тосканы. Таким образом, возник класс очень состоятельных людей, который обрушит существовавший до этого социальный статус-кво и приведет республику к тирании. Но это уже рассказ об эпохе Ренессанса, о котором речь пойдет в следующей главе.
Итак, одежда, которая на протяжении Средневековья была весьма скромной, ограниченной в средствах выражения и не всегда точно указывала социальный статус человека, к XIII в. начинает отражать изменения в стиле и образе жизни человека Запада. Ранее носить не ту одежду, которая подобала человеку по статусу, означало совершать грех гордыни или падения: если некто не одевается как король, значит, не ведет себя как король, и это моральная слабость. Таков был принцип. Но это не означало, что король Средневековья, как и всё рыцарское сословие, одевался неизмеримо богаче прочих. Один из героев нашего повествования – король Франции Людовик Святой – даже и в XIII в., следуя важнейшим для общества религиозным идеалам, требовал от приближенных избегать как роскоши, так и излишней простоты в костюме. Приведем классическую историю из Жуанвиля о том, как он бранился с мэтром Робером де Сорбоном в присутствии короля:
«Вы, конечно, достойны порицания, потому что одеты более изысканно, чем король. Вы надеваете беличий мех, носите красный и зеленые цвета, чего не делает король». – «Мэтр Робер, с вашего позволения, не стоит меня порицать за то, что я одеваюсь в ярко-красные одежды, украшенные мехом, ибо эти одежды достались мне от моего отца и матери. Это вас следует порицать, ибо вы сын крестьянина и крестьянки, а носите более богатую ткань, чем я». Вердикт короля был: «Вы должны одеваться хорошо и чисто, и тогда ваши жены будут сильнее любить вас, а ваши люди больше вас уважать. Одеваться и снаряжаться нужно так, чтобы честные люди не обвинили вас в излишествах, а молодежь — в бедности»[205 - Цит. по: Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с фр., общ. ред. Ю. Л. Бессмертного. М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992.].
Мы увидим, каким контрастом будет выглядеть отношение к одежде потомка его шестого сына, Людовика XIV из династии Бурбонов, правившего Францией через четыре столетия.
