Бог, которого люблю

С досады, который раз взглянув на фотографию, только и нашелся сказать:

– Что-то неправильно в этой стране, если такой семьи больше нет. Нет здесь Божьей благодати.

Наверное, кто-то может и упрекнуть меня в том, что сказал такое. Мол, какое ты имеешь право утверждать, что нет в России Божьей благодати? Но, насколько понимаю Библию, Израиль, как только переставал исполнять заповеди Божьи, постигали несчастья. А в Союзе – пьянство, воровство. Если сложить всех безвинно убитых и умерших прежде времени, как Дмитрич, расстояние до Луны покроется. Какие заповеди? Я и не слышал никогда, чтобы про них кто-то говорил.

Вот затеяли они перестройку, но не понимают, перестраивай или нет – что толку, когда в их доме нет света. И свет не появится, даже если ещё выше запустить космические корабли или построить атомные электростанции. Свет может исходить от самого обыкновенного, может бать, даже неграмотного человечка, который, приняв однажды правду слова Божьего, передаёт её, как свечу своим детям, другим людям. Чудесным образом от одной свечи зажигается много. И тогда в доме становится светло.

Многие говорят: «Загадочная русская душа». Вот я русский, а какая у меня загадка в душе была, до того, как обратился к Богу? Полная слепота. Как и у тех, кто нами руководит.

Казалось бы, как легко это сделать: покаяться и обратиться к Господу! Открыть Библию и постичь, в чем загадка и в Ком величие. За это не надо платить. Не надо никуда ехать или вступать в какую-то партию, или учиться, а потом сдавать экзамены. Просто попроси, и получишь даром.

Сделал ли Дмитрич этот шаг? А может, он собирался, но смерть пришла внезапно? Может быть, приди я к нему лишний раз, и Господь положил бы на сердце сказать ему слова, которые укрепили бы его?..

В Новом Завете есть много пророчеств о втором пришествии Христа. Однажды попросил Сашу назвать, один за другим, все признаки пришествия, а также время, когда, по его мнению, это произойдет.

– Не скажу, что это случится при нашей жизни, – ответил он, – но, думаю, мы живем в самое последнее время, то есть это произойдет через пятьдесят-сто лет. Посуди сам, по слову Господа евреи были в рассеянии, и по Его же слову восстановлено государство Израиль. Причем, почти на той же территории. По прошествии двух тысяч лет восстановлен давно забытый древнееврейский язык, на котором теперь говорят, пишут, думают. Такого не случалось ни с одним народом и ни с одним языком в истории человечества. Это один из первых признаков пришествия.

То, что я услышал от Саши, не было для меня новым, но всякий раз, раздумывая об этом, я никак не мог уместить в сознании, почему Господь вернул Свой народ туда, где, по человеческому разумению, выжить тяжелее всего. Ведь со всех сторон государство окружено злейшими врагами.

– Почему же Господь так сделал? – спросил я Сашу. – Поместил народ как бы в пасть льва.

– Этим Господь показывает живущим на земле, что все предсказанное Им через пророков, сбывается, хотя происходят невероятные события. Да, народ находится в пасти льва, но пасть не может закрыться. По пророчеству именно в Иерусалиме, на Храмовой горе, на том месте, где сейчас находятся мусульманские мечети, должен быть восстановлен Храм, и в этом храме воссядет Антихрист, выдавая себя за Бога. А кто же восстановит этот храм, как не евреи? Поэтому они и собраны в этом месте, – объяснил Саша.

Выходило, что все идет по заранее существующему плану, в котором есть начало, развитие событий, конец. И все живущие на земле имеют отношение к этим событиям. Западный мир поддерживает Израиль, а около полутора миллиардов мусульман не признают еврейское государство, для них сама мысль, что мечети могут быть разрушены и на их месте возведен Храм, страшное кощунство. Они сразу же начнут войну, если мечетям будет угрожать опасность.

– Получается, что в центре мировой истории не великие империи, которые появлялись и исчезали, а крошечный Израиль, – изумился я.

– И даже Советский Союз со всей его военной мощью, просто мгновение в истории, – согласился Саша. – Господь уже отпустил какое–то количество евреев в Израиль и, вот увидишь, скоро всякий, кто захочет уехать, будет иметь такую возможность. Граница будет открыта, потому что должно исполниться еще одно пророчество перед пришествием Христа: Евангелие будет проповедано по всей земле.

«Но как может случиться, – усомнился я, – чтобы Советский Союз открыл границы?» Вслух же сказал:

– Мне только непонятно, как это произойдет. Человек будет выдавать себя за Бога, и люди поверят этому, даже в такой христианской стране, как Америка?

– Антихрист не захватит власть силой, – ответил Саша. – Это будет блестящий политик, в результате выборов он станет главой государства, Объединенной Европы, например. Когда откроются границы, – продолжал Саша, – секс, порнография, власть денег захлестнут большинство стран. Западный мир будет процветать, и вся власть, практически, окажется в руках Антихриста. Тогда он и станет выдавать себя за Бога. По пророчеству в это время будет такое гонение на христиан, какого никогда не было, и половина живущих на земле погибнет. Этот период великих бедствий продолжится семь лет. А затем придет Иисус. Его явление будет, как молния, от одного края земли до другого. Антихрист во главе всех армий мира вступит с Ним в сражение, но Христос поразит его мечом уст Своих.

Я слушал и, конечно, ничего не мог ни добавить, ни возразить. Наши знания Библии были несоизмеримы.

Отчетливо помню, что впечатление от услышанного было однозначным: если это и произойдет, то лет через пятьсот или тысячу. Не может быть, чтобы в Америке начались гонения на христиан, или кто-то выдавал себя за Бога, и этому поверили, и как это половина живущих на земле погибнет. Если это случится, то не скоро, прежде мир должен перевернуться.

Телефонный звонок…

– Мишка, плюс! – слышу счастливый голос Марика. В ту же секунду ощущаю в сердце слабо кольнувшую искорку, как будто кто-то подсоединил к нему телефонный проводок.

Прошел год, после того, как он попросил Сашу и меня помолиться за то, чтобы ему дали разрешение на выезд в Израиль. И вот, после семнадцати лет отказа, его выпустили. У него сейчас такая радость, будто ему сообщили, что вышел указ об амнистии, и его освобождают из колонии.

Моя же первая мысль, когда узнал, что мне разрешили выехать, была с оттенком грусти – вот, теперь уже и нет дороги обратно. Удивительно, как быстро все происходит: сначала мне дали добро на выезд, и я отлично помню, как год тому назад Марик говорил, что если это случится, то произойдет просто чудо. И чудо произошло. И вот теперь – Марик.

Размышляя подобным образом, невольно стал сравнивать судьбы моих друзей – русских и евреев. Конечно, понимал, что судить только по моему окружению, делать какой-то объективный вывод нельзя, но то, что произошло, поразительно. Евреи или уже уехали на Запад, или готовились к этому, из русских же друзей – кто погиб, кто спился, кто был в тюрьме…

Недавно, когда получил разрешение на выезд, решил позвонить Лёньке-Балбесу. Не видел его больше года с тех пор, как он привёл меня к своим девочкам. Домашний телефон не отвечал, позвонил его матери. Безжизненным голосом она сообщила, что Лёньку посадили: «На днях был суд, ему дали шесть лет, – сказала она. – Не знаю, выйдет ли он оттуда с его-то здоровьем. У меня уже совершенно нет сил ездить к нему». Удивительно, её голос даже не дрогнул ни разу, как это бывает с человеком, который вот-вот заплачет. Видно, все слёзы по нему она уже давно выплакала.

Пожалуй, самая спокойная жизнь из всех моих русских друзей сложилась у Рязанчика. Он первым из нас женился, первым окончил институт и служил в чине майора в МВД.

Получалось так, что почти вся наша компания, ездившая отдыхать на Волгу, как по команде, решила перебраться в Штаты.

Игорь вот уже несколько раз говорил, что твердо решил ехать. А неделю назад мы почти час проговорили с Вадимом. Он сказал, что его жена Рита наконец-то решилась эмигрировать, и он уже позвонил отцу в Израиль, попросил срочно прислать вызов.

«Неужели не найдем, чем там заняться, – единодушно согласились мы с Вадимом. – Будем помогать друг другу. Здесь не пропали и там пробьемся…»

В том, что Вадим «не пропадал» в этой жизни, я убедился однажды, когда вместе с ним приехали к нему на работу. Он был, как уже говорил, директором общепита в подмосковном городке. Это была как инспекторская поездка. Нам накрыли стол: икра, коньяк, свежие овощи (ранней весной!). Через час-полтора мы уже возвращались в Москву, и он доверительно сообщил:

– Секретарь райисполкома мой приятель. Конечно, делюсь с ним, но зато он защищает меня от всех неприятностей. К тому же, когда на район выделяют новые модели «Жигулей», могу взять машину по госцене. Видишь, «девятка»? Только что купил.

Лишь гораздо позже узнал, что у него была нелегкая судьба. Военное детство. С Левой, Сашиным отцом, они познакомились шестилетними мальчишками, когда стояли в очереди за карточками. В школе, уже в первом классе испытал, что значит быть евреем. Рано умерла мать, отец женился на другой, с мачехой не ладил. В шестнадцать лет убежал из дома, работал в вагоне ресторане, жил в доме барачного типа, где на 50 человек был один туалет, прослужил четыре с половиной года на подводной лодке. Ему мало кто помогал, и путь к «легкой красивой жизни» был долгим и трудным, с падениями и ушибами.

– Бог ответил через него на мою первую молитву, после того, как я пришел из армии, – сказал однажды Саша про Вадима. – Когда вернулся домой, почувствовал в себе какую-то необыкновенную свободу и энергию. Подумал, как хорошо бы иметь машину, чтобы легко передвигаться. И хотя знал, что это совсем нереально, помолился.

И затем Саша рассказал, как через неделю Вадим, когда он был у него в гостях, очень мягко начал говорить, что когда он пришел из армии, ему тоже досталось, и даже жить негде было. Хорошо, тетка приютила. И он еще сказал, что в то время ему очень хотелось, чтобы кто-то ему помогал. И потом вдруг неожиданно предложил взять машину и платить за нее потихоньку в рассрочку.

– Я удивлялся тогда, – в недоумении окончил Саша, – как же это Бог открыл ему мою молитву, ведь об этом никто не знал.

Вадим оказался единственным человеком, с которым я чувствовал себя неуютно, начиная говорить о своей вере. Помню, когда впервые сказал ему, что поверил в Бога, он тут же ответил: «И правильно сделал, у каждого свой Бог», и тут же перевел разговор на другую тему, задав мне какой-то вопрос. У него в запасе имелся набор фраз, которыми он, как стеной, отгораживался от вторжения в свою душу. Если разговор приближался к его прошлому, и он чувствовал, что может быть задан вопрос о нем, он обычно сразу отрубал: «Что теперь об этом говорить, это в прошлом». Когда же кто-нибудь пытался выяснить его намерения на будущее, он всегда говорил: «Поживем – увидим, не будем загадывать».

И оказывался прав. Как можно было предугадать, что племянник его жены Саша, которого знал с детских лет, вернется из армии «баптистом», станет молиться, читать Библию, родственники начнут говорить, что он, наверное, сошел с ума. Или, как еврей Вадим мог предположить, что его жена Рита, наполовину тоже еврейка, захочет по-доброму понять, во что же верит Саша, и после года бесед с ним, сама примет Христа, с горящими глазами станет рассказывать, что однажды произошло с ней.

Она шла по улице, одетая во все белое, думая при этом, какая она, хорошенькая, раз на неё все обращают внимание, и тут же совсем на ровном месте упала в грязь. Но не досада, а радость охватила её. Она почувствовала себя, как маленький забаловавшийся ребенок, который получил легкий шлепок, и что Господь тут же стал рядом с ней. Когда пришла домой, провела рукой по платью, грязь слетела, будто её и не было.

За день до этого происшествия, Саша вышел от неё с ощущением, что завершил тяжкую работу, после которой сил вообще не осталось. Ведь их беседы продолжались целый год. Он поднял глаза к небу и сказал: «Господь, после всех этих разговоров о Тебе, я прошу, чтобы Ты взял ее во власть Своего Духа».

Много удивительных историй связано с «Жигулями», которые Саша получил по молитве, но об одной из них не могу не вспомнить.

Нина, жена пастора той церкви, куда он ходил, собиралась поехать за город, чтобы забрать швейную машинку, обещанную ей кем-то из друзей. Она обратилась к Саше, и он согласился отвезти ее. Деревушка, куда надо было ехать, находилась в стороне не только от больших, но даже от маленьких дорог. Они долго блуждали, и все же с помощью карты, в конце концов, нашли нужное место. Но оказалось, что все труды напрасны: хозяева куда-то уехали. Калитка была наглухо закрыта, из-за забора доносился собачий лай. Начинало темнеть.

И тут Саша почувствовал, что должен обязательно помолиться и сказал об этом жене пастора. «А что молиться, надо ехать, – ответила она. – У меня нет веры на эту молитву. Ты, если имеешь веру, молись, а я к тебе присоединюсь».

«Господь, Ты видишь, что мы почти заблудились в этой глуши, что становится темно и ехать обратно очень долго. Помоги нам, – попросил Саша. – Выведи нас, пожалуйста, на прямую дорогу, чтобы быстро попасть домой».

Помолившись, они двинулись в обратный путь. Минут через десять подъехали к небольшой железнодорожной станции. В это время подошла электричка, и дорогу перекрыл шлагбаум. Как только его открыли, они медленно двинулись через переезд. Вдруг невысокого роста мужчина сделал им знак рукой остановиться, и тут же постучал в окошко.

– Конечно, я понимал нелогичность ситуации, – объяснил мне Саша, когда рассказывал, как мужчина открыл переднюю дверцу машины и попросил подкинуть его до дома. – Мы непонятно где, уже почти стемнело, только что помолились о прямой дороге. Нина на заднем сидении с двумя детьми, я вижу ее в зеркало. Она смотрит на меня, как на ненормального в недоумении подняв плечи. Помню, подумал, что обязательно должен довезти его, ведь для меня это совсем не сложно, а может он и дорогу подскажет.

Ехать оказалось недалеко. Когда мужчина выходил из машины, Саша спросил его, нет ли поблизости прямой дороги в Москву.

– Подожди минуту, я сейчас вернусь, – ответил мужчина и зашел в дом. Через пару минут он действительно появился, переодевшись. На нем была пижама.

– Езжайте за мной, – сказал он и пошел впереди машины в сторону стоявших невдалеке деревьев.

Было почти темно. Неожиданно дорогу преградил шлагбаум. Из деревянной будки вышел солдат с автоматом и тут же встал навытяжку перед одетым в пижаму Сашиным пассажиром, который приказал ему:

– Передай по всем постам, чтобы пропустили эту машину.

Через пятнадцать минут они выехали на Ярославское шоссе. Нина была просто в шоке. Она сказала, что впервые в жизни видела, как Бог подобным образом ответил на молитву.

Когда я услышал, как неожиданно завершилась эта история, прилив тепла и радости мгновенно наполнил меня. «Как же Ты непостижимо велик, Господь, – подумал я». Совсем не зная, что сказать, спросил:

– А еще какие-то машины ехали по этой дороге?

– Это была односторонняя полоса, и машин мы никаких не видели, – ответил Саша. – Только два раза проезжали мимо постов, и часовые отдавали честь. Еще помню, ехали по огромной плотине, и все было освещено прожекторами, – добавил он.

Осталось семнадцать дней до отъезда. Сколько же скопилось всякого барахла, которое надо продать, и сколько еще незавершенных дел! Володя просил достать рецепты разных тортов и сортов хлеба. В одном из вариантов предполагаемого бизнеса было открыть пекарню в Нью-Йорке и выпекать русский хлеб. Но где их взять, эти рецепты? Предотъездная суета изрядно вымотала. А я, вдобавок, сильно простудился.

Стою перед зеркалом. Мой двойник говорит мне: «Поезжай в Ростов к Алику. Ведь ты его больше никогда не увидишь». И я поехал в Ростов.

Быстро пролетели три дня. Я никуда не выходил из дома Алика, избавился от простуды и немного отдохнул.

Оказалось, дочь Алика работала на кондитерской фабрике, и дала мне для Володи все необходимые рецепты.

– Помолись за меня, чтоб я выздоровел, – попросил Алик.

– Алик, дорогой, прими Господа своим Спасителем, – ответил я, – и мы попросим Его вместе.

– Ну, зачем мне это, Миша? – жалобно спросил он. – Зачем мне загробная жизнь? Мне здесь надо быть здоровым. Мои ноги не ходят, – и он заплакал.

– Алик, – сказал я, – помнишь, ты не послушал меня, не оставил все дела и не лег в клинику? Наша жизнь так коротка. Позови Господа в свою жизнь сейчас, не откладывай на потом.

– Ну, как ты не понимаешь, – начал, было, он, но еще пуще расплакался.

Мы простились.

В тот день с утра была прекрасная солнечная погода, но когда приехал в аэропорт, небо закрылось тучами. Мой рейс перенесли на несколько часов. Узнав об этом, подумал: «Не буду возвращаться к Алику и тревожить его». Но тут же возникла другая мысль: «Немедленно поезжай к нему. Что-то должно произойти».

– Ну, вот и хорошо, – сказал Алик, увидев меня. – Сейчас вместе и пообедаем.

Не успели мы сесть за стол, как во дворе залаяла собака. Пришел приятель Алика, которого он давно не видел.

– Куда же ты пропал, – обрадовался ему Алик. – Сколько мы не виделись, месяца три?

– У меня же горе, разве ты не знаешь? – усталым голосом ответил приятель. – Я сына похоронил два месяца назад. Потом в Кишиневе попал под машину двоюродный брат. Я только на днях вернулся оттуда.

Он куда-то торопился и минут через пятнадцать ушел.

– Скажи мне, Алик, – спросил я его, – как ты думаешь, случайно ли отменили мой рейс, и случайно ли мы опять увиделись? И ведь в этот момент к тебе пришел друг, с которым ты не виделся несколько месяцев и сообщил тебе…

– Нет, не случайно, – тихо проговорил Алик.

– Теперь ты веришь, что Бог знает тебя лично? – спросил я. – И он показывает, что жизнь может в любой момент оборваться.

– Верю, – почти прошептал он.

Часа полтора Алик и его дочь задавали мне вопросы о Христе, о спасении по вере. Все это время внук Алика, маленький Мишенька, широко раскрыв глаза, не проронив ни слова, почти неподвижно сидел на стуле.

В тот день еще три человека приняли Христа своим Спасителем.

Так получилось, что из всего моего круга друзей-евреев, я оказался первым русским, который попал в новую, перестроечную волну отъезжающих. Это было как раз то самое время, когда разрешили свободно торговать на рынках, по Москве ходили слухи, что кто-то зарабатывает большие деньги. Повеяло переменами.

Я всегда считал себя «специалистом» по переменам, полагал, что, воспользовавшись ими, смогу заработать легкие деньги. Но после случая с видео, после того, как совлек свое «я», решение было твердым: если появилась возможность бежать от коммунистов, надо ею воспользоваться, какие бы блага ни обещали они своими переменами. И не нужны мне никакие их легкие деньги.

Проводы я решил устроить в Ольгиной квартире. Из всех друзей не смог прийти только Игорь, он уезжал в область на съемку. Мы простились накануне. В тот день, 25 декабря, мы проговорили с ним несколько часов. Были моя мать, Ольга и Олежка. Я сказал ему тогда, что без веры никогда не решился бы уехать из Союза.

К этому времени у меня появилось о себе, как о евангелисте высокое мнение. Я знал некоторые стихи из Библии, прочитал с десяток христианских книг, и все чудеса, произошедшие со мной, давали мне силу убеждения.

Игорь слушал меня, задавал вопросы, но я понимал, что самый главный вопрос – «И как же Бог поможет тебе там, в Америке?» – он так и не задал.

Для меня ответ на этот вопрос был в книге Демоса Шакириана «Наисчастливейшие люди на земле» (той самой, которую давал читать матери). И хотя события, описанные в ней, происходили в начале двадцатого века, она была именно о том, как Иисус помогал верующим в Него, уже в Америке.

В этой книге рассказывается, как в начале века в армянской деревне двенадцатилетний мальчик, будучи совершенно неграмотным, по наитию нарисовал карту мира, на ней обозначил Калифорнию – место, куда надо бежать армянам. Многие поверили ему, как пророку, и уехали. Из тех же, кто остались, турецкие янычары только за одну ночь вырезали почти два миллиона.

Каждый раз, когда разговор заходил о вере в Бога, Игорь задавал один и тот же вопрос: «Ну, я понимаю, Сашка ударился в это дело, так он еще ничего не видел в жизни, но ты? Ты всего достиг своими руками. Я не понимаю».

Из того, что рассказывал ему с горящими глазами, Игорь соглашался лишь с тем, что от коммунистов надо бежать, как и от турецких янычар.

– К сожалению, уехать с семьёй – не получается, – вздохнув, сказал Игорь. – Жена категорически против. Она считает, что детям там будет хуже. Я решил развестись с ней и ехать один. Может, она передумает. А если нет… Когда моим мальчишкам исполнится восемнадцать, они сами решат, где им лучше жить. У них моя голова.

Весь наш разговор молча слушал Олежка. Когда мы с Игорем прощались, я почему-то попросил Олежку помолиться. Он закрыл глаза и тоненьким голоском сказал:

– Господь, дорогой Христос, спасибо Тебе за все, что Ты для нас делаешь. Господь, раз Ты собрал нас всех вместе, Ты это сделал не напрасно. Прошу Тебя, выведи Игоря с его семьей из этой страны. Только Ты знаешь, как это сделать.

Минутой позже мы вышли за дверь. Игорь хотел что-то сказать, но не смог. К его горлу подкатил комок, и слезы потекли по щекам. Успокоившись, сказал:

– Все, что ты говорил, было для меня, как ничто, а вот то, как мальчик помолился…

Наверное, когда Олежка молился, он невольно вспомнил своего старшего сына, который был почти одного возраста с Олегом.

Мы простились. Едва он ушел, я подумал: «Когда Саша начал свидетельствовать о Христе, Игорь смеялся. Потом уверовали я, Ольга, моя мать, Олежка. И вот Олежка помолился. Слово Божье прошло через нас, как по кругу, и все-таки достигло Игоря. Может быть, мы встретимся с ним и там, на Западе?»

– И все-таки, зря ты все это затеял, – сказала сестра. Она старалась говорить спокойно, но раздражения скрыть не могла. -Уезжаешь, оставляешь старую мать, да и нам здорово навредишь. Володя каждый год заполняет анкету. Там же вопрос – есть ли у него родственники за границей? Теперь ему придется писать неправду. Если обнаружится, его просто попросят с работы.

Ее муж к тому времени проработал в Совтрансавто почти семь лет. Жили они на широкую ногу: рестораны, сауны, застолья, массажи, ежегодные поездки на все лето на море.

Несмотря на все наши разговоры, сестра так и осталась при мнении, что у нее свой Бог, и слов покаяния не произнесла.

«Свой Бог, – вспомнил ее слова. – Для нее Он не Тот, Кто повесил ни на чем миллионы звезд, сотворил солнце и весь потрясающий мир, в котором мы живем, а затем, явившись в образе человека, дал убить Себя и победил саму смерть. Не Тот, Кто знает каждую мысль и, как любящий отец, выходит на дорогу и смотрит – не возвращается ли его блудный сын. Для нее Он Тот, Кто умален до образа иконы и Кому, при случае, зайдя в церковь, можно поставить свечку, или вспомнить о Нём в день несчастья, а то и укорить за то, что в мире столько зла».

Обычно все наши разговоры происходили у нее дома, иногда, в присутствии ее мужа. Однажды он прямо заявил мне: «Никакого Бога нет, и ты больше при мне об этом не говори». Мне показалось, он произнес это со злом. Я тут же вспомнил отрывок из недавно прочитанной книги. Еще в довоенное время в колхоз приехал лектор. Собрав колхозников, он объявил им, что никакого Бога нет. В подтверждение поднял кулак, погрозил им и вновь повторил, что Бога нет. Затем лектор предложил сделать то же самое всем колхозникам. Тогда один из слушающих встал и сказал: «Если Бога нет, то что же Ему грозить? А если Он есть, то я боюсь».

Я не стал рассказывать Володе эту историю, но в запальчивости спросил:

– А ты можешь поднять кулак и сказать, никакого Бога нет?

– Могу, – ответил он и тут же так сделал.

Он был отличный водитель, за всю свою жизнь ни разу не попадал в аварии. Через месяц после нашего разговора его занесло на скользкой дороге, и громадный «Вольво» с прицепом, на котором ехал, улетел в кювет.

– Хорошо, – рассказывала сестра, – было столько снега, что на машине не осталось даже вмятинки. Не было бы снега, разбился бы».

Расстались мы довольно прохладно. Очевидно, в стремлении поделиться, какой непостижимой Личностью открылся мне Господь, я переусердствовал, и её это стало раздражать.

За два дня до отъезда я собрал родных и друзей. Когда сели за стол, Юра – «железный человек» – хотел было сказать тост, но, похоже, спазм сдавил горло.

– Не могу говорить, – стараясь сдержаться и не глядя никому в глаза, прервал он себя на полуслове.

Проводы были грустными. Кто-то посоветовал вспоминать родные лосиновские переулки, когда взгрустнётся, кто-то предложил выпить за друзей, что бы никогда не забывал их.