
Полная версия:
Наша цель – лучшее аниме сезона!
Когда режиссер и главный аниматор просматривали ключевые кадры эпизода в общем контексте серии, они иногда просили внести правки. Скажем, не понравилось положение челюсти, выражение лица героя. Все замечания Каяко конспектировала, и в ее обязанности входило доносить содержимое конспектов до аниматоров. Все так и происходило, но однажды Сакомидзу прямо посреди объяснений наконец посмотрел ей в глаза и сказал:
– Я буду слушать только режиссера. Если Одзи что-то не устраивает, пусть лично мне объяснит, что именно. Ни вас, ни главного аниматора я слушать не буду. Только Одзи.
С тех пор он полностью игнорировал Каяко, и в таком режиме прошел уже целый месяц.
Но вот уже неделя минула с тех пор, как того самого Одзи след простыл. Завтра Каяко предстояло снова наведаться в «Блу-той» и на этот раз уж точно сообщить Осато, что режиссера будут менять. У Это заканчивалось терпение, и Каяко понимала, что проволочка может стоить ей работы.
И даже в такой дурацкой ситуации ей безумно нравилось наблюдать, как рисует Сакомидзу. Он велел, чтобы она его не хвалила, поэтому с тех самых пор Каяко держала рот на замке. Однако с восхищением все-таки ничего не поделаешь. Он был возмутительно хорош.
Каяко думала, что аниматор ее прогонит, но Сакомидзу молчал. Работал и работал себе дальше, не обращая внимания на гостью за спиной.
Ей подумалось, что их отношения испорчены безвозвратно. Закончит нынешний – и больше никогда не захочет участвовать в ее проектах. Но, хотя его такое соседство на студии смущало ничуть не меньше, работу Сакомидзу все-таки не полпути не бросал. Он собирался довести проект Одзи до конца.
– Сакомидзу… Ты работаешь над новым аниме у «Токэй»? – закинула удочку Каяко. Очень уж хотелось хоть о чем-нибудь поговорить.
Каяко думала, что он пропустит вопрос мимо ушей. Однако после короткой паузы Сакомидзу все-таки ответил, хотя и остался спиной к собеседнице:
– Над «Саундом» Сайто?
– А, так вот как оно называется. Я не знала. Слышала только, что его продюсирует Юкисиро и мы выйдем с ними в эфир одновременно.
– Да, работаю, – признал Сакомидзу.
В «Токэй» работало довольно много своих штатных аниматоров, однако талант Сакомидзу они упустить не могли и его пригласили тоже.
И снова Каяко восхитилась художником, хотя для такого профессионала рисовать одновременно для двух разных сериалов – дело обычное.
Она мало знала об этом самом «Саунде», но уже не сомневалась, что по стилю и тону он сильно отличается от «Лиддела». С языка чуть не сорвался вопрос: которое из них нравится ему больше? – однако Каяко вовремя себя одернула и поняла, насколько у нее сдают нервы.
Сакомидзу пока не знал, что Одзи исчез, и нельзя, чтобы он тоже покинул проект. Однако без режиссера больше некому было направить его работу в нужное русло.
– Ясно, – кивнула Каяко, поднимаясь с места. Ей хотелось пожелать ему доброй ночи и предупредить, чтобы не засиделся до утра, но побоялась разозлить и промолчала. Однако тут, уже почти на пороге, Сакомидзу сам окликнул ее:
– Арисина, вы же будете с «Саундом» биться за топ весеннего сезона, так?
– Топ сезона?
– Ну как… За место на верхушке рейтингов.
«Топ сезона», – молча повертела Каяко на языке незнакомое словосочетание. Сакомидзу так и не поворачивался, только рисовал и рисовал. Но добавил:
– Так сейчас говорят в Сети. Аниме в ночном эфире между собой бьются не на жизнь, а на смерть. Уж не знаю, как по остальным фронтам, но, думаю, как продюсер ты победишь Юкисиро.
– Почему ты так считаешь?
– Он не запоминает людей. Всем хорош, но это его слабость.
Тишину этажа по-прежнему нарушал лишь шелест бумаги. За окнами студии раскинулся ночной небосклон, с которого не светило ни одной звезды.
– Когда работал в «Токэй», я много рисовал для его проектов. Он тогда еще не добился высокой должности, поэтому мы иногда перебрасывались парой слов. Но он, видимо, не считал своим долгом запоминать всех по отдельности… А вот когда я заработал себе имя и меня прицельно пригласили к ним на работу, он вдруг со мной и здоровается: «Приятно познакомиться». Он тоже за эти годы вознесся, и что-то появилось в его манерах… Как будто я должен быть счастлив, что мне выпала уникальная возможность с ним поработать, – спокойно, без тени обиды объяснил Сакомидзу. – Но я не единственный пример. Судя по разговорам вокруг, у многих такое же впечатление. Не только у художников, но и у актеров, представителей издательств. Все считают, что на его должности нельзя вот так менять отношение к людям из-за их положения в иерархии.
Рука художника застыла, одновременно оборвался и шелест. На миг сердце Каяко сжалось в надежде, что вот теперь-то он обернется. Однако Сакомидзу не оторвал взгляда от рисунка.
– Ты его полная противоположность. Ты меня не забыла, хотя когда-то мы пересеклись один-единственный раз. Я тебя и сам не узнал, а ты поклонилась и поблагодарила меня за давнюю работу. И, думается мне, это не я такой особенный. Ты всех хвалишь и к каждому относишься с уважением.
– Неправда, я вовсе не всех и каждого нахваливаю. Только если искренне восхищаюсь чьим-то трудом.
– Знаю, – мрачно отозвался Сакомидзу. – Но с твоей должностью – впечатление производит. – Вновь зашелестел карандаш. – Так что победа будет твоя. «Эдж» отберет у Юкисиро топ сезона как у младенца.
Когда все-таки вернулась на рабочее место, в первую очередь Каяко проверила почту, которую весь день игнорировала. Среди писем затесалось одно от «Ёёся». На миг перед мысленным взором девушки вспыхнуло лицо Куроки. Она вновь вспомнила, как проходили переговоры по поводу сценария, и сердце пропустило удар.
Однако письмо оказалось не от него.
Отправителем значился некто Ямао, который работал на то же издательство. Первой строчкой он писал: «Я к Вам по рекомендации от Куроки». По сути, он хотел обсудить возможность новеллизации «Лиддел-Лайта», и в подписи отмечалось, что он работает в анимационном отделе, а не в литературном, как Куроки. Завершалось его послание словами: «Надеюсь на плодотворное сотрудничество и очень хочу, чтобы у нас получилась замечательная книга». Прочитав эти учтивые слова, Каяко тут же взялась за телефон.
Шел уже третий час ночи, но Куроки оказался на рабочем месте. И хотя говорили они не лично, а по телефону, Каяко согнулась в поклоне:
– Спасибо вам большое! – Голос у нее задрожал и сорвался на полуслове, поэтому она взяла себя в руки и повторила: – Спасибо огромное.
– За что? – как всегда бесстрастно ответил собеседник, чем обескуражил Каяко, но она все-таки пискнула:
– За «Лиддел».
Она не знала, как ей выразить всю благодарность и глубину раскаяния.
– Так некрасиво получилось с господином Тиёдой, а вы передали в анимационный департамент проект книги…
– Ах вот вы о чем. – Изумление в его голосе прозвучало неподдельное. Он настолько подчеркнуто не ожидал от Каяко благодарности за такую мелочь, что она даже расстроилась. – Работа есть работа. Моя обязанность – защищать интересы автора. Прошу прощения, если задел вас резкой формулировкой.
– Что вы, это вы простите, что наш Одзи такой бесцеремонный.
– Бросьте, я о нем и думать забыл. Но с меня довольно капризов, поэтому в следующий раз звоните сразу в анимационный департамент. До свидания.
– Спасибо вам огро!..
Однако он бросил трубку прежде, чем Каяко успела договорить. Вряд ли он сердился: скорее всего, просто вел так дела. Не выпуская из рук трубку, в которой гудели короткие сигналы, Каяко почувствовала, как с ее плеч падает гора.
Ее обуяла благодарность. Не только к Куроки, но и к Сакомидзу, от которого она только что поднялась.
За то, что верил, что их аниме завоюет почетное звание «топа сезона».
Наконец Каяко положила трубку и уставилась в потолок. Ее слепил яркий белый свет флюоресцентной лампы. А сердце пропитывали, запоздало доходя до сознания, слова Куроки:
«Моя обязанность – защищать интересы автора».
Иногда редакторы становятся для писателя кем-то вроде менеджеров. Направляют его и защищают. Но в равной степени то же самое относится и к продюсеру с режиссером.
Всю рабочую карьеру Каяко жила одной идеей. Ее работа – защищать режиссера… И в данном случае – Одзи. Именно в этом она видела цель, к которой следует стремиться.
Одзи – ядро их проекта.
При создании аниме стекается в одно русло много денег, людей и обстоятельств. От их столкновения всегда поднимается белый шум, однако потому-то студии и нужно, чтобы в проекте горело ядро, которому от жизни ничего больше не надо, лишь бы только в итоге получилось что-то качественное.
Вот поэтому-то, когда ему попытались подсунуть песню и актрису, которые не совпадали с его внутренним видением, Одзи сказал: «Арисина, ты это сейчас серьезно? Ты это мне?»
За оболочкой хамских вопросов она разглядела и огонек в его глазах. Ее слова его ранили. Поэтому Каяко твердо решила, что защитит его и до последнего будет на его стороне.
Она завидовала Куроки, который горой стоял за Тиёду, и Юкисиро, который ни на шаг не отступал от Сайто.
«Дай мне сразиться за тебя», – тихо пробормотала она, и сердце больно кольнуло. Глаза защипало от слез. Она будет биться столько, сколько нужно. А если все тщетно – то проиграют они только вместе. «Дай мне сразиться и стать твоим щитом, – от всего сердца взмолилась она. – Больше мне ничего не надо».

Из окон длинного коридора на тридцать седьмом этаже, на котором располагалась студия «Блу-той», открывался прекрасный вид. Высокие здания нередко привлекают туристов, но удивительно, что даже среди рабочего дня сюда приходили полюбоваться окрестностями юные парочки и родители с детьми.
По дороге до Каяко то и дело доносились голоса: «Ух, коленки дрожат!» – «Высоко-о-о!» – и так далее. Вдруг ей тоже захотелось посмотреть, и она свернула к смотровой площадке. Все равно она приехала на двадцать минут раньше, так как нервничала перед встречей с Осато.
Погода выдалась замечательная. Облака растянулись по небу тонкими хлопьями ваты, через них проглядывало голубое небо. Внизу по кольцевой линии Яманотэ скользил поезд, который с такой высоты казался не больше прутика. От вида человечков под ногами в самом деле немели стопы. И в тот момент, когда Каяко отвела взгляд и отступила от окна, самую душу ее пронзил голос:
– Что, люди словно мусор? Полковник Муска[16].
Она резко обернулась.
– Если тебя так манит земное притяжение, бойся Чара[17].
Одзи.
Он неспешно шел к ней мимо окон, через которые было видно светлеющее ясное небо. У Каяко пропал голос, а ноги занемели сильнее, чем от головокружительной высоты.
В последний раз, когда они виделись, на Одзи была такая же одежда, как теперь, отчего казалось, что она видит хорошо продуманного персонажа пьесы. Как будто и не было ничего. Могло даже показаться, что она повстречала призрака – видение, порожденное исстрадавшимся от ожидания сознанием.
Однако нет: он настоящий.
Одзи улыбнулся:
– А вот и я, Арисина.
Он немного осунулся.

Легендарное аниме Тихару Одзи, «Опора светлых сил», состояло из двадцати четырех серий. Начинающим режиссерам редко выделяют целых полгода вещания – два сезона. Притом девять лет назад ему дали в эфире не ночной слот, как сейчас, а практически золотой: шесть вечера.
Каяко до сих пор помнила декабрьские кульминационные эпизоды как вчера. Зима тогда выдалась такая холодная, что легкие замерзали от одного вдоха, и на унылом пути домой только «Опора» согревала ей сердце. Детские аниме в сетке вещания всегда захватывают декабрь, чтобы сразиться за бешеные рождественские продажи игрушек. Сейчас такие ставят на утро выходных, но «Опора» была одним из последних аниме, которое дети с нетерпением ждали вечером, не отлипая от телевизора. Тогда махо-сёдзё еще в равной степени принадлежало и подрастающему поколению, и взрослым.
Главные героини – четыре девочки-подростка. У каждой была своя причина сражаться, однако поодиночке им не хватало собственных сил, чтобы справиться с бедой. В действии принимали активное участие их семьи и друзья.
В стандартном махо-сёдзё подружки все вместе перевоплощаются в свою волшебную форму и бьют врагов слаженной командой, где у каждого свои способности. Они помогают друг другу, чтобы победить общего противника, но «Опора» серьезно отклонилась от этой формулы: дело в том, что из них четверых силы должна была получить только одна.
Само аниме охватывало тот период, когда девочки проходили своего рода испытательный срок. Они сражались с опасностью, нависшей над человечеством. В каждом эпизоде превращение проходила только одна из них, а три остальные такой возможности не имели и только наблюдали за сражением со стороны. И поскольку силу в итоге заполучит только одна из них, все они втайне надеялись, что их названые подружки потерпят неудачу, а еще лучше – умрут.
Во многих сценах зрители с горечью думали: чем так, не лучше ли, чтобы им вовсе не выпадало даже шанса обзавестись злополучной силой, но каждый раз девочки неотступно выбирали путь сражений, потому что каждая из них хотела «стать особенной». Они влюблялись, заводили отношения, их отговаривали семьи, но они все равно отчаянно бились за «особое» место. Да так рьяно, что их жадность порой казалась чрезмерной.
В одном из интервью того периода Одзи говорил так: «Я взялся за махо-сёдзё, потому что терпеть не могу этот дешевый, чрезвычайно удобный для автора и расплывчатый вывод, которым обычно заканчиваются подобные истории. О том, что якобы нет ничего лучше простой повседневной жизни. Нереалистично? Ну не знаю, а многие ли хотят слиться с толпой и ничем не выделяться? По-моему, у таких людей маловато мотивации к жизни».
В те годы царила мода на аниме, которые силой философских диалогов и выразительного рисунка давали зрителям возможность понимать происходящее по-своему. Открытый финал тоже этому способствовал. Все думали, что и «Опора» определенной точки не поставит, однако Одзи завершил историю однозначно.
Битва за будущее человечества закончилась еще в предпоследней серии. И что же будет дальше? Может, волшебные силы не достанутся ни одной из четверых? Или появится новый враг, а в признание прошлых заслуг особые способности сохранят все героини? Все гадали, какой из этих двух вариантов выберет режиссер, однако Одзи оказался верен своему слову и выбрал в качестве постоянной девочки-волшебницы только одну.
В мире, спасенном от врага, только одна заняла «особое» место. Остальным трем пришлось жить обычной жизнью. Каждая из них отправилась своим путем. И когда один из интервьюеров выразил свое восхищение таким финалом, Одзи ответил:
«Ничего потрясающего в этой концовке нет. В битве за то, чтобы выделиться из толпы, они просто смирились с поражением. Я хотел убить всех трех героинь, которые не прошли отбор, но мне не разрешили. Логично, конечно. Ладно бы еще театральный показ или OVA[18], но в шесть вечера такое и показывать аморально, и детям будет травма. У каждой героини есть свои фанаты, и, если их разозлить, они не будут покупать мерч, а стоимость производства сериала не окупится».
Эту часть интервью в аниме-журнале не напечатали.
Так что сам Одзи считал «Опору» своим провалом и вскоре уволился из «Токэй», сказав им напоследок: «Вы не дали мне их убить».

– А вот и я, Арисина.
Каяко тут же бросилась к нему. Плевать, что подумают люди. Она подскочила так близко, что только распахни объятья… И вот, запыхавшись, Каяко врезала Тихару Одзи.
Прямо кулаком.
За миг до того, как костяшки соприкоснулись с его щекой, Одзи удивленно раскрыл глаза. Но изумленный вскрик сорваться с его губ не успел – кулак уже впечатался в худую щеку и скулу. В продюсерском воображении Каяко одновременно с ударом раздалось громкое «хрусть».
Тщедушное тело Одзи нарочито мощно содрогнулось, как будто девушка отправила его в полет, и он опрокинулся назад. С громким «бам!» ударился головой о перила.
Каяко тяжело дышала, уничтожая взглядом поверженного режиссера. Лишь спустя пару секунд после необдуманной эскапады она почувствовала, как из самого ее нутра по телу волнами разливается удовлетворение. После этого к ней вернулся дар речи.
– Придурок! – воскликнула она и поняла, что этого мало. – Придурок, придурок, придурок! Какой же ты придурок!
– Ай-ай… – Одзи, сжимая голову, возмущенно глядел на нее. – Больно, знаешь ли, Арисина. А если бы травма? – Тяжело вздыхая, он поднялся на ноги. Пробормотал: – Поверить не могу. Ты вообще нормальная, вот так с кулаками кидаться? Ладно… Куда нам сейчас?
Каяко с подозрением прищурилась. За легкомысленной формулировкой читался серьезный настрой.
– В «Эдж» я уже появлялся. Директор сказал, что ты поехала в «Блу-той» по поводу меня, и вот я тоже здесь. Я собирался позвонить, но мне велели скорее показаться тебе на глаза лично. Иначе зачем бы я поперся…
«“Поперся” он!» – мысленно фыркнула Каяко, но удержала язык за зубами. Одновременно ее душу переполнили чувства. Значит, Это его простил!
– Так куда нам? – снова спросил Одзи. – Наверняка ж мне надо перед кем-то извиниться.
– Для начала, может, передо мной, нет?
– Чего? А ты хочешь, чтобы я извинился?
«Я и так уже вернулся, чего тебе еще надо?» – читалось в его взгляде. В самом деле, настоящий ребенок. Однако на автомате Каяко ответила:
– Нет.
«Похоже, у меня развился продюсерский мазохизм… Патологический». Вслух же она продолжила:
– Для начала – в «Блу-той». Надо извиниться, что работа над проектом задержалась. И поскольку их директор сегодня тоже будет на совещании, надо обрисовать им текущую ситуацию. С окончательным названием так и не решил?
– Решил: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт». Оставим как есть.
– Поняла, – после некоторой паузы ответила Каяко.
– Ах да, вот. – Одзи протянул ей небольшой красный пакет. Пока, озадаченная, она смотрела, что внутри, режиссер прокомментировал: – Сувенир. Тут на всех, поделите там. Правда, я купил всего три коробки. Надеюсь, хватит.
– Чего?
Внутри ее ждал сюрприз. А именно – три коробки шоколадных конфет с подписью на английском: «Гавайские. Орех макадамия». Самый стандартный гавайский сувенир, который ей уже привозили друзья, которые ездили туда в медовый месяц.
Только тут она заметила, что на пакете крупными буквами написано: Duty Free.
Совершенно обалдевшая Каяко наконец задала вопрос, который так давно ее мучил:
– Ты где был?..
– На Гавайях. Конкретно – на Кауаи.
«Что еще за Кауаи?» – чуть не спросила Каяко. Продюсер «Лиддел-Лайта» никогда в жизни не бывала на Гавайях и ничего про них не знала.
Вслух она этого не сказала, и вовсе не от стеснения, а потому, что в принципе потеряла дар речи. Однако Одзи и без лишних вопросов пояснил:
– Просто работа вообще не двигалась. Я решил, что пора сменить обстановку. Заодно решил каньоны посмотреть, для сцен с гонками пригодилось бы. По-хорошему, конечно, на Великий каньон бы смотаться, но это дольше, так что ограничился Гавайями.
– И ты неделю пробыл на Гавайях?
– Строго говоря, пять дней, потому что перелет долгий. Ни секунды не было времени там прохлаждаться.
«Еще б ты там прохлаждался!» – мысленно возмутилась Каяко. В висках пульсировала кровь, голова кружилась.
– Почему не предупредил? Знаешь, как все волновались? И производство встало.
– В смысле? Ничего не встало. Мне сказали, вы уже две серии озвучки записали, а аниматоры тем временем отрисовали весь готовый сценарий.
– Но можно же было хоть позвонить!
– Тут такое дело… Я в аэропорту сидел на диванчике и смотрел аниме. Всю батарею просадил. – Одзи пожал плечами, разводя руки в стороны. – Да, неприятно вышло. Но потом решил, что это как раз то что нужно. И отдохнул немножко, и развеялся, и материалов собрал. Было весело.
Кровь ударила Каяко в голову, перед глазами потемнело. На диванчике – это он что, еще и в бизнес-зале заседал? Летел первым классом? Уже и в ушах звенело, как при обострении анемии. Кулак сам собой сжался, и, пока Каяко размышляла, не врезать ли ему еще разок, Одзи вдруг достал еще один пакет, на этот раз бумажный:
– Вот, держи.
Он вытащил из него толстую стопку бумаги. И уже при взгляде на первую страницу у Каяко перехватило дыхание: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт. 4 эпизод».
Отдельные стопки по нескольку десятков листов скрепляли зажимы для бумаги. Когда продюсер подняла на нерадивого режиссера глаза, тот кивнул:
– Тут до самого конца. Раскадровки до двенадцатой серии.
Все по «Лиддел-Лайту».
Каяко взяла увесистую стопку обеими руками и молча пролистала. На каждой странице Одзи расположил по шесть кадров с композицией, репликами, комментариями по движениям, звуковыми эффектами – записал все, что только может пригодиться в работе. Такие заметки уже и в сценарий можно легко переписать. Одзи не обманул: он и правда сделал все до последней серии.
Он никогда не был рисующим режиссером. Держал в голове концепцию, на бумаге же намечал лишь общее строение кадра, а уже художники переделывали его наброски в намеченном для проекта стиле. Работа не двигалась, пока Одзи не задавал стартовую точку и не показывал ядро будущих эпизодов. Зато теперь ничто не мешает продолжать. Они смогут ему помочь.
Ведь вся команда, начиная с Каяко, собралась здесь, чтобы воплотить в жизнь картинку из головы Одзи.
– Я прочитаю? – спросила она чуть дрожащим голосом.
Одзи обещал, что напишет сценарий, но в реальности сделал намного больше. Он составил такие подробные указания, что до переноса его замысла на экран оставался один шаг.
Впервые за время их совместной работы у Каяко при виде Одзи навернулись слезы.
– Не-а, – категорично отрезал он. – На совещание пора. А опаздывать нехорошо. И вообще. – Он закатил глаза. – Я, знаешь ли, старался. Хочу, чтобы ты прочла вдумчиво и не спеша.
– Хорошо.
– Тогда пошли, – поторопил он ее невозмутимо, как будто ничего не случилось. Отправился вперед нее, но через пару шагов обернулся на Каяко, которая прижимала заветную стопку к груди.
– Снимем шедевр, Арисина.
В это мгновенье мир, который за последние дни для нее потускнел, вновь наполнился красками. Если прежде казалось, что земля не держит ее, то теперь Каяко вновь обрела почву под ногами.
– Ага! – ответила она и побежала следом. – Только у меня просьба.
– Какая? – раздраженно, даже не поворачиваясь к собеседнице, спросил Одзи.
– Не показывай никому эти гавайские конфеты. Подорвешь моральный дух на студии.
– Чего, почему еще? Я ж специально купил, и вообще – от сахара мозг лучше работает. Наверняка все заработались и очень устали.
– И все-таки очень тебя прошу. Не рассказывай никому про Гавайи.
Каяко обратила внимание, как сильно у Одзи смялся подол пиджака, и ее захлестнула буря эмоций. Похоже, он просто накинул первое, что попалось под руку. Да и пиджаков он обычно не носил – значит, решил приодеться, потому что готовился сегодня разъезжать по городу и приносить извинения.
«Как хорошо, что ты снова с нами», – мысленно прошептала Каяко.
Одзи вернулся.

– До сих пор жалеете, что их не убили? – спросила Каяко в их первую встречу, ту самую, когда еще Одзи назвал ее гигантом.
Хотя самому Одзи не нравилось, как он закончил «Опору», Каяко считала, что иной концовки, чем отправить каждую из трех героинь своей дорогой, просто не могло существовать. И все же порой в голову закрадывалась мысль, что она бы посмотрела, какой финал для истории на самом деле приготовил Одзи.
Одзи вскинул голову, как будто не ожидал такого неожиданного удара, и она задала второй вопрос:
– Может, убьете их вместе со мной? Хоть бы даже самую популярную героиню. Поступайте так, как задумали.
– И что, вы правда не будете возражать против такой душераздирающей концовки? Продажи дисков и фигурок полностью зависят от финала. Рискуете не окупить производство.
Предварительные заказы на диски после выхода серий в эфир – это важнейший барометр, показывающий интерес к шоу. Пока идет трансляция, фигурки практически не продают, но предзаказ на них открывают больше чем за месяц до окончания аниме.
Поэтому-то неубедительный финал может испортить все дело. Обычно, когда фанаты устраивают бойкот в сети, печальные слухи о массовых отменах предзаказов разлетаются как пожар. Одно неверное движение – и весь мерчендайз будет пылиться никому не нужными горами в магазинах и на барахолках.