Наша цель – лучшее аниме сезона!

– Ничего страшного. – Каяко попыталась сделать беззаботный вид, молясь, чтобы Одзи не раскусил, как бешено у нее на самом деле колотится сердце. – От коммерческого провала никто не застрахован. И потом, вы же их не просто так убьете. Я знаю ваш стиль работы и уверена, что вы подведете к финалу так, что будет ясно: иного выхода быть просто не могло. Вы наверняка придумали им такие смерти, что большинство зрителей бы приняли их безропотно. Так давайте сделаем это! – воскликнула Каяко. – С нас – рабочее пространство, бюджет и место в эфире. Наш проект задаст новую планку убедительного убийства главной героини.

Ведь их аниме превзойдет даже «Опору».

Именно Одзи придумал включить в название байков, на которых рассекают главные героини, слово «свет». Так появилось название: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт».

Он наотрез отказался от такого названия, которое сокращалось бы до одного осмысленного ключевого слова, хотя на первой встрече вариантов прозвучало немало: «Предвестник», «Завет», «Гнев», «Вираж». Одзи твердо стоял на своем: «Не хочу идти проторенной дорожкой».

Он собирался придумать такое название, которое поначалу будет бессмысленным набором звуков, но вызовет у зрителя плотную ассоциацию именно с его произведением и наполнит его недостающей образностью. Чтобы слово «Лиддел-Лайт», которое пока никому ничего не говорит, навсегда запомнилось зрителям как «то самое аниме».

– Вы ведь позволите? – единственный раз вежливо обратился к ней Одзи. – И не подумайте, «гигант» – это не про ваш рост. Это комплимент. Буду очень рад вместе поработать, Арисина.

В тот же день, когда вернулся Одзи, начались, чтобы наверстать упущенное время, бурные совещания, объезды, а после них принялись и за работу.

Извинения Каяко взяла на себя. Одзи она с собой не брала, чтобы избежать лишнего шума. Среди продюсеров «Анимаркета» и телевидения не все обрадуются его возвращению. Будут бурчать: а где, мол, гарантии, что такого больше не повторится? Что, мол, потом-то будет, если еще до трансляции такое?

Однако в руках Каяко был серьезный аргумент: раскадровки всех двенадцати эпизодов, которые она уже забрала у бедового режиссера.

Какиути из «Анимаркета», конечно, скривился, но признал, что раз материалы есть, то нестрашно, даже если Одзи опять пропадет, и не стал настаивать на замене.

– Хотя я не сомневаюсь, что дальше этот сумасброд будет требовать всяких несбыточных правок.

– Да, и до тех пор, пока они идут на пользу произведению, мы с радостью пойдем ему навстречу, – с улыбкой парировала Каяко.

Для официального анонса собрали трехминутную нарезку из опенинга и самых ярких моментов первой серии.

С возвращением Одзи и работа над ключевой анимацией встала на прежние рельсы. Режиссер проверил материал, за время его отсутствия одобренный главным аниматором, внес дополнительные правки и отправил обратно художникам на доработку. Некоторые ворчали, что нельзя менять все в последние пять дней перед официальным мероприятием, но тем не менее прописались на рабочих местах, и Каяко следила, чтобы им всего хватало. Хотя и вздыхала, потому что зареклась без лишней необходимости ночевать на студии.

Когда она только устроилась в «Эдж», снимала квартирку в доме неподалеку, но из-за этого граница между домом и работой сильно размылась, и, как только началась работа над «Лидделом», Каяко переехала на несколько станций подальше. С таким графиком она бы и в самом деле потеряла разницу между днем и ночью, если бы не ночной перерыв в движении поездов.

Работу над ключевой анимацией дебютного эпизода – того, что задаст тон всему произведению, – разумеется, хотелось отдать лучшему из лучших.

Не то чтобы Каяко специально задерживалась у Сакомидзу, пока ждала ключевые кадры: обычно эта задача ложилась на производственных ассистентов, но, пока рисовали первую серию, Каяко хватало времени лично следить за процессом.

Кстати, а ведь даже в их жестком графике работы она ни разу не видела, чтобы Сакомидзу спал на рабочем месте, а вот по два дня подряд одну и ту же одежду на нем замечала неоднократно. Он никогда не следил за опрятностью внешнего вида, но вместе с тем Каяко не помнила у него щетины, – видимо, давала о себе знать большая организованность художника.

– Так Одзи вернулся? – вдруг спросил Сакомидзу, и на миг Каяко усомнилась, что правильно расслышала вопрос.

– А? – переспросила она несколько по-дурацки.

Художник без тени улыбки обернулся на нее и выдал стопку рисунков.

– Правки внес.

– С-спасибо большое! – Каяко проглядела кадры и ахнула.

В горле опять застрял возглас, которым она так часто описывала работу Сакомидзу: «концентрированное очарование». Даже по неподвижному рисунку чувствовалось, какие у персонажей будут яркие и внушающие трепет движения. Рисунок попросту привораживал взгляд так, что не оторваться.

– Круто! – воскликнула Каяко, поднимая восторженные глаза.

Сакомидзу скривился и пробурчал:

– Ну ты же этого от меня ждала? И сидела над душой не смыкая глаз.

Может, он хотел ее поддеть, но Каяко без запинки ответила:

– Да!

Ведь невозможно спорить: она в самом деле хотела от него талантливого рисунка.

Вообще, большинство аниматоров, в том числе и Сакомидзу, чувства открыто не показывали. Но обычно именно такие настолько потрясающе рисовали, что Каяко и ей подобные стервятниками, по многу дней не ночуя дома, следили за их работой и буравили взглядом склонившиеся над бумагой спины. Каждый раз продюсеры и художники сражались на равных и соревновались, кто выйдет из этой напряженной схватки победителем.

– Спасибо большое. Теперь ваша работа украсит наш официальный анонс. – А затем спросила, не считаясь с «лишними» ушами: – Так ты знал… про режиссера?

– Да тут сложно не заметить… По объему правок сложить два и два нетрудно. А потом на одобренные кадры еще и дополнительные правки прилетели. Изверг! – пожаловался Сакомидзу, но в его голосе не чувствовалось искренней неприязни. – Хотя я все-таки счастлив, что работаю над его проектом.

Уголки губ художника чуть приподнялись, а глаза – немного сощурились в сдержанной улыбке. У Каяко душа запела от радости.

Обычно говорили, что лучшие аниматоры живут впроголодь. При этом каждый рисунок мог стоить от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч иен. Однако верхнюю планку цены за ключевой кадр почти не поднимали, а наиболее талантливым художникам валом валили заказы на более кропотливую, более мелкую работу, и в какой-то момент они уже не справлялись с объемом. С развитием технологий в производстве аниме росли и требования к ключевым кадрам. А уж в «Лидделе» – и подавно.

– Спасибо большое! – снова поблагодарила Каяко с глубоким поклоном.

Раскадровки с четвертого по финальный эпизод она прочла в конференц-зале в «Эдж». В одиночестве, во второй половине того дня, когда вернулся Одзи.

Каким-то шестым чувством Каяко ощущала, что этажом ниже вовсю трудятся художники, а сама тем временем листала рукопись, еле-еле обуздывая нетерпение. Она хотела представлять себе по возможности то же самое, что держал в голове Одзи, поэтому сосредоточенно разглядывала каждый рисунок, каждую буковку.

К тому времени, как она закончила, за жалюзи уже стемнело.

У Каяко пересохло в горле. Она еще перед началом чтения заварила себе кофе, но так к нему и не притронулась. И, кстати, как включала свет, тоже не помнила… Странно, почему горит? И как только Каяко задалась этим вопросом, заметила, что за самым близким к двери столом прилег, спрятав голову в сложенных руках, Одзи. Продюсер «Лиддела» настолько погрузилась в раскадровки, что и не заметила, когда он пришел. Она даже решила, будто Одзи уснул, но тут он почувствовал, что девушка отвлеклась от чтения, и сразу же поднял голову.

– Ну как? – спросил режиссер.

Каяко не находила слов.

Наверное, по опухшим глазам он догадался, что она плакала. Ей хотелось привести смятенные чувства в порядок и все как следует обсудить. Но воздух в не таком уж и просторном кабинете почти трещал от волнения Одзи.

Даже гению страшно показывать собственное детище первому читателю. Однако он нарисовал то, чем не стыдно поделиться. И первой поделился именно с Каяко.

Одзи проговорил:

– Никого больше слушать не стану, но тебе даю право что-то мне возразить.

– И ты… правда считаешь, что так будет лучше?

– Угу, – без тени сомнения подтвердил он. – Может, по мелочи еще чего-то исправлю. Но в целом как-то так.

– Потрясающе.

Наконец режиссер отвел взгляд и тихонько выдохнул. Каяко тоже глубоко вздохнула и немного переменила формулировку. У нее больно щипало в носу и до сих пор наворачивались слезы.

– Отличная работа. Просто великолепно.

– Ну и славно, – буркнул он и снова уронил голову на руки. Так что Каяко не разглядела выражения его лица.

Однако она не роптала. Ведь и сама не сдержала душивших ее слез, но не хотела, чтобы Одзи их видел. Незаметно смахнула их. Скоро скелет, намеченный на этих эскизах, обретет плоть и превратится в полноценную картинку. И от одной этой мысли Каяко переполняло невероятное счастье, и она уже не могла дождаться, когда же это случится. Удивительно: она оживит эту историю вместе с Одзи!

Каяко тщательно собрала вместе все листы и склонила голову, будто в поклоне.

За день до официального анонса на правах репетиции провели совещание производственного комитета.

Каяко всегда на них нервничала, а уж после старта проекта, с приближением трансляции она все больше ощущала, будто ее выводят на плаху. И вот, когда в такой напряженный день Одзи вдруг позвонил ей и сказал, что опаздывает, она почуяла неладное.

– Где-то на часик. Прости. Шина на велике лопнула.

– Может, тогда возьмешь такси?

– Нетушки! Не хватало только, чтобы велосипед угнали. Сейчас завезу его домой и сразу к вам.

– Я за тобой заеду.

– Нормально! Не надо. Сам доберусь.

Он положил трубку, а Каяко схватилась за голову. Ничего не нормально.

И какого черта он вообще вдруг решил добираться своим ходом? Иногда, оправдываясь, что ему в жизни не хватает движения, режиссер в самом деле ездил на велосипеде, притом на какой-то иностранной модели лимитированного выпуска, которая Одзи очень нравилась, и каждый раз Каяко холодела при мысли, что он того и гляди может устроить на дороге аварию.

Как-то раз у него колесо застряло в сливном желобе на дороге, Одзи свалился, вызвонил Каяко, и они вместе искали, куда улетела одна из спиц, из-за чего в итоге опоздали на собрание. Ползая по асфальту, продюсер задавалась вопросом, почему она вообще обязана таким заниматься, но смирилась и не стала ничего возражать.

Она же, Каяко, из раза в раз объясняла людям, которые ждали веского слова режиссера, что придется еще немного потерпеть, потому что у него лопнуло колесо или недостиралось белье. В конце концов она пришла к выводу, что проще всего научиться им управлять, постоянно вникая в его повседневные нужды.

– Простите, режиссер задерживается, я поеду его заберу. Постараюсь как можно быстрее, а вы, пожалуйста, пока обсудите вопросы, которые не требуют его вмешательства… – извинилась перед участниками совещания Каяко и убежала, не дожидаясь ответа.

Разумеется, вслед ей тут же пошутили, что режиссер, видимо, опять сбежал. Не обращая на шутки никакого внимания, Каяко выбежала из здания, запрыгнула в служебную машину и поехала к дому Одзи.

Когда Каяко позвонила в дверь, никто не откликнулся. Они могли разминуться в дороге, и, чтобы проверить эту версию, она проверила счетчики газа и электричества. Эту уловку часто применяют, когда аниматор, работающий из дома, долго не выходит на связь. Можно сколько угодно притворяться, что тебя нет дома, но счетчики выдают обманщика с потрохами. Доходило до того, что в качестве «почтового ящика» для обмена ключевыми кадрами некоторые использовали те самые счетчики или даже вынесенные за пределы квартиры стиральные машинки.

Электрический счетчик крутился. Значит, Одзи притаился у себя.

Каяко снова позвонила в дверь и постучалась. Поскольку один раз он уже отличился, соблюдать тактичность она не собиралась. К изумлению Каяко, дверь оказалась не заперта, и она легко повернула ручку.

– Одзи! – позвала она, заглядывая внутрь.

В отличие от прошлого раза, когда Каяко тоже прибегла к отчаянным мерам и убедилась, что режиссер исчез, квартира не казалась необитаемой. Даже вода журчала, кажется, из душа, и Каяко отступила на шаг. Конечно, бесит, что он в такой напряженный период затеял купание, но как же будет неловко столкнуться с ним лицом к лицу у двери ванной.

Каяко уже собиралась выйти и закрыть за собой дверь, как вдруг обратила внимание на конверты на обувном ящике. В квартире царил нетипичный для одинокого холостяка порядок, и среди писем, сложенных на дизайнерской скатерти, приковывало взгляд то, на котором было напечатано: «Счет прилагается». Судя по слову «трэвел» в имени отправителя, какая-то туристическая фирма.

Видимо, это за поездку на Гавайи. Конверт оказался еще и распечатан, и тут Каяко заметила листок, который, очень похоже, оттуда и вытащили. На нем значилось: «Доставка сувенира “Гавайская макадамия” – 3 ед. – ¥1200».

«Доставка сувенира?» – мысленно повторила Каяко.

Она слышала про такую услугу. Если путешественник не хотел забивать голову сувенирами из поездки, то можно заказать их с доставкой до дома. Но что-то не сходилось. Одзи ведь отправился в путешествие по внезапному капризу. Зачем бы ему планировать доставку?

К тому же красный пакет из дьюти-фри… Разве такие продают где-то, кроме той зоны аэропорта, что уже за таможенным контролем? Каяко еще раз задумчиво изучила чек, и тут глаза ее округлились от изумления.

Дата заказа! В тот день Одзи, по идее, еще не вернулся!

За спиной все так же журчала вода, а Каяко тем временем взяла накладную и вышла в коридор. Сердце заколотилось в груди: кажется, она увидела то, что не предназначалось для ее глаз. Может быть, не летал Одзи ни на какие Гавайи…

Кроме счета за сувениры, никаких денег туристическое агентство не требовало. Каяко ахнула.

А где же он тогда пропадал? Новые вопросы… Куда исчезал Одзи?

Вскоре вода затихла, а спустя недолгое время выбрался из душа и сам Одзи. Когда режиссер, явно не ожидавший гостьи, изумленно застыл в дверях, Каяко не удержалась и спросила напрямую:

– Где ты был?

Разглядев в руках продюсера конверт, Одзи побелел. Каяко строго повторила:

– Где ты был на самом деле?

– А-а-а-а-а-а! – возопил режиссер так горестно, что она даже не сразу поняла, что это за странный звук. Он подскочил к ней в панике, вырвал из рук Каяко счет и принялся рвать его, причитая: – А-а-а! Поверить не могу!

Каяко впала в ступор.

– Поверить не могу! – снова воскликнул Одзи и недобро зыркнул на нее. Он раскраснелся от гнева. – Серьезно, просто уму непостижимо! Я же сказал, что сам справлюсь, ты зачем приехала? Дура! И вообще, это вторжение в личную жизнь, притом бесстыжее! Иди ты! Как мне жить дальше? Не могу больше работать в «Эдж»!

– Ты… в самом деле туда не летал?

Каяко чувствовала себя матерью, которая нашла дневник сына-подростка… Хуже, дочери! И все же продолжала расспрос. Она подумать не могла, что он так остро отреагирует, к тому же не верила, что правильно догадалась. Видимо, Одзи и сам не понял, что бурной реакцией собственноручно вырыл себе могилу.

– Отвали! Да, так все и было, – обиженно признал Одзи. – Никуда я не летал. Все, довольна? Бессердечная ты, так топтать чувства человека! Да, я просто не нашел в продаже сувениров из Аризоны, поэтому от идеи с Великим каньоном пришлось отказаться. Вместо него выбрал Гавайи. Главное, чтобы на сцене с байками чувствовалось, что мы вдохновлялись настоящими каньонами…

– Но пакет из дьюти-фри!

– А-а-а! – заорал Одзи, закрывая уши руками. Перекрикивал, чтобы ее не слушать, постоянно твердил одно и то же: «За что?!» – и даже чуть не плакал. –  Ты понимаешь, какой это отстой – передаривать сувениры в чужих пакетах? Зачем ты заставляешь меня признаваться вслух, если и так все поняла?! Это унижение чужого достоинства! Что, нравится тыкать человека носом в грязное белье? Вот не думал, Арисина, что ты демон в человечьем обличье, демон, настоящий демон!

– Но где же ты все-таки пропадал? – терпеливо спросила Каяко. Обзывательство ей не понравилось, и истериками Одзи она наелась досыта… Но все-таки интересно, где же родилась эта изумительная раскадровка?

– Дома, – насупившись, пробубнил Одзи. Каяко ахнула. – Нигде не пропадал. Тут сидел.

– Но ведь…

Она помнила, как стояла в пустой квартире. Как все материалы по «Лидделу» лежали на месте, и только Одзи внезапно пропал.

– Первые дни я правда тут не показывался. А потом сидел дома и рисовал раскадровки.

– Но почему?

– Знаешь, какой это груз, когда надо вылепить с нуля вещь, даже если в голове себе ее хорошо представляешь? Притом или ты – или никто. Это только со стороны кажется легко и просто. Я об этом знаю, поэтому стрессую еще сильнее. Никогда не уверен, получится или нет. Однажды получилось неплохо, но кто ж сказал, что в этот раз я не облажаюсь? – выпалил, нахмурив лоб, Одзи. Как ни абсурдно, но, даже пытаясь свалить на нее вину за свой проступок, даже сердитым он выглядел красивым как картинка.

С каждым словом Одзи все больше распалялся:

– Откуда у меня время на путешествие за материалами? Или ты считаешь, что у меня такая работа, которую можно тяп-ляп накарябать в свободное время, пока колесишь по Гавайям? Многие режиссеры и авторы говорят, что им прогулка позволяет развеяться, отвлечься и найти новые идеи, только ты им верь больше! Или врут, или они чертовы гении.

Он не давал Каяко вставить ни словечка, только тараторил и тараторил, но вдруг на его лице разом отрубились все эмоции, кроме недовольства, и режиссер посмотрел на продюсера в упор.

– Ни сценарий, ни раскадровки сами себя не напишут и не нарисуют, пока не сядешь, как прилежный ученик, за стол. Даже если уже ничего не хочется, все надоело, сидишь как проклятый перед компьютером и рисуешь, рисуешь. Встанешь на минутку – собьешь себе настрой, поэтому остается только сидеть и корпеть. И никак не развеешься, хоть ты себе голову разбей.

Вдруг Каяко так живо представилось, как Одзи склонился над столом, будто увидела его наяву. Теперь, когда им есть с чем работать, команда может воплотить на экране замысел режиссера, но на первых этапах работы никто не помог бы ему при всем желании. Этот груз режиссер может вынести только на собственных плечах.

Ей показалось, что в груди зажегся огонь.

Точно, ведь когда он только вернулся, выглядел потрепанным и побитым.

– Если бы ты хоть слово сказал, я бы организовала тебе тихое пространство, где никто бы тебя и пальцем не тронул – и работал бы себе на здоровье…

– Говорю же! В итоге я таки наваял сценарий и раскадровки, но ведь поначалу было неясно, выйдет что-нибудь или нет! И если бы я не знал, что в крайнем случае можно дать деру, то ничего бы и не вышло. Поэтому не надо мне никакого тихого пространства…

– Но ведь мы же волновались.

– Неправда. Ничего вы не волновались! – надулся Одзи. – Я думал, вы испугаетесь, что со мной что-то случилось, и поднимете шум, а все сразу решили, что я сбежал. Обидно, знаете ли. Может, меня похитили! Или машина сбила! Или еще чего! По-моему, можно было со мной и побережнее. Я все-таки режиссер или кто?

– Но ты же правда сбежал. И не надо теперь выставлять себя в хорошем свете.

– Я сидел дома и работал, а меня никто даже не попытался тут искать!

И Каяко… об этом жалела. Она же знала уловку со счетчиками и регулярно ловила так притворщиков-аниматоров, но с Одзи ей почему-то это даже не пришло в голову. Все ее мысли забивало одно: как объяснить партнерам, как себя держать…

– Может, все-таки стоило хоть немного подумать о нас? Мне лично без тебя вообще показалось, что я уже умерла.

– Все я думал. Больше всех! И об аниме, и о коллегах. И о тебе, конечно, тоже, Арисина.

При звуке своего имени Каяко умолкла.

Одзи, не отводя от нее взгляда, решительно покачал головой:

– Когда начинаю новый проект, я забираю у всех, кто в нем занят, почти три драгоценных года жизни. Они тратят собственное время на то, чтобы воплотить мою задумку. Я помню об этом каждый божий день. Режиссер – такая работа, что ты один, без посторонней помощи, ничего не можешь. Один я бессилен.

Каяко смотрела на него во все глаза и даже не моргала. Пускай он ее распекал на чем свет стоит, но почему-то ее душа дрогнула.

За тридцатью минутами единственного эпизода аниме стоит огромная команда. Над каждым сериалом работает несколько сот человек.

Впервые Каяко, глядя на этого большого ребенка, который верил, будто соврать про Гавайи намного взрослее, чем сказать правду, подумала, что на самом деле… он крут.

Каяко с командой точно так же чувствовали, что требуют у Одзи посвятить долгому проекту часть жизни. Они гордились и почитали за честь, что проведут с ним «три драгоценных года».

И если Одзи с таким трудом породил из ноля единицу, то теперь их очередь совместными усилиями умножить ее до сотни и даже тысячи. Оживить и показать зрителям.

– Все, ничего больше не хочу! Зачем ты пришла без спроса? Зачем стала рыться в бумажках? Серьезно, блин, поверить не могу… – завел Одзи прежнюю шарманку. – Больше всего на свете я боялся, что ты наступишь именно на эту мозоль, и вот тебе пожалуйста, наступила… Я так больше не могу! Не могу работать в таких условиях! – жаловался он, полностью опровергая все, что только что сам же сказал.

Кажется, еще чуть-чуть – и он бы сбежал в квартиру, так что Каяко велела:

– Ну все, хватит, поехали. Тебя уже все заждались. Завтра анонс!

– Минуточку! У меня условие.

– Какое?

– Никому не рассказывай про Гавайи.

Каяко тяжко вздохнула. Кажется, всего пару дней назад, но при совершенно иных обстоятельствах, она сама просила у него то же самое.

– Хорошо, – пробурчала она, утаскивая режиссера за собой.

Каяко не знала, как подавить улыбку, которая просилась на лицо. Она напрягла все силы, чтобы выглядеть хмурой и сердитой, и с таким видом тащила его дальше. На седьмом небе от счастья, что у нее такая замечательная работа.

Одна из ее обязанностей – следить, чтобы режиссер в целости и сохранности добирался до студии.

Каяко ни словом не обмолвилась об инциденте, но, к ее удивлению, на совещании продюсеров, где также присутствовало и высшее руководство, Это вдруг спросил:

– Интересно только, куда Одзи на самом деле пропадал?

Она растерянно поджала губы. Встретив ее взгляд, директор поразился:

– Что? Арисина, ты же не хочешь мне сказать, будто поверила, что он правда летал на Гавайи?

– Понятное дело, что нет! – воскликнул Какиути.

Замешательство Каяко усиливалось.

– Мы же еще когда к нему нагрянули в квартиру, обнаружили на месте и документы, и банковскую книжку. Нодзима мне докладывал.

– Вот и я так подумал, – согласился Это. – Ладно, не так и важно где. Все равно прелестно: наверное, хотел прикинуться, что, пока отдыхал, заодно вальяжненько дописал сценарий. Распушил хвост перед Арисиной. Она же им так восхищается!

– Такой объем быстро не напишешь, разве что он корпел над работой круглые сутки. Да и нам раскадровки, накиданные спустя рукава, не очень-то нужны, – весело заметил обычно такой строгий Какиути. И подбодрил Каяко, которая впала в ступор: – Да все отлично. Неважно как – главное, что написал! И ты, Арисина, продолжай делать вид, будто ни о чем не догадываешься. Не задавай ему лишних вопросов.

– Х-хорошо.

Разговор сразу же ушел в другое русло, а Каяко поняла, что она и сама не лучше ребенка. Хотя не только она, но и Одзи. Оба – как дети, которые играли и не замечали, что за ними присматривают взрослые, чтоб не убились.

Анимация – это командная работа, и лишь теперь Каяко почувствовала, что с ней работают надежные товарищи.

В день анонса стояла чудесная ясная погода.

Обычно программой мероприятий занимались «Анимаркет» и представители телестудий, которые в таких делах собаку съели, поэтому Каяко с Одзи было достаточно приехать вовремя на место.

Вчерашняя репетиция не избавила ее от волнения. Не добавляло спокойствия и осознание того, что они выйдут в прямой эфир, к тому же перед пресс-конференцией предполагался анонс в формате беседы Одзи с телеведущей.

– Лучше бы пригласили актрису озвучивания или еще кого-нибудь, кто лучше знаком с индустрией, – сетовала Каяко.