Зов из глубины веков

– Но это нелегко Герман. Очень непросто отрешиться от всех этих личных устремлений и проблем.

– Да. В этом и состоит страдание человека, который жаждет обрести смысл жизни, найти себя и покой в своей душе. Но если мы не расширяем поле нашего сознания, то мы обречены на подчинение природному человеку. Когда мы инертны в духовном росте, когда у нас закостенелое сознание мы часто просто заложники нашей социальной ситуации, хотя и принимаем ее как само собой данное. Так мы живем одним лишь поверхностным уровнем самосознания, когда и священные религиозные символы в нашей психике остаются мертвы. Чем мы наполняем свое сознание, тем мы и живем. Если это высшие устремления и идеалы, то мы живем высшим благом. Если это только лишь удовлетворение самых обычных потребностей, то вся жизнь, вся личность человека сводится к этому естественному социальному и биологическому закону.

– Но так быть не должно.

– Несомненно. И в нас много всего, в чем мы можем по уши погрязнуть. Это наше зло, которое мы должны принять и вырваться к его видению со стороны. Это тонкая грань, когда мы можем быть зависимы от своей животной психики и подняться над ней на время. Если в нас нет таких тенденций к самосовершенствованию, то нет и выхода к трансцендентной реальности души. Здесь, разумеется, мало одного лишь формального получения образования, которое не дает человеку всестороннего развития. Он должен сам заниматься самовоспитанием. Сам стремиться к полной самореализации в условиях жесткой борьбы за выживание в обществе приспособления. Быть культурным и образованным человеком должно быть идеалом для всех людей, а не только для каких-то избранных особ. Пусть в этом и мало кто нуждается, но пока мы движимы этим и способны на выход за пределы обыденного сознания, то мы можем приближаться к подлинным истокам нашей души. В нас самих теплится свет сознания и истины, который мы находим в себе и делимся им с другими. В этом и заключается человеческая мудрость.

– Вы удивительный человек Герман. Теперь мне точно будет, о чем поразмыслить на досуге.

– Вы многое узнали и это большое благо. Я умышленно хотел, чтобы вы оказались в этих запутанных дебрях. Я сделался вашим учителем, так как вижу, что вы неоперившийся любознательный юнец. Я поведал вам много поучительных и опасных тайн. Вам самому решать теперь, как к ним относиться. Уж простите меня. Я говорю только о том, что считаю важным. Если это оказалось полезным для вас, то я буду счастлив. То, что вы узнали, все это и пришло ко мне по мере расширения моего собственного сознания.

– Конечно. Я вас понимаю. Но как же мне жаль, что все так выходит с вашей болезнью.

– Когда меня не станет, то вы увидите, что несмотря на смерть в вас навсегда запечатлеется мой образ. Когда человек умирает стирается только его Я, но он остается жив в памяти других людей. Поэтому любите людей Альберт и творите добро всю свою жизнь.

Герман протянул мне руку и я молча пожал ее.

– Вы как хотите, а я пошел купаться.

– Герман. Как вы можете? Вы же больны.

– Пока я могу стоять на ногах, никто не может мне запретить купаться. Я просто окунусь несколько раз.

– Как знаете. Но я буду присматривать за вами.

Герман встал с кресла и с самодовольным видом начал спускаться к причалу. Он снял с себя всю одежду и нагишом нырнул в воду.

Вот почему в тот день Инна открыла мне дверь с заплаканными опухшими глазами. В тайне она очень переживала за Германа. И все, что казалось мне счастливой жизнью этой неординарной пары, на самом деле, вскоре могло обернуться трагедией.

Глава четырнадцатая

Через два дня приехала Инна. Как только она зашла в дом, то тут же крепко обняла любимого супруга. Это была очень трогательная сцена. Что было у нее на душе, когда она ластилась к мужу, поглаживая с нежностью его щеки и голову, можно было только догадываться. Она очень боялась потерять его. И боль эта усиливалась еще больше от того, что она не смогла вернуть Киру домой.

После приезда Инны я сразу же захотел уехать на время домой, так как чувствовал, что могу стать помехой в этой непростой семейной ситуации. Но Герман настоял на том, чтобы я остался у них еще на некоторое время. Я согласился, так как считал Германа очень близким человеком, которому не мог отказать в подобной просьбе. Он сообщил мне, что намеревается сказать Инне об ухудшении своего состояния, после чего они отправятся в больницу на обследование.

Герман спрятал готовый портрет в надежном месте в кладовой, где Инна не могла его найти. Я до сих пор не мог поверить, что согласился на его предложение вручить портрет Инне после его смерти. Словно он заочно себя похоронил, дав мне это указание еще до приближения смерти. Я не знал, как мне отнестись к этому правильно. Но отказать ему я не смог. Возможно, болезнь каким-то образом послала ему предчувствие неминуемого конца. По крайней мере, он мне об этом ничего не сказал, но был тверд в том, что я должен был исполнить задуманное им. Его болезнь прогрессировала и остановить ее было невозможно. Теперь я хорошо знал, какие душевные муки скрывались за фасадом веселого непринужденного общения Инны и Германа.

Как выяснилось позже вечером за ужином единственным доводом Киры не возвращаться с Инной было то, что на взгляд дочери мать никогда не любила ее по-настоящему, поэтому с легкостью отпустила жить к отцу.

Инна была полностью разбита от этого ложного вывода дочери. Она поняла, что совершила большую ошибку в воспитании Киры. Не потому, что отпустила ее к отцу, но потому, что не могла больше уделять ей время и влиять на нее положительным образом. Такие отношения между матерью и дочерью привели их к тупику в понимании друг друга. Мне было грустно наблюдать за этой семейной драмой.

На следующий день Инна приготовила нам вкусный обед. Она захотела отвлечься от всего случившегося и с раннего утра затеяла на кухне шумную готовку. Сейчас Герман опасался даже намекать ей о том, что его самочувствие ухудшилось. Видя, как она и так сломлена морально он жалел ее и не признавался. Все утро он заходил к ней на кухню и снова уходил к себе в комнату, чтобы отдохнуть.

Наконец стол в гостиной был накрыт и мы принялись за обед.

– Что вы такие грустные? – начала говорить Инна, стараясь быть милой и улыбчивой. – Давайте не будем думать о негативном. Пожалуйста.

Я взглянул с вниманием на Инну, а потом на Германа.

Герман понимающе кивнул Инне головой и взял в руки столовые приборы.

– Инна у нас есть повод грустить, – произнес внезапно Герман, разжевывая со смаком кусочек говядины в томатном соусе.

– Из-за чего грустить? – спросила Инна с настороженностью.

– Когда мы рыбачили с Альбертом в последний раз я потерял удочку. Рыба ее утащила. Ты представляешь?

– Как это могло произойти? – спросила Инна, засмеявшись.

– Все очень просто, – ответил Герман с задором. – Мы как всегда сидели с Альбертом в лодке и проголодались. Я достал бутерброды, а удочку небрежно оставил на борту лодки. Пока мы ели, по всей видимости, клюнула какая-то огромная рыба и в один миг утащила мое удилище.

– Вы ее выловили обратно? – спросила Инна, продолжая смеяться.

– Я достал удочку, – продолжил Герман. – Но при этом мы чуть не перевернулись, пока я пытался ее выловить.

– Значит, вы тут не теряли зря время пока меня не было, – заключила Инна, похлопав Германа по плечу.

– Да. Это точно. Мы развлекались как могли, – ответил Герман, пытаясь любыми способами отвлечь ее. – Один раз даже устроили знатную вечеринку.

– Вечеринку? Что это значит Альберт?

– Герман просто приготовил вкусный ужин. Мы ели перепела. Я никогда не пробовал подобных блюд, – сказал я быстро, увильнув от признания в том, что мы пили вино.

– Вот оно что. Вы знаете за границей я тоже провела время довольно весело, – проговорила Инна с увлеченностью. – Если не брать в расчет отрицательный эмоциональный эпизод с Кирой, конечно. А так в Польше удивительно доброжелательные люди. Я познакомилась там с одной семейной парой в гостинице. Вы не поверите. Почти каждый день они просто так дарили мне чудесные сувениры, которые они сами производят в Варшаве. Мелочь, но это было так мило.

– Это те безделушки, которые ты выставила на тумбочке в спальне?

– Да. Мне особенно понравилось то, что многие поляки не слишком развязные, как другие европейцы.

– Каждая нация отличается своим аутентичным своеобразием, – начал говорить Герман со свойственным ему энтузиазмом. – Англичане вот часто очень педантичные и расчетливо рациональные, как и американцы. Прагматичность это все же очень важное качество человека и нации, вообще. Русские никогда особо не отличались этим качеством, поэтому сейчас наше молодое поколение, к сожалению, часто американизируется, теряя свою самоидентификацию. Русские сильны духовной культурой и традициями, что молодежь не всегда впитывает в себя.

– Между прочим, – добавил я, – меня всегда удивляло то, что раньше у англичан сословие слуг было очень элитарным по своим нравам.

– О да. Англичане всегда оставались джентльменами, даже когда имели подчиненное положение в обществе, находясь на службе у аристократии. А если взять наших крепостных мужиков, то тут и до духовной культуры очень далеко. Наверное, поэтому сейчас многие наши люди внимательно следят за состоянием богачей, кто из них насколько разбогател. А если стал богачом сам, то возникает непреодолимое желание всем показать, что у тебя полные карманы, набитые деньгами. Роскошь в нашем обществе всегда развращает нравы, как и бедность.

Остановившись, Герман взглянул на Инну, которая прикрыла свои глаза ладонью.

– Инна что с тобой?

– Да так, – ответила тихо она. – Вспомнила Киру. Вы мужчины, конечно, любите подискутировать. А Кира была так чувствительна все то время, когда я была с ней. Бедная совсем потерялась. Она влюбилась в такого вот современного джентльмена, которого вы описываете. Он остался полностью равнодушен к ней. После этого она и возненавидела мир. И даже я для нее теперь чужая.

– Это, конечно, печально, – произнес Герман, взяв Инну за руку.

– Но еще печальнее то, что она решила больше никогда не иметь дел с мужчинами. Сказала даже, что хочет жить одна. Глупышка даже заговорила о том, что попробует себя в нетрадиционных сексуальных отношениях.

– Ба! Ну это же Европа, – сказал Герман с язвительностью. – У них там это совершенно нормально. Не знаю хорошо это или плохо, когда такая вседозволенность оказывает непосредственное влияние на ментальность молодежи.

– Геша это плохо. Да. Там много гомосексуалистов, которые чувствуют себя свободными и их никто не притесняет. Но молодые люди должны жить нормальными семейными ценностями.

– Конечно, ты права. Но сейчас уже трудно изменить реальное положение дел. И осуждать это в современном мире, менторски исправляя человека, тоже не совсем правильно. Осуждения требует развратное разлагающее поведение, но от сексуальности как таковой никому не отделаться просто одним лишь отрицанием.

– Герман хватит перемывать косточки всем подряд. Больше всех понять себя сейчас нужно Кире. Перед самым отъездом я как раз записала ее на прием к психотерапевту. Быстро навела справки и узнала, какой там самый лучший. Надеюсь, она попробует разобраться в себе. По крайней мере, меня она даже не захотела слушать. Такая вот дочь. Хорошо, что она сама признала, что совершила большую глупость.

– Это замечательно, что она будет общаться с психотерапевтом – сказал радостно Герман. – Она должна найти себя. Я не верю, что Кира сознательно пошла на это. Она находилась в порыве отчаяния и страха, поэтому решилась на такой поступок. Совсем юная девочка…

– Надеюсь, все так и есть. Давайте обедать, а то остывает. Альберт, как вам говядина?

– Отменно Инна, – проговорил я с восторженностью, стараясь разрядить напряженную обстановку. – Герман готовил перепела не так вкусно, как вы приготовили это блюдо.

– Вот это да, – запричитал с ироничностью Герман. – Вот это честность. Таких людей Альберт я очень ценю. Кто прямо говорит, что им что-то не нравится.

В этот момент зазвонил домашний телефон, который находился рядом со стулом Инны. Она машинально взяла трубку в руку. В один миг ее настроение переменилось. По телефону она сказала, что перезвонит, после чего убрала телефон на место.

– Герман, в чем дело? Это звонил твой лечащий врач. Она спрашивала о твоем самочувствии.

Герман раздосадовано опустил голову.

– Да, – начал говорить он грустным голосом. – Мне стало хуже Инюша. Я звонил ей и сообщил об этом. Она сказала, что нужно обследоваться.

– Ты звонил ей? – спросила Инна в недоумении. – А я? Почему мне ты ничего не сказал?

– Ты же понимаешь. Этот случай с Кирой. Я просто не хотел тебе сразу об этом говорить. Ухудшение произошло только несколько дней назад.

– Как же это подло с твоей стороны, после всего того, что я сделала для тебя, – вспылив, проговорила Инна и быстро вышла из гостиной.

Чуть позже мы с Германом убрали все со стола, и, сыграв несколько партий в шахматы, решили отдыхать. Инна не выходила из спальни все это время.

Пролежав в раздумьях на диване несколько часов, когда я уже начал засыпать, то услышал на кухне плач Инны.

Она сидела за столом с чашкой чая. У нее были заплаканные глаза. Увидев меня, она закрыла лицо руками.

– Как вы? – спросил я, глядя с сочувствием на нее.

– Плохо, – ответила она, открыв лицо. – Очень плохо Альберт.

– Да. Знаю. Я сам оказался в полной растерянности, когда он сказал мне о болезни.

– Я так боюсь этого. До ужаса боюсь остаться одна, хоть он и говорит мне, что я справлюсь. Я уже смирилась с тем, что эта болезнь неизбежно его убъет. Но не могу справиться с этим страхом остаться одной.

– Я понимаю. Нужно надеяться на лучшее.

– Нет. Надежды никакой нет…

Молча, с тоской я отвел взгляд в сторону.

– Как он?

– Завтра мы уезжаем в город. Необходимо снова пройти обследование. Возможно он останется в клинике.

– Ясно.

– Герман сказал, что вы должны поехать с нами. Он очень хочет этого. В случае чего вы можете потом уехать домой.

– Я так и сделаю.

– Спасибо Альберт, что были с ним все это время. Ему нельзя было оставаться одному.

– Да. Конечно.

Инна подошла ко мне и с благодарностью обняла.

– Давайте спать. Утром рано вставать, – произнесла она, после чего мы вышли из кухни.

Утром мы собрались и поехали в город на машине.

По большей части всю дорогу мы молчали, переговариваясь только по важным вопросам, касающимся здоровья Германа. Мы все с волнением ожидали того, какие результаты покажет очередное обследование.

Город находился в двадцати километрах от дома. Он всегда славился своей благоустроенностью и изящностью архитектурных ансамблей. Здесь было удивительно красиво и уютно. Люди всюду мелькали и сновали по улочкам и аллеям, спеша по своим делам. Заселенность города была очень плотной. Рассматривая из окна машины городские проспекты, торговые центры и высотные жилые дома я понял, что мне бы очень хотелось пожить здесь некоторое время, а не возвращаться в свой родной маленький городок.

После того, как мы оказались у больничного комплекса Инна и Герман направились прямиком туда, а я решил, что пока будет целесообразным на некоторое время снять комнату для проживания в гостинице.

В моем номере было довольно комфортно, несмотря на то, что я снял простую небольшую комнату, чтобы экономно прожить несколько дней. Здесь была мягкая двухместная кровать, на окне висели темно-синие шторы, приятно гармонировавшие с интерьером комнаты. Из окна открывался вид на одну из площадей города, где находился спортивно-оздоровительный центр с небольшим сквериком со скамейками. То и дело возле этого здания группами собирались или проходили спортсмены. Сама гостиница находилась недалеко от клиники, что было очень удобно.

Я не мог устоять перед тем, чтобы прогуляться по замечательному городу. После жизни в тихом загородном уголке новые незнакомые места неуклонно притягивали к себе мое внимание. Поэтому сразу после заезда я забежал в кафетерий гостиницы и тут же отправился на прогулку.

Здесь все было устроено так, чтобы человек оставался абсолютно всем доволен. Перемещаться по городу пешим ходом или же общественным транспортом оказалось одинаково практично.

С непринужденностью я бродил по местным улочкам, осматривая достопримечательности, дворцовые площади и храмовые строения города. Больше всего меня порадовало то, что на каждом шагу здесь находились культурные учреждения, театры, музеи, центры искусства и духовной культуры. Это еще больше укрепило мое желание остаться здесь.

Единственное, что все же показалось странным и не понравилось, так это сами люди. Все вокруг казались немного нервозными, сдержанными и скупыми на эмоции. Многие прохожие, которых я встречал часто в спешке просто бежали куда-нибудь, даже не взирая на других людей, а то и просто ворчали, выказывая явное недовольство. Чувствовалось постоянное напряжение в головах людей. Возможно, это и было связано с городской насыщенной жизнью.

Съев несколько вафельных стаканчиков с мороженым, я прогулял так несколько часов. Когда же вернулся в гостиницу, то устало упал на кровать. Впечатлений было очень много. Как бы не было радостно от прибытия сюда, но на меня нахлынула тоска. Болезнь Германа повлияла на меня самым негативным образом. Я понимал, что рано или поздно мне придется попрощаться с ним навсегда.

На следующее утро мне позвонила Инна и с горечью сообщила, что болезнь Германа начала прогрессировать в активной фазе. Я был подавлен.

Перед тем, как идти в клинику к Герману я встретился с Инной в кофейне и обсудил, что же они решили предпринимать дальше. Инна держалась очень достойно, хотя я ясно видел ее опухшие от слез глаза. Она была уже готова к такому исходу событий, поэтому встретила с мужеством прогнозы врачей. В этой ситуации доктора ничего не могли сделать, кроме того, чтобы начать давать Герману дорогостоящие лекарственные препараты. Но при этом все уже знали, чем все закончится. Поэтому Герман и Инна решили остаться на неделю в больнице, а потом отправиться домой, не тратя большие финансовые средства на безрезультатное лечение.

Не спеша, с нерешительностью я направлялся к клинике. В холле я надел халат посетителя и бахилы, а затем поднялся на этаж, где находилась палата Германа.

Герман спокойно лежал на кровати, и, несмотря на все был в хорошем настроении, так как на его лице сохранялась естественная улыбка.

– Альберт! Как я рад вас видеть, – воскликнул Герман и присел на кровати, подвинувшись к подушке.

– Я тоже рад вас видеть, – промолвил я, глядя внимательно на него.

– Как ваши дела?

– Отлично. Вот поселился в гостинице. Погулял по городу.

Я подошел к Герману и сел рядом с ним на кровати.

– Это хорошо. Этот город прекрасен.

– Да. Согласен. Как вы? – спросил я дрожащим голосом.

– Я в полном порядке Альберт, – начал отвечать Герман с воодушевлением. – О таком стечении обстоятельств было давно известно. Это предначертано мне и я спокойно принимаю то, что мне суждено. Поэтому и вы с Инной примите это как должное. Идет?

– Хорошо Герман.

– Что же вы сами собираетесь делать дальше?

– Город, правда, мне очень понравился. Я бы здесь остался жить.

– Вот и славно. Переезжайте сюда. Найдете себе подходящую квартирку. А может даже встретите здесь свою любимую.

– Да. Может. Пока все же нужно будет вернуться в родные края. А потом, вероятно, я перееду сюда.

– Пусть у вас все сложится подобающим образом.

– Но давайте поговорим о вас.

– Мне хочется как-то отвлечься от всей этой суматохи.

– Я понимаю.

– Хочу скорее приехать домой и продолжить любоваться видами озера, сидя на своей веранде.

– Надеюсь, вы проведете эти дни в спокойствии и умиротворении.

– Я постараюсь Альберт.

Несколько секунд мы просто молчали, так, что я почувствовал неловкость этой ситуации. Я растерянно взглянул на Германа и с удивлением обнаружил, что он слегка прослезился.

– Герман, что с вами?

– Да так. Я просто всегда хотел иметь такого сына, как вы Альберт.

Я опустил глаза вниз.

– Так сложилось, что я не оставил своего потомства, – произнес Герман задумчиво. – Увы. Ничего тут не поделаешь.

– Так часто бывает. У многих людей нет детей, – сказал я, стараясь поддержать Германа.

– Вы правы. Я не печалюсь сильно из-за этого. Но, тем не менее, задумываюсь по этому поводу.

– Это нормально.

– Я хотел вам сказать еще кое-что Альберт. Хотя мои нравоучения наверняка уже набили вам оскомину.

– Нет. Что вы Герман.

– Перестаньте. Я старый надоедливый болтун, но все же я скажу вам это. Я вижу, что в вас есть то, что отличает вас от обычного человека. Вы впитываете в себя как губка все новое. Вы смотрите всегда вперед своим пытливым взором и стремитесь к тому, чтобы обрести себя. Это делает вас одиноким. Я знаю, я вижу это. Это ваша судьба. Знайте, что впереди вас так и будет преследовать это одиночество. Запомните одно. Ищите свой путь. Ищите его. Боритесь за новые ценности, которые могут принести благо. Будьте мужественны и тверды на своем пути. Но как бы вы не стремились к совершенству, никогда не прыгайте выше собственной головы, и ни в коем случае не сбивайтесь с намеченного курса. Будьте порядочным, сострадательным человеком, уважающим личность другого человека. Бог укажет на ваши ошибки или поможет вам, направив на тот путь, для которого вы предназначены. И что самое важное цените эту жизнь. Будьте всегда рады, что вы живете на этом свете. Живите ради идеи. Вы должны следовать главной цели своей жизни, постоянно видеть ее перед собой и двигаться к ней. Вы должны найти то, что вам поможет раскрыть в себе ваш внутренний потенциал. Но это вы уже должны найти сами. Вы поняли?

– Я вас понял Герман.

– Хорошо. И не забудьте про портрет. Этот портрет нужно повесить над камином. Скажите это Инне, когда придет время. Я на вас рассчитываю.

– Конечно. Я не забуду.

– Ну а теперь идите. Не нужно больше никаких разговоров. Идите. Думайте. Думайте сами, как вам жить. Больше не вспоминайте обо мне. Только, надеюсь, что мы еще увидимся. Я хочу вас видеть перед самым концом. Слышите?

– Это больно слышать. Но я вас понял Герман.

– Обустраивайте свою жизнь. У вас все будет хорошо. До свидания Альберт.

– До свидания Герман.

Герман наклонился и обнял меня, похлопав по спине. Мы пожали крепко друг другу руки и я с нерасторопностью встал с кровати. Не оборачиваясь, я быстро направился к двери. Мне было очень тяжело, я не смог сдержать скупых слез, поэтому хотел уйти быстрее.

Выйдя из палаты, я встал у дверей. Я понял, что Герману самому было трудно оставаться со мной, поэтому он и выпроводил меня так быстро. Наконец, когда я пришел в себя, то пошел по коридору клиники к выходу.

Через неделю Герман с Инной уехали в дом на озере, где Герман решил оставаться до самого конца. Я же собрался на время вернуться в родной город. В моих планах было теперь забрать мои пожитки и переехать на новое место жительство.

Глава пятнадцатая

Первым делом после приезда я решил поговорить с приятелем Тарасом. Мне с нетерпением хотелось рассказать обо всем случившемся за последнее время, а главное, о встрече с Германом.

Мы встретились с Тарасом у меня дома. Как оказалось, по прошествии некоторого времени он познакомился с одной молодой девушкой, с которой очень сблизился. Сейчас он все время говорил только о ней. Но самое интересное было то, что она была совершенно далека от религии и относилась к ней с полным безразличием. Я заметил, что Тарас очень переживал по этому поводу, ведь для него самого религия и вера значили очень много.

Я не стал раскрывать ему подробности того, как провел время в этой поездке. Так же не сказал, что у монастыря жил вовсе никакой не шаман, как ошибочно считали многие. Я только и сообщил ему, что пожил в монастыре с большой пользой для себя, но даже не стал упоминать о проблемах в отношениях с отцом Димитрием. Я оказался бы в очень неловкой ситуации, если бы Тарас узнал об этом, и о том, что все это время он сражался с ветряными мельницами, представляя, как некий язычник пугает насельников и паломников монастыря.

Оставаясь теперь дома, за несколько дней я полностью убедился и уверился в том, что хотел бы вернуться назад в большой город. На старом месте меня абсолютно ничего не держало. Даже Тарас теперь, как выходило принялся устраивать свою личную жизнь и мне нисколько не хотелось мешать его начинаниям. Отныне мне было нужно больше свободы во внешнем мире.

Так получилось, что через полмесяца я уже смог переехать. Я поселился в небольшой арендованной квартирке, которую быстро отыскал по приезду. Это была квартира в панельном многоэтажном доме в одном из старых районов города.