Сага Слияния. Легенда о конокраде

– Нет! – выпалила Сауле. Даня вместо ответа прижал мальчишку к себе. Ромчик обмяк в его объятиях. – Я вообще в туалете была… Не умерла же я в туалете?

Ромчик фыркнул.

Похоже, стал приходить в себя, парашютист хренов.

– Это было бы тупо. – Ромчик выдержал паузу. – Но для тебя – в самый раз.

Сауле расхохоталась. Она чувствовала, как вновь подступают слезы, но сдержалась. Еще Даня обниматься полезет. Кстати о нем.

– А ты у нас как не умер?

– М-м-м? – Даню, похоже, вопрос застал врасплох. – Я же рассказывал…

– Как ты на велосипеде угодил в реку? В четыре утра? – подключился Ромчик. Глаза у него были закрыты, и он не мог видеть, как Даня сжимает свободную руку в кулак, как вытягиваются в жесткую линию его губы. Все его тело цеплялось за спокойствие.

– В четыре так в четыре! – хлопнула в ладоши Сауле, прежде чем попытаться встать. – Я бегать и раньше выходила.

Беззвучно Даня прошептал: «Спасибо».

– Думаете, мы правда ему не нужны? Нашему миру?

Ромчик вывернулся из объятий и стал поправлять волосы, как потревоженный кот.

– Дело не в этом. – Даня размял затекшее плечо. – Мне кажется, мы сами попросили его отпустить нас. Я вот просил.

«Пусть забирают», – пронеслось в голове.

– А как попросить вернуться обратно?

Теория Дани успокаивала, но имела как минимум несколько дыр: почему мир отдал именно их и почему в Ратту попадали и вещи тоже? Они-то попросить не могли.

– Это и предстоит узнать. Давайте, поднимайтесь. Рынок не ждет!

Встать без опоры оказалось сложно, и у Дани появился шанс, чтобы кинуться на помощь. Сауле в порядке исключения приняла его руку.

Прежде чем начать спуск, она в последний раз вгляделась в проеденные ржавчиной бока «Вечного». Сломанный и ненужный, ему было самое место на кладбище кораблей, но вот по воле случая нашлось последнее пристанище со вполне себе сносным видом на море. Но все же это море было чужим.

«Выпади шанс, ты бы хотел вернуться обратно?» – могла бы спросить Сауле у корабля.

– А ты?

Понадобилось время, чтобы понять суть вопроса. Оказалось, Рома в порыве щедрости выудил из своего баула пол-литровку негазированной воды и предложил Сауле. Стараниями мальчишек бутылка уже опустела наполовину.

– Так хочешь или что?

– Да.

Перед тем как приложиться к горлышку, Сауле тщательно обтерла его о футболку. Они с попутчиками хоть и связаны общей бедой, делиться еще и слюнями пока не хотелось.

Добраться до рынка оказалось не просто. Мостов в Ратте было что в Москве дорог: одни нитями паутин тянулись над пропастью, другие врастали в дно реки подпорками из древесных стволов и были достаточно широкими, чтобы по ним ездили груженые телеги.

С центрального острова на Ратту взирал дворец – своды скального камня были начищены до такого блеска, что на них невозможно было смотреть, не щурясь. Крыша сверкала составленными ромбиками из цветной керамики. Солнце танцевало в них, и ромбики мигали, будто развернутый диско-шар. Одна из башен тянулась к небу, и казалось, словно какой-то умелец выстроил ее из миллиарда сахарных кубиков – настолько белоснежной она была. Должно быть, шум и какофония запахов Ратты не доходили до самого верха. Сауле бы с удовольствием оказалась сейчас там, пусть для этого и пришлось бы преодолеть не меньше тысячи ступеней. От звона колокольцев у нее потихоньку начиналась мигрень.

Правда, хозяин вряд ли бы обрадовался незваным гостям. Не зря все его владения были огорожены высокими неприступными стенами с единственным мостом, соединяющим его остров с остальным миром. Да и тот сейчас стоял поднятый. Словно в этот ленивый полдень дворец напряженно готовился к обороне. Только розово-зеленые кроны альбиций, что выглядывали из-за стены, слегка сглаживали грозный вид. Там, во внутреннем дворике, наверное, был сад. Хозяин дворца прятал его от глаз посторонних, как иной король из сказки поступает с любимой дочкой.

Зато с самой дочкой он не справился.

У Сауле от страха захватило дух.

На стене, что возвышалась прямо над пропастью, стояла девушка. Издали лица было не разглядеть, зато водопад рыжих, почти рябиновых, волос выделялся на белом. А еще она была, без сомнений, голая.

Девушка без одежды прогуливалась по стене как по тротуару, даже немного вприпрыжку, будто бросая вызов высоте, на которой оказалась. Сауле поняла, что не может оторвать глаз. И не только она.

Даня охнул. Он без зазрения совести пялился на незнакомку, но, заметив хитрый прищур Сауле, немедленно опустил голову.

– Странно прозвучит, – Даня бурил взглядом землю, – но я ее, кажется, уже видел.

– И где же? – фыркнул Ромчик. – В своих мечтах?

«Не в мечтах – в видении», – хотела поправить его Сауле, но промолчала.

Даже если Дане перед попаданием на пляж и являлась рыжеволосая незнакомка, девушка на стене могла и не быть ею. А даже если и была, искать путь во дворец, где не рады чужакам, значило тратить время, за которое десять раз можно найти дорогу домой. Эксгибиционистка со стены вряд ли могла помочь в этом.

– Помолчи, а. – Но не защитить Даню от подколов Сауле не могла.

Будь она на его месте, давно бы напомнила ехидному мальчишке, кто меньше получаса назад спас его, когда тот захотел десантироваться со скалы. Но Даня был добрым, поэтому промолчал. Не получив поддержки, он махнул рукой.

– Показалось.

И первым двинулся вниз по широкой щербатой лестнице, ловко лавируя меж людей со всевозможными свертками и мешками. Пастушки подсказали: если найти толпу, груженную покупками, и идти «против течения», можно добраться до рынка. Ромчик, пожав плечами, последовал за Даней. Сауле задержалась на секунду, чтобы еще раз взглянуть на девушку со стены. Та остановилась и смотрела вниз, во внутренний дворик. Кажется, кто-то застукал ее за прогулкой и теперь уговаривал спуститься.

А если бы она услышала ту самую песню, что и утром, пошла бы за ней?

С одной стороны, поющая девушка казалась такой печальной, что вряд ли смогла бы помочь с возвращением домой. С другой…

Блин, кажется, она отстала.

Задумавшись, Сауле не заметила, как мальчишки преодолели половину лестницы. Лохматая макушка Дани маячила далеко внизу. Чтобы не потеряться окончательно, Сауле поспешила к спуску. В самом низу, где острова уже напоминали каменную крошку, сушу оцепил порт с кораблями-лебедями, лодками-рыбками и желтой площадью рынка. Даже сюда ветер приносил крикливый гомон моряков и торговцев, которых нагло перебивали суетящиеся чайки. Ратта была бурлящим котлом, с радостью переваривающим и богатство местных властителей, и многоликую бедность простого народа.

Портовой рынок начинался задолго до желтой площади – он просочился далеко вглубь улиц. Люди жили прямо здесь, разбивая прилавки у стен своих жилищ. Иные умудрялись торговать прямо из окон. Сауле едва успевала вертеть головой, разглядывая невиданные фрукты, аккуратные пирамидки круп, глазастых рыбин, ткани всех оттенков голубого и синего. Блеклые монеты перетекали из рук в руки, еда уютно укладывалась в соломенные корзинки, а мотки шерсти заворачивались в мятую, но чистую материю и перевязывались бечевкой. У забегаловок под открытым небом горели костры, над которыми в котлах рассерженно кипело варево. Оно источало запах, чем-то напоминавший карри, только более ядреный и острый. Сауле чихнула раз десять, пока они проходили мимо, но, судя по тому, что в забегаловках яблоку негде было упасть, посетителей он ничуть не беспокоил. Люди теснились на низких лавках, болтали, смеялись, хвастались покупками, попутно черпая похлебку: кто куском хлеба, кто ложкой, а кто и рукой.

Сизый дым полупрозрачной взвесью наполнял и без того тесные трущобы торговых рядов.

– Давайте ускоримся, у моря будет полегче. – Даня прибавил шагу.

Запах тем временем только усилился. Он был таким же маслянистым, как на входе в город, только умноженный во сто крат. Его источали керамические сосуды, куда молчаливые старики вливали тягучую бесцветную жидкость и затем запирали пробками из сжатого сена. Девушки-завлекалы, распевая на разные лады, совали прохожим смоченные в жиже тряпицы. Пробники, решила Сауле.

Кроме торговцев маслами на рынке было, кажется, сотни и сотни лавок. К кому подходить и, самое главное, что вообще спрашивать, было решительным образом неясно.

– Нужны неместные, – предложил Ромчик. Он окончательно оправился, и его лицо снова выражало неизмеримое презрение ко всему живому. – Такие, как Варма.

А неместных здесь было прилично: от группы рыжебородых дядек, не по погоде одетых в шерсть, до смуглых восточных ребят, золота на которых было столько, что издали слепило глаза. Сауле даже заметила человека, по описанию пастушка походящего на кшана.

И никого в кроссовках, джинсах или с телефоном в руке.

– Лучше с торговцами поболтать. Они здесь каждый день сидят.

– А толку? Спорим, из всей Ратты только Варма что-то на русском сможет прочесть? Пастушки не могли.

– А еще им типа лет по шесть? Да, с тобой разницы года два, но я в их возрасте тоже с трудом читала.

– О, не сомневаюсь. – Ромчик начертил в воздухе «Р». – Это какая буковка?

– А может… – Даня неожиданно хлопнул в ладоши, да так, что обернулись не только Ромчик с Сауле, но и пара прохожих, – может, разделимся? Так и узнать больше успеем. Если что, всегда можно вернуться на пляж и дождаться Варму.

То, что Варма не хотела, чтоб ее ждали, он решительно проигнорировал. Главное правило ужастиков – не разделяться – тоже осталось за скобками. С другой стороны, кроме «Солнцестояния», Сауле не помнила страшных фильмов, в которых сюжет разворачивался бы днем.

– Класс!

– Согласен, – поддержал Ромчик. – Только, чур, я один.

Даня растерянно огляделся.

– А потом мы где встретимся? Здесь… или у входа?

– Ладно. – Ромчик вздохнул, как уставшая мать-одиночка. – Пойдем вместе. Часы есть?

Сауле достала телефон. Экран загорелся, и они сверили время. И у нее, и на кварцевых CASIO Ромчика было 14:28. Как быстро летело время. Сауле казалось, что с тех пор, как Варма чуть не огрела ее палкой, прошло не больше часа, а оказалось – все пять.

– Встречаемся в три. – Ромчик указал на ряды пахучих сосудов.

Сауле отсалютовала свободной от трости рукой. Прежде чем последовать за своим проводником, Даня подмигнул ей подбитым глазом. Все же он отлично умел управляться с детьми.

Когда знакомые спины скрылись в толпе, Сауле поняла, что погорячилась. Торговцев было полным-полно, но как отделить нужного? Она бестолково покружилась на месте. Пу-пу-пу…

От приторного запаха першило горло. Как будто Сауле заставили ложкой съесть целую банку меда. Причем гречишного. Мать признавала только такой, будто сладость и горечь, пряник и кнут в их доме всегда должны были идти рука об руку. Мысли о меде всколыхнули что-то забытое. Не думая ни о чем, Сауле двинулась на аромат. Тот то терялся среди зловония, то снова возникал, усиливаясь по мере продвижения в глубь трущоб. Там, где лачуги практически врастали в землю от старости, Сауле замерла: аромат меда заполнял собой все, но источника не было видно. Взгляд наткнулся лишь на странный прилавок, зажатый между двумя лачугами. Его хозяин поймал взгляд Сауле и тут же поманил ее.

«А почему бы и нет», – решилась Сауле.

Подойдя ближе, она поняла, что не ошиблась. Да, в обычный день Сауле посчитала бы ассортимент прилавка мусором. Но это был необычный день. При виде облизанных морем зеленых осколков, микросхем, смятой фольги и прочих бесполезных, но современных ей блестящих предметов захотелось плясать.

– Ой, девица, не скромничай. Понравилось – бери!

Торговец напоминал крысу-альбиноса, страдающую алопецией. Бледный, без тени загара и с плешивым ежиком волос. Стоило Сауле подойти, как он сделал вальяжный пас в сторону товаров. На костлявом запястье звякнул браслет. Торговец был не старше Сауле и сидел в окружении мусора, но его движения были степенными, как у какой-то царственной особы.

Прям падишах свалки.

– Откуда товар? – чтобы завязать разговор, спросила Сауле.

– Так с пляжу, девица, – честно признался торговец.

Своими словами он подтвердил, что окрестности Ратты по необъяснимой причине притягивали всякий хлам из чужого, прости господи, мира. Настроение слегка испортилось.

– Приглянулось чего?

Сауле наугад схватила с прилавка будильник, на вид советский. Торговец одобрительно покивал.

– Хорошая вещь, в хозяйстве пригодится.

– И как же?

– Ну что ты, девица, – ни на секунду не растерялся торговец. – Орехи колоть! Бери, за три медных.

Сауле взвесила будильник в ладони.

– Я б взяла, – она сделала вид, что задумалась, – только ведь врешь ты, това.

Ах, как она ввернула местное обращение!

Заметно переигрывая, торговец хлопнул по прилавку.

– Как вру? Това…

Сауле не дала ему продолжить:

– Не для орехов эта штука нужна. Для музыки.

И для наглядности потрясла будильником. Вода внутри не плескалась. Хорошо. На остром лице отразилось недоумение, тут же сменившееся подобострастием. Он запричитал:

– Дурак я, дурак. – Он поднял осколок зеркала и погрозил отражению пальцем. Сердце пропустило удар: на левой руке у торговца не хватало мизинца. А он все продолжал: – Дубина Яр, не признал ученого человека! Девица подскажет Яру, зачем коробочка?

«Соберись, – мысленно ущипнула себя Сауле. – Будет еще время задавать вопросы».

– Ага, а ты ее продашь подороже. Не-е-е, това, так не пойдет. Будем меняться.

– На что? – Торговец Яр смерил ее оценивающим взглядом. В мятой футболке и еще сыроватых джинсах Сауле вряд ли походила на местных богачей.

– Я тебе музыку, ты мне ответы.

Красноватые глаза загорелись, почуяв выгоду.

– Время – деньги, знаешь ли, – протянул Яр. – Давай сговоримся так: ты мне музыку, а я, так и быть, потешу тебя разговором и погадаю еще. Не будет музыки – отдашь обувку свою.

– По рукам!

Проворачивая рычажок позади циферблата, Сауле молилась всем богам, своим и местным, чтобы ей не пришлось встречать мальчишек босиком. Рычажок застопорился и замер. Она успела попрощаться с красными кроссами с ортопедической стелькой, когда будильник в руке дернулся, как разбуженный зверек, и… зазвонил!

Яр, как ребенок, запрыгал на месте. Не зря Сауле предположила, что местные с их любовью к колокольчикам оценят этот богомерзкий звук.

– Работает! – Он потянулся к будильнику, и Сауле подняла тот повыше. – Научи, а?

– Не-а. У нас уговор. Сначала ответы, потом музыка.

К чести, Яр тут же переключился, даже тряпичную ветошь предложил, чтобы гостья присела. Сауле осталась стоять.

– У тебя нет пальца.

Яр хохотнул и снова захлопал по стойке. Бусинки из фольги заскакали в такт.

– А ты, девица, за словом в карман не лезешь. – Он вытер выступившие слезы. – Только разве это вопрос?

– У тебя нет пальца. Почему? – повторила Сауле. Даня от ее формулировок хлопнулся бы в обморок, но сейчас не до вежливости.

Тонкие губы расплылись в крысоватой ухмылке.

– Рыбка откусила.

Он, без сомнений, врал, но Сауле все равно сменила тему. Пересчет чужих конечностей не поможет попасть домой.

– Ты часто здесь бываешь?

– Случается.

– Видел таких, как я? Чужаков?

– Иноземцев? – Яр оживился. – Полно. Северяне заглядывают. Бывает, что и с Ийлина.

Он кивнул на уже знакомых рыжих мужчин. Это было не то.

– А откуда-то подальше?

– С Цадана. – Увидев недовольное лицо Сауле, Яр заискивающе улыбнулся. – Куда дальше-то, девица?

Бесполезно. Последние остатки здравого смысла подсказывали, что спрашивать про людей из другого мира напрямую не стоило. Надежда была на мальчишек.

Сколько там осталось до встречи?

Сауле оживила мобильник: понедельник, 19 сентября, 14:42. Яр подскочил.

– Это что за вещица? Продашь?!

Она пропустила восторженные возгласы мимо ушей. Дата и время – последняя ниточка, которая связывала Сауле с родной реальностью.

Где-то там, скорее всего, родители, вместо того чтобы праздновать победу, ищут непутевую старшую дочь. Полицейская машина стоит на парковке у стадиона, и папа с повисшей на локте Динаркой в блестящем купальнике слушают, как мать ровным тоном растолковывает что-то человеку в форме. Потом она отойдет в сторону и позвонит классухе Андрея: «Алло, здравствуйте. Да, заберем его пораньше. Семейные обстоятельства».

Прежде чем прикрикнуть на Динарку, чтобы та не стояла без куртки, мать посмотрит на экран. Дата и время поверх старого семейного фото с моря. Мать не будет смотреть слишком долго. Уберет телефон и продолжит жить. Инаят Беляева всегда была сильной женщиной.

Сильной должна быть и Сауле.

Последняя попытка, и она пойдет к другой лавке.

– Знаешь, что тут написано? – Яр сощурился, и Сауле который раз за день затрясло. Судя по тому, как складывались его губы, он знал как минимум «п» и «о».

– По-оне… – Он спотыкался на каждой букве. – Дальше не знаю!

От гордости Яр засветился.

– Откуда?!

Сауле гаркнула так, что люди вокруг стали коситься в их сторону.

– Тише ты! Со всей Ратты стража сбежится.

– Ага. – Она не извинилась, но тон сбавила. – Смог прочесть – значит, в курсе, что это за язык.

Надежда погасла, как свеча в ураган. В глазах Яра не отражалось ни одной мысли.

– Это не цермина, – заявил он. – Не единый язык, то есть.

– Откуда знаешь?

– На цермине я читать не умею.

Сауле застонала. Яр подергал ее за футболку.

– Девица, а девица. Садись, посмотрим твою судьбу. – Сауле приподняла бровь, но Яр не отступил. – Уговор дороже денег. Ты мне музыку, я тебе ответы и гадание.

– Да не надо. – Сауле собралась уходить, но Яр насильно усадил ее рядом. От него пахло все тем же горьким медом и солью немытого тела. Мед и соль. Мед и соль! Шторм и поющая девушка.

– Что у тебя за духи?!

Яр вздрогнул.

– Девица, ты меня в Чертог раньше срока отправить хочешь?

Сауле схватила его за плечи.

– Яр, пожалуйста, очень прошу. Знаю, ты вряд ли поймешь, но у меня был очень тяжелый день. – Ее собственное безумие отражалось в глазах торговца. – А начался он с этого проклятого запаха. Так что скажи. Что. Это. Такое?

– Ладно, ладно. Туули тебя унеси, ладно. – Яр освободился из хватки. – Не знаю, откуда ты такая вылезла, девица, что не знаешь простых вещей. Все, что ты видишь вокруг, – он сделал широкий пас, – боги сотворили из чистого слога. И нас с тобой тоже. Вот родился человек, живет со своим запахом, а как помрет – родичи вольют его слог в костер. Дым с ветром смешается и поднимется к небу. В Чертог. Там-то богам не придется гадать, кто пожаловал.

– А это, – он потряс керамическим флаконом, подвешенным на шею за нитку, – мой слог.

– Прям твой?

Даже Сауле, несведущей в раттских традициях, было ясно, что флакон Яр, говоря по-научному, стырил. Не вязался украшенный лепными узорами и бирюзовой глазурью сосуд с драной засаленной рубахой.

Своим вопросом она нанесла Яру смертельное оскорбление. Он насупился и прижал флакон к груди.

– Мой. Если слог не был дан ему, человек берет сам. – Яр наклонился к Сауле и втянул носом воздух. – Ты пахнешь пылью. Старое застывшее сердце.

Сауле усмехнулась. Год, безвылазно проведенный в четырех стенах, заставит любого покрыться паутиной. А Яр продолжал:

– Но пыль может быть придорожной. Путешествие! – Сауле сама не заметила, как втянулась в гадание. Яр тем временем выудил из кучи хлама мешочек, перевязанный бечевкой. И снова на узле виднелось засохшее пятнышко крови. Яр развязал его. – Сунь руку.

– Почему на веревке кровь?

Яр раздраженно потряс мешком. Внутри загремело.

– Девица, не заговаривай зубы. Сунь.

Ну ладно…

Сауле с опаской опустила руку в недра мешочка.

– То-то же. А теперь хватай первое, что попадется.

– Зачем? – Еще чуть-чуть, и Яр вцепится ей в горло. – Окей, окей. Молчу.

Для порядка Сауле перемешала то, что было в мешочке, достав до самого его дна. Ничего колючего среди хлама, к счастью, не было. Зато нашелся продолговатый камешек с ребристой каймой. Его Сауле и вытащила.

Это был зуб.

Старый и от неизвестного животного, но все же зуб. Яр три раза сплюнул на землю.

– Все так плохо? – В дурные знаки Сауле не верила. Только в хорошие. Так что спросила исключительно из любопытства.

– Ждет тебя встреча. – Яр поднял зуб и повертел. – Это клык. Значит, вцепятся крепко и не отстанут.

– Дай угадаю: чтобы отменить проклятье, нужно купить у тебя амулетик?

Яр сделал круглые глаза.

– Зачем? Судьбу не обманешь. Но можешь еще что-нибудь вытащить. Соглашайся. Взамен на удачу – твоя коробка со светом.

Телефон? Нет уж.

Сауле убрала его в дальний карман, от греха подальше.

– Обойдусь. Давай лучше учись музыку включать. Меня друзья ждут.

Она уже потянулась к будильнику, как Яр поймал ее за запястье.

– Сдурел?

– Да гляди ты. – Яр оказался хватким, и Сауле послушалась. Она посмотрела на руку. На сгибе ладони к потной коже пристало пшеничное зернышко.

– Два знака, – присвистнул Яр. – Везучая ты.

Он подцепил зернышко большим пальцем.

– Сеятель будет вести тебя на пути к цели. Но прежде – опасная встреча. – Он хмыкнул. – Боги любят шутить.

– Ваши боги мне не указ.

– Мне тоже, девица. – Яр пошевелил обрубком мизинца. – Только им до того дела нету.

– Расскажи об этом сеятеле, – попросила Сауле. – Ты говорил про какого-то Туули? Это одно и то же?

Яр снова расхохотался.

– Ой, не могу! – Он схватился за ребра. – Откуда ты такая взялась?

– Из Москвы.

– Кшаночка-северяночка, – пропел Яр. – Видно, при Ирикке Теру в Моцве совсем забыли богов.

– Так расскажешь или нет? – Сауле жалела, что с ней не было Ромчика и его знаменитого блокнота. Незнакомые имена и названия утекали сквозь пальцы.

– Туули – владыка ветра. Один из пяти Создателей Прекрасной Шири. – Яр раскинул руки в стороны. Вид у него был такой, будто он пытался объять не только свой замусоренный закуток, но весь рынок, всю Ратту, вообще весь мир.

Вот как он называется. Прекрасная Ширь.

Яр, уже вошедший в роль сказителя, продолжал:

– Туули возвел единый Йон, побережье, и из песка слепил первых детей, пустив по их телам море. Оттого кровь на вкус солона.

Сауле слушала затаив дыхание. Шум рынка отошел на второй план, и только тиканье оживших часов задавало ритм голосу торговца.

– Туули дал людям свободу, но только давно не проверял, как те распорядились подарком. Он слишком древний, чтобы ему до того было дело. А вот Сеятель – молодой бог. Щедрый.

– И какой из его подарков лучше свободы?

Яр фыркнул.

– Хлеб. Он научил людей выращивать хлеб, вести годам счет и не пить сырую воду.

«Умный бог», – тут же решила Сауле. Проснувшееся предчувствие червяком зашевелилось в желудке.

– Раз это молодой бог, то откуда он взялся?

– Откуда вообще боги берутся. – Яр откинулся на свою кучу хлама, тут же потеряв прежний ореол таинственности. – Сеятель, говорят, иномирцем был. Заявился в кшанское поселение в обличье паренька в странной одежке. Потом чудеса творить стал. Прожил сотню лет, разъезжая по Шири, да и затосковал по родному миру. И ушел.

– Ушел? – прохрипела Сауле. – Давно?

– Лет триста как. С того дня люди отсчет и ведут. – Яр обеспокоенно заглянул ей в лицо. – Девица, ты чего?

Сауле схватила его за руки и стала трясти. Зазвенели браслеты.

– Яр! Ты понимаешь, что это значит?

Она вскочила даже без помощи трости. Тяжесть, которую Сауле прежде не замечала, упала с плеч.

– Можно вернуться!

Можно вернуться домой!

Неважно, что придется для этого сделать. Сауле задумалась, как сообщить новость мальчишкам. Подержать интригу или с ходу, без подготовки закричать, когда они вернутся. Ноги звенели, как перед забегом, и без возможности рвануть с места Сауле стала ходить туда-сюда. Яр следил за ней, как кошка за мухой.

Часы, точно. Сауле поняла, что все еще держит их в руке. Объяснять Яру, как работает будильник, оказалось не сложнее, чем в свое время учить Андрюху кататься на велике.

– Гляди: этот рычажок устанавливает время сейчас, а второй – когда хочешь, чтоб заиграла музыка.

Сюрприз-сюрприз, он не знал, что такое время. Сауле завела часы по Москве, на 14:57, а сам торговец поставил будильник. До «музыки» оставалось пять минут.

Заметив, как Яр возится с механизмом, оттопырив обрубок мизинца, Сауле отвела глаза.

– Почему ты так не любишь этого Туули?

Яр отвлекся от будильника и задумчиво потянул за кольцо в правом ухе.