Сага Слияния. Легенда о конокраде

– Тяжело чтить родителя, если ты нелюбимый ребенок. Когда одни рубят, а вторые лежат под ножом…

– Сауле!

Даня протискивался в их сторону, возвышаясь на голову над прохожими. Позади красным пятном мелькнул Ромчик. Они выбрались на пятачок у прилавка, и Сауле увидела, что карманы толстовки набиты грушами.

– Там такая милая женщина. – Даня достал одну и, вытерев о майку, кинул Сауле. Вторая полетела Яру. – Привет!

Даня поприветствовал его, как учили пастушки, но стушевался при виде чужой калечной ладони.

– Ну привет.

Яр подмигнул и заправил волосы за ухо. Те бессердечно остались торчать. Желтые зубы впились в грушу, и сок потек по подбородку, капая на рубаху.

– Яр – мальчишки, мальчишки – Яр, – представила Сауле. – Он предсказал мне опасную встречу и покровительство бога. Угадайте какого?

– Вы тут гадали?

– Никогда не меняйся, Ромчик, ты чудо, – с набитым ртом пробубнила Сауле. Сообщать радостную новость на голодный желудок было кощунством.

– Могу и тебе погадать. – Яр поднялся со своей кучи мусора, подошел вплотную и принюхался. Ромчик отшатнулся. – Не чувствую твоего слога.

Он пропустил непонятное слово мимо ушей.

– Потому что я моюсь.

Сауле чуть не подавилась. Яр вдруг поменялся в лице, отступив за стойку. И без того не тронутое солнцем лицо стало бескровным.

– Рома! – Даня неодобрительно покачал головой. – Ты человека обидел.

Как под гипнозом Яр смотрел на что-то за их спинами. Боковое зрение выцепило из толпы синие пятна рубах.

– Стража, – прошептал он и нырнул в прореху между домами. Не желая проверять судьбу, Сауле прыгнула следом.

Закуток, у которого Яр оборудовал лавку, оказался жутко узким для четверых. В бок упиралась веснушчатая коленка, а на ухо дышал Ромчик.

– Моешься, а зубы не чистишь, – просипела Сауле.

– Тихо!

Яр выглянул из-за угла.

– Какая честь, сама дружина.

Стараясь не делать лишних движений, Сауле потеснила торговца. Проклятая челка лезла в глаза. Сквозь нее она с трудом разглядела окруживших Ярову лавку, но все же заметила блеск металла на их поясах. Мечи.

Отлично.

Стражники о чем-то переговаривались.

– Он пять ночей тут сидел. Заработать пытался, – заметил белобородый, который, без сомнений, был старшим в этой троице.

– На что? – Парнишка, явно стражник-стажер. Третий, которого Сауле с легкой руки окрестила Главным Говнюком, пнул прилавок так, что тот разлетелся на доски. Яр вздрогнул.

– Ясно на что. Все они, нелюди, на север ползут, а дозору взятку надо.

– Так ты ж сам только с дозора.

Наслушавшись, Сауле нырнула обратно.

– Ты че, аферист?!

Со всех сторон зашикали.

– Он в розыске, – прошипела она. – Нас же всех загребут из-за него.

– Я вас с собой не звал. Если вы с тамгой, чего прятаться полезли?

– Яр, Сауле, пожалуйста, – взмолился Даня.

Вовремя, потому что за углом послышался хруст сапог о разбросанный по земле хлам. Сауле перестала дышать. Она была ближе всех к краю, и запах, исходящий от стражника, защекотал ноздри. Его слог, видимо, вонял псиной и хвоей.

Хоть бы не чихнуть.

– Натаскал же. – Главный Говнюк подковырнул носком сапога мусор. Если бы Сауле захотела, то могла бы легко коснуться его плеча.

– Мехто, не стой, – окликнул Старший. – Опросим лавочников, может, видели чего.

– А потом обедать, – гоготнул Мехто.

– Всё еда на уме.

Мехто ничего не ответил и, насвистывая, пошел назад. Даня выдохнул Сауле в затылок. Она обернулась, разминая затекшую шею.

Крыши лачуг нависали над их укрытием внахлест, не пропуская солнечные лучи. В полумраке выделялся один только Яр, одетый в белое, и еще кварцевые часы на запястье Ромчика. Он как раз привычным жестом поправлял прическу.

– Пронесло. – Даня принюхался. – Так медом пахнет.

Циферблат оказался перед глазами у Сауле. Она прищурилась.

– Это от меня, – пробурчал Яр.

Стрелки светились желтоватым неоном, замерев на положенном месте.

– Фу.

Ромчик засунул руки в карманы, но Сауле успела разглядеть время.

Три минуты четвертого.

«Не надо, – взмолилась Сауле, – я и так не сплю».

Будильник, глухой к ее просьбе, зазвонил. Яр вынул его из кармана и швырнул Сауле.

– Отключи!

Сауле кинула обратно.

– Я-я… Я не умею!

Вернувшись к Яру, звонок дернулся в последний раз и затих сам. Поздно. Кто-то, спотыкаясь, бежал в сторону их закутка. Даня выбрался вперед, когда из-за угла показался перепуганный стражник-стажер. Он сам не ожидал встречи и замер, для уверенности цепляясь за рукоять меча в ножнах.

– Пожалуйста. – Даня приложил палец к губам.

Стражник растерянно захлопал глазами.

– Хорош копаться!

Голос Мехто привел того в чувство.

– Они здесь! – В эту же секунду Яр рванул. Чуть не сбив Даню и стражника с ног, он понесся прочь. Сауле дернулась в освободившийся проход, но дорогу преградил подоспевший Старший. Мехто, тяжело дыша, появился следом.

– Бросил вас дружочек. – Он сплюнул под ноги. – Не печальтесь. Мы-то уж вас не оставим.

Опасная встреча, ага. Все же надо было взять амулет.

Их пинками вытолкали наружу и поставили к стенке.

«Хорошо, расстрела можно не бояться», – размышляла Сауле, прижатая щекой к каменной кладке. Стражники по очереди ощупали их, отняли сумку у Ромчика и рассыпали груши.

– Обернуться! – скомандовал Мехто.

Они обернулись.

– Руки.

По кивку Старшего Стажер стал считать пальцы. Когда дошла очередь Сауле, она показала только левую. Потому что в другой сжимала трость. Стажер потянул за мизинец, будто проверяя на подлинность. Вспомнился папин мерзкий розыгрыш, и губы сами сложились в нервной ухмылке.

– Смешно, кшанка? – Когда Мехто шел, пузо опережало его на два шага. – Давай пальчики.

– У нее все на месте. – Стажер уже переключился на Ромчика.

Тыльной стороной меча Мехто постучал по протезу.

– Кроме ноги.

Этого Сауле стерпеть уже не могла.

– Лучше без ноги, чем с вонючим слогом, – процедила она и тут же получила пощечину.

Даня дернулся, но Старший не дал ему двинуться.

В ушах звенело так, будто в каждое засунули по будильнику. Брызнули слезы. Стыд какой. Перед глазами плыло, но она вздернула подбородок и уставилась прямо на стражника. Сауле Беляева всегда была гордой. И тупой.

– Еще захотела? Может, тебе и вторую ногу отхватить? Как тебя вообще в город пустили, конокрад?

Конокрад?

– Думала, тут за ворованного коня ей ничего не будет, – хохотнул Стажер. Чужое злорадство придало ему уверенности.

Мехто занес руку, и Сауле дрогнула.

– Все вы такие. – Вместо удара он самодовольно погрозил пальцем. – От хозяев бегать смелые, а как отвечать – трясетесь.

Он похлопал Сауле по вспухшей щеке. Капля крови сорвалась с лопнувшей губы и поползла к подбородку. Ногти впились в кожу ладоней, но это не принесло ясности мыслей – наоборот.

Больно. Одно-единственное слово заполнило голову. Больно и стыдно, будто Сауле снова стала школьницей, которой влепили оплеуху за двойку. Мать никогда не отрицала, что ее били, но извиняться тоже не спешила.

– И нас так воспитывали. – Мать пожимала плечами и делала радио громче. Все тяжелые разговоры у них происходили по дороге из продуктового. Там же, на переднем сиденье черного джипа, она поклялась себе, что и пальцем не даст тронуть Динарку. Сауле тогда было десять, а сестре – всего семь.

Стажер тем временем стал потрошить сумку.

– Эй!

Старший преградил Ромчику дорогу.

– Стой, раб. – Он не оскорблял, просто констатировал факт. – За бегство положены только плети. Прольешь кровь дружинника и знаешь, что тебя ждет?

Смерть. Ему не нужно было договаривать.

Рабы, хозяева, люди без пальцев, плети. Одни рубят, а вторые лежат под ножом. Сауле посетило запоздалое озарение.

– Вот за кого вы нас приняли, – выпалила она. – За беглых рабов.

– Как заговорила! – покачал головой Мехто. Он как раз долистал блокнот и швырнул на землю.

– Погоди, – перебил его Старший.

– Все пальцы у нас на месте, – напомнил Ромчик.

– На землях бога свободы люди могут говорить с кем захотят. Даже с беглыми.

Старший стражник с недоверием выслушал ее тираду, но дал продолжить. Зрение стало туннельным, отсекая все лишнее.

«Давай, Сауле, если будешь болтать так же хорошо, как бегаешь, сегодня никого не казнят», – она подбодрила саму себя.

– Он украл чей-то аромат. – Она вспомнила расписной флакон. – Пойми мы это с друзьями раньше, сами бы притащили его к вам. Вернули пропажу. Без слога ведь ты кто?

– Нелюдь. – Стражники неосознанно потянулись к своим склянкам на шеях. На месте Мехто Сауле бы не держалась за масло, пахнущее собакой в сосновом лесу. Тем не менее помешательство местных на парфюме оказалось полезным.

– У кого хоть украл-то? Скажем ему спасибо за наши тумаки.

– У простого торговца, – ответил Старший. – Не бойся, он свое уже получил.

Это было почти извинение. Отлично!

– За то, что проглядел вора? – влез Ромчик. И все испортил.

– Нет, что упустил слог невесты советника, – проболтался Стажер, за что тут же получил затрещину от Мехто. Впрочем, он, видимо, привык, потому что даже не сбился: – Вы, товы, не серчайте. Покажите тамгу и идите по ветру.

Как щенок, верно выполнивший команду, Стажер повернулся к Старшему. Тот одобрительно кивнул.

Ах да, тамга. Местный символ свободного человека. Как будто полного набора пальцев недостаточно. Прежде чем Сауле успела выдумать отговорку вроде «съела собака» или «беглец стащил», Даня сделал вид, будто ищет что-то в карманах шорт.

– Сейчас, сейчас.

Если достанет паспорт, то она прикончит его сама.

– Быстрее, – взорвался Мехто. Даня закивал, как фигурка на приборной панели.

Он вообще отмалчивался, с тех пор как их вытащили из укрытия на оживленную площадь. Вокруг даже успела собраться толпа зевак, ждавших исхода сцены. Чужаков было немного – одни белобрысые местные. Зато во втором ряду мелькнул некто с тюрбаном на голове, который подбирался, чтоб разглядеть получше.

Тяжело им тут жить без телевизора.

Даня наконец перестал ворошить карман. Он не выглядел как человек, нашедший искомое, скорее, как тот, кто пытался оттянуть неизбежное. Под взглядом Мехто его улыбка дрожала, как флаг на ветру. Глаза блестели.

– Простите.

Сауле не поняла, что произошло. Просто в одну секунду Мехто возвышался над ними, а в другую – стоял на коленях и выл. Кровь грушевым соком марала рубаху. Сжимая нос, Мехто попытался подняться. Злые слезы заливали багровое, как у кричащего младенца, лицо. Открытая ладонь Дани врезалась в ухо стражника. Хлопок – и тот повалился в пыль. Не было замахов, пафосных слов, поединка. Просто два практичных выпада от груди.

Булькающие стоны лежащего привели Старшего в чувства. Позабыв про меч в ножнах, он стал сокращать дистанцию.

– Това, не стоит.

Даня стоял, дыша как загнанное животное. Он больше не улыбался.

Когда Стажер набросился справа с мечом наголо, Даня отпрыгнул назад. Лезвие вошло в землю у его ног. Стажер попытался выдернуть – слишком медленно – и захрипел. Колено Дани пришлось ему в ребра. Он задыхался, но продолжал хвататься за воздух там, где секунду назад был меч. Перехватив рукоять, Даня пошел на Старшего.

Даня двигался как пьяный, но без труда оттолкнул ее, стоило преградить дорогу. Лезвие волочилось за ним, оставляя борозду на земле. Невозмутимый Старший стоял, напоминая утес, ждущий удара волны.

Что делать?!

Напуганный Ромчик топтался на месте, не решаясь приблизиться. Сауле схватила его за плечо. Лучшее, что они могли сделать, – это не мешать. Говорил в ней страх или здравый смысл? Может, всё вместе. Даня тем временем остановился в метре от Старшего.

– Убей его! – взревел Мехто.

– Не лезь. Он в своем праве. – Старший обратился к Дане, и в его голосе не было ни злости, ни жалости. Только уверенность в скором исходе. – Мехто получил, что заслуженно. Юль – дело другое. Тебя будут судить за его кровь. Но сделай шаг, и я сам вынесу приговор.

Даня замер, опираясь на меч, будто тот один держал его на ногах. Буря черных волос спадала на плечи. Больше всего на свете Сауле хотелось развернуть его к себе и заглянуть в лицо, но она не смела двинуться с места.

– Что будешь делать, сынок?

Одно слово. Его оказалось достаточно, чтобы выдернуть Даню из забытья. Он поднял голову и будто в первый раз оглядел поле прошедшей битвы: лежащего на земле Мехто, «стажера» по имени Юль, который хрипел и держался за бок, кровь на земле. Пальцы разжались. Меч выскользнул. Судорога прошла по напряженному телу, и ноги не выдержали.

Сауле и Ромчик не успели подбежать, но другой человек успел. Выскочив из толпы, Даню поймала женщина. Перекинув обмякшую руку через плечо, она стала шептать что-то в закрытое волосами ухо.

– Какое дело у вас с моими детьми? – Последнее, что Сауле ожидала услышать от незнакомки.

– Вашего сына будут судить за нападение на людей кирье. Остальные свободны, как покажут тамгу.

С горькой улыбкой женщина покачала головой.

– Кирье стоит лучше выбирать дружину, если с ней могут сладить дети торговки. – Рука в длинной кожаной перчатке взметнулась вверх. – Смотрите сколько влезет.

Весь сыр-бор оказался из-за железной бляшки диаметром с бутылочное донышко, украшенной волнистым узором. Сауле не сомневалась, что на ощупь та ледяная.

Женщина поднесла тамгу так близко, что могла бы щелкнуть Старшего по носу.

– Всё. – Она спрятала тамгу за пояс и обратилась к обступившим их людям: – Расходитесь! Не на что здесь глазеть!

Она замахала на прохожих, как на назойливых голубей. Толпа стала редеть. От крика Даня пришел в себя и встал в полный рост, оказавшись на две головы выше спасительницы. Впрочем, тюрбан, скрывавший волосы, чуть вытягивал ее рост.

– Я готов к любому наказанию.

– Ничего не готов. – Ромчик пихнул Даню в бок. – Он же бросил меч!

Старший потрепал Ромчика по голове.

– Он напал на младшего дружинника. Без оружия, что будет донесено до совета. Всё по справедливости.

Его слова доносились до Сауле как сквозь толщу воды.

Что он такое несет, блин? Старший на глазах раздувался от своего нереального чувства справедливости. Сауле хотелось схватить его белую бороду и вырвать с корнем только за то, как он смотрел. Но это была бы старая Сауле.

Старая Сауле бы не стала терпеть пощечины. Старая Сауле кинулась бы на помощь, отпинывалась бы и била, била, била, как в последний раз, а не стояла словно вкопанная, пока едва знакомый парень защищает ее честь, как сраный средневековый рыцарь. Старая Сауле первой поймала бы друга, который готов упасть. Но старая Сауле умерла, и нет смысла откачивать то, что уже начало гнить. Новая Сауле могла только чесать языком.

Ну и пусть, если делала она это круто.

– Наказания не будет. – Сауле позволила голосу дрожать, позволила обиде и страху перекипеть через край и ошпарить всех, кто посмеет возразить. – Вы говорите о справедливости.

Она припечатала слова ударом трости.

– Тогда почему, скажите, Даня должен был ждать, пока младший дружинник его зарубит? Пошел бы под суд Юль, если б мой брат умер? – Старший открыл рот, но Сауле не дала ему говорить. – За пролитую кровь ждет смерть, вы сами сказали. Но Даня не пролил крови, кроме той, на которую имел право.

Последнее Сауле говорила, стоя вплотную к Старшему. Собственное хриплое дыхание эхом отзывалось в ушах.

– Можете идти.

Чего?

– Ты слышала, девочка. – Старший отмахнулся от возражений Мехто.

Женщина в тюрбане схватила Сауле под локоть.

– Шагай, – ее шепот дрожал от ликующего веселья, – пока старик не передумал.

Сауле позволила утащить себя прочь, в гущу рынка. Людской поток подхватил их и унес, кидая от лавки к лавке, пока те не стали редеть. Они выбрались ровно в тот момент, когда тело решило отомстить за день беспрестанного бега. Стопу от пальцев до пятки сжало в судороге. Сауле врезалась в чью-то спину, но из-за пятен перед глазами не сразу поняла, кто перед ней.

Фантомные боли почти всегда идут в комплекте с протезом. Об этом предупреждают врачи, пишут на форумах, даже показывают в кино. Сауле слушала, читала, смотрела, но с упрямой уверенностью твердила: к боли она готова. Человеку, который хнычет после разбитой коленки, нечего делать в большом спорте. Но сейчас она захныкала. Оказалось, если нет у тебя никакой коленки, а она все равно болит, папа не придет, чтобы нарисовать на ней йодовую сетку. Чаще всего фантом появлялся по ночам, и Сауле с криками просыпалась, будя весь дом. Ей прописали таблетки, но от них мир становился мутным и вязким, как студень. Гипноз и гомеопатия следующими полетели в помойку. Тогда родителям предложили зеркальную терапию. Это когда полчаса в день сидишь с зеркалом между ляжек, сгибая и разгибая правую ногу. Глупый мозг видит отражение и думает, что обделенная левая наконец получила внимание. Фантом отступил, но спокойный сон так и не вернулся. Побочкой таких сессий оказались кошмары, в которых злая близняшка Елуас выбиралась из зеркала и, издевательски гогоча, бегала на двух здоровых ногах вокруг кровати. Начинало казаться, будто теперь за любую радость придется возвращать долг.

Умелые руки стянули протез, и от чужих прикосновений кожа покрылась мурашками. Сауле не помнила, как оказалась на земле лицом к лицу со спасительницей. Пара глаз, огромных, синих, обрамленных темными густыми ресницами, смотрели на нее с неприкрытым беспокойством. Синий никогда не был любимым цветом Сауле, но этот взгляд мог сдвинуть красный с пьедестала.

– Ты как? – Напряжение с культи постепенно спадало. Женщина знала свое дело.

Вопрос поставил Сауле перед выбором: распустить сопли, жалуясь на несправедливость стражи, или же собраться. Она выбрала второе и мысленно ударила себя по голове кувалдой. Вот такой вот спортивный способ вернуть себя в чувство. Сауле поморщилась и наконец вместо ответа сама задала вопрос:

– Почему меня назвали конокрадом?

– Кто? – улыбнулась женщина.

Сауле чуть не взвыла. То ли от необходимости это произносить, то ли от волнения перед спасительницей.

– Двое из стражи, когда увидели… – Она, конечно же, запнулась. Всякий раз так.

– В Ратте за простое воровство отрубают руку.

А за кражу коня – ногу. – Женщина говорила так спокойно, будто сообщала Сауле время. – Но ведь это не твой случай?

Вместо нормального ответа вышло какое-то мычание. Рука без перчатки переместилась с бедра на лицо. Ее пару раз нетерпеливо похлопали по щеке. Сауле поморщилась: боль от недавней стычки с Мехто еще не прошла. Как и не прошла обида от оскорбительной клички.

Ко-но-крад. Три дробины прямо в висок.

Надо думать, это не последний раз. Шок от провала в другой мир прошел еще десять тысяч лет назад (хотя до конца дня еще далеко), зато теперь появился ужас: Ратта – это вам не курортный городок у Черного моря, где максимум, чего стоит опасаться, – так это разводил и пищевого отравления. Здесь попытка отстоять свою безопасность обернулась двумя разбитыми рожами, одним травмированным Даней и униженной честью Сауле. От такого оправиться будет сложнее.

Спасительница обернулась на шум.

Мальчишки догнали их слегка помятыми, зато с полными руками канцелярского хлама. Ромчик любовно прижимал его к себе. Значит, под шумок удалось стащить все, что стража высыпала из сумки.

– Все хорошо? – Даня обеспокоенно заглянул в лицо Сауле.

Как же она обожала бессмысленные вопросы! Дома за невинный вопрос «обедаешь?», когда человек застыл с ложкой супа у рта, можно было нарваться на пулеметную очередь из папиных подколов. Мать обычно закатывала глаза и отвечала: «Кому-то пора заказать очки».

– Да, просто позагорать решила.

Сауле подставила лицо солнцу.

– Она в порядке.

Ромчик плюхнулся рядом и стал набивать опустевшую сумку вещами, которые передавал ему Даня.

Спасительница сидела на земле, скрестив ноги. Она сохраняла дистанцию, но, не осознавая этого, продолжала подаваться вперед. Беспокойные пальцы комкали и без того мятую ткань шароваров, будто кошка втягивала и вытягивала когти в знак крайнего удовольствия.

«Да она мне в мамы годится, – пронеслась мысль. А еще: – За нами, кажется, наблюдают. Даже не так: нас оценивают…»

И Сауле во что бы то ни стало захотелось получить высший балл.

– Сауле. – Она сложила местное приветствие.

Черные брови взметнулись вверх, и спасительница всхлипнула. Оказалось, от смеха. Она смеялась с открытым ртом, ничуть не заботясь о том, как выглядит для окружающих.

– Ох-х. – Женщина восстановила дыхание, промокнула глаза рукавом и вмиг стала серьезной. – Этот жест оставь хозяевам и рабам. Мы здороваемся иначе.

Женщина крепко пожала руку Сауле.

– Марфа.

Затем так же познакомилась и с мальчишками, задержав руку в Даниной ладони на пару секунд дольше. Закончив сборы, Ромчик застегнул сумку.

– Кто эти «мы»?

– Расскажу по дороге. – Марфа поднялась на ноги. – Нас и так уже заждались.

Оставив рынок позади, они оказались на окраине. Люди Ратты предпочитали селиться повыше, откуда река казалась не толще нитки, а море приветливо расстилалось для кораблей. Должно быть, в окружении стен и крепких мостов они думали, что могут заковать в цепи не только подобных себе, но и саму природу. В шаге от пропасти пробираясь по скользким камням, Сауле посоветовала бы им подумать еще раз.

Река металась меж скал, взбивая свои воды в желтую пену. Рассерженный заточением поток прогрызал породу, и снизу большая часть островов напоминала грибы: тонкая ножка и широкая червивая шляпка. Живущие наверху не подозревали, как шатко их положение. Ратта была великаном на рахитичных ногах.

Опьянев от вида, Сауле качнулась вперед и, к своему стыду, вскрикнула. Каменная крошка посыпалась вниз.

– Нормально-о-о!

Чтобы успокоить Даню, пришлось переорать рокот потока. Марфа, резво скакавшая впереди, обернулась и помахала им. Все отвесные стены островов, как гнездами ласточек, были изрезаны пещерами. Некоторые для приватности и тепла жители затянули тканью, в каких-то, вопреки ветру, горели костры. Если в вашей компании не имелось ангела с парой рабочих крыльев, добраться до пещер было решительным образом невозможно.

Их ангелом оказался заросшего вида дед, а крыльями – хлипкая тарзанка, протянутая через пропасть. Марфа бросила деду монетку, и у Сауле скрутило кишки.

– Кто первый? – спросила Марфа, глядя только на Даню.

Кишки скрутило еще сильнее.

Так Сауле оказалась на краю, сжимая ногами тарзанку. Сырость сидушки просачивалась сквозь джинсы, пальцы дрожали. Мнимая страховка, которой ее обвязали, при падении послужила бы скорее удавкой. Дальний конец веревки скрывался в темной пещере на другой стороне.

«Интересно, что убьет меня раньше, – Сауле сглотнула подступившую тошноту, – высота или красивые женщины за сорок? Сама виновата».

Ромчик пытался казался спокойным, но то, как отчаянно побелевшие пальцы цеплялись за выданную на сохранение трость, выдавало его с головой. Он боялся упасть. Сауле хотелось как-то отвлечь Ромчика от мыслей о высоте, но она не успела. Марфа дала отмашку. Обломком зеркала дед подал знак на другую сторону.

Сауле могла выбрать любые последние слова: от мейнстримного «поехали!» до двусмысленного «увидимся на той стороне!».

Но сказать ничего не получилось.

Получилось только орать.

Земля исчезла из-под ног. Тарзанка нырнула вниз. Отпружинив, закрутилась в полете. Свист воздуха раздирал уши, Сауле обнимала веревку и визжала, визжала. Свет пропал, и тарзанка на полной скорости влетела в пещеру.

Вместо того чтобы в лепешку разбиться о камень, Сауле вписалась в стог мокрого сена.

– Уф, – выдохнула Сауле.

– Шевелись, – сказала Варма, выковыривая ее на поверхность.

Честно, Сауле была нисколько не удивлена. Вот ни капельки.

3

В дураках

Суп был возмутительно пресным. Огонь в костре аппетитно хрустел поленом, и Сауле на секунду задумалась, не поплакать ли над тарелкой. Или, что проще, попросить Даню поплакать. После столкновения со стражей он был сам не свой. Двигался медленно, как в полусне, и не отвечал ни на какие вопросы. За это Сауле хотелось его ущипнуть.

А еще за то, как к нему тянулась Марфа. Сауле не сомневалась, что она наблюдала за дракой и заметила в Дане что-то. Что-то, чего не было, видимо, в Сауле. Пока в свете факела Вармы они петляли по туннелям и сейчас, когда ужинали у костра, Марфа без стеснения разглядывала склонившуюся над миской курчавую макушку. Чтобы отвлечься от горестных мыслей, Сауле зачерпнула густую горячую юшку и проглотила. Супу не хватало соли и рассыпчатой картошки, чтобы стать похожим на мамин. Сауле шмыгнула носом и прогнала мысли о доме прочь. Так можно совсем раскиснуть.