Сага Слияния. Легенда о конокраде

– Вы готовили? – спросил Ромчик Варму. Он доел и бессовестно утерся рукавом толстовки. Ее, Сауле, толстовки. Марфа расхохоталась, и старшая женщина устало потерла виски.

– Не угадал. – Анар, младшая из двух спутниц Марфы, подмигнула ему и уже потянулась к половнику, чтобы подлить добавки. – Понравилось?

Ромчик позеленел, но покорно подставил плошку.

– Кушай-кушай. Вырастешь большим, как това Даня. – Она взъерошила русые волосы. – Какой ты хорошенький! Всегда хотела младшего брата.

На удивление, Ромчик не откусил нахалке руку. Густо покраснев, он уткнулся в суп.

«А меня бы убил, – подумала Сауле. – Привилегия красивых в действии».

– А тебе, това?

Даня опять не ответил и молча сунул ей под нос пустую плошку. Это была уже пятая, и Сауле стала сомневаться, не оставил ли Юль в Дане лишнюю дырку, из которой теперь вытекал суп. Анар же такой аппетит льстил. Она то и дело бросала хитрые взгляды в сторону Дани.

Третья спутница Марфы была из белокурых местных. Загорелая, с носом-пуговкой и подвижным лицом. И очень, очень неугомонная. Только они выбрались из сырого тоннеля, как Анар стала щебетать о каком-то муравейнике, о супе, о том, как она рада-рада-рада, что Марфа привела всех в целости и сохранности. Воздух вокруг ее светлых кудрей трепетал и искрился. Сауле приняла это за обман уставших глаз.

Муравейником оказалась сеть пещер и проходов, которую в породе проделали ветер и время. Беглые рабы и бедняки селились здесь, вдали от суровых законов города. Ратта была лишь верхушкой айсберга, и в Муравейнике кипела своя, неизвестная, жизнь. Там, где река текла не так резво, жители пещер обустроили пристань на несколько лодок. Был даже мост на большую сушу, которому Марфа почему-то предпочла поездочку через пропасть.

Внутренний голос шептал, что это проверка. И еще то, что Марфе было весело. Им было весело и станет еще веселей.

«В баню такое веселье», – перебила его Сауле и, не доев свою «силу», отставила тарелку. Даню по количеству съеденного все равно было не перегнать.

Стоило Марфе закончить трапезу, как Варма и Анар тоже опустили ложки, а последняя еще и вскочила с места.

– Надо теперь все перемыть! Давайте, давайте посуду. – Анар стала резво складывать посуду в мешок. – Ой, това, не надо!

Даня ее не слушал. Он механически похватал ложки, до которых смог дотянуться, и отобрал мешок у Анар. Сауле закатила глаза. Угомонился бы.

– Ну, тогда покажу тебе пристань. Можно? – Анар умоляюще посмотрела на Марфу, и та дала добро. Сауле поняла, что перед такими глазками даже у нее не было иммунитета.

– Идем!

Совсем осмелев, Анар взяла Даню за свободную руку. Тот вздрогнул, будто проснулся от кошмара.

Даня будто бы в первый раз увидел пещеру и все, что в ней. Его взгляд блуждал, пока не остановился на Сауле.

– Иди уже! Барышня ждет, – засмеялась она, и Даня понял, что держится с Анар за руки. Заметив его смущение, Анар попыталась было разжать пальцы, но он не дал ей этого сделать.

– Прости, я просто задумался. Пойдем.

И Даня позволил утащить себя в глубь прохода.

– Кажется, Анар приглянулся ваш друг. – Марфа схватила торбу. – Открой.

Варма отложила спицы.

Это Анар проболталась, что женщина попросила Марфу отыскать Сауле и мальчишек в городе и привести в Муравейник. Конечно, они тут же стали благодарить Варму за помощь. Та лишь кивнула в ответ и снова уткнулась в тарелку с супом, который тогда доедала.

Вот и сейчас Варма не стала тратить слов. Молча скрестила средние пальцы с указательными, чтобы резко разбить жест. Только тогда Марфа смогла развязать узел.

– Что это?!

Ромчик аж привстал.

– Засовный слог. – Варма снова взялась за спицы.

Марфа погрозила пальцем.

– Ай-яй-яй, не забегай вперед. Теперь придется объяснять, а я даже не рассказала о наших планах на утро.

– Что угодно, если не придется опять бегать от стражи. – Сауле сомневалась, что завтра вообще сможет натянуть протез на распухшую ногу.

Марфа хохотнула.

– Уж до пристани я тебя донесу. – И она подмигнула. Из горла Сауле вырвался предательский звук – что-то между писком и всхлипом. Колода карт, а именно ее Марфа вытащила из торбы, заплясала в ловких пальцах как ни в чем не бывало.

– Вы хотели объяснить про слог, – устало напомнил Ромчик.

– Ах да. – Карта взлетела, зажатая между средним и указательным. Шестерка пик. Убедившись, что зрители как следует рассмотрели ее, Марфа потянулась к Сауле. – Подуй.

В следующий момент произошло две вещи: Сауле смущенно дунула в сторону карты, и Марфа рукой в перчатке потянулась к своему глазу. Даже не скривившись, она выдернула несколько ресниц. Веко Сауле заныло из солидарности.

– У вас это называется магией. – Марфа стряхнула ресницы с пальца. – А у нас – слогом.

Воздух вокруг карты задрожал, и шестерка обернулась тузом. Так, значит, слогом тут звалось не только понятие бессмертной души. Про это Яр умолчал.

– Оборотный слог. Жертвуешь ресницу или слезу, и предмет меняет свой облик. Есть еще засовный, как на сумке у Вармы. Этот совсем легкий, нужна только капля крови, чтоб привязать вещь к себе.

– А-а-а… – начал Ромчик и замолчал. Кажется, ему хотелось посмотреть еще какой-нибудь «фокус», но попросить не решался. Женщина заметила его смятение и печально покачала головой.

– Сколько крови ни лей, я вряд ли покажу что-то зрелищное. Разжечь огонь или сплести слог мороза, чтоб не портилась еда, – пожалуйста, а за все остальное отвечает Анар. Она наша слагательница. Мы с Вармой больше по грубой силе.

Для наглядности Марфа закатала рукав и продемонстрировала мышцы. Под тонкой кожей с синими венами скрывалась настоящая мощь. Это тебе не сумочки запирать. Дай Сауле выбор между накачанным трицепсом и слогом, она бы спросила, где ближайший матч по армрестлингу.

Тут Сауле поняла, что пялится, а еще то, что Марфа это заметила.

– А почему кто-то может быть сильнее или слабее, если все зависит от жертвы? – спросил Ромчик, у которого не было чувства прекрасного.

– От нее зависит лишь предполагаемая сила слога. А получится ли он – решать богам. Захотят они ответить и принять твою жертву… – Взглянув на их вытянувшиеся лица, Марфа остановилась. – Да, многовато я на вас взвалила. Отложим разговор про богов хотя бы до завтра.

Сауле спорить не стала, хотя прекрасно обошлась бы и без перерыва. Существование магии, этого слога, вызывало удивление, но, сказать честно, думать об этом утомляло. В конце концов, с утра Сауле провалилась сквозь трещину в зеркале. Не квантовую же физику в этом винить. Еще и Марфа говорила о слоге как родитель, которому пришлось объяснять трехлеткам, почему небо голубое, – с долей скуки и умилением детскому незнанию. Она не нагоняла торжественности или жути, просто объясняла принцип работы штуки, с которой жила бок о бок всю жизнь. С одной стороны, Сауле быстро разобралась, что к чему, а с другой – до ужаса захотела показать Марфе, что она и сама неплохо справилась с изучением нового мира.

– А про Сеятеля? Про него тоже… отложим? – выдала Сауле и на полпути поняла, что звучит до позорного нелепо. Впрочем, на Марфу ее вопрос произвел нужное впечатление. Ее губы изогнулись в удивленном «о-о-о», прежде чем женщина снова взяла эмоции под контроль.

– Про Сеятеля можно и сейчас. Молодец, что спросила.

От неожиданной похвалы к ушам и лбу тут же прилила кровь. Сауле краснела пятнами и сейчас была благодарна дурацкой прическе, скрывшей это безобразие.

Ромчик дернул Сауле за штанину.

– Что за Сеятель?

Пришлось пересказывать разговор с Яром. О том, что первым вытянулся зуб, она почему-то умолчала.

Незаметно для самого себя Ромчик ковырял заусенец. Обкусанные ногти никак не могли подцепить кожу, а только царапали. То же самое, кажется, происходило у него и в голове. Нащупав какую-то мысль, он никак не мог придумать правильную формулировку и от этого страшно бесился. Выражалось это, впрочем, лишь в изломе редких бровей. Сауле захотелось взять Ромчика за щеки и потрясти. Посмотреть, как пурга оседает в снежном шаре его черепушки.

– Не могли же этого Сеятеля назвать богом только за то, что он сказал людям кипятить воду.

– Ну конечно не могли. Еще он победил целую армию. Чего?

Довольная произведенным эффектом, Марфа продолжила:

– Сильно утомлять историей не буду, но запомнить пару вещей все же придется. Годы у нас считают с того дня, как Сеятель вернулся обратно в свой мир. Так вот, лет за пятьдесят до его Ухода на земли Прекрасной Шири пришла война. Будешь записывать? – Ромчик рассеянно кивнул. Мысли его явно витали за пределами пещеры. – Прекрасная Ширь. Такое имя несет край, в котором вы оказались. А война зовется Великой, потому как стала первой и самой страшной для этой земли.

«Пара вещей» Марфы оказались полноценной лекцией по истории Шири. Сауле даже не успела похвастаться тем, что она узнала это название раньше всех. Рассказ был так насыщен событиями, что нельзя было отвлечься ни на секунду. А начался он типично.

Практически с «жили-были».

Жило-было одно маленькое кшанское селение, по-местному айыл. Он ничем не отличался от любого другого на просторах степи, кроме двух небольших деталей. Во-первых, однажды к айылу буквально прибился светлоглазый незнакомец в зеленых одеждах. Освоившись, он взял себе жену из местных женщин и попытался научить народ, принявший его, выращивать хлеб. Кочевые кшаны идею не оценили, зато крестьяне, с которыми незнакомцу пришлось пообщаться, пока айыл путешествовал от одного конца Шири к другому, заинтересовались. Скоро о Сеятеле знали все от побережья до Светлых гор. Оказалось, что, кроме земледелия, Сеятелю было чему научить людей. Вроде кипячения воды, о котором говорил Яр.

Жаль, эскалаторов Сеятель не придумал.

Нога в протезе после дня спусков и подъемов просто гудела. Сауле мечтала только о том, чтобы поскорее стянуть с культи силиконовый носок и как следует размять конечность. Но до этого было еще далеко. Марфа уже начала рассказ о второй, не менее занимательной, детали про айыл Сеятеля.

Там же, рядом с пусть еще не богом, но уже великим человеком, жил его лучший друг Хул. Это в его доме Сеятель жил, когда только оказался в айыле. Это его сестру Сеятель взял в жены. Это против него Сеятель сражался, когда кшаны решили, что их степи им недостаточно, и попытались захватить оставшуюся Ширь.

– Войну развязали кшаны, – скривилась Сауле.

– И проиграли, – добила Марфа. – После кочевников оттеснили назад в степь и не вели с ними никаких дел следующие лет двести. Но теперь все медленно идет на лад.

«На лад, как же», – Сауле машинально потянулась к еще припухшей щеке.

Теперь из-за сходства с попавшим в опалу народом ей приходится терпеть косые взгляды и пощечины. Сауле, конечно, знала, что за свою «ослепительную красоту» придется платить, но чтобы так…

Ромчика притеснение малых народов Шири совсем не интересовало. Он отложил ручку, которой до этого яростно писал в блокноте, и стал разминать запястье. Выглядел он при этом как ребенок, которому обещали поездку в парк развлечений, а отвезли к стоматологу.

– Пока кажется, что Сеятель просто собрал армию из благодарных пахарей и победил, – пробубнил он.

Марфа фыркнула.

– Как там у вас говорят? Когда кажется… – Она нахмурилась и пару раз щелкнула пальцами. – Варма, подсказывай.

– Я вяжу.

Старшая женщина действительно вязала и даже не подняла головы, когда Марфа к ней обратилась. Последняя, поняв, что от подруги ничего не добиться, махнула рукой.

– Креститься надо, – осторожно подсказала Сауле, – когда кажется.

– Точно! – обрадовалась Марфа, одарив слушателей широкой улыбкой. Резцы у нее были острые. – Так вот, Рома, не забегай вперед и крестись, когда кажется. Кшанам тоже казалось, что они победят. У Хула было меньше людей, но войско его было едино, в отличие от противников, где мелкие правители, вдруг ставшие воеводами, не могли договориться, кто будет главным.

– А Сеятель что, командовать не мог?

– Чудесный вопрос, – снова похвалила Сауле Марфа. – Но, как заметил твой друг, тогда он был лишь пахарем, пусть и очень знаменитым. Народная любовь тоже не играла Сеятелю на руку. Ни один воевода не доверил бы ему своих людей, боясь потом не вернуть командование.

– И как тогда Сеятель победил?! – повысил голос Ромчик. У Сауле внутри все сжалось в ожидании развязки.

– О, – прищурилась Марфа, – для его подвига идеально подойдет другое выражение из вашего мира: «Хочешь сделать хорошо – сделай это сам».

По легенде, которую пересказывают из уст в уста уже почти три сотни лет, когда войско Хула почти одержало победу над союзными войсками других государств, на помощь Прекрасной Шири явился неизвестный безумец верхом на красной кобыле (Сауле на секунду зависла, размышляя о том, зачем было называть конкретный цвет лошади. Может, символизм типа синих занавесок или желтого Петербурга?). Безумец этот прорвал ряды авангарда и поскакал прямо в стан противника. А потом люди Хула пали. Все. Одновременно. Всадник вернулся в лагерь, где собрались воеводы, и бросил к их ногам вражеское знамя. Так Сеятель превратился из знаменитого пахаря в настоящего бога среди людей.

– Да это было кучу лет назад. Если сложить легенду из сегодняшней стычки со стражей, получится, что мы тоже победили целую армию, – возразила Сауле.

Если существование магии принять было легко, то вот на обладании магией она ставила жирную точку. Сауле не чувствовала изменений. Культя все так же болела, а пропотевшая футболка липла к телу. В общем, состояние, далекое от волшебного.

– Может, и так, – снисходительно согласилась Марфа. – Но люди всё же верили. Сеятелю поклонялись так, как никому из старых богов. Чуть не случилась новая война, где последователи нового бога выступили бы против тех, кто верил в старых. Но обошлось.

– Сеятель ушел, – догадался Ромчик.

Сауле шумно сглотнула. Весь этот обмен загадками и разгадками шел к этому самому моменту. К вопросу. Он пульсировал во рту, как воспаленный молочный зуб. На его место уже просится новый, но ты упрямо не даешь родителям дернуть за нитку. «Будет не больно», – обещают они, но что-то подсказывает, что перед на самом деле безболезненными вещами не бывает таких предупреждений.

Знает ли Марфа, как Сеятель смог вернуться назад? Хоть кто-нибудь знает?

А если нет, что ты собираешься делать?

Буду искать себе место.

Ага, ты дома его не нашла, а тут обязательно найдешь. Киса, не смеши.

«Да кто, блин, называет себя кисой во внутреннем монологе? – запнулась Сауле. – И вообще, я еще ничего не спросила. Так что давай, открывай уже рот и дергай за нитку».

Пока она сама с собой ссорилась, Ромчик уже задал вопрос:

– То есть вы не знаете, владел Сеятель слогом или нет?

Да сдался ему этот слог!

Марфа развела руками.

– Точно никто не знает. В честь Сеятеля запрещали ставить святилища, так что люди поклонялись ему иначе: сочиняли сказы. И один часто спорит с другим. Где-то Сеятель ровняет горы и меняет русла рек, а где-то ничем не отличается от обычного человека. Старик, который меня воспитал, собирал все эти истории. Думал, что правда поможет ему найти путь домой.

Вновь зашуршала торба. Марфа постелила какую-то ветошь, прежде чем бережно опустить на пыльный камень тетрадку. На кожаном переплете угадывалось золотое тиснение: «ГРОССБУХ». Букве «О» кто-то дорисовал свиной пятачок с ушками и стрелку к имени. «Ари», – гласила корявая детская подпись.

«Вот оно», – подумала Сауле. Пальцем она подцепила обложку. Бумага внутри явно была та же самая, из которой сделали карты. Страница оказалась пуста, за исключением пары клякс и единственной убористой строчки: «Собственность А. А. Коппеля, 1972. В случае смерти передать потомкам моей судьбы».

– Да, мой старик был иномирцем. – Марфа настойчиво, но осторожно отняла руку Сауле от «Гроссбуха». – И вот здесь я уверена: ни капли слога в нем не было.

Ромчик поник, и Сауле перехватила инициативу:

– Но у него получилось? Узнать, как Сеятель вернулся обратно?

– Да.

Оу!

– И нет.

Грустное «оу»…

Хоть «Гроссбух» выглядел солидно, толку от него оказалось немного. Этот А. А., или Старик, хоть и собирал сказы Прекрасной Шири всю жизнь, лишь напал на след Сеятеля. Это было неудивительно: у него кроме поисков было чем заняться.

Старик, как и Сауле с мальчишками, оказался на побережье к северу от Ратты. Правда, прием ему оказали чуть более радушный. Чужаку выделили хижину, и он, починив крышу, как любой советский человек, стал работать работу. А конкретно – лечить людей. Женщинам помогал родить лучше любой повитухи. Это Сауле понимала с высоты своей цивилизованности, что Старик оказался врачом, скорее всего, гинекологом, а местные разнесли молву о сильном слагателе аж до самой столицы.

Еще в разговоре с Яром Сауле заметила, что он делит побережье на север и юг. Оказалось, девятнадцать лет назад Йон был единым государством, а потом – кто бы мог подумать! – случилась война.

«Тяжело жить без интернета», – снова подумала Сауле.

Когда у тебя из развлечений рыбалка и драки, может случиться так, что в какой-то момент все синхронно захотят бросить удочки. Так вот, Старика уговорили перебраться в Сол-град, столицу тогда единого Йона, еще до войны. Аргументами, судя по знакомству с местной стражей, были тумаки с подзатыльниками.

Сам кирье, правитель единого Йона, встретил Старика с распростертыми объятиями. Еще бы не встретил. Когда у тебя целый гарем из рабынь и несколько жен, без гинеколога не обойдешься. За каждого выжившего младенца было обещано платить золотом в вес его матери.

Щедро. Хотя, может, кирье нравились худышки.

Как образцовый коммунист, от денег Старик отказался. Вместо этого он попросил поселить его там, где до него могли добраться простые женщины города. Старик принимал всех: рыбачек, жен советников и проституток.

– Так на его пороге оказалась рабыня, которая умирала. Уже на сносях решила наесться хул-травы, чтоб избавиться от ребенка, и отравилась сама. Дура, – сплюнула Марфа. Она гладила корешок «Гроссбуха» и не отрываясь смотрела в костер. Сауле проследила за ее взглядом, и на миг показалось, будто в танцующих языках пламени проступило лицо, искаженное агонией. Затрещал деревянный кляп, который сунули в рот роженицы, чтоб та не откусила себе язык. А, нет, просто горят ветки. – Старик рассказывал, что рабыня та была очень красива, из-за чего хозяин и хотел сохранить ей жизнь, но абсолютно безумна. На родильном стуле она плевалась и проклинала богов, Старика и ребенка в собственном чреве. С проклятием на губах и померла. Родилась девочка. Люди хозяина отсекли ей левый мизинец тем же ножом, каким Старик перерезал пуповину.

Зубами Марфа подцепила перчатку. Мягкая замша легко соскользнула с руки, открывая искалеченную ладонь. Чтобы ходить по Ратте, не привлекая внимание стражи, Марфа набила пустоту в перчатке сеном.

– За пару дней до смерти рабыни Старик принял тяжелые роды у одной из наложниц, так что на радостях кирье выкупил девочку у прежнего хозяина и подарил знахарю. Так Старик понял, что помочь ребенку появиться на свет – это только начало. Самое сложное ждет впереди. – Марфа перевела взгляд на подругу. Спицы только быстрее заплясали в грубых пальцах Вармы.

– Дети – сплошная морока, – наконец буркнула Варма, распуская целый провязанный ряд. Похоже, заслушалась и пропустила несколько петель.

– Что есть, то есть! – тепло улыбнулась Марфа подруге.

Сауле же посмотрела на нее и поняла. Вот она, причина, по которой вообще существует «Гроссбух». Старик давно нашел свое место в новом мире, но тут появилась дочь, и он захотел для нее лучшей жизни. Поэтому он пустился по пути Сеятеля, выложенному хлебными крошками в народном фольклоре. Поэтому он научил Марфу русскому языку.

Это было так красиво, что у Сауле защипало глаза. И еще она соскучилась по папе.

– Дым, – просипела Сауле. Хотя никто и не спрашивал.

Собирать фольклор Старику оказалось несложно. Скучающие роженицы оказались идеальными рассказчицами. А еще неутомимыми, как поток, прорвавший плотину. К пяти годам Марфы «Гроссбух» был в половину ее роста. К шестнадцатилетию таких «Гроссбухов» было уже с дюжину.

– Все сгорело.

Они снова вернулись к войне. Точнее, к Расколу, как назвала его Марфа. Началось все с некой Ирикке Теру, и после Раскола, собственно, добрая половина Шири стала принадлежать ей. Во владения входила и северная часть побережья, куда теперь стремились все беглые из Ратты. Взяв Сол-град, Ирикке Теру первым делом освободила рабов. Уцелевшая знать успела сбежать на юг, прихватив с собой ценности и немногочисленных слуг. Так Марфа подростком оказалась в Ратте.

– Они думали, я буду ему хорошей заменой! А лечить я не могу, только калечить. – Неловкая шутка, как соскользнувший ботинок на влажных камнях. – В стражу рабов не берут, пришлось чистить конюшни. Хорошо, в свое время Старик заставлял меня драить полы в доме. Роженицам нужна была чистота.

Марфа горько улыбнулась. Пальцы, лежащие на «Гроссбухе», сжались в кулак. Но это была не злость – скорее, попытка удержать ускользающие воспоминания.

– Вот что я вам скажу, дети. А лучше покажу, чтоб быстрее усвоилось. – Марфа достала из высокого сапога нож. – Руку.

Сауле послушалась. Если Марфа думала, что придется уговаривать, то не дождется. Сауле уже прыгнула в пропасть. Что ей какой-то поре… Ай, гадство!

Кончик ножа вошел в кожу, и на поверхности тут же выступила капля крови.

«Как у врача», – поморщилась Сауле. Будучи спортсменкой, приходилось проходить диспансеризацию два раза в год, и сдавать кровь она ненавидела так же сильно, как общение с гинекологом.

«Снимайте белье. Половой жизнью живете?»

Нет, блин, потолочной.

В следующую секунду Сауле забыла про гинеколога. Марфа, не меняясь в лице, поднесла лезвие к собственной ладони и резанула по всей длине. Кровь хлынула вниз, под рукав рубахи. Ромчик дернулся, как от удара током.

Марфа поморщилась.

– Перестаралась.

Тем временем Варма передала ей какой-то глиняный пузырек. Марфа достала из него щедрую порцию крема и намазала рану. Воздух вокруг ладони задрожал, и Сауле поняла, что кровь остановилась. На глазах порез затягивался, не оставляя шрама.

– Теперь ты.

Остро пахнущая травами паста чуть холодила кожу. Сауле ожидала покалывания, но ничего. Кровь уже перестала проступать, но место укола осталось таким же красным.

– Не сработало! – Ромчик навис над ее многострадальным пальцем, как над экспонатом в музее.

Марфа небрежно вытерла остатки крема о штанину.

– Поняли? – Нож скрылся в сапоге. – Не знаю, могут ли иномирцы обладать слогом, но вот действовать он на них точно не может. Если какой-то слагатель захочет подавить вашу волю, у него ничего не выйдет.

– Но и вылечить нас не смогут. – Ромчик был мрачнее тучи.

Марфа печально кивнула, и Сауле догадалась: кажется, вот как умер Старик. Во время бегства или осады его ранили. Может, даже неглубоко – для любого другого жителя Шири полная ерунда. Но не для Старика. Остальные знахари кирье полагались не на знания, а на слог, и, когда тот не подействовал, просто сдались.

Может, его просто бросили умирать, чтобы он не задерживал всех в пути. Или добили.

– Я показала это вам не чтобы напугать. – Сауле мрачно подумала, что у той все равно это получилось. – Просто нужно знать, какие карты у вас на руках. Знать козыри.

– И, конечно, наши козыри знаете вы.

Сауле чуть из джинсов не выскочила. Незаметно для всех Даня вернулся и теперь стоял в проходе.

– Ты.

Чего?

– Ты, – поправила Марфа. – Если в будущем хочешь сойти за местного, прекращай выкать.

– Так вы, – уперся Даня, – уже рассказали им про остров?

Анар виновато выглянула из-за его плеча.

– Все постоянно забегают вперед меня! – Несмотря на недовольный тон, Марфу, похоже, ситуация забавляла. Она так быстро переключилась с печали на веселье, что Сауле на мгновение взяла жуть. – Знаешь, не успела. А теперь ты будешь слушать все еще раз, сам виноват. Садитесь.

Анар покорно засеменила к костру. Даня остался стоять. Сауле стало за него стыдно.

– Мы ждали вас, чтоб сыграть. – Марфа начала со злостью тасовать карты. Деревянные рубахи перестукивались в тишине, и стало немного зябко. Должно быть, просто солнце село.

– Садись.

Даня скрестил руки на груди.

– Выйдем поговорить?

Так Сауле оказалась в сыром коридоре Муравейника. Хоть успела напоследок метнуть в сторону Марфы виноватый взгляд. Протез ожидаемо не налез, и Сауле пришлось держаться за трость, балансируя на одной ноге. Принимать помощь Дани она отказалась принципиально, пока не объяснит, что к чему. Ромчик помощи и не предложил.