Сага Слияния. Легенда о конокраде

«Ты будешь нас тормозить, – говорили эти глаза. – Мы здесь попали в полную задницу, и выбираться с тобой – дольше и труднее».

«Ауч!» – Это кольнуло сильней, чем Сауле рассчитывала. Она показательно переложила трость из одной руки в другую.

«Только если я не сравняю количество рабочих ног».

«Ты мне не нравишься».

«Тебе никто не нравится, дружище. В шестнадцать это нормально, знаешь ли, прикрывать страх быть непринятым под жирным слоем сарказма и презрения. Плавали, знаем. Тут главное – вовремя остановиться, пока те немногие, что тебя еще терпят, не отвернулись. Попробуй, что ли, улыбаться хоть иногда».

Ромчик отвел взгляд.

Как конфетку у младенца!

Весь разговор произошел за миллисекунды, так что стоящий рядом Даня ничего не заметил. Сауле невинно подмигнула поверженному противнику и представилась. Руку протягивать не стала. Все равно бы Ромчик ее не пожал.

Сладость победы испортила вода, которая при ходьбе унизительно хлюпала в гильзе протеза. Хорошо хоть, навес, о котором говорила Варма, стоял не так далеко. Под ним же, подставив брюхо лучам, проникающим через худую крышу, отдыхали после утренней ловли рыбацкие лодки.

Без зазрения совести забравшись на одну из них, Сауле поспешила стянуть протез. Следом отправились любимая красная толстовка и джинсы – влажная материя нагрелась на солнце и неприятно липла к коже. Оставшись в одних трусах и футболке, Сауле накрыла ноги. Только спрятав культю, которая уже начала неприятно пульсировать, она решилась снять силиконовый носок. Заметь она на себе брезгливый или тем более жалостливый взгляд, Сауле бы просто схлопнулась.

Мальчишкам было не до того. Даня развалился на песке, скинув майку и… домашние тапочки? Ромчик же яростно записывал что-то в блокноте с отрывными листами, который он выудил из внушительной сумки.

Ветер переменился и теперь дул прямо в спину, принеся с собой сладкий маслянистый запах, настолько тяжелый, что оседал в носу. Он показался таким чужеродным и таким знакомым одновременно, что Сауле испугалась.

Она немедленно полезла в карман за телефоном. Тот ожил. Слава богу! Сауле проверила связь – отсутствует, открыла карты – геопозиция не найдена, набрала матери – оператор пожалел на нее даже гудков.

Просто восторг.

Сауле глубоко вдохнула и медленно-медленно выдохнула. Нельзя поддаваться панике.

– Кто-нибудь знает, где мы вообще?

Рома обернулся, как встревоженный сурок.

– На пляже, – пробубнил Даня. Он уже дремал. За это Сауле с удовольствием ткнула его в плечо тростью. – Прости. Тяжелый день. – Даня встрепенулся и сел, мгновенно превратившись в образец сосредоточенности.

Он пустился в сбивчивый, но в целом складный рассказ, то и дело отвлекаясь от основной канвы на мелкие детали. Так Сауле узнала, что Даня очутился на пляже с рассветом («они здесь синие, можешь представить?»), что до того, как очнуться на мелководье, он ехал вдоль реки на велосипеде и скатился вниз («жаль, велик пропал»). И что до появления Ромчика он помог Варме насобирать палок для костра. Та как раз вытащила из бесхозных сетей пару рыбин к завтраку.

– Так это не ее сети?

– Нет.

Даня покраснел, точно это его поймали на воровстве.

– И рыбой, надо полагать, она не поделилась?

– Я сам отказался. – Он будто объяснял самую очевидную вещь в мире. – Это же краденое!

– Значит, за завтрак вы не дрались?

Шутка оказалась неудачной.

– Я с велосипеда упал, – невпопад перебил Даня, по-девичьи прикрывая грудь рукой. Под майкой он оказался весь покрыт веснушками, спускающимися от шеи к ребрам. Поверх цвели гематомы. Сине-зеленые, фиолетовые, новые распускались прямо поверх старых, уже начавших желтеть.

– Зря. – Чтобы не хрипеть, пришлось ущипнуть себя за ляжку. – Я б щас убила за яичницу с беконом.

Даня слишком активно закивал.

– И я.

Повисло неловкое молчание. Ромчик одарил Сауле фирменным взглядом исподлобья, в котором читалось:

«Хорошая работа».

Сауле опустила глаза. И без того было тошно. Чтобы хоть как-то отвлечься, она решила осмотреть навес, под которым им было приказано дожидаться. Он выглядел если не обжитым, то как минимум обитаемым. В дальнем углу темнело пятно от потухшего костра, валялись обугленные палки. Полупустая торба, иначе эту кожаную кишку назвать было нельзя, лежала на вязаном одеяле. Должно быть, оно служило Варме постелью. Торбой Сауле заинтересовалась.

Судя по тем крохам информации, что мальчишкам удалось выведать у Вармы, они находились недалеко от города. Чтобы увидеть его, нужно было забраться по скалисто-песчаной насыпи. Вероятней всего, оттуда ветер и принес этот маслянистый запах, который нос уже почти перестал различать. Сауле не хотела думать, к чему придется привыкнуть еще. Она не хотела привыкать.

Лямка торбы легко наделась на трость. Дрожащими руками Сауле попыталась подтянуть ее к себе, когда…

– Не надо! – Даня сделал страшные глаза. – Я попрошу Варму поделиться рыбой.

– Да при чем тут еда? – Она снова попыталась подцепить лямку. Чужая рука мягко, но непреклонно отвела трость в сторону. – Там могут быть подсказки!

– Подсказки?

– Подсказки, ответы, кнопка с надписью «Телепорт» – выбирай. Что-то, что поможет понять, что здесь вообще происходит.

Даня (вот же тяжелый случай!) только сильнее сжал трость.

– Мы можем дождаться Варму и расспросить.

– И много она вам уже рассказала?! Пока мы тут сидим, мои родители… – На середине фразы голос сломался и дрогнул. Сауле прочистила горло. – Мои родители стадион до фундамента разбирают, а папе еще на работу ехать! Вас тоже наверняка кто-то будет искать. Будет же?

– Бабушка. – Ромчик мутными глазами разглядывал разодранный до мяса заусенец. – До конца уроков еще часа три, но я не… В общем, хватятся раньше.

Сауле могла бы спросить: «Почему?» или «Кто-то прогуливал?» – просто так, чтобы Ромчик не расслаблялся, но не стала.

– Двое против одного.

Прежде споры всегда разжигали азарт, но сейчас Сауле размахивала перед Даней не красной тряпкой, а белым флагом. Сил оставалось все меньше, и, откажи он, пришлось бы дожидаться молчаливую Варму и задавать вопросы, ответы на которые слышать совсем не хотелось.

– А у тебя кто дома остался?

Торба приземлилась на колени так неожиданно, что Сауле едва не сползла с лодки.

– Делай что хочешь. – Если Даня и хотел звучать резко, то вид побитого щенка скрадывал все впечатление. Щенка было жаль, но муки совести Сауле решила отложить на потом.

Завязки на торбе были нехитрые: плетеные нити, которые затягивались, как шнурки на толстовке, и сплетались узлом. По узлу расплывалось пятно чего-то похожего на засохшую кровь. Негнущимися пальцами Сауле развязала тесьму и заглянула внутрь.

– Ну?!

– Варежки, деревяшка и тряпка. – Сауле посильней наклонилась. – Простите, вонючая тряпка.

– Дай сюда!

Ромчик выхватил торбу и бесцеремонно вытряхнул содержимое. Поверх всего уже перечисленного на покатый бок лодки упала железная бляшка. Сауле схватила ее первой. Бляшка обожгла кожу холодом, точно ее только-только достали из морозилки. Сауле едва сдержалась, чтобы от удивления не выбросить ее.

– Прикольно. – Сауле подкинула бляшку на ладони, привыкая к холоду. Та оказалась тяжелой и шершавой на ощупь, с тиснением в виде двух волнистых линий на одной из сторон. – Варма, похоже, не слишком шикует.

Ромчик задумчиво покачал головой:

– Это не монета.

– Откуда тебе знать?

– Слишком большая, – вклинился Даня. – Она одна размером с ладонь. А если таких много, то никакого кошелька не хватит. На украшение тоже не похоже.

И правда, не наблюдалось ни крючка, ни булавки, за которые бляшку можно было бы закрепить на чем-либо. Линии, точно выведенные рукой ребенка, красоты не прибавляли. Бляшка исчерпала себя, и Сауле положила ее обратно. Пальцы слегка пристали к ледяному железу: вопреки физике, оно отказывалось нагреваться. Настала очередь варежек, или, точнее, митенок, судя по отсутствию пальцев. В одной из них, левой, недовязанной, торчали две острые спицы. Сами митенки были синего цвета, хотя на солнце пряжа красиво отдавала фиолетовым.

– Дорогая шерсть, мягкая. Наверно, стоит больше одной монеты. – Сауле ехидно покосилась на Ромчика. Тот закатил глаза. Безразличный к обмену любезностями, Даня предположил:

– Может, здесь просто холодные зимы?

Ромчик снисходительно покачал головой.

– Может, и так, – он с наслаждением растягивал слова, – и будь варежки одни, можно было бы списать на то, что Варма готовится к холодам. Но у нас же еще есть карта!

Пока все обсуждали возможное назначение бляшки, Ромчик успел изучить гладкую тонкую пластину из дерева, тоже выпавшую из торбы. Он кинул ее на песок с торжествующим ехидством, будто крыл козырной шестеркой чужой туз.

Сауле и поднявшийся с места Даня склонились над ней и чуть не столкнулись лбами. Плоская поверхность вся была исцарапана, а следом затерта углем, чтобы четче выделить рисунок. Море изображалось двумя волнистыми линиями, похожими на те, что были на бляшке, а условный берег был сплошь усеян пунктирными линиями, как если бы хозяин карты отмечал перемещения чем-то с округлым кончиком. Например, спицей. Все пунктиры вели прочь, окружая по-детски нарисованный домик. Решив, что это город, Сауле всмотрелась в дощечку. Название! Печатными неуверенными буквами, но оно было подписано на русском языке.

– Ратта. – Буквы были знакомыми, но вот название… Хотя это ничего не значило. Географию Сауле обычно прогуливала, как и остальные предметы. Никакая пятерка не сравнится с тяжестью медали на шее. – Знаете о таком?

Мальчишки не знали. Больше ничего на карте подписано не было. Она изображала совсем маленький клочок земли. Сауле буквально слышала, как в ее собственной голове шевелятся ржавые шестеренки. Варежки, карманная карта – это все ровным счетом ничего не значило. Сдавшись, она пихнула Ромчика в бок: рассказывай, мол. Тот выглядел довольней кота, который наелся сметаны.

– Посмотри на то, как мы одеты. – Ромчик нарочно исключил Даню в шортах и майке из уравнения. – А теперь вспомни Варму. Как выглядят ее ноги.

Сама собой Сауле расплылась в глупой улыбке.

– Ну… Ничего такие ноги. Красивые. Для женщины ее возраста, в смысле.

– Бледные они! – Ромчик не выдержал. – Вся она бледная, даже кисти и стопы. Хотя под таким солнцем сгореть проще простого. Значит, Варма пробыла на пляже недостаточно долго, чтобы сгореть, но достаточно, чтобы обзавестись одеждой по погоде. Может, думала, что останется на долгое время. А карта с отметками перемещений? Варма явно что-то искала. Или кого-то!

«Нас! – чуть не крикнула Сауле. – Она искала нас!»

А Ромчик, набрав воздуха в легкие, продолжил:

– Если так, то она точно знает, как нам ве…

Он закашлялся и умолк. Сауле не сразу поняла, что произошло, пока боковым зрением не зацепила бледную ладонь, которая легла Ромчику аккурат на макушку.

– Она что, прямо у нас за спиной?

Даня кивнул.

– Понятно.

Что ж, умирать так умирать. Варма легко перемахнула лодку, оказавшись с ними лицом к лицу.

– Вы открыли сумку. – Это был не вопрос. – И карту смогли прочесть.

– Это я.

Сауле ожидала чего угодно: от немого укора до сокрушительного удара палки – все было благороднее бегства в одних трусах. Никак не жалостливой улыбки, в которой изломились тонкие губы Вармы. Она покачала седой головой, как бабушка, которой внучка в обход мамы рассказала о двойке.

– Что еще можешь?

– Ну… – Сауле продемонстрировала прямую кисть с выставленным вверх большим пальцем. Варма следила за каждым движением. Свободная рука сгребла большой палец и дернула вверх. Палец оторвался. Рука приземлилась обратно. Палец вернулся на место. Вернулся. Оторвался. Снова вернулся. Тонкие брови Вармы медленно поползли наверх.

Со звонким шлепком Ромчик спрятал лицо в ладонях.

– Ой, да ладно, это же фокусы!

Она уже сама жалела, что это затеяла. Стряхнув удивление, Варма с молчаливой сосредоточенностью стала собирать вещи. Сауле проводила взглядом дурно пахнущий сверток, до которого они так и не добрались.

– Не шути так в городе. – Варма посильней затянула торбу.

– Почему?

В ответ Варма лишь недобро усмехнулась.

– Нож есть?

Ножа ожидаемо не было. Ромчик снял с сумки значок с надписью: «I hate it here».

– Пойдет.

Не поморщившись, Варма вогнала булавку в большой палец левой руки и за ненадобностью отбросила значок прочь. Выступившую каплю она втерла в узел на торбе.

– Так-то лучше, – заметила она, слизав оставшуюся кровь. – Можно и поговорить.

– Вопросы все те же. – Сауле не дала вступить Ромчику, который только вернулся на место, подобрав значок. – Откуда вы знали, что мы здесь будем? И кто вы такая?

– Не знала. Мальчик угадал: путь мой сюда был далеким. Только мое «далеко» ближе вашего. – Варма вздохнула. Видно было, как долгие разговоры ее утомляют. – Ратта – столица южного Йона. Всё?

Она легко пихнула оторопевшего Даню в плечо.

– Помоги толкать лодку.

– Постойте! – Ромчик вскочил. – А карта? Вы удивились, когда мы смогли ее прочитать.

– Я ищу кое-что. Вас не касается.

Варма перекинула торбу через плечо.

– Если прочли мою карту, это значит только одно: ваш путь еще длиннее, чем мой. Больше сказать не могу.

– Да почему?!

– Потому что не знаю.

Больше Варма ничего не сказала. Сауле наспех оделась и заковыляла за лодкой, пока мальчишки помогали тащить ее к воде.

Проводы были короткими. Варма сидела в лодке, смотрела то вперед, то на них троих и, кажется, решительно не знала, что делать.

– Ратта – недоброе место. Поосторожнее.

– Будем, – заверил ее Даня. – А с вами нельзя?

– Нет.

Варма помахала на прощание и оттолкнулась палкой, как веслом. Лодка заскользила по воде, разрезая волны. Ветер переменился и дул теперь прямо в лицо. Из-за слезящихся глаз фигурка женщины дрожала и расплывалась, как мираж в пустыне.

Может, это и был мираж, последний ночной кошмар, вызванный эпидуральной анестезией, а Сауле умерла год назад на операционном столе. Коснувшись поясницы, она почти удивилась, не нащупав катетера.

– Этот сон мог бы быть и поприятней.

Если на прощание мозг подсунул ей не космические приключения или хотя бы сражения на мечах, а разъезды по физиотерапевтам и психологам, то Сауле была разочарована. У нее такой скучный мозг. Хоть под конец он включил фантазию, так что в серый сон ворвались морской ветер, странные незнакомцы и песня. Ох, Сауле старалась не вспоминать о песне, но это было все равно что сказать «не думай о розовом слоне».

Голос Дани выдернул Сауле из глубины размышлений. Умные карие глаза на солнце блестели, словно янтарь. Казалось, парень вот-вот заплачет.

– На сон не похоже, – просто сказал Даня. – Не в этот раз.

Сауле захотелось кинуться к нему на шею и расцеловать во все места, куда достанет. В ее случае – максимум в подбородок. «Не в этот раз» значило: я тоже видел, но сейчас не время для разговоров, значило: ты не одна. За год Сауле устала от одиночества.

– А как ты понял?

Даня смущенно почесал вихрастую макушку и опустил глаза. Он забыл тапки в тени и босой стоял на раскаленном песке.

– Очень пятки жжет.

Нервное веселье оказалось таким заразительным, что даже у Ромчика на лице показалась кособокая улыбка.

– Подождите, – он вмиг посерьезнел, – я только что понял, что у Вармы нет мизинца.

Сауле воссоздала в голове образ машущей из лодки женщины. Выходило, что Ромчик был прав. Вспомнилось лицо Вармы, наблюдающей за фокусом с пальцем.

– Кошма-ар.

Даня сочувственно похлопал ее по плечу.

– По дороге поноешь. Пошли!

Не дожидаясь их, Ромчик зашагал прочь. Сауле с утопающими в песке протезом и тростью и Даня с ошпаренными пятками поплелись следом.

2

Елуас

Преодолев склон, они оказались на просторной равнине. Ветер здесь крепчал и нетерпеливо толкал в спину, подгоняя Сауле и мальчишек в сторону Ратты. Путь к ней лежал через стада овец, щипавших жухлую поросль. Пастушки вместе с пестрыми собаками гоняли животных так, что воздух дрожал от детского смеха вперемежку с блеянием и лаем.

– Эй! – крикнул Даня, и ветер подхватил звук, эхом разнося по округе. Услышав его, пастушки стали радостно размахивать руками. Даня ответил им с тройным усердием. Не удержавшись, Сауле присоединилась к нему.

Только подойдя поближе, получилось расслышать, что скандировала малышня, указывая в их сторону. «Кшанка». Первое, что сказала Варма, когда обнаружила Сауле.

– Это они тебе, – фыркнул Ромчик.

– Сама знаю.

Побросав дела, мальчики обступили их, держа прутики наперевес. Самый высокий едва ли был Ромчику по плечо, но себе они, должно быть, казались грозными воинами на страже овец.

– Кшанка, где коня потеряла?

– Высоченный какой, гляди! А кудри!

– Рубаха краснючая!

– Кшанка-рыбачка на рыбе скачет!

– Дубина, это не рыбаки. Рыбаки в море дотемна.

Все до одного белобрысые и лохматые, они старались переплюнуть друг друга в колкостях. Тот, что посмелее, вышел вперед.

– Откуда пожаловали?

Даня покачал головой.

– С грубиянами не разговариваем. – Он сделал вид, что собирается идти в сторону города.

– Да кто грубит, това? Она же и правда кшанка.

Командирские замашки тут же исчезли, и мальчик снова стал просто мальчиком. Босоногим и увешанным нитями бус поверх великоватой рубахи. А еще очень похожим на Андрюху. С младшим братом Сауле даже не попрощалась: он рано умчал в школу. Стало грустно, и она одернула себя: в эту степь углубляться не надо.

– Мы, может, не знаем, кто такие кшаны.

– Ну так ты морду ее видел? – бесхитростно спросил мальчик, ткнув пальцем в Сауле. Она смутилась лишь на долю секунды.

В памяти всплыла сценка: первый класс, второй день учебы, трое одноклассников, окруживших ее парту на переменке. Тогда Сауле впервые столкнулась с гаденькими шуточками про разрез глаз и вопросами, ест ли она собак на обед (семилетки не слишком различали казахов и корейцев). Про собак было не очень понятно, но все равно обидно до ужаса. Весь класс затих, ожидая развязки: три хулигана против пухлой девочки с бантами. Сауле тогда не успела освоиться и вела себя примерно, да и строгий разговор с матерью еще был свеж в памяти. Инаят выдала дочери более чем подробный список инструкций: не вертеться, не болтать с соседом по парте во время урока, не повышать голос, не расстегивать верхнюю пуговицу блузки (да, даже если чешется или жарко) – продолжать можно до бесконечности. Так что Сауле, дабы ненароком не нарушить какой-нибудь из запретов, на перемене просто сидела и разглядывала портреты суровых дядек над доской. Когда одноклассники поняли, что слов недостаточно, чтобы довести ее, в ход пошло дерганье за косички.

Откуда в маленьких мальчиках берется это желание посягнуть на чужие волосы, Сауле гадала до сих пор.

Но тогда настолько фундаментальными вопросами задаваться времени не было. От таскания за и без того тугие косы на глазах выступили слезы. Расплакаться перед всем классом – смерти подобно, а Сауле только-только получила на день рождения сенсорный телефон с невообразимым количеством игр (девять штук!) и не собиралась умирать, пока не пройдет каждую. На идеальный результат. Именно жажда жизни вела ее руки, когда те поудобней перехватили учебник и обрушили всю тяжесть знаний прямо на голову одного из обидчиков.

– Получай! – со всей яростью, доступной первоклашке, крикнула Сауле.

– А-а-а! – закричал хулиган, держась за разбитый нос.

«Наша школа!» – могли бы воскликнуть Гайдар и Олеша со стены, если б не были просто черно-белыми портретами. И были бы правы. Папа каждую ночь читал Сауле про пионеров и юных бунтарей. Он же перед первым сентября дал дочери один, но полезный совет:

– Разбирайся с обидчиками на их языке. Если что, с мамой я все улажу.

В данном случае языком был «Русский». С обложкой и в твердом переплете.

Правда, папа зря беспокоился. Вызванная учительницей мать не стала оправдываться перед родителями отлупленного хулигана, а посоветовала лучше воспитывать сына. После ужина Сауле получила шоколадную медаль. Это было за год до первой награды по легкой атлетике и за много лет до того, как Сауле осознала, каково было Инаят, казахской студентке, в Москве девяностых.

Потом Сауле, конечно, научилась решать конфликты без помощи учебников (и кулаков), а воспоминания о той самой медали, пусть и шоколадной, придавали сил до сих пор.

Поэтому, когда пастушок показал пальцем, характерно прищурив глаза, она смутилась лишь на долю секунды.

Но и этого хватило, чтобы Даня резким окриком заставил мальчика замолчать:

– Тебя как родители воспитали?!

– Да что такого-то, – всплеснул руками пастушок. – Кшана любой узнает. Они в степи живут, из луков стреляют, коней воруют. Вот.

Он насупился. Его знания о местном кочевом народе явно иссякли, и он перешел в нападение.

– Вы откуда такие, това, что о кшанах не слышали?

– Из-за моря, дубина, – подсказали из толпы.

– Из-за моря или нет, тебе надо извиниться, – не отступал Даня. Тут Сауле смутилась по-настоящему. Она не привыкла, чтоб ее вот так защищали. Да и на пастушка злиться было невозможно. Расстроенным он еще сильнее стал напоминать брата, страдающего над домашкой.

– Дань, забудь, ему лет восемь, – пробурчала она. – Да и в школе пастухов вряд ли преподают политкорректность.

Ромчик фыркнул. Повеселила его шутка или ситуация в целом, Сауле не поняла. Она поспешила перевести тему:

– Вы, мелочь, лучше скажите, часто ли тут у вас такие заморские, как мы, встречаются?

– Сауле хотела сказать, – лениво, как умеют только подростки, протянул Ромчик, – мы оторвались от наших товарищей. Ищем кого-то умного, кто хорошо знает город.

Уловка сработала. Не прошло и секунды, как пастушки наперебой стали предлагать помощь. Дане удалось выстроить их полукругом и опросить по очереди. Провести по Ратте их никто не мог («хозяин задерет, това»), зато рассказали про рынок, место притяжения всех чужаков. Его можно было увидеть, если подняться повыше.

– Последнее, – вклинился Ромчик. Он снова достал блокнот и печатными буквами написал «Ратта» на всю страницу. – Знаешь, что здесь написано?

Пастушок покачал головой.

– Понятно.

На прощание Даня пожал руки всем желающим (желали все), и в ответ пастушки научили их местному аналогу, который замещал еще и приветствие. Надо было показать ладонь с плотно прижатыми друг к другу пальцами. Только мизинец стоило оставить оттопыренным.

– Так всем видно, что ты человек, това!

Еще долго им вслед кричали и улюлюкали. Сауле обернулась, чтобы посмотреть на забравшегося на камень лохматого пастушка.

«До встречи, Андрюха!» – от прощания, пусть и не с братом, а с его более светлой копией, стало легче.

Чем ближе к Ратте, тем понятнее становилось, что она не будет похожа ни на один город, в котором Сауле довелось побывать. Низкие домики из белого песчаника вырастали из земли и карабкались вверх по склону, облепляя гору, как древесные грибы ствол.

Воротами в город служила арка из того же песчаника, которую никто не охранял. Только вот, чтобы добраться до нее, надо было пройти по деревянному мосту. Устье реки преграждало путь, вспарывая землю. Поток здесь был столь силен, что за много лет раскромсал берег на множество островов и впадал в море ревущими водопадами. Приспособился ли город к рельефу или же некогда река расколола поселение на неравные районы, заставив некоторые повиснуть над пропастью и основательно отгородив жителей от сородичей? Но в надломленности и скрывалась красота этого места. Ратта не скрывала своих шрамов.

Ковыляя по размазанной телегами и путниками дороге, Сауле устало прикрыла глаза, вздохнула и попыталась представить в деталях утро сегодняшнего дня. Вскоре и земляная дорога, и пастбище поплыли очертаниями и перестали волновать ум. Хотя Сауле вообще редко давала себе время на то, чтобы притормозить и хорошенько подумать, но сейчас показалось, что, отыщи она в недавнем прошлом дурные предзнаменования, предательство мира – его внезапный переворот – станет хоть немного понятней.

Девятнадцатое сентября, то есть сегодня, началось в восемь утра. Мать заставила Сауле поехать на родимый стадион, так как у Динары, младшей сестры, планировались областные соревнования по художественной гимнастике. Затея в целом фиговая, но вряд ли служила причиной попадания на пляж. Дорога до стадиона была выучена наизусть, пейзаж за окном истоптан воображаемым человечком, каждый раз бежавшим за папиной машиной.