Сага Слияния. Легенда о конокраде

Ведро вернулось, наполненное водой.

Ум Меи гудел от новых знаний – воистину, велик Отец рек и озер, раз его дети наделены силой прорезать сушу вглубь. Странно, правда, что люди не догадались просто брать воду у Далай, с которой так близко соседствуют.

Пила совет Меи высмеяла:

– Кто ж соленой водой поливает репу?

Что ж, видимо, младшая дочь Йаарви не могла поддерживать жизнь. Это стоило запомнить. Поглядев в глубокий источник, Мея вспомнила о наказе Отца.

– А где Хева?

– Уплыл давно. Рыба любит рассвет. А чего тебе надо?

Мея не ответила. Разрешение ее бед мог позволить себе только острый ум, поэтому она не стала мучить расспросами Пилу. Любопытство могло ее только разозлить. Придется ждать, когда Ша пойдет обратно в землю.

– Как знаешь. Хорошо поливай, не отлынивай!

Пила ушла хозяйничать. Она что-то говорила про «подоить Рогатку», но для Меи смысл этого ритуала остался тайной. Меж тем таскать воду из колодца при помощи ведра оказалось трудно. Пот лился ручьями по лбу и шее. Грубый поток размывал почву, стоило перевернуть ведро, и Мея решила, что, наверное, нехорошо, если корни растений окажутся открыты лучам Ша. Тогда она попробовала позвать воду из самого источника. Из глубины колодца, приветливо извиваясь, поднялась жидкая змейка.

Внезапно Мея ощутила прилив сил, словно в груди раскрылись невидимые крылья, запорхали, позволили дышать сильно и много. Смеясь, Мея подняла змею высоко над головой и повела за собой. Свет проходил сквозь змею и плясал на земле разноцветными огнями. Прохлада колодезной воды успокаивала разгоряченные щеки.

Мея вспомнила Чертоги, где ей было так же хорошо. Там мягкое синее сияние никогда не резало глаза, никогда не было ни жарко, ни холодно. Но вернуться туда Мея теперь спешила чуть меньше: мир смертных был гораздо ярче, громче. Во владениях Йаарви день оставался неизменен, рассудок спал. Отсутствие тревог нисколько не делало Мею счастливой. И хотя теперь приходилось терпеть жару и колючки, ей повезло куда больше навий. Люди выдумали столько всего интересного. Взять хотя бы плавучие быстрые колыбели, колодцы и прирученных зверей, которые почему-то от Меи всегда убегали. Леули бы обзавидовалась.

При мысли о том, сколько еще интересного таит в себе мир людей, сила внутри разгорелась, как огонь в печке.

Мея хлопнула в ладоши, и водяная змея вмиг рассыпалась крошечными каплями. Вот красота! Теперь огород больше не хотел пить. Однако вместе с радостью Мея сама ощутила ужасную жажду – будто ее дух стал озером, пересохшим без питающих его подземных ключей.

Надо найти Оган-озеро. Там сила Старших детей вернется ей безвозмездно. Мея заволновалась.

– Что творит! Не иначе слагатель, – прошептали из-за кустов. Две светлые макушки столкнулись друг с другом, видимо, отчаянно хотели поглазеть. Да, деяния духа (или уже нет?) вызывали у смертных одинаковое изумление.

«Надо заканчивать с поливом», – подумала Мея. Сегодня же ей нужны ответы.

Но поговорить с Хевой-старшим не вышло.

Когда Ша стала близиться к закату, Пила посадила Мею крутить нить из жесткого облака шерсти. Получалось плохо. Пальцы не привыкли к тонкой работе и уже начинали болеть. Мея трижды и еще раз успела проклясть хрупкое смертное тело, когда услышала голос хозяйки.

Мея уже успела привыкнуть к громогласным окрикам Пилы, но на этот раз она звучала иначе. Что-то между скрипом двери и мяуканьем брогги. Таким же голосом Леули уговаривала Отца позволить ей поиграть с Меей еще чуть-чуть.

С кем же Пила так говорила? Уж точно не с мужем. Было слишком рано для возвращения рыбаков. Мея задумалась и не заметила, как нить в ее руках пошла комками, а потом и вовсе оборвалась. В этот же момент, сопровождаемый визгливым «вот, вот она, славный кирье́», в хату вошел мужчина.

С ним были и другие, но одним своим присутствием этот человек превращал все вокруг в единую бесцветную массу. Ноги сами заставили Мею вскочить с лавки. Мужчина учтиво кивнул в ответ. Его сдержанная улыбка напомнила об Отце.

Нет, внешне этого смертного нельзя было сравнить с Йаарви Вечным. Вместо разлива медных волос на плечах он носил седину, к тому же его бренное тело распухло на животе и шее.

«Неужели и я такой стану, если буду налегать на суп?» – ужаснулась Мея.

И все же, несмотря на старость и полноту, мужчина нес в себе венценосный блеск, который Мея не раз видела в Отце, других богах, братьях и сестрах. Но если Йаарви сиял бликами своих бессчетных озер, то мужчина был обвешан ими поверх одежды. На мощных руках звенели обручи; золотое кольцо поменьше висело в носу. С мочки уха степенно поблескивал чистый голубой камень размером с кулак Леули.

Это… Это было красиво.

Глаза мужчины были такими же ясными и холодными, как самоцвет в серьге. Под пристальным взглядом Мея почувствовала, как робеет. Она еще не сказала ни слова. Но мужчина, похоже, не возражал и так же внимательно разглядывал ее саму. Иначе, чем пялился Хева-младший или Пила.

– Не желаешь отдохнуть? – Уставший человек в смятом кожаном панцире стал двигать лавку. Пила всполошилась, рванула в дом за подушками. Мужчина коротко хохотнул и остановил их обоих.

– Спасибо, Илир. Я насиделся в дороге.

Сама не зная зачем, Мея потянулась для рукопожатия. Ее ледяные пальцы коснулись его грубой горячей ладони. Мужчина фыркнул, наклонился и зачем-то коснулся костяшек Меи губами.

– Я не жму рук девицам, Мея, – сообщил он. В его низком голосе рыбками плясало веселье.

Вот как, значит, было принято здороваться в мире смертных. Спеша исправить ошибку, Мея наклонилась и легко чмокнула пальцы мужчины в ответ.

Уставший человек, Илир, неловко переступил с ноги на ногу. Пила, о присутствии которой Мея уже успела забыть, коротко охнула. Мужчина же в недоумении посмотрел на свои пальцы и рассмеялся, так заразительно, что Мея не могла не улыбнуться в ответ.

– Да-а, – отдышавшись, протянул мужчина. – Тебя еще многому придется учить.

Мужчина сказал это так уверенно, что Мея было хотела кивнуть. Но задумалась.

Да, Хева-старший не мог сравниться с этим незнакомцем. И все же он и его семья сделали для Меи больше. Разрешили поить огород и подарили одежду.

И чему, интересно, мужчина собрался ее учить? Она не чувствовала в нем силу Йаарви, а дар Туули был таким тусклым, что почти терялся за блеском многочисленных браслетов.

«Шелк и парча, золото и медь, жемчуг и пируз – это лишь одеяния. Но в них рядится власть». Кто так говорил? Мея не помнила. Вероятно, он остался там же, где и незнакомка, что подсказала ей имя.

– Ты знаешь, как найти Оган-озеро.

– Знаю. – Мужчину ничуть не смутило утверждение Меи. – И ты узнаешь, если пойдешь со мной.

Мея почувствовала, как вспотели ладони, но не решилась вытереть их о юбку. Та принадлежала Пиле. Но кроме того, в этот момент казалось важным не показывать радости. Спрятать ее в своем новом хрупком теле. Мея боялась, что мужчина может взять эту радость и заключить в кристалл, чтобы потом вставить в кольцо и гордо носить на пальце.

– Две вещи. – Голос Меи обратился в рябь на воде, но она продолжила: – Мне нужны две вещи, и тогда я пойду, куда скажешь.

– Что угодно.

Это было обещание человека, который давно свыкся с мыслью, что может все. Мея знала богов, и даже они обладали большим смирением.

– Первое: твое имя.

Мужчина склонил голову.

– Арвет. Можешь называть меня так. Хотя я давно отвык от звука собственного имени. Люди чаще зовут меня просто «кирье».

Мея прищурилась.

– Я не знаю такого слова.

– Славный Арвет, она же обычная дуреха, – затараторила Пила. – Слабоумная. Может, рабыня-ийлинка у кого-то сбежала, не знает, что говорит.

Арвет посмотрел на жену рыбака с жалостью и снова кивнул Илиру. Тот молча достал из мешка на поясе горсть сияющих маленьких дисков и кинул на стол.

– Спасибо за гостеприимство. Да хранят вас ветры Туули.

Мея только успела подумать, что блестящие вещи, должно быть, высоко ценятся в мире людей, как Арвет мягко взял ее за плечо и вывел из дома.

– Небо позеленело! – Мея встала и запрокинула голову. Вчера она была слишком уставшей, чтобы разглядывать улицу сквозь мутные стекла, но теперь, теперь! Мея подняла руки, чтобы коснуться неба там, где зеленый плавно перетекал в голубой и синий, но оно оказалось слишком далеким.

– Это закат. – Мея услышала улыбку в голосе Арвета. – Мой дом высоко, и по вечерам можно почти дотянуться до Ша.

– Закат, – повторила Мея.

– Некоторых так ослепляет злато, что они упускают из-под носа большую ценность. – Эти слова Арвета предназначались не Мее. – Как можно было отдать ее за какую-то горстку талов?

– Легко говорить тому, кто ходит обернутый в это самое злато, – ответил Илир. И добавил, помявшись: – Великославный, прикажешь привести лошадей?

– Приказываю, – весело присвистнул Арвет и подал руку Мее. – Сейчас мы с тобой прокатимся.

Не прокатились.

Лошади – большие, но пугливые звери, на спинах которых люди додумались ездить, – везти Мею отказались. Даже самый мощный на вид черногривый конь вставал на дыбы, стоило ей подойти к нему.

В конце концов Арвет сжалился над запыхавшимся Илиром.

– Ну что, красавица, придется прогуляться.

И они пошли. Слуги верхом держались чуть позади. А Мея все думала и думала о том, что Арвет назвал ее красивой. У нее самой пока что было совсем мало вещей, которые нравились: Хева-старший, расписные деревянные палки для еды, называемые ложками, колодец, поливка огорода и то, как трава щекочет пятки, когда проходишь по ней. И еще закат. Больше всего закат! И если Арвету смертное лицо Меи нравилось так же сильно, то это было… хорошо. Радостно.

Какое-то время они шли молча под звон украшений Арвета и цокот копыт. Дорога становилась все круче и круче. Впереди показался город.

– Ратта. Столица моих владений, – сказал Арвет и согнулся пополам, опершись о колени. Илир тут же подскакал к своему кирье, но тот отослал слугу взмахом руки. Мея помогла Арвету сесть на ближайший валун.

– Твой слог отходит в Чертоги? – Мея погладила седую голову. По рассказам Отца она знала, что человек попадает к богам, когда его тело слабеет. Арвет хмыкнул.

– Надеюсь, что нет. Фу-ух. – Он снова поднялся и отряхнул штаны. – Может, там и лучше, но я хотел бы еще задержаться в мире под светом Ша.

– Не лучше. – Мея покачала головой. – Спокойней, но точно не лучше.

Когда они снова двинулись в путь, Мея рассказала Арвету о Чертогах. О вечных синих сумерках; о пирушках навий, где ледяное вино пьется напополам с кровью; о том, как дочери Йаарви собираются на берегу Строж-озера, чтобы танцевать под музыку камышей.

Арвет слушал молча. И по мере того, как небо темнело, покрываясь россыпью огоньков, его глаза становились все более ясными.

– Значит, это правда. Сосуд Йаарви вернулся в Ширь.

Сосуд? Где? Мея для порядка даже огляделась, но, кроме Арвета и его слуг, вокруг не было никого.

– Ты не знала? – Кирье смотрел на нее с жалостью, как недавно на Пилу.

Знала что?

Про Сосуды Мея слышала совсем немного. Отец, Туули и другие владыки Чертогов благословляли по одному смертному, одаривая их силой. Такой, что каждый из Сосудов становился богом среди людей. Дар передавался от одного избранника к другому. Во всех государствах Прекрасной Шири жило по Сосуду, сдерживая силы в порядке, чтобы предотвращать войны (понятие «войны» Мея плохо себе представляла, но Леули объясняла, что это когда множество людей за раз попадают в Чертоги).

Но это было давно. Боги больше не доверяли людям свои силы.

Почему?

Мея замотала головой.

– Сосудами могут быть только смертные. Их, то есть ваш, век короток, а я с незапамятных времен живу в Чертоге своего Отца.

– С незапамятных, потому что не помнишь, как долго?

– Мне не нравятся твои вопросы! – Мея остановилась так резко, что слугам за спиной пришлось натягивать поводья, чтобы не врезаться в нее. – Я пойду назад. К Хеве-отцу и Пиле.

Еще недавно тело Меи просто звенело от любопытства. Мир людей казался необъятным и неизвестным, и ей хотелось поскорее изучить, впитать его весь, чтобы по возвращении в Чертоги рассказать Леули и остальным о диковинках Прекрасной Шири.

Мея развернулась в сторону рыбацкой деревни. Перед ней лежала дорога, которая спускалась по холму и утопала в ночи. Ша села, и стало холодно. Мир смертных не изменился, остался таким же полным загадок. Только теперь, когда Мея могла вдруг оказаться его частью, он показался страшным. Непредсказуемым, как эта незнакомая тропа, ведущая в темноту.

Помявшись, Мея сделала шаг. Обернулась на Арвета. Он все так же стоял, а за его широкой спиной светились огни Ратты. Город не собирался спать.

– Тебе нужны доказательства. – Кирье предугадал вопрос Меи еще до того, как она открыла рот. – Тогда дай мне руку.

Мея медленно подошла к Арвету. Он повернул ее запястье ладонью вверх. Илир передал ему кинжал. Мея знала, что это такое, потому что души воинов часто попадали в Чертоги с такими же.

– Как много ты знаешь о Сосудах? – Ша окончательно скрылась за горизонтом. Всадники выстроились вокруг Меи и Арвета с палками наперевес. На конце каждой горело по огоньку. Огоньки дрожали на ветру в едином прогоняющем ночь танце. В их свете изломы на лице Арвета становились еще темнее. Кирье показался Мее уставшим и древним. – Из всех детей Владык только люди могут принять ношу божественной силы. Это так. Но известно ли тебе, Саломея, дочь Озерного края, что кроме нее получали Сосуды?

Арвет занес кинжал над ее рукой, но Мея даже не дернулась.

«Давай же, – взмолилась она, – давай!»

Мея просила о боли.

Но когда острие, ударив в центр ладони, звякнуло и сломалось, все было кончено.

– Пусть Сосуд познает силу и познает ее увядание, – нараспев начал Арвет. – Пусть познает смерть.

Слова всплыли на поверхность. Не воспоминание – лишь его тень.

Вот Мея чувствует себя меньше, чем Леули. И еще чувствует, как болят колени после долгого стояния на голых камнях пещеры. Чувствует горечь снадобья, которое недавно заставили выпить.

– Но пусть не познает создание новой жизни. Пусть не познает боль. Да не коснется его творение рук человеческих, ибо он уже не человек. Он воля бога.

Значит, Мея не дух, которому подарили смертное тело.

Она и есть это тело.

Вот оно как.

Арвет коснулся плеча, и Мея вздрогнула. Она чувствовала, как на коже рук от холода поднимаются волоски. И еще шершавую землю под босыми пятками. А кроме этого – ничего. В мыслях царил штиль, но опытный рыбак догадался бы, что это лишь затишье перед бурей.

– А какая вторая?

Мея подняла голову. Она сама не заметила, как стала разглядывать пальцы на ногах. Ее собственные пальцы. Ха!

– Ты хотела от меня две вещи. Первая – мое имя, – терпеливо повторил Арвет.

Мея вдохнула ночной воздух. Он пах солью – пролитыми слезами сестры Далай, когда горе от предательства мужа обратило ее в синее море.

А еще Мея почувствовала кровь. Запах, который не спутаешь ни с чем, если узнал однажды. Где-то вдали, может, за линией заката, а может, даже за швом миров, испуганный убийца бежал прочь, оставляя позади чужое остывающее тело…

– Мея?

Она моргнула, и наваждение исчезло. Кровью не пахло, лишь слезами и холодом ночи. Мея подошла к Арвету и прошептала. Так, чтобы не слышали слуги.

– Огород. Я хочу огород.

Кирье улыбнулся.

– И зачем он тебе?

– Говорят, что Сосуды не могут создать жизнь. Я хочу попытаться.

– Не думаю, что имелась в виду такая жизнь, но как скажешь. Я исполню твое желание.

Мея не поняла, что Арвет имел в виду, но переспрашивать не стала. Пусть пока эта тайна о мире смертных и останется таковой.

1

Незавидная доля пойманной рыбы

Соленая вода, мутная от поднявшегося со дна песка, набилась в нос, рот и уши. Пальцы тщетно попытались нащупать опору, только сильнее запутавшись в чем-то скользком. Запоздало Сауле поняла, что нащупала водоросли, и мысль о том, что надо бы всплыть, накинулась на нее вместе с чудовищным удушением.

Звук собственного вдоха оглушил, стоило поднять голову над поверхностью неспокойной воды. Надо сказать, моря было по колено, только вот не для того, кто очнулся полулежа на дне, угодив в рыболовную сеть.

– Вставай, – раздался точно из-под толщи воды грозный женский голос.

Сауле изо всех сил пыталась прочистить уши, а когда наконец-то смогла, то от нахлынувших со всех сторон звуков едва обретенное дыхание снова перехватило. Ветер свистел и путал волосы, густая от соли волна пенилась о шершавое дно, и где-то над головой, совсем высоко, драли горло чайки. Мир задрожал. Пытаясь остановить его, Сауле закрыла глаза и сжала в охапку пучок водорослей вместе с песком. Еще одно путешествие она не переживет. Лишь пару секунд назад Сауле моргнула в туалете стадиона и провалилась в кромешную тьму.

По правде сказать, тогда перед замызганным зеркалом, вытирая редкие унылые слезы, она горячо надеялась, что все сгинет по ее велению.

От игры в жмурки мир не сдвинулся. Солнце не померкло. Колючие водоросли впились в ладонь и удерживали Сауле на месте. Где бы она ни была.

Над ней возвышалась женщина, подол юбки которой был подвязан у колен, обнажая крепкие, как молодые дубы, ноги. Если б Сауле не так сильно беспокоила палка, которая вдруг уперлась прямо в солнечное сплетение, она бы выведала у хозяйки сетей систему тренировок.

Ах да. И если бы еще Сауле не была готова разрыдаться от подступающей истерики.

– Рыбу воруешь? – Женщина уже почти нависла над Сауле. Она попыталась встать, но палка вновь придавила ко дну. Это была последняя капля.

– Чего?! Кто вы такая, черт побери?

Палка пришла в движение так неожиданно, что Сауле не успела даже зажмуриться. Окатив брызгами, та врезалась в левую ногу.

– Что вы творите?! – Она крикнула так, будто у нее треснула кость.

Но не будь нога протезом, торчащим из-под промокших обрезанных джинсов, Сауле наверняка бы согнулась от боли. Спасибо саркоме. За это и за путевку в санаторий, в который Сауле так и не успела съездить. Тоже на море, кстати. Хотя в Сочи на полдник, наверно, давали что-нибудь повкусней тумаков.

«Была не была», – подумала Сауле и, резко схватившись за палку, встала на ноги.

Сеть, в которой она так удачно застряла, легко сползла в воду. Рыбы, почему-то прилипшие к ней, как бабочки к паутине, затрепыхались. Лицо женщины заметно вытянулось. Она перевела взгляд с Сауле на сеть и обратно.

– Из липких сетей?

Сауле пропустила странное замечание мимо ушей. Она воинственно поглядела на предполагаемую партнершу в спарринге. С чего же начать бой?

– Скажите просто, где я! Иначе…

Иначе что? Позвонит матери, полиции? Кто из них больше напугает хозяйку сетей?

Женщина хмыкнула, и палка качнулась выше. Протеза головы у Сауле не было. Она, конечно, изрядно наглоталась храброй воды, но соперница с оружием – аргумент в любом споре.

– Тетя Варма!

Это сказала не Сауле. И даже не золотая рыбка, которая могла бы затесаться в сетях. «Что желаешь, девочка?» – «Здоровую ногу, чизбургер и Джоди Комер в придачу», – пронесся в голове возможный диалог.

Это был тот, кто не понимал, что, если называешь тетями кого-то кроме сестер мамы и папы, можно повысить шансы на знакомство твоего очень мягкого лица с очень твердой палкой. И этот кто-то несся к ним со стороны пляжа.

Сауле любила бег за чувство полета. В один момент рев крови в ушах заглушает все прочие звуки, жар от взглядов соперниц обжигает лопатки, и финишная лента кажется такой белой, что режет глаз, а в следующий – все исчезает. Точно до этого ты мучительно медленно поднимался в вагончике американской горки, а теперь застыл в миге перед падением, разрываясь между желанием, чтобы миг этот длился вечно, и стремлением рухнуть в пропасть.

Да, Сауле обожала бегать. И одним своим видом появившийся из ниоткуда парень эту любовь оскорблял. Он энергично размахивал руками-макаронинами, а пятками загребал песок, который фонтаном разлетался у него за спиной. Кое-как добравшись до кромки воды, парень согнулся вдвое – то ли из-за неправильного режима дыхания, то ли от стыда за свою технику бега, и некоторое время Сауле и хозяйка сетей могли видеть только копну спутанных темных волос.

Когда он поднял взгляд, Сауле показалось, что в самый разгар дня стало еще светлее. Она так и не решила, что было тому причиной: или приторно-благодушные, как у ретривера, глаза парня, или сочный фингал, красовавшийся на его левой щеке.

– Ссоритесь? – спросил он, и Сауле стало стыдно. Стыдно от того, что она, испугавшись, впала в истерику, а затем наорала на первую встречную женщину. Все только потому, что одежда той выглядела будто из проходного сериала о страдающем Средневековье. Подошедший парень был одет в нормальные футболку и шорты. Значит, все пока под контролем.

Чтобы избавиться от непрошеного чувства, Сауле перешла в нападение:

– Миримся. Не видишь, что ли?

Парень устало вытер лоб тыльной стороной ладони. На смуглой коже остались еле заметные черточки крови.

– Твоя кшанка?

«Будьте здоровы!» – хмыкнула Сауле.

Даже хозяйка сетей, Варма, смягчилась в его присутствии. Вон, палку воткнула в песок. Незнакомец взглянул на Сауле и расплылся в щербатой улыбке.

– Наша.

Сауле подтвердила его слова без лишних вопросов и резких движений: очень уверенно моргнув. Сейчас она была готова примкнуть ко всем, кого не били палкой.

– Иди в тень, това Даня. Располагайтесь и ждите меня. – Прежде чем Сауле успела хоть что-то сказать, Варма подтолкнула ее в спину.

Только сейчас Сауле заметила человека, который скучающе наблюдал за ними с расстояния. Если этому Дане на вид было лет девятнадцать, как ей, то мальчик на берегу казался не старше шестнадцати. Сауле выдавила приветственную улыбку, но тот лишь раздражительно дернул плечами и отвернулся.

Маленький говню…

– Твое? – Варма успела поднять из воды обклеенную стикерами красную трость. Взглядом, полным неприкрытого любопытства, она окинула протез. – Тонкая работа.

Сауле молча приняла трость. Теперь они с Вармой могли бы устроить дружеский матч по фехтованию на палках, причем без перевеса в одну из сторон.

Решив пощадить женщину, Сауле перехватила рукоять трости поудобнее и поковыляла к берегу. Даня без особых усилий поравнялся с ней, меря воду длинными, как у цапли, ногами. Заметив их приближение, мальчик вцепился в лямку сумки, которая оттягивала ему плечо, так, будто Сауле покушалась на нее. Сегодня он был вторым человеком, заподозрившим Сауле в воровстве.

Это было на два раза больше обычного.

– Ты долго.

Говорил он, едва открывая рот, будто нестерпимо хотел в туалет, а до дома было еще очень и очень далеко.

– Ромчик! – представил Даня, непрошибаемый энтузиазм которого, похоже, причинял его собеседнику физическую боль.

– Рома.

Похоже, поправлять приходилось не в первый раз.

Сауле провела долгие часы в раздевалках чужих спортивных комплексов. Закончились те времена, когда гладиаторы выходили друг против друга с копьями и трезубцами. Теперь среди спартаков женской легкой атлетики балом правила пассивная агрессия.

Кинутое вскользь «что-то ей шортики узковаты стали» в зоне слышимости противника считалось приемом любительским и могло впечатлить разве что нежную психику новеньких, только перешедших из младшей в старшую юниорскую лигу. Занять чужой любимый шкафчик – уже лучше. Элемент предварительного планирования, как-никак. Высший же пилотаж – заставить соперницу трепетать одним взглядом. В детстве Сауле даже получала от этого удовольствие. Смотрела, как соперница нервничает, дергается и неизбежно опускает глаза, пытаясь прикрыть мандраж излишней суетливостью сборов. А потом у Сауле появилась Саша, с которой все гляделки рано или поздно превращались в веселые перемигивания (первый Настоящий Противник – как первый секс, думала она, правда, не особо разбираясь в последнем), так что отличить дилетанта пассивной агрессии от профессионала она могла легко.

И Ромчик, чтоб его, был профессионал. Тем соблазнительнее было одолеть его. Жажда победы помогла Сауле расслабиться. Она смерила мальчишку (тоже в обычной одежде, к счастью) взглядом «попробуй-нахами-мне-малолетка».

Твой ход, родной.

Серые глаза-лезвия скользнули по Сауле снизу вверх, от промокших кроссовок к переносице, демонстративно не задержавшись на протезе.