Исповедь

– Вы, правда, священник? – всё так же тихо спросил он, как можно осторожнее сливая свой голос со скрипящим звуком подъемника.

Рома посмотрел на него ещё раз, теперь более серьезно и снова опустив голову, уверенно сказал – да.

Больше этот юноша ни о чем не спрашивал, как показалось ему, насытившись и этим ответом. Когда лифт приехал, снова пришлось идти за этим человеком, теперь уже по тем самым мрачным коридорам, которые на этот раз казались куда более холодными, чем тогда. Да, это было то самое место, по которому ещё некоторое время назад его вели на улицу. Чем ближе они подходили к концу этого туннеля, тем лучше была видна та самая дверь, за которой уже должны были поджидать куда более страшные и загадочные люди, нежели этот, что шел впереди. Может быть, этого парня ещё плохо обучили и он не знает никак инструкций? А что, если его за это могут тоже расстрелять? – такие вопросы возникали всё больше в его голове с каждым более глубоким и тяжелым вдохом того самого, куда более знакомого мертвого воздуха.

– Парень, – неожиданно и как можно тише пробурчал ему вперед он.

Тот резко обернулся и молча уставился прямо ему в глаза.

– А ты уверен, что всё так и должно быть? Может, тебе стоит сзади идти? Так не думаешь?

Кроме небольшой улыбки, резко сменяющейся всё тем же неуверенным выражением лица, ничего не последовало. Он лишь ещё пару секунд поглядел на него и зашагал дальше.

Он осторожно и почти беззвучно открыл дверь и сильный порыв ветра занес в туннель знакомый, серый снег. Странным было то, что в последний раз, вроде как совсем недавно, выходя наружу такой суровой погоды не было. Не казалось и так темно, хотя это можно было счесть на вечер, в который солнце могло зайти за пару минут. Прищурив от снега глаза, он как можно спокойнее вышел наружу, уже готовясь увидеть тех персон, но оглядевшись вокруг, поймал своим безысходным взглядом лишь те самые холмы и вышки. Больше ничего не было в ближайшем поле зрения, освещаемом желтыми, тусклыми фонарями. Снег то и дело резал глаза, пытаясь вместе с ветром повалить его на землю. Так холодно ему ещё не было никогда.

– Эй, – донесся сбоку ветром знакомый, но сильно разорванный звук.

Тот парень уже был в метрах пятидесяти от него, снова непонятно смотря на это застывшее, полусогнутое тело и по всей видимо всё так же ожидая новых движений. Он пошел за ним, уже начиная предполагать, что, скорее всего, снова ожидает какое-нибудь новое представление. Действительно, уже не страх управлял им, заставляя следовать непонятно куда, а какое-то осознанное чувство безысходности и уверенности. Уверенности в том, что теперь он точно сможет сказать и подтвердить всё то, чего так ждали те люди.

Так они прошагали примерно минут пять, пока пальцы его ног и рук почти полностью не перестали ощущаться и всё больше эта непонятная ходьба в кромешной тьме, начинала наполняться неожиданностью. Рома всё ближе подходил к остановившему парню у забора и оказавшись на расстоянии метров десяти от него, увидел, как тот роется в земле прямо рядом с высоким, решётчатым ограждением. Он копал яму, словно собака, лишь только успевая перебрасывать через себя куски земли.

– Помогай, что стоишь? – вдруг, развернувшись, сказал тот.

Рома молча присел рядом с ними, начиная пытаться делать своими полумертвыми руками примерно тоже самое. Получалось не очень, но тот, видимо, был настроен более решительно и спустя время, вырыв довольно приличное углубление. После, тяжело дыша, он снова посмотрел на него, но только на этот раз немного увереннее, будто бы чего-то ожидая от заключенного.

– Ну! И долго ты ещё будешь так сидеть? – тяжело дышащим голосом спросил он.

– А что мне делать? – абсолютно ничего не понимая, лишь только больше прижимаясь к земле из-за сильнейшего ветра и снега, прозвучал ответ где-то рядом.

– Лезь давай.

– Куда?

– Да куда хочешь.

Он теперь лишь молчал. Снова внутри стала ощущаться какая-то игра, которая вот-вот должна была закончиться, так как, по его мнению, опять была в тупике. Но на этот раз уже был, судя по всему, конкретный перебор и проснуться после такого не хотелось больше всего.

– Я устал. Я больше не хочу, правда, – жалобно сказал он парню.

– Ты свободен. Беги. Быстрее только, а то скоро обход будет. Скажи спасибо моему отцу. Удалось же ему меня уговорить тебя вытащить. Такой же верующий, как и ты.

Рома вдруг резко поменялся в лице, всё ещё держа первой мысль той же игры, но при этом имея где-то рядом понимание того, что всё похоже на действительность.

– А как же пытки? – спросил он волнующегося парня, только успевающего оглядываться по сторонам.

– Какие ещё пытки?

– Ну а расстрел? Приговор? Меня же ведь уже вели наверх, но только ты меня потом снова повел.

– Что? Чё ты несешь? На самом деле, видать, у вас всех с головой какие-то проблемы. Какой приговор? Какой нахрен расстрел? Тебе это ещё завтра должны были бы исполнить, дядя. Давай уже, полезай. Если бы не мой батя, тогда да, завтра бы всё именно так и было.

С этого непонятного заключенного вдруг резко сошло немного пота. Холод, бьющий со всех сторон, на несколько секунд перестал им полностью ощущаться. Он быстро попытался прогнать в голове всё то, что произошло тога, пытаясь как-то сложить с этими словами, лишь иногда поглядывал на парня.

– Давай уже, лезь. Сколько я буду ждать? Ты ж и меня сейчас подставишь, понимаешь это или нет? Сейчас обход будет и всё, завтра оба будем ждать… Короче, ты лезешь?

Как можно быстрее и не аккуратнее, цепляясь своей кофтой за колючие куски выпирающей проволоки, он перелез на другую сторону, уже немного в другом ощущении смотря на того, который быстро закапывал свежую канаву. Оборачиваясь назад он видел тьму, которая немного освещалась фонарями. Там был глухой лес, шорох листьев в котором слегка нашептывал ему ту самую неожиданную свободу. Постепенно приходя в себя, он присел напротив него и стал помогать зарывать это место.

– Тебя как зовут? – спросил он, наверное, своего спасителя.

– А какая разница? Что тебе это даст?

– Я за тебя помолюсь. Буду молится, пока не замерзну.

– Ты лучше это там за моего отца сделай. Он всё таки как-никак мне это приказал. Узнал, что поп у нас тут сидит и вот попросил блин, на свою голову.

– А как имя отца.

– Гена, – резко ответил он, заканчивая возиться и, видимо, уже собираясь удирать, – Геннадий Михалыч, закончил он и быстро ушел куда-то во всё ту же тьму.

Внутри теперь переполняли эмоции и слова, которые хотелось передать этому парню, хоть ещё и не до конца понимая, что произошло, но конечно же, он никак не успел это сделать. В тот момент, когда его рот открылся, от того уже не было даже малейшего звука.

Он ушел. Неожиданно, оглядевшись на длинный забор этого места, его взгляд уткнулся на вышку, с которой начинал слезать по всей видимости часов для того самого обхода, о котором ему говорил тот незнакомец. Развернувшись, он сразу же бросился бежать, куда несли уставшие и полумертвые ноги. Впереди почти ничего не было видно, лишь только иногда толстые ветки доставал свет тех фонарей, что с каждой минутой удалялись всё больше.

* * *

Бежать пришлось долго и больно. Часто приходилось натыкаться на какие-нибудь пни или ветки, которые пытались вонзиться в его глаза, либо ноги. Один раз, упав, он даже нашел своим больным ребром на земле по ощущениям какой-то кусок стекляшки, который, и как потом выясниться, не слабо рассек кожу в том самом месте. Благо, мертвый холодный воздух здесь не пускал сильный ветер, который мог лишь колышить самые верхушки. Но эта тишина, лишь нарушаемая шуршанием листьев под ногами, порой заставляла задуматься над самым необычным. Над тем, что быть может это снова сон и о бежит где-то в нем. Он пытался себя ущипнуть, ударить и даже в полном одиночестве что-нибудь сказать, но всё как-то было бессмысленно и неясно. Иногда приходилось делать перерывы, хотя бы пытаясь понять, куда бежать, но в такой момент его голова была почти полостью отключена, лишь иногда запуская воспоминания о Сереге и его товарищах, которые, как ему казалось, остались там. Была даже мысль вернуться, чтобы хоть узнать об их жизнях, скорее всего взамен отдав свою, но что-то ещё здравое и разумное подсказывало, какая это плохая идея.

Вдруг, в какой-то холодный миг, он увидел, что этот мрак начинает прерываться. В метрах четырехстах от него уже было какое-то менее темное пространство, добежав до которого хоть немного стало видно деревья и всё остальное. Теперь, чем дальше его тело шло в эту сторону, тем ближе виднелся конец леса. Одновременно в нем боролось несколько мыслей о том, что делать дальше и ответ был лишь один – бежать. Бежать непонятно куда, подальше от того места.

Выбежав из леса не было никакого ощущения большей свободы. Сильнейший ветер сначала сбил его с ног, повалив прямо на грязную и холодную землю, а после о своём существовании ещё дала напомнить усталость. Она же проявляла себя в паре с ветром. Когда порывы были настолько сильными, что невозможно было дышать, его легкие переставали функционировать вместе со всем телом. Тогда он ложился и старался как можно сильнее скручиваться, создавая хоть небольшое место для воздуха, нехватка которого была пугающей.

Он понял, что этому придет конец, когда увидел на небольшом холме какой-то деревянный, темный дом, больше всего в этот момент забиравший скудный лунный свет. Теперь он решительно шел именно туда, сразу же осознав для себя, что будет готов там на всё. Даже проделав такой путь, его не останавливало постоянно вмешивающееся чувство того, что там могут быть те же люди. Усталость просто на просто отталкивала все эти мысли, даже не подпуская их к его отделу мозга, отвечающему за принятие решений.

Дом оказался очень старым и одиноким. Бревна казались похожи на уголь, но только никогда не видевший огня. Крыша вся была покрыта каким-то серым мхом, свисающим своими корнями на полметра вниз. Несколько окон были немного целы, имея в себе лишь дыры, скорее всего похожие на следы камней, либо же чего-то подобного. Двери не было. Пустой вход настежь пускал ветер внутрь дома, иногда издавая резкие свисты. Он уже еле стоял, когда подошел к порогу. Всё же, эти несколько секунд, которые находился в оцепенении, хоть немного означали его малую долю осознания происходящего. Рома как можно аккуратнее ступал на жутко скрипучий порог, оглядывая темные стены внутри дома. На нем, сбоку, стоял небольшой комод, на котором лежали непонятные предметы, похожие на сломанную ложку для обуви и щетку, а на стене висело разбитое зеркало. Пройдя так до следующей развилки, он заглядывал в комнаты, расположенные друг напротив друга. Они обе были заполнены каким-то мусором, разбросанным по всему полу и иногда имеющим больше метра в высоту. Очевидно, что здесь никак не получалось прилечь, что заставляло дышать его ещё тяжелее. Дальше он уже был в зале. В нем не было почти ничего, кроме ковров. Один лежал на полу, а два были прибиты на стены. Сразу же немного вспомнилось детство, но только немного. Застыв, он задумался о чем-то непонятном, стоя на этом ковре и медленно начиная опускаться вниз, ложась на то же место, где стояли его ноги.

Что-то не давало ему заснуть. Какое-то ощущение не законченности почему-то будило его в тот самый момент, когда он уже начинал дремать. Тяжелая и уставшая голова никак не могла понять, что ещё сейчас может так волновать, когда вокруг вроде как, всё спокойно. На ум приходил лишь Серега. Вспоминалась его доброта и ум. Конечно, было больно думать о нем, понимая, что, вероятно, они больше не увидятся никогда. Хотелось дальше действовать так же, как и он. Выживать в той же манере. Даже вдруг неожиданно вспоминались какие-то не особо важные моменты их совместного и короткого пути и слезы из закрытых глаз медленно текли прямо на этот дубовый ковер. Одно из этих непонятных и уставших раздумий было ясно точно – дальше он будет жить по-другому. Когда в следующий раз ветер всё так же сильно залетел в дом, он встал, тяжело держась на ногах, и начал ходить вокруг ледяной комнаты, внимательно опуская свою голову, как можно ближе к полу. Подойдя к одному из углов, он присел на колени, начиная медленно водить своей рукой по деревянному полу. Немного поводя ей, он нашел то, что, видимо, искало его нутро. Он уперся в небольшой, металлический засов, дернув за который с большим трудом поднялся небольшой кусок пола. За этой половой дверцей оказался подвал из которого веяло сыростью и холодом, но единственное, чего там не было, так это ветра. Никак нельзя было ожидать, что хуже того самого сна на ковре в холодной комнате может оказаться сырая яма под домом. Но очевидно, так было безопаснее.

Глава десятая

Еккл.4:9–12 Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется.

Как ни странно, но туго завернувшись в свою куртку, он спал очень крепко. Это, пожалуй, был его первый раз, когда ощущалось, что произойти уже ничего не может. Приходилось лишь только иногда подхватываться из-за сильнейшего ветра, который с каждым часом свистел всё громче. Самый крепкий период начинался тогда, когда всё вокруг замолчало. По его предположению, это уже было утро. То утро, которое теперь ничего не значило, лишь только заставляя его немного помолиться и снова уснуть.

Самый крепкий период сна неожиданно резко оборвал скрип всё того же пола, который начинал раздаваться лишь ближе прямо над его головой. Это не было похоже на ветер или что-то подобное. Через ещё пару таких протяжных звуков стало как-то совсем не по себе. В отличии от него самого, мысли выживания никак не хотели просыпаться. Понять, что нужно делать, не получалось. Просто открыть крышку и выбежать наверх – не вариант точно. Тогда, скорее всего, придется потом обратно залезть под пол, но только уже, возможно, в последний раз.

Пока он пытался что-то выдумать, та самая дверца открылась снаружи, и его слабые глаза резко и очень болезненно поразил яркий и тонкий свет. Рома упал на землю, хватаясь за обжигающиеся глаза и пытаясь не думать о том, что кто-то на самом деле сейчас стоит прямо над ним. Боль была такая, что казалось, он вот вот сейчас убьет себя сам.

– Живой значит, – раздался очень знакомый голос, который за секунду пробил его дрожью с ног до головы.

Пытаясь посмотреть туда, наверх, открывая глаза, он видел перед собой лишь белую, часто мигающую разными оттенками, размазанную серыми цветами пелену.

– Командир? – громко спросило его ещё сонное нутро, параллельно издавая звуки, очень похожие на стоны.

– Ну а кто же ещё.

Сквозь закрытое руками лицо, немного начинала быть заметна его улыбка, почти выходящая сейчас за пределы сухих и тонких рук. Непонятно от чего текли слезы, понемногу сочащиеся из тех же рук наружу.

Первым, что удалось ему четко увидеть, была знакомая, большая рука, вытянутая прямо в этот погреб. Он схватился за неё изо всех сил, что ещё оставались и его, неожиданным рывков вытянули наружу. Упав на пол, на всё тот же ковер и поворачивая кружащуюся голову, он радостно посматривал на Серегу.

– Спасибо, – сказал он, на самом деле желая сказать невероятно огромное количество приятных слов.

Рома закрыл глаза и принялся молиться, не замечая, как уже начинал раздаваться скрип из разных уголков дома. Он благодарил Господа за всё это. Он говорил ему такие простые слова не один и не два раза. До того момента, пока его внутренний голос тоже не начал угасать. По всей видимости, наступал тот момент, когда последние силы, потраченные на эмоции, покидали его тело окончательно

* * *

Он пытался понять, что происходит, когда стало ощущаться какое-то покалывание на лице. Ему было настолько плохо, что он никак не мог понять происходящее с ним. Покалывания стали всё больнее и в какой-то момент, когда голова уже сильно поворачивалась с каждым таким приходом боли, он неожиданно открыл глаза, увидев перед собой лицо Артура, держащего бутылку воды. Через несколько секунд тишины он почувствовал воду на своем лице, а ещё через время начал ощущать запах тушенки. От этого вкуса его снова начало шатать по сторонам, перед глазами немного появлялись какие-то блики и неожиданно почувствовалась рука Сереги, придерживающая со спины.

– Спокойно, спокойно. Давай ка, держи. Ешь, – прозвучал его голос.

– Ой, ну вы его, командир, как ребеночка прям, – был слышен голос Артура. – Маленький поп. Хотя не, ненасытный батюшка…, – дополнил он, начиная немного смеяться вместе с Лешей.

Серега протягивал ложку к его рту и тот, медленно открывая его, забирал странно теплое тушеное мясо, по всей видимости, свинины. Так, через несколько минут его состояния стало немного улучшаться. Он уже лучше слышал, что происходит вокруг, а ещё через время, сам взял эту ложку и жадно принялся поглощать всё, что было в банке. Самым большой стресс, как теперь казалось, начинал испытывать желудок, который не ел уже больше двух дней. Он не мог вместить в себя больше десяти небольших ложек и через сильнейшие боли, видимо, понемногу начинал свою работу, как-то пропуская всё дальше. Вода с журчанием пробегала по его организму, заставляя чувствовать её холод почти на всем протяженном пути, от горла до самого низа.

Так, через какое-то время, придя в себя, он стал пытаться осознать хоть что-то, вглядываясь в лица Артура, Леши, ну и конечно Сереги. Самый говорун теперь как ни странно молчал, лишь иногда поглядывая на него с небольшой улыбкой, Его друг был ещё более замкнутым, глядя не одну минуту лишь куда-то за коридор, ну а командир остался всё тем же. Такой же спокойный, уверенный и живой. Очень необычно было ощущать, что он снова здесь. Ком в горле не давал ему сдержать своих эмоций. Лишь только немного, отворачивая своё уставшее лицо, он хоть как-то не показывал свою радость. Он решался спросить у них, что произошло и как они выбрались, но их выражения лиц почему-то не давали ему этого сделать. Они были очень спокойными, словно ничего и не было.

Неожиданно парни начали понемногу собираться, застегивая свои рюкзаки, которые всё так же были целы и невредимы, устремляя свой спокойный шаг в сторону выхода. Благо, к Роме стали возвращаться хоть какие-то силы и он как-то мог идти за ними. Серега молча шел рядом с ним, держа в руках свою потрепанную карту. Сейчас не было сильно интересно, что там на самом деле внутри? Куда интереснее было другое.

– Товарищ командир, – тихо сказал он, немного опасаясь, что ребята впереди могу услышать.

Тот как-то непонятно посмотрел на него, потом снова на карту и снова прямо ему в глаза, но уже более спокойно.

– Да какой я тебе командир? Это же для ребят. Они ведь вместе со мной… работают, – немного растеряно сказал он. – Что такое?

– А что произошло?

Тот уже не оборачивался на него, лишь спокойно смотря куда-то вдаль. Очевидно, он знал хоть что-то, но почему-то всё это снова имело какую-то тайну, незнание которой только больше казалось Роме неприятным.

– Вы же что-то знаете. Я вижу. Я ведь в том месте много чего видел.

– Что, например? Резко прервал его грубый, но спокойный голос.

Тут он растерялся. Внутри сейчас было столько всего, что выбрать оттуда какой-нибудь один момент, было как минимум смешно.

– Ну? – повторил всё тот же голос, – что видел то?

– Нацистов, – кратко и просто сказал он.

– Так. И что?

– Они вправду там есть?

Серега немного усмехнулся, поглядывая на потерявшегося Рому.

– Ну, раз видел, значит есть.

– А расстрел? Вы были на расстреле?

– Расстреле? – задумчиво спросил грубый голос. – Ну раз тут сейчас рядом с тобой иду, значит, наверное, не был.

Действительно, весь тот эпизод, пожалуй, было бы лучше просто оставить у себя в памяти или даже вообще забыть. Скорее всего, это были какие-то галлюцинации, либо сон.

– А что, ты был?

– Да, – не задумавшись, ответил он. – Хотя, нет.

– Так да или нет? – улыбаясь, спросил его тот.

– Я не знаю.

Они шагали дальше, но теперь лишь в полной тишине, иногда прерывающейся легким, спящим ветром. Идя по полю, вдоль леса, он то и дело пытался спросить у Сереги что-то ещё, но в какой-то момент все эти воспоминания куда-то исчезали. Казалось, что спросив об этом, он может запутаться ещё сильнее.

Пытаясь сейчас убрать всё это из головы, он стал немного больше обращать внимание на происходящее вокруг. Чем дальше они шли, тем ещё куда больше мир казался лишь серым. Однотонно было всё, вплоть до их одежды, покрывающейся всё больше серым снегом, который в этих краях почему-то был мельче, но чаще. Почти все деревья были сухими, никак не подавая жизни, а небо висело каким-то кусками, налепленными друг на друга. Иногда, где-то впереди, виднелись искажения пространства, примерно напоминающие порывы большого огня, но вот только ничего подобного там не было. Парни оборачивались к ним, скорее всего, так осведомляясь, что всё в порядке. Серега раз в несколько десятков минут вновь доставал свою карту, параллельно поглядывая на всё вокруг.

Ближе к вечеру, когда лучи стали понемногу угасать, ледяной ветер начинал усиливаться так же, как и вчера. Серый снег уже пытался резать глаза и изо всех сил старался затормозить их ход. Роме было ясно, что всё это теперь будет лишь усиливаться.

Самое удивительное наступило дальше. В какой-то момент, когда порывы были такие, что все они просто лежали на земле, пригнув свои головы как можно ниже, это явлении вдруг вмиг ушло, как быстрый поезд, оставляя где-то там небольшие звуки последнего вагона. Подняв голову, он открыл глаза и даже не почувствовал хоть малейшей снежинки. Был полный штиль, который где-то в глубине души поначалу даже пугал. В какую-то, одну из первых минут, тишина была такой, что чем-то начинало напоминать ощущение того самого котла, где тогда пришлось знатно повариться. Слышалось, как медленно бьется сердце и всё больше возникало ощущение чего-то нарастающего.

– Бежим, – крикнул Серега, нарушив тишину до сильнейшего испуга абсолютно всем. Артур с Лешей ринулись первыми, лишь иногда оглядываясь назад, на своего командира. Рома как можно быстрее пытался не отставать, слушая работу его организма.

– Командир, – вдруг сказал Артур, показывая беглой рукой куда-то вдаль.

Там немного были видны плоские крыши домов, стоящий за небольшим холмом, который им, скорее всего, стоило преодолеть. Крыш было пять. По крайней мере, пока пять. Такой же непонятный и, возможно, одинокий, заброшенный район, поджидал их примерно ещё в тысячи метрах.

– У нас ещё примерно четыре минуты. Леха, засекай, – сказал резкий и довольно волнительный голос Сереги, поглядывая моментом на свои часы, то куда-то назад, во всё большую темноту.

Никак не было понятно, что станет через четыре минуты, но что-то внутри создавалось лишь плохое воображение и с каждой минутой, которая теперь считалась сама в голове, только больше становилось не по себе.

Забежав за холм, оказалось, что те самые крыши – лишь малая часть всего того, что было на большом пустыре. Помимо восьми пятиэтажек ещё имелся большой частный сектор, заставленный различными серыми коробками, огражденными друг от друга такими же серыми, никак не нужными заборами. С виду, это место полностью казалось мертвым и чем ближе они подбегали к домам, тем лучше это становилось видно.

– Сколько? – крикнул вперед Серега.

– Минута, – тяжело ответил ему Леша, уже даже не оборачиваясь назад.

– Тогда вон к тому, к самому первому. Артур – в первый подъезд, Леха – во второй, а я в третий.

– Пускай и этот тоже идет ищет. А тот так и сдохнет, смотря, как другие работают, – недовольно выкрикнул Артур и тут же убежал дальше.

– Хорошо, – сказал Серега, медленно поворачивая своё красное и немного потное лицо на Рому – Так. Значит, тебе лишь нужно найти подходящий подвал. И всё. Ничего лишнего. Увидишь открытую дверь – забегай, смотри. Если всё хорошо – зови нас. Понял?

– Да, – ответил Рома, уже примерно думая, как будет всё это делать?

Первые три подъезда, конечно же, как и говорили, расхватали они, оставив ему предпоследний, странноватого вида закуток одного из домов. Забежав внутрь, он лишь немного видел саму лестницу, никак не говоря уже о двери подвала. Вытянув вперед руки, чтобы не удариться, он как-то нащупал ту самую дверь, которая своим расположением немного отличалась от той, что была тогда, в последнем доме. На этот раз, она стояла в метрах пяти от самой лестницы. Сначала немного дернул её, видимо, думая, что она может открыться и так, но потом, спустя несколько секунд, уже стал бить её своим плечом. Его остановил лишь звон замка, который то и дело намекал ему, что дверь закрыта. Ничего не было видно.