Исповедь

– Да.

– А то кирдык нам с тобою будет, – вдруг тихо прошептал он. – Ух. Вот это я нарыл. Ну, молодец. Всё, теперь точно им крышка, – довольно разъяренно говорил он, расхаживая почти на месте.

Когда они шагали к выходу, Рома то и дело хотел спросить у него про ту самую информацию поподробнее. Надежда на то, что его небольшая бригада жива, ещё не остыла и хотелось сделать всё возможное, чтобы в какой-то момент хотя бы попытаться помочь им.

Нервное и судорожное повизгивание «американца» прекратились в тот момент, когда около двери на выход из комнаты в его лицо сильно и боязно стал дышать Рома, как можно сильнее прижимая его к стенке за тонкий воротник.

– Что в… папке? – спросил он, скрипя зубы и показывая свою готовность вцепиться прямо в глотку.

Никак не ожидавший, радостный и почти беззаботный человек с кличкой «балабол» после первого же резко тяжелого выдоха ударившейся грудью о стену стал примерно того же цвета, что и серая пыль, немного витающая вокруг.

– А? – жалко спросил он.

– Я просто хочу знать, что в папке… Пожалуйста, – аккуратно, сдерживая тяжесть эмоций говорил ему испуганный голос.

– Я же тебе сказал, что там.

Рома пытался найти в себе силы, зная, что по всей видимости эта информация могла бы пригодиться его окмандиру очень сильно. Военные склады – именно об этом когда-то он слышал от него. Это было очень тяжело. Заставлять человека страдать было для него самым болезненным, что он когда-то мог сделать, но другого пути он не видел.

– Я скажу, скажу…, – немного задыхаясь говорил Петя, – опусти. Давай нормально… поговорим. Ты же, вроде, адекватный, Ром.

После этих слов руки на воротнике убитого страхом «американца» начинали понемногу сползать вниз, а потом и вовсе опустились, лишь свисая к полу.

Петя каким-то жутким и в тоже время бешеным взглядом осматривал его, а точнее ослабевшее тело и лишь как можно быстрее застегивал пуговицы на своей рубашке.

Потом резких глухой звук, под конец оканчивающийся неожиданным Роминым стоном. Сначала он даже ничего не почувствовал. Лишь перекрыло дыхание. Только потом, когда лежал на полу, принимая удары ногами по телу и голове, его боль стала быть по-настоящему адской. Так продолжалось, пока тот, что стоял на ногах не устал. Даже на половину оглохшему от удара Ромину ухо было слышно, как он тяжело дышал, с небольшим визгом выдыхая всё своих легких.

– Что ты, сука? А? Думал вот так прижмешь и я тебе расскажу? Тебе это нахрен не нужно знать. Хотя, раз тебя все равно прикончат… Ладно. Перед смертью хоть тебе душу потравлю. Не понимаю, правда, зачем тебе это нужно, но раз так хочешь, то пожалуйста, – с огромной тяжестью говорил он, то и дело пытаясь вдохнуть поднятую пыль, как можно больше. – Там, в этих базах, ракет много. Я их уже год ищу. Думал, что так и не найду. Но, видимо, что-то там, наверху, есть. Да… У них в Коми ещё 5 складов должно быть и в Казани три. Возле Урала шесть даже целых, но не уверен, что мусульмане нашли ещё. Я как освобожусь, сразу своим передам, на запад. Кирдык этой России поганой будет. Новую жизнь тогда начнем. Надо же кому-то с этим злом бороться. Сорок лет у власти, а толку хер… Ну ничего… Всё здесь скоро закончится. Мы проблему эту решим. Ублюдков этих всех за жопы возьмем… Так что, вот так, – из последних сил, почти задыхаясь проговорил он Роме и пнув его ещё раз прямо под живот пошел к выходу.

Его шаркающие шаги всё больше сливались с сильным сквозняком, который летал по тому коридору и Рома начинал понимать, что пора пытаться встать. Боль и отчаяние терзали его тело так, что с глаз то и дело пытались вытекать слезы. Всему этому теперь была граница – то обещание отцу Михаилу, а точнее его свету. Разум теперь отчетливо понимал, кто может выжить, а кому не суждено?

В какой-то момент он всё же встал. Да, он сделал это, вопреки всем предрассудкам и выводам о том, что дальше будет лишь хуже и тяжелее. Из под тех самых обещаний его тело всё же шагало вперед, по пыльному коридору, куда-то на яркий, слепящий свет. Шагало, даже когда где-то там раздался громкий выстрел. Его пережившая и не такие звуки полуживая плоть даже не думала о чем-то хорошем или плохом. Просто вперед. До конца…

Когда свет начинал уже слепить так, что не было видно даже своих истертых напрочь ботинок, кажется, пора было бы остановиться или хотя бы прикрыться ладонями, но нет, не сейчас. Выполнить цель было превыше. Лишь теперь данное светлому силуэту слово означало что-то существенное и по-настоящему важное, даже не имеющее права на разногласия внутри.

Шагая где-то по пыльной земле, а не по серому бетону, он понемногу старался смотреть вокруг, видя почти всё то же самое. Повсюду были лишь знакомые серые руины и огромные воронки, уходившие порой на несколько метров вглубь Петербурга. Кругом не было ни души. В метрах пятидесяти от выхода более ясными глазами уже виднелось распластавшееся тело «американца», кровь которого медленно растекалась по серой земле, медленно сливаясь со всем, что так же мертво существовало вокруг. От гулких машин безнадежно не ощущалось ни звука. Резкие и острые выстрелы ветра, теперь, вместо одной боли ещё вызывали и ощущение полнейшего одиночества. Понимание этого прибилось лишь спустя время и резкий холод, который был теперь способен выветрить из него забившуюся пыль, чьи частички как оказалось, теперь были не только в легких.