Ангел мой, будь со мной! Ты – впереди, я за тобой!

Пять лет учебы в Ухтинском индустриальном институте пролетели очень быстро. Вдруг вспомнила, как накануне экзамена по истории, я видимо перезанималась и от усталости упала в обморок. Упала неудачно, рассекла бровь, её пришлось зашивать в больнице. Наложили мне повязку на голову, и в таком виде я пришла на экзамен, Педагог, видя мое состояние, поставил мне пятёрку и отпустил домой, хотя историю я любила и думаю, всё равно сдала бы хорошо. Так вот, потом некоторые приколисты на особо важные экзамены, заматывали себе какую нибудь часть тела бинтами, надеясь на снисхождение и хорошую оценку. Помню, как по двадцать раз нас выгонял с экзамена по исторической геологии, педагог по фамилии Курилин. Он был очень строгим. Мы даже выделывались друг перед другом, хвастаясь, кого больше раз он выгнал. На пятом курсе, памятуя о суровости педагога, мы зубрили его предмет день и ночь, а когда он, практически ничего не спрашивая, стал нам ставить зачеты и хорошие оценки, мы очень удивились, ответ же его был прост. Мол, если вы смогли доучиться до последнего курса, значит, хоть что-то, да знаете.

Защитив диплом на четверку, я получила диплом инженера, специалиста в области гидрогеологии и инженерной геологии. Мест для распределения после окончания практически не было. Наш курс был вторым, и все места были заняты теми, кто выпустился на год раньше. Удалось пристроиться в ухтинский филиал института «Комигражданпроект», в отдел изысканий. Моя работа заключалась в том, что я должна была присутствовать при бурении небольших скважин, для нужд гражданского строительства, отбирать пробы и описывать керн, для того, чтобы понять, годятся ли грунты для постройки жилых домов. Мотались мы по пригороду на буровой машине с водителем и рабочим. Зима в тот год выдалась очень холодная. Актированные дни объявлялись один за другим, но нас просили все-таки выезжать на работу, которой было очень много. В такие дни напяливала я папин полушубок из волчьей шкуры, мы жгли костер, пока работали и кидали в него все, что попадало под руку, а работать приходилось практически на пригородных помойках. Запах от костра был тот еще, но от него было тепло, он не давал нам замерзнуть. Вечером шофер и рабочий уезжали, а я шла на ближайшую автобусную остановку. Народу набивалось в автобус по вечерам битком, но спустя несколько минут вокруг меня образовывалось много свободного места, думаю, что воняло от меня просто жутко. Как-то я еще примерзла рукой к бюксу, такой металлической коробочке для проб. Так вот и проработала полгода в поле. Самое интересное, что заболела за все это время только один раз. Мы работали на Нижнем Одесе, это поселок такой, и мои товарищи, водитель и шофёр, вечером в гостинице дали мне выпить водки и закрыли до утра в номере. К утру я была как огурчик. Первое время мои коллеги всячески надо мной потешались. Они меня подговаривали ничего не делать. Мол, лучше пивка попить, Так как в инженерной геологии проработали практически всю жизнь и им были известны все типы грунтов, они, в общем-то, действительно могли и не бурить землю, им и так все было понятно. Но я не могла идти у них на поводу и мы, конечно и бурили и пробы отбирали.

Когда через полгода удалось перейти в институт «ПечорНИПИнефть» я очень обрадовалась. Потому что уже не нужно было выезжать в поле, работа была в помещении. В этом институте проработала больше 20 лет и первые года очень увлекалась плаванием на байдарках и катамаранах, в институте был один увлеченный туризмом человек Слава Камашев и он организовал туристический клуб. Мы ходили в походы и плавали, а точнее сплавлялись по рекам и речкам. Один раз я поехала провожать наших туристов на железнодорожный вокзал. И там узнала, что одного из туристов, моего начальника, кстати, из отдела геологии, в путешествие не отпустили, на работе был завал, а плаванье же парное. Поезд задерживался, и мне предложили поехать вместо него. Я быстро на такси съездила домой, схватила первые попавшиеся вещи, помню, что разные по цвету носки ухватила, и под мамины вопли поехала обратно на вокзал. Даже денег у меня с собой не было. На вокзале написала заявление на неделю за свой счет, отдала начальнику и рванули мы на Полярный Урал. Какое же это было распрекрасное путешествие! Наверное, самое лучшее в моей жизни! На Урале летом очень красиво, все цветет, пейзажи обалденные. Правда, речки довольно спокойные. И все было бы замечательно, если бы не одно «но». Наш руководитель Слава Камашев сказал, что продукты с собой брать не надо, наловим рыбы, все будет замечательно. Так вот. За неделю мы не поймали ни одной рыбы! Только в последний день какая-то рыбка клюнула и поймалась, но съесть ее нам не дали, увезли в Ухту в подарок, там, у человека внучка родилась. Каким-то образом с голоду мы за эту неделю не умерли, в рюкзаках у каждого что-то из еды да нашлось. Вот и варили супчики, чуть ли не из топора. Когда пришел мой черед дежурить, я очень удивила своих товарищей по путешествию, похоже, никто не ожидал, что я смогу развести костер и даже чего-то там на нем приготовить. Ха, легко! Не зря же я на практиках тренировалась…

В институте я работала в секторе гидродинамических исследований скважин. Располагался сектор не в основном здании, а во дворе, в бывшем здании детского сада, по сути дела в бараке. Правда, через несколько лет переехали на 7-й этаж в основное институтское здание У меня был замечательный, умнейший, образованнейший, с потрясающим чувством юмора начальник – Базылев Александр Петрович. К юбилею любимого начальника написала я несколько стихов.

Одно из редких вы природы проявлений

Прагматик, аналитик, просто гений!

Богатство ваше – ум, да пара крепких рук

(Которые гордиевы узлы по жизни разрубают)

Жена, две дочери всегда вам помогают,

Амброзию вкушать, о вечном размышлять,

О чуде из чудес!

Любимый Геркулес!

(В том смысле, что силач и греческий герой)

И, кажется порой,

Вы с гидрой не единожды встречались,

Когда-то победив ее от скуки,

Теперь работаете с ней рука об руку

(Ну да, 7-й этаж и сектор от науки)

Все ваши подвиги перечислять здесь смысла нет,

Но вовсе не давали мы молчания обет

Вам 50! И мы вас поздравляем!

От всей души вам счастия желаем

Вы – базилевс, и пусть хранят вас боги,

Вам многое дано, что недоступно многим…

И еще:

Вы мичуринец, новатор,

В дачном деле экскаватор, заменяете вполне,

Доказав не раз жене,

Что и здесь вам равных нет,

Внешность, как у Депардье, – подходящая,

Руки, просто золотые, настоящие

По решению проблем

Фантастических вполне

Вы для нас Станислав Лем

Мы всегда на вас равняемся,

Силе мысли удивляемся

В каждом деле пионер*

Вы всегда для нас пример!

*

*pionier– первооткрыватель.

И еще:

Венец творенья – совершенства образец,

Вы базилевс! Вы гений! Вы мудрец!

Вы лев, по гороскопу Вы – козел,

Простите козерог, но это близко

Талантам Вашим – их не счесть

Мы кланяемся низко…

*

Искренне верю, что Александр Петрович был очередным ангелом-хранителем на моем пути. Невероятный оптимист, человек обстоятельный и трудолюбивый, замечательный семьянин, обожавший своих жену и дочерей, люблю, и уважаю его, по сей день!

Институт, в котором я работала, располагался в огромном семиэтажном здании неподалеку от детского парка, А в бараке, рядом с институтом, о котором я уже упоминала и в котором первое время работала, располагались и лаборатории других отделов института. Рядом с бараком лежали огромные бревна, и летом, в обеденный перерыв мы часто на них сидели, болтали, грелись на солнышке. Весной рядом с бревнами цвела сирень. Хорошее было место. Пришла и прошла весна, наступило северное лето жаркое зеленое и очень короткое. Зацвели акация и одуванчики. Зимой 1985 года я познакомилась со своим будущим мужем Александром, он тоже работал в институте и постоянно ездил в командировки. В основном на месторождения, что недалеко от города Усинска, это километров 600 на север от Ухты, рядом с Полярным кругом. Я же часто на выходные дни уходила в походы с туристами из нашего института.

Саша мне нравился. Он был худющим, с шапкой темных вьющихся волос, очень серьезный. Я попросила своего начальника разузнать о мальчике, кто такой, откуда. Оказалось, что парень только пришел из армии, до этого учился в Мордовии в Алексеевском строительном техникуме, работал мастером на цементном заводе в городе Сланцы, а потом приехал к своим родственникам, тете и дяде в Ухту, и устроился на работу в институт «ПечорНИПИнефть». Мы подружились. Я долго обращалась к нему на "вы". Он был мочаливым и казался старше. Оказалось, мы ровесники. Первым подарок от Саши – большущая деревянная рогатка. Прикольно.

Дочка моей крёстной мамы, Наташа, которая тоже работала в институте, узнав про Сашу, не удержалась и порасспрашивала коллег, что за мальчик. А потом сказала моим родителям, что Сашу все хвалят, он трудолюбивый, работящий, учится на заочном факультете в институте и мол, они могут не волноваться за свою любимую дочку.

В общем, где-то через год была свадьба. И Марина Иванова стала Мариной Бортниковой. Родные Саши, которые приехали из Татарии из города Альметьевска, всю ночь караулили у цветочного магазина, чтобы быть первыми, и наутро стали счастливыми обладателями ведра с красными и розовыми гвоздиками. Больше в этот день в магазин ничего не привезли. Поэтому из всех, кто в тот день расписывался в загсе, мы были единственными женихом и невестой с цветами. Цветы ч потом отдала другим брачующимся, им ведь тоже хотелось, чтобы было красиво.

Глава 6

Глава 12. Сын

В ожидании малыша я написала маленький стишок:

Я несу в себе радость

И боюсь расплескать

Я несу в себе счастье

И боюсь потерять

Я закрыла глаза и прикрыла уши

Я хочу только слушать, слушать, слушать…

*

Незадолго до рождения сына, меня положили в стационар на обследование и в этот же день, поступила в больницу женщина, практически девочка, скорее всего из Дагестана и она плакала. Я подошла, спросила, что случилось, но русского языка бедняжка не знала. Позже пришла её соотечественница и объяснила, что по поверьям женщин с гор, если во время беременности сделать, хоть один укол, то ребенок умрет. Пришлось долго разубеждать перепуганную женщину и, постепенно она успокоилась. А ночью, вдруг раздался громкий свист. Я выглянула на улицу, увидела, что стоит там какой-то нерусский мужик. Он попросил позвать жену, ту, которая плакала, и долго о чем-то с ней говорил, потом, она жестами позвала меня к окну. Мужик попросил перечислить, что нужно принести его жене, я подсказала, что нужна кофта, теплые носки и тапочки и что-то там ещё. А потом много раз встречала на улице эту женщину, благополучно тогда родившую девочку. Она всегда радостно ко мне подбегала, обнимала и целовала, уже сносно говорила по-русски и каждый раз горячо благодарила, а я никак не могла понять, за что. Смешно, хотя нет, скорее грустно, не дай бог, вот так, оказаться в чужом краю, среди незнакомых людей, да ещё и без языка. А в соседней палате находилась очень тучная женщина, которую посадили на жесткую диету. Но у нее была под подушкой припрятана длинная верёвка, и когда приходил муж, она эту верёвку кидала в окно, муж привязывал к ней авоськи с едой и потом мадам обжиралась. Фу, могла бы хотя бы из-за ребёнка потерпеть. Ещё, я была поражена бесцеремонностью медсестёр в роддоме. Например, когда ранним утром стояли мы в коридоре в очереди на взвешивание кто-то, вдруг, сзади, начинал копаться у меня в волосах, я оборачивалась, а мне говорили: «Не дергайся, обычная проверка на вшивость». А когда я поступила в роддом уже со схватками, первыми, ложными, то удивилась, что никто никому ничего не объяснял, у меня, например, ночью отошли воды, и я испуганная и мокрая поплелась на пост к медсестре, не понимая, что происходит. На посту мне сказали, мол, чего шляешься, иди в палату, к тебе скоро придут, но пришли вовсе не скоро и женщины из палаты, те, кто уже рожал, сжалились надо мной, испуганной и трясущейся и объяснили, что это было, а медики даже не собирались успокаивать какую-то там очередную роженицу.

Наш сын, Митенька родился, как и я, зимой, на улице было очень холодно, минус 42 градуса, рождался долго, – 76 часов. За это время я умудрилась перепутать день с ночью и ужасно устала находиться на кровати застеленной мокрой и холодной клеенкой, да еще и была привязана к капельнице и кислородному аппарату. Сначала мне, как и всем, кто рожал в этот день, велели выпить касторки. Какая же это была гадость! Затем мы много часов подряд, цепляясь за стенки, ползали в туалет. Случайно увидев себя в зеркале, я шарахнулась в сторону, на меня смотрел какой-то монстр с лицом зеленовато-серого цвета, красными глазами и со вставшими дыбом волосами. После родов меня вывезли в коридор, положили на живот пузырь со льдом. А в халате в кармашке у меня было зеркальце. Я украдкой в него заглянула. Лучше бы я это не делала! Лицо было в синяках от трубки кислородного аппарата, которую мне много раз пихали в рот, и иногда, случайно, шваркали ею по лицу. Губы бескровные и все искусанные. Я поняла, что когда говорят, что роды женщину украшают, то нагло врут. До сих пор не знаю, почему мне не сделали кесарево сечение, ну хирургический разрез, чтобы извлечь ребёнка. Хотя, видела я тётенек после кесарева, которые буквально ползали по коридорам, хватаясь за стены. Они сильно от боли мучались. А одна такая дама, после кесарева, всех изрядно насмешила, когда залезла на подоконник, по просьбе мужа, он хотел видеть, какая она после родов стала, а слезть обратно уже не смогла, и мы всей палатой её оттуда стаскивали.

Когда через 10 дней сына забирали из роддома, всё еще было очень холодно, с моей мамы нянечки сняли пуховый платок и завернули в него ребенка, поверх одеяла. Хотя нести его нужно было недалеко, всего лишь до машины. Дома мама показала мне три комплекта очень красивых пелёнок, которые сын оприходовал очень быстро, потому что в квартире было прохладно и вот тут-то мы заметались, забеспокоились, надвигалась ночь, а кроме обычных простыней в доме не было ничего похожего на пелёнки. Невольно вспомнили про бабушку Пашу, вот если бы она встречала нас из роддома, то пелёнок было бы нашито гораздо больше. Но мы очень быстро с этим вопросом разобрались.

Смешно, но до тех пор, пока нашему сыну не исполнился годик, я искренне считала и верила, что наш сын самый красивый малыш на свете, у него самые яркие голубые глаза и улыбается он замечательно и вообще, самый умный. Позже, я смогла вернуться в реальность, и до меня дошло, что самый лучший наш сын только для нас.

Глава 13. Любимый муж. Кока. Сердца трёх

Мне тогда казалось, что мой муж самый замечательный, умный, красивый и серьезный, и что всегда мне будет с ним хорошо и спокойно. Я написала для Саши стишок. Может быть, вовсе даже и не оригинальный, но вполне отразивший переполнявшие меня тогда чувства.

Ты апрель, я солнышко

Лучиком своим

Ласково притронусь я

К волосам твоим.

Я беспечный воробей –

Возьми на ладошки

И согрей меня скорей,

Я такая крошка…

*

Нужно сказать, что меня не полюбили в Сашиной семье, да и не за что было меня любить. Красотой особой я не отличалась, готовить, убирать, варить не умела. И под строгим взглядом Сашиной мамы, буквально кусок хлеба не той толщины резала, да и маслом его мазала не так, как следовало, до сих пор интересно, дышала я хоть правильно, или через раз надо было. Саша никогда с родителями по поводу меня не спорил, молчал, но поступал всегда по-своему.

Со временем, конечно, готовить я научилась. Было бы желание, но просто варить еду мне было скучно, и я стала готовить с выдумкой. Спустя много лет, маленький Митя, который как-то отдыхал в деревне у дедушки с бабушкой, приехал и сказал мне: «Знаешь мама, а ведь тебя не любят, любят только, как ты готовишь». Устами младенца…..

Столкнувшись с отрытой неприязнью, я часто, уже тогда, размышляла о том, что мне тоже может не понравиться девочка, которую полюбит наш сын. И решила, да пускай хоть крокодила на веревочке приведет, а не девочку, я буду молчать. Не понятно только, что там такого во мне Саша сумел рассмотреть, что даже женился. Я благодарна мужу за то, что он, довольно долго, пока я училась готовить, безропотно ел невкусную, пережаренную или недоваренную еду.

Мои родители тоже относились к Саше весьма прохладно. И вместе с ними мы прожили совсем не долго. Нас выгнали. Мы мешали. Митя часто плакал по ночам, а папа уже начинал болеть. Мне кажется, что мама и папа не верили, что я уйду вместе с Сашей. Но мы ушли. Забавно, но сейчас я думаю, что это было правильно. Мы бы давным-давно разбежались, и семья развалилась, если бы от родителей не ушли. Поселились мы в общежитии института, когда сыну было месяцев шесть. Общежитие занимало первый этаж жилого дома, а комната, которую институт нам выделил, была большая, метров 20. Пока мы с Митей летом жили у Сашиных родителей в Альметьевске, муж и тётушка сделали в комнате ремонт, она засверкала свежепокрашенными полами, засияла светлыми стенами и стала очень уютной. В общежитии была общая кухня для всех жильцов. И готовить я училась на этой кухне. Днем там ошивался студент Пашка. Он и был главным моим консультантом. Вот как я готовила. Наливала молоко в кастрюлю, высыпала туда полпачки манки, мимо проходил Паша, я говорила ему, посмотри Паша на мою кашу, может еще досыпать крупы? Он говорил, конечно, досыпай. Каша разбухала за несколько минут. И этим варевом, помимо грудного молока, я кормила ребенка. Конечно, у сына начался диатез. Помню, как мы со студентом пытались собрать мясорубку. Долго пыхтели, пытаясь понять, чего и куда прикручивать.

Саша часто уезжал в командировки и надолго. Как-то должен был приехать поздно ночью. Я не спала, ждала, выглядывала в окно и когда в дверь постучали, пошла открывать и уже протянула руку к двери, но вдруг поняла, что человек, который заходил в подъезд, курил, я рассмотрела огонек сигареты, а муж мой не курил. Дверь я не открыла, человек забрался на окно, сунул голову в форточку, на которой была марлевая занавеска, и страшным голосом потребовал, открыть дверь. Как же я испугалась, к приезду Саши, я тряслась, как осиновый лист и не могла толком объяснить, что произошло. После этого, когда мужа дома не было, я спала, положив огромный кухонный нож под подушку, мне так было спокойней. Через год переехали в малосемейное общежитие опять-таки от института. Однокомнатная квартира, но со своей маленькой кухней! Там я тоже не могла спать, и когда муж спросил почему, ответила, что здесь очень тихо. Но вскоре всё изменилось. В квартиру напротив, из тюрьмы вернулся парень, и каждый вечер приходила большая и очень нетрезвая компания мужиков, и с ними всегда только одна девушка. Они включали видео магнитофон на всю катушку и всю ночь смотрели порно, а утром, выгоняли девушку и орали ей, мол, больше сюда не приходи, часто дрались и бывало, что по всему подъезду текли реки крови. И мне снова было страшно. Когда Саша вернулся из очередной командировки, он поговорил с соседом, объяснил, что рядом жена и грудной ребёнок и попросил вести себя потише. И вот, как-то раз заваливается очередная компания, и я слышу, у соседа спрашивают, кто живёт в квартире напротив и он отвечает, что, мол, какая-то жаба в очках, было смешно и неприятно, но зато меня никто и никогда не трогал.

До сих пор не понимаю, как Саша мог учиться в институте в окружении пеленок и орущего младенца. Это было время, когда не было еще стиральных машин, памперсов и горячей воды. Их крана текла только холодная вода, и её нужно было греть в ведре или кастрюлях. Про водонагреватели мы тогда слыхом не слыхивали. Продукты выдавали по талонам, нужно было стоять в огромных очередях, чтобы купить хоть что-то. А вскоре еще и безналичка началась. Мы тогда вообще забыли, как деньги выглядят.

Бывают дни, когда брожу по городу,

И день и два и три…

Смотрю в глаза прохожих я,

Ищу себе похожих,

И день и два и три…

Я вижу лишь печать забот

И сирость бытия

Глаза детей и те пусты

А мысли детские просты

Игрушки, книжки и конфеты,

Но, люди, где же взять все это?

Ведь полки магазинные пусты

О, господи, ты нас прости

И все грехи нам отпусти…

*

Кока

Ёще один ангел хранитель в нашей жизни, это крестная моего мужа, родная сестра его мамы – Лидия Васильевна Мальковская, которую он ласково называл «кока» и к которой приехал на север после армии и стал работать в том же институте, что и тётушка. Кока – человек невероятной доброты и трудолюбия, удивительно мудрая и умная. Как же нам повезло, что она была рядом! Еще когда мы с Сашей дружили, сослуживицы тёти ходили на меня посмотреть, я тоже работала в институте, и доложили ей, что девочка обычная, не самая красавица раскрасавица и Лидия Васильевна меня уже тогда защитила. Сказала, что, мол, нам такая и нужна и потом, всегда вставала на мою сторону, всегда был неправ Саша. Её муж Николай Николаевич, в первую же встречу отнёсся ко мне, как к дочке, кормил, поил, а готовил он великолепно, привечал и никогда не сказал мне ни одного плохого слова. У них не было своих детей, и они очень полюбили нашего сына. Лидия Васильевна помогала нам с первых дней рождения Митеньки и нас подкармливала и с Митяшкой возилась, и купаться мы к ней ходили, и все праздники проводили у тётушки с дядюшкой. Спасибо им за это огромное! Лидия Васильевна учила меня готовить, всё, что вырастало у них на даче, она несла нашему сыну, все ягодки, мне кажется, ни одной сама не съела. С продуктами была беда, и она постоянно что-то приносила, постоянно. А когда Митя вырос из курточки, а купить побольше было негде, наша тетушка пошла на курсы кройки и шитья и сшила Дмитрию шикарную куртку с кучей карманов, из которой я его много лет потом не могла вытряхнуть, так она ему нравилась. А новогодние подарки! Чего только тётушка с дядюшкой не придумывали! И дни рождения и просто так, наш малыш буквально купался в их любви!

Николай Николаевич, к сожалению, уже умер, а Лидия Васильевна уехала в Татарию, она ухаживает за старшей сестрой и помогает младшей сестрёнке, им всем уже девятый десяток. А еще балует племянников и их детей. Это удивительная женщина, которая совсем не думает о себе. Дай бог ей и всем нашим родным крепкого здоровья и долгих лет жизни.

Когда я находилась в декретном отпуске по уходу за ребенком, я снова начала рисовать. Сашин начальник, вернувшись из командировки в Германию, подарил нам огромный набор фломастеров. Это было какое-то чудо, ничего подобного тогда в России не было и вот, когда я днем Митю укладывала спать, то принималась рисовать. Картина получилась большая, на половину листа ватмана. Митя тоже мне помогал, нарисовал маленького паучка. Эта картина потом долго украшала наше скромное жилище. Денег у нас было мало, да и в магазинах тогда купить хоть что-то было невозможно, ничего не продавали. Это сейчас все завалено китайским ширпотребом, на который даже смотреть не хочется, а тогда надо было что-то придумывать, чтобы друзьям хоть что-то на праздники подарить. И я начала мастерить всякие поделки. Как раз в это время мы стали узнавать про символы года по восточным календарям, и я, вдохновившись, начала эти символы ваять! Помню, был год лошади, и из всех теплых вязаных носков, какие нашла в доме, я смастерила лошадиные головы с глазами-пуговицами и упряжью, связанной крючком из ниток мулине, а в какой-то год мне захотелось сделать маленьких обезьянок. Долго я не думала, достала из ящика красивые махровые мужские носки голубого цвета 43 размера, которые мы купили по талонам, простояв в огромной очереди. И сшила из этих носков 21 крошечную обезьянку. Причем последняя, 21-я делалась уже из обрезков и маленьких кусочков и оказалась до того симпатичной, что дарить я её никому не стала и по сей день она живет у нас в доме. Когда муж вечером пришел с работы, и увидел, во что превратились носки, он буквально остолбенел, потом долго что-то кричал о том, что вещи портить нельзя, что я поступила ужасно. Бедный он даже представить себе не мог, что лет 40 потом я буду по ночам что-то мастерить, и он привыкнет к этому и даже станет хвастаться и гордиться мною, но случится это ещё не скоро. Почему-то очень хорошо поделки получались только из Сашиных вещей, и возвращаясь из своих многочисленных командировок он обязательно не находил какой-то нужной ему одежды. Как-то смастерила я сыну на день рождения куклу Бабу-Ягу в молодости, а еще большого медведя, который получился из его старых теплых штанов с начесом. Дмитрий игрушки эти очень полюбил, но вскоре бабу Ягу съела моль и я стала думать, какой же должен быть материал, чтобы служили потом игрушки долго и хорошо бы, чтобы их можно было еще и постирать. И я его нашла! Смастерила какое-то чучелко, называлось оно «Никто» и гордо демонстрировала поделку всем, кто приходил к нам в гости. Все были в восторге, кроме Саши, он молчал, я стала приставать к нему, чтобы он поделился своими впечатлениями, он долго отнекивался, а потом выдал, мол, куколка симпатичная, вот только мочалку жалко. И я стала мастерить всякую всячину из синтетических мочалок. Классный материальчик!