
Полная версия:
Москва – София
Татьяна – тоже «девушка-чересчур», но ее чересчур работает от обратного – мужская совесть, равно как и стыд, вот это вот всё «неловко», напрочь отключаются, когда объект этого примитивного, животного желания почти не похож на настоящую женщину. Это как хотеть мультяшную крутобёдрую Джессику Рэббит – абсолютно объяснимо, но все-таки понарошку.
Они, в общем-то, все тут играют – кто во что горазд – полуголые детки, дорвавшиеся до запрятанной на верхнюю полку коробки с печеньем. У них у всех тут sugar rush, не бойся, мама, до свадьбы не слипнется!
В этом безумном детском саду, в этом сладком пряничном домике среди Гензелей и Гретелей, присосавшихся к приторным чупа-чупсам Татьяниных косоглазых сосков, есть только два взрослых.
Лисичка-Элис – та смотрит вокруг, и кажется, ее глаза от удивления становятся все больше и больше. Не волнуйся, погляди, лучше, в свою прозрачную минералку в высоком стакане – там, в ее ряби, как в хрустальном шаре, дальняя дорога, стрижка до плеч, день рождения незнакомой тебе пока еще подруги, я, сидящая на соседнем стуле, и потом, если посмотреть еще чуть дальше вперед, танцы. Обязательно, танцы.
А второй взрослый – тот смотрит на прыгающие синхронно с дурным тумцкающим ритмом Татьянины шары, и взгляд его, отражаясь от них как от зеркальной поверхности, уходит внутрь и там, в районе солнечного сплетения, расщепляется на тысячи лучей, образуя пульсирующие гексагоны и октаэдры, по которым бежит совсем другая, слышная только ему, музыка.
Сурва царя Мидаса
Они вылетели в Софию утренним рейсом, таким ранним, что чтобы успеть в Шереметьево пришлось выезжать из дома в пять утра. В самолете Яна залпом выпила купленную в дьюти фри мелкую бутылочку виски, воткнула в уши наушники, а взгляд в планшет с каким-то очередным сериалом про маньяков, скачанным по дороге в аэропорт, и так и просидела весь полет. Отвлеклась только на завтрак и на туалет. На завтрак выбрала не обычную свою полетную диетическую кашу, а блинчики с джемом. Съела оба блинчика и белую булку, щедро намазав ее перед эти сладковатым маслом. И шоколадку «Аленка» не сунула в сумку, а слопала прямо там. Их рассадили по разным концам самолета – дурочка Олеся, которая заказывала билеты, опять не зарегистрировала всех онлайн заранее, поэтому сидели все как придется. Ну и слава богу, болтать с кем-то из группы три с половиной часа до Болгарии не хотелось. Вот прямо совсем. Наболтаются еще.
Болгария вообще в съемочном плане не стояла, но в последний момент оказалось, что эпизод в Белоруссии, благо, снятый не с Яной, а со второй съемочной группой, оказался, как выражался шоураннер Володя, полным фекалом, и в эфир такое ставить нельзя, скучно потому что. Вторую группу дежурно вздрючили, а послали доснимать в последний момент Яну и ее ребят. Вторая группа годовой лимит положенных косяков, видимо, исчерпала. Шоу отчаянно цеплялось за место в эфирной сетке, рейтинги падали, и поэтому в этом сезоне их документально-развлекательный заводик по производству программ о путешествиях серьезно принялся за мистику, таинственные обряды, старинные ритуалы и прочую эзотерику, призванную притянуть к экранам сегмент аудитории попроще и постарше.
Болгария подвернулась почти случайно, только там в конце января происходила какая-то подходящая движуха. То есть, движуха, например, происходила и в Полинезии, там проводились какие-то ежегодные духовные игрища аборигенов, но Болгария вписывалась в бюджет телеканала значительно лучше заокеанской экзотики.
Яну это, в общем-то, не волновало, ее в последнюю неделю волновали совсем другие вещи. Вообще, она думала уходить еще прошлой зимой, перед началом весеннего чеса по странам и континентам. Яна была хороша в кадре – камера не прибавляла ей, как многим, пять лишних кило, еще с театрального института у нее была отлично поставленная речь, в общем, быть ведущей – было ее делом. Да, с актерским не сложилось, но тут хотя бы деньги. И путешествия. В первый год она моталась по миру с широко раскрытыми глазами, тащила родителям и мужу Леше сувениры отовсюду, захлебывалась восторгом, травя байки на редких встречах с друзьями между поездками. Второй год пролетел дежурно, в нормальном рабочем настроении, третий она еле закончила, а о нынешнем, четвертом, жалела с того самого дня, как дала продюсеру Володе уговорить себя остаться на еще один сезон. Язык у Володи был отлично подвешен, начальником он был хорошим, хоть и нервным, да и просто за три года они хорошо подружились. «Еще год отъездишь, а потом вали куда хочешь, рекомендации я тебе напишу», – заверил ее тогда Володя перед самым Новым Годом, выписав заодно неплохую годовую премию.
– Ладно, – ответила Яна, вручая Володе дежурный подарок в виде хорошего коньяка. – Но этот год – последний. Я, вообще, детей рожать хочу, а не с самолета на самолет скакать.
Володя, у которого своих было трое, только вздохнул и похлопал ее по плечу.
– Успеешь, мать. Все успеешь.
Это все она и попыталась объяснить дома Леше, когда принесла в клювике новость о продлении своего контакта с телеканалом, но Леша тогда вообще слушать не захотел. «Ты обещала. Ты обещала и точка. Сколько, в конце концов, можно?!» Сильно, в общем, тогда поругались. В первый раз так сильно.
Если бы кто спросил Яну, о чем было две с половиной маньяческих серии, просмотренных во время полета, она бы никогда не смогла ответить. Они были о том, чтобы занять чем-то внимание, чтобы не думать о том, к чему придется возвращаться через три дня, когда закончатся съемки.
***
Едва успев разгрузиться в гостинице и принять душ, группа выехала в маленький шахтерский город-сателлит Софии, Перник. Как объяснил им местный заранее нанятый водитель, Перник был чем-то вроде московских Бутово, Чертаново или Капотни – источником анекдотов про тюнингованные машины, гопников-бруталов и домашнее насилие. Правда, раз в год сюда съезжались люди со всей страны – на Сурву.
Сурва была огромным фестивалем костюмов и масок, безумным карнавальным шествием, в котором принимали участие и соревновались между собой за звание лучшей костюмированной процессии жители десятков городов и деревень со всей Болгарии. Хотя сам фестиваль и проходил всегда в конце января, костюмы изначально использовались во время Святок для околорождественских походов за сладостями и угощениями. В Болгарии память о языческих ритуалах была сильна и хранилась народом бережно, и на колядки в деревнях до сих пор ходили. А потом, когда праздники заканчивались, каждая деревня собирала делегацию, и ехала соревноваться в Перник, на Сурву. А соревноваться было в чем – внешний вид кукеров – духов плодородия, которых изображали колядующие – из разных регионов традиционно отличался друг от друга, и мастерам-умельцам, которые были в каждом округе, приходилось готовиться к Сурве загодя – каждый город, каждая деревня хотела выставить самых ярких чудовищ.
Кстати, о чудовищах – совсем недавно Яна купила племяннице красивое иллюстрированное издание книги «Где живут чудовища», так вот, лучше всего эти кукерские костюмы можно было описать отсылкой к мохнатым монстрам Мориса Сендака. Огромные многоуровневые деревянные маски с оскаленными мордами и рогами, пушистые костюмы из длинной овечьей шерсти, покрывающие все тело выступающего – как будто перед тобой заросший Чубакка или обезумевшая гигантская щетка с автомойки, на некоторых шествующих из горных регионов были даже почти ку-клукс-клановские белые колпаки, правда, расшитые бисером и монистами, украшенные нашитыми зеркальцами и перьями. К поясу каждого монстра были привязаны тяжелые литые колокольцы – уже не колокольчики, но еще не колокола. Когда, по команде, участники процессий начинали синхронно подпрыгивать на месте, в воздухе растекался оглушительный шум, призванный отогнать злых духов. Страшные рога и оскаленные пасти были нацелены ровно на то же – напугать зло так качественно, чтобы оно даже не думало соваться близко к урожаю на весь следующий год. Судя по отменным болгарским овощам и фруктам, веселым и страшным монстрам плодородия это-таки удавалось.
У всех, кроме Яны, было на удивление хорошее настроение. То ли выспались в самолете, то ли лихой дух народного гуляния вместе с «грееным вином» – местным глинтвейном, проник в мерзнущие организмы съемочной группы, черт его знает. Они приехали минимальным составом. Яна, оператор Миша, звуковик Костик – громкие, здоровые семейные мужики, и проджект-менеджер Даша, замкнутая девушка помладше Яны, которая предпочитала держаться особняком, но свою организационную часть работы, при этом, выполняла безукоризненно.
– Янчик, ты чего такая смурная? Замерзла? –поинтересовался Костик, цепляя к Яниным джинсам микрофон-петличку. День выдался солнечным – отлично, в самый раз для съемок, но очень холодным, с пронизывающим до костей ветром. Хотя Яна изучила прогнозы и была одета по погоде, ей все равно почему-то с трудом верилось, что в Болгарии может быть такая же температура, как в загибающейся в середине своего мучительного зимнего марафона Москве.
– Да не, не замерзла. Очень громко тут. Неуютно.
Яна действительно не любила, когда громко, всегда просила Лешу делать потише или вообще слушать свою музыку в наушниках. Сейчас съемочная группа стояла на центральной площади города. Здесь, на отгороженном пятачке, команды выступали со своими номерами перед жюри. Над площадью висели огромные экраны, на которых транслировалось выступление, а команды, ожидающие своей очереди, растянулись длинной линией по примыкающему к площади бульвару. Бульвар предусмотрительно – видимо, чтобы маленькие дети не лезли под ноги косматым чудовищам, – огородили забором из крупной металлической сетки, и по ту сторону ограждения с двух сторон улицы стояли в три, а то и четыре ряда зрители, аплодируя особо удачным костюмам и представлениям. Команды, ждущие своей очереди на бульваре, «обкатывали» перед зрителями номера – народные танцы, тряс колокольцами, и даже игру на волынках, – прежде, чем предстать перед судом жюри на площади.
– Ничего, сегодня тебя отснимем, завтра будем би-ролл писать, панорамки с дрона поснимаем, а ты отдохнешь спокойно в гостишке, – подошел к Яне с Костиком оператор Миша. – Вина тебе теплого взять?
– Давай, – буркнула Яна. – Все веселей.
Утренний виски уже достаточно в ней развеялся, можно было начинать заново.
– Даш, Янчику вина возьми, пожалуйста. И пончиков большую порцию, ладно?
Неразговорчивая Даша молча кивнула и ушла.
В обычные дни Перник был практически неотличим от родной промышленной провинции, славянские буквы на вывесках только способствовали ощущению, что ты дома в России. Но в дни Сурвы весь центр был заставлен лотками с сувенирами и стендами с едой. Недалеко от площади стенды образовались в уличный рыночек, в павильоне с мясом томился на вертеле грустный поросенок, рядом с ним бабушка продавала на удивление стильные вязаные шапки, а каждый третий киоск предлагал или блинчики с разными начинками или обжигающие, только что вылетевшие из специального фасовочного аппарата пончики, которые продавщицы щедро поливали жидким шоколадом.
Пока Костя настраивал оборудование, Миша проверял баланс белого, а Даша искала вино и пончики, Яна смотрела на проходящих мимо людей. Было много семей с детьми, некоторые даже с колясками, под ручку шли пожилые женщины, группками стояли и спорили раскрасневшиеся, уже выпившие мужчины. Здесь не было привычных московских напряженных лиц. Все что-то жевали, пили, покупали, глазели на маски, громко смеялись, снимали парад монстров на телефоны. Яна аж поморщилась. «Скособочило» – как говорила ей когда-то в детстве бабушка. Яна была из тех, у которых то, что внутри, тут же отражалось на лице. Внутри у нее было только раздражение. Эти радостные люди из другой страны, наверняка, завтра вернутся к своим, таким же, как у Яны, а то и гораздо тяжелее, жизням, но сегодня, сегодня им хорошо, а ей нет. Нехорошо ей стало еще за день до отъезда, и кто бы знал, что теперь с этим делать.
– Вот, – Даша открыла верх картонной коробки с пончиками и протянула ее Яне. – И вино.
Яна на автомате взяла из коробки горячий кусок теста. Вкусно. Действительно вкусно. Она отпила из предложенного Дашей пластикового стаканчика. Теплое вино со специями быстро разлилось по телу, и на секунду Яне показалось, что, может, все оно и ничего, все наладится, но тут Даша открыла рот во второй раз и совершенно спокойно сказала:
– У нас, кстати, талант слетел.
– В смысле, слетел? – поперхнулась Яна.
– У которого ты интервью должна брать. Кукер, победитель прошлогодний. Я ему позвонила уточнить, где он, типа мы же уже готовы, а он дома с гриппом слег. Тут эпидемия.
– Так, и чего делать будем? – поинтересовался подошедший на запах пончиков Миша.
– Даш, нового ищи! – рявкнула Яна. Вино быстро куда-то испарилось, будто и не было его.
– Ага, – поддакнул Миша. – Тут темнеет рано, а завтра нам би-роллы писать надо, интервью сегодня кровь из носа.
Даша молча подала плечами и ушла куда-то в толпу.
Миша посмотрел ей вслед, снял с себя камеру и бережно передал ее Костику.
– Я за ней, так, на случай дипломатического кризиса.
Миша когда-то закончил престижный факультет Международных Отношений, но в конце девяностых его занесло на телевидение, и так и не вынесло обратно в воды международной политики. Своим образованием он, правда, козырял при случае и без, и в загранкомандировках очень любил налаживать, как он выражался, «дипсвязи с аборигенами»,
Глядя на удаляющуюся Мишину спину Яне хотелось разреветься. Как в детстве – лечь на землю, прямо в жидкое снежное месиво и зареветь. Ничего не хочу, никуда не пойду, вот прямо здесь и умру. Внутри нее какой-то на удивление спокойный внутренний голос, как будто наблюдающий за подавляемой внутренней истерикой со стороны, даже удивился в интонациях продюсера Володи:
– Ну ты даешь, мать! Эк тебя развезло.
– Ян, ты чего? Сейчас придумаем что-нибудь, – осторожно дотронулся до ее плеча звуковик Костик.
Видимо, действительно все отражалось на лице. Как-то после того, как Яна завалила экзамен в институте, подружка сказала, что не может стоять с ней рядом – так от нее фонило внутренним раздраем. Вот и сейчас фонит.
– Или пончики не вкусные? Так это ничего, я помогу!
Яна выдавила из себя улыбку. Все-таки, коллеги у нее были симпатичные люди, даже, вот, развеселить пытаются.
– Не разгоняйся, Кость. Мне есть, что заедать, – ответила она звуковику и запихнула в себя еще один пончик.
– Да ну тебя, у тебя нигде не откладывается, все в правильные места идет. Не то, что у некоторых, – Костик похлопал себя по солидному брюшку. – О, быстро они!
Через толпу гуляющих к ним быстрым шагом, засунув руки в карманы, шла неразговорчивая Даша. За ней виднелся Миша. На плече он тащил что-то большое и мохнатое, а в руках нес две объемных хозяйственных сумки.
– Все решили, – сказала Даша. – У Миши гениальная идея.
– Никаких гениальных… – завелась было Яна, но ее перебил восхищенный возглас Костика.
– Чума! Дашь погонять?
– Руки убери! – весело ответил Миша. – Это для Янчика. Янчик, не вопи! Послушай, это эксклюзив, это лучше, чем десять интервью. В смысле, интервью ты все равно брать будешь, но в этом роскошном, не побоюсь этого слова, костюме.
– Я еще раз таланту позвонила, он меня к своим направил, у них этот костюм в ближайший час свободный, потом хозяин придет. Они нам его дали, так даже лучше, – флегматично заметила Даша.
– А вы у меня, уроды, спросили, хочу я в костюм или нет? – начала закипать Яна. – Я вам что тут, клоун? Ряженый?
– Янчик, я Володе уже позвонил, он все одобрил. Еще стаканчик? – Миша толкнул Дашу в бок и она протянула Яне купленный ими по дороге в качестве взятки стакан с грееным вином.
Яна хотела было стукнуть протянутый стакан снизу по пластиковому донышку так, чтобы вино вылетело залпом вверх, заляпало и обожгло отвратительно спокойную Дашу и умника-Мишу, и пока они молча, даже не ругаясь – так сильно обидятся – будут вытирать с себя липкие пятна, убежать, и, никого не дожидаясь, взять такси до отеля, а оттуда сразу в аэропорт, и полететь домой. А по дороге позвонить Володе и уволиться. И не приходить за последней зарплатой. И никого из них больше вообще не видеть. Но внутренний голос, этот предательский рычаг, сдерживающая дамба, услужливо подкинул ей картинку того, с чем придется разбираться дома, как только она ступит на московскую землю прямо с припорошенного самолетного трапа…
– Дай сюда, – Яна почти вырвала стаканчик из Дашиных рук, выпила его в один глоток, скомкала теплый пластик и зачем-то сунула в карман своей парки. Все равно потом стирать.
– Как эта хрень надевается?
Хрень надевалась в несколько заходов. Сначала огромные длинношерстные штаны, которые были велики Яне размера на три. Благо, в Дашином рюкзаке нашлась заколка-краб, и штаны удалось прихватить на талии. За штанами последовал тяжелый верх, который пришлось надевать через голову. Шерсть, покрывающая костюм была длинная, как у борзой или даже у яка, и пахла совершенно отвратительно.
– Мокрым козлом воняет, – принюхался звуковик Костик. – Бодренько так!
Яну мутило. Шерсть действительно была сыровата и весь костюм казался влажным – то ли от начавшего падать снега, то ли от пота предыдущих его носителей.
Из одной из хозяйственных сумок появился пояс с колокольцами. Когда мужчины застегнули его на Яниной талии, он аж присела, такой он был тяжелый. Из второй сумки Миша извлек огромную, в четыре Яниных головы высотой шерстяную маску. На месте лица у маски была демонически оскаленная рожа, вырезанная из дерева, лоб которой перетекал в длиннющую косматую папаху или бифитерскую шапку, которую венчали устрашающего вида ветвистые рога.
– Не-не-не-не, – замотала головой Яна. – Вы мне шею сломаете.
– Янчик, на пять минут! Десять максимум! – тут же продемонстрировал свои дипломатические навыки оператор Миша. – Зайдешь в кадр на бульваре, попрыгаешь со ждущей группой, перерыв, снимаем маску. Зайдешь второй раз, пара интервью по минутке, – и всё! Дальше у нас по плану съемки в ресторане, никаких костюмов, кебабчики, ракию будешь пробовать, давай, зайчик. Ради нас всех. Быстрее начнем, быстрее дальше двинем.
Они отправились на бульвар, и, показав разрешение на съемки, попросили местного стража порядка отодвинуть для них одну из секций металлического ограждения. За забором как раз разминалась в ожидании своей пятиминутки славы на площади группа из одной из ближних деревень, прошлогодние победители, которые и одолжили Янин костюм.
– Давай, Ян, – напутствовал ее Миша, настраивая фокус. – Материал огонь будет. Глядишь, еще и на ютьюб-канале зайдет.
Даша вместе с Костиком водрузили на Янину голову громоздкую конструкцию маски. В прорези для глаз почти ничего не было видно, изнутри запах пота и сырой шерсти делался почти невыносимым. Конструкция давила на плечи и было сложно не кренить голову под ее тяжестью. Видимо, участники Сурвы серьезно тренировались заранее – удерживать маски в равновесии, да еще и на ходу, было действительно непросто.
На Яну опять накатило – горло вывернуло колючкой, между бровей тяжестью налились будущие слезы.
– Айде! Айде тук при нас! – сквозь маленькие прорези маски она увидела, как чудище в похожем волосатом костюме призывно машет лапой.
– Янчик, пять минут! Костик, я пишу! – донеслось до нее сзади.
Она подошла к группе. Помимо нее там было еще несколько косматых монстров с колокольчиками на поясе, пародийная свадьба – такие были в каждой группе – с мужиком, переодетым в невесту, женщиной, переодетой в жениха, нарочито маскарадным попом и обязательным для свадебной группки человеком в костюме медведя, а еще девушки в национальных костюмах, волынщики и парень с огромным белым барабаном, украшенном разноцветными лентами.
Людьми в костюмах монстров командовала девчонка-подросток, лет пятнадцати. Полненькая, высокая, с разрисованным красной краской лицом и двумя тугими косами, она была одета в костюм, напоминающий их лохматое облачение, только вот вместо козьей шерсти на нем висели разноцветные стреляные гильзы от охотничьего ружья.
– Стильненько, – подумала Яна. – На какой-нибудь неделе моды точно бы зашло.
На шее у девицы висел физкультурный свисток.
Яну затолкали в круг к другим чудовищам, бойкая девушка прокричала что-то ободрительное, взяла свисток в рот, и пронзительно засвистела, задавая ритм какой-то простой футбольной стучалки. Ее ритм тут же подхватил стоящий рядом с волынщиками барабанщик.
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
Ряженые вокруг нее начали подпрыгивать в такт, и тяжелые колокольцы наполнили воздух оглушительным шумом.
– Господи, я же тут с ума сойду! – простонала Яна, но запрыгала вместе со всеми. Миша, в конце концов, был прав. Раньше начнем, раньше закончим.
Наблюдающая из-за ограждения толпа радостно зааплодировала. Девчонка продолжала свистеть, барабанщик бил в барабан, Яна скакала. Ей было безумно тяжело. Пояс с колокольцами тянул ее к земле, маска давила на шею, она пыталась придерживать ее руками, снимая тяжесть с плечей, но это не особо помогало.
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
Вот сейчас. Вот сейчас она все-таки разревется. Бросит все, сядет прямо тут на землю, перед девчонкой в костюме из стреляных гильз, перед монстрами и волынщиками, перед населением города Перник и всеми софиянцами, приехавшими сюда погулять, перед всем этим беснующимся громким миром и…
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
Девчонка свистела все быстрее, барабанщик лупил все громче, монстры вокруг скакали все быстрее, невозможно было выпасть из этого буйствующего ритма, невозможно было остановиться…
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
Стало так громко, что Яна перестала слышать собственные мысли. Ни готовую зареветь обиженную девочку Яночку, ни ироничное взрослое эго, говорящее голосом продюсера Володи, ни яростную, оскорбленную женскую стихию, которая бушевала в ней уже второй день с того самого момента, как…
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– Мой муж мне изменяет! – вдруг заорала Яна во весь голос. Вокруг нее был такой шум, что никто ее не услышал, даже сама себя она почти не слышала.
– Мой муж мне изменяет!
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– Леша мне изменяет!
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– Он такой тупой, что не подумал, что залогинен в свою почту! На моем телефоне! Дебил!
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– Ему пришло уведомление об успешном бронировании номера! Когда он должен был быть на своей! Сраной! Работе!
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– Я поехала в отель! Такая дура! И спросила! Спросила на ресепшене!! А они мне сказали!!
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– А может он не парится потому, что ему вообще уже плевать! А я чувствовала, что все не так! Давно же, дура, чувствовала! А он врал! Врал, что хочет детей! А я, идиотка, верила!!! Увольняться хотела! А сейчас придется с ним говорить! И объясняться! И разводиться! И переезжать! А-а-а-а-а! Как же мне хренова-а-а-а!
–Пам-пам-папапа– папапапа-папа!
– А-а-а-а-а! – Яна орала в голос, и прыгала все быстрее, она кричала, как ей плохо, а ей становилось так хорошо, так легко, что казалось, маска ничего не весит, и пояс с колокольцами тоже ничего не весит, что сама Яна ничего не весит, и сейчас, сейчас еще чуть-чуть и поднимется над мостовой – косматое чудище с деревянным оскалом и ветвистыми рогами, с козлиной шерстью и пробоиной в сердце, и взлетит!
Все закончилось внезапно. Девчонка просто перестала свистеть. А парень перестал бить в барабан. И все вдруг разом приземлились на землю, заговорили, захохотали, закланялись на аплодисменты публики. Сняли маски. Вытерли пот со лба. У них были все шансы опять победить на этой Сурве. Кто-то помог Яне стянуть тяжелую маску. Кто-то похлопал по плечу, даже обнял. Она обняла в ответ.
Костик махал руками и показывал поднятые вверх большие пальцы. Даже индифферентная ко всему Даша улыбалась.
– Янчик, ты мой герой! Звезда моя! Чудище мое морское!
– Земное я, – улыбнулась Яна.
– Ты как, не устала? – спросил Костик.
– Нет, не устала.
– Тогда пять минут перерыв, я тебе петличку перекреплю и пишем интервью?
– Да. Дашка, только сгоняй за пончиками. Большую коробку. Горячих прям попроси, чтобы как те первые были. И вина грееного этого. Всем!
Яна утерла со лба пот. Она вся раскраснелась, от нее воняло еще сильнее вымокшим козлом, впереди было интервью, потом ресторан, потом мастерская, в которых делали костюмы для Сурвы, потом Москва, потом чудовищный разговор, развод, поиск квартиры, трудный переезд. А потом еще один год в бесконечных поездках, теперь уже без тыла дома. Но ей было все равно.
Больше всего ей, пожалуй, хотелось в мастерскую – она решила купить одну кукерскую маску себе. Пострашнее. И колокольцы – потяжелее и погромче. Чтобы отпугивать злых духов. Сомнения. Глупые внутренние голоса. Страхи лжи и страхи правды. Чтобы напугать все это так качественно, чтобы оно даже не думало соваться близко к Яне на весь следующий год. И на следующий. И на все, что после.