Учительница нежная моя

Нет, не годится. Слишком много шума. И потом, он наверняка все уже рассказал этой своей «учительнице». А кто она на самом деле? Вдруг журналистка? Или, еще хуже, из военной прокуратуры. А то и вообще из КГБ…

Караваев мигом вспотел. "Так, спокойно, без паники. Сосредоточиться".

Но сосредоточиться мешал стонущий Больных. Он нырял от стенки к стенке, грыз шапку.

– Ну что ты как маленький? Бегом в санчасть! – топнул на него Караваев, словно на уличного пса.

Больных потрусил к выходу. Проводив его взглядом, Караваев задумался о бегстве.

У него имелся запасной аэродром. Один его успешный приятель отличился в Афганистане и сейчас генеральствовал в Ужгороде. Рвануть к нему – а там до границы с Венгрией рукой подать.

Но, поразмыслив, майор рассудил, что это не выход. Даже если он сбежит за границу, дружественные советские венгры его обратно с потрохами выдадут.

Да и не любил он проигрывать. Тем более какому-то вонючему солдатишке…

Дневальный Лукашов успел среагировать на блеснувшую в сумраке лестницы кокарду. Даже успел китель одернуть и ремень подтянуть. Образцово вытянулся на тумбочке.

– Рота, смирно!

Быстро вошедший Караваев даже не взглянул на его вскинутую к виску ладонь.

– Командуй построение.

Солдаты, оглушенные среди ночи внезапно полыхнувшим светом и горластым криком "Рота, строиться на этаже!", водопадами ринулись с верхних ярусов, ручьями потекли из проходов.

Через минуту, окончательно разбуженная собственным грохотом, рота выстроилась китайской стеной. В две шеренги, плечо к плечу. Уставились на Караваева с удивленной тревогой. Он никогда их ночью не строил. Было дело – несколько раз выгоняли ночью по учебной тревоге. Но тогда командовали Логвиненко и Зотов.

А здесь Логвиненко сам подслеповато торчал в строю, позевывая. Зотова же и близко не было.

Караваев быстро прошелся вдоль строя, всматриваясь в лица. Наглые, забитые, скуластые, прыщавые, засиженные веснушками, азиатские, губастые, носатые, с торчащими кадыками и оттопыренными ушами…

Молчанова среди них не было.

Он лично обошел все казарму. Заглянул под каждую кровать.

– Что ищете, товарищ майор? – осмелился спросить Логвиненко.

– Где курсант Молчанов?

Караваев вонзил в сержанта такой взгляд, что Логвиненко почувствовал онемение в пальцах. Тоскливо подумал о своем стремительно отдалившемся дембеле.

Караваев продолжил поиски. Всю сушилку перерыл, всё в каптерке перещупал. Нервно исследовал ленкомнату. Обыскал умывальник с туалетом, не поленившись заглянуть в каждую кабинку, в каждое очко подозрительно всмотрелся.

Молчанова и там не было.

– Где курсант Молчанов?!

Гулкая тишина была майору ответом.

– Командира роты ко мне!

Логвиненко сорвался, как молодой, как последний лакей на графском балу. Стремглав понесся к выходу, только подошвы кирзачей замелькали. Загупал на лестнице, ветром промчался по территории части. Немилосердно лязгая, проломился через турникет КПП, напугав дежурного и его помощника, и понесся, придерживая шапку, к военному городку, на бегу припоминая адрес капитана Зотова.

В 6 утра прогремел подъём во всех ротах. Но не на зарядку отправились сотни курсантов, а искать исчезнувшего. Рассыпались по всем углам части, как муравьи. Перевернули вверх дном учебные классы. Ворвались в магазин. Прочесали каждый метр в медсанчасти. Добрались и до столовой. Но застали там только поваров Лещенко и Мухина, колдующих над пловом из перловки.

Караваев был в бешенстве. Чертова училка-уборщица тоже как сквозь землю провалилась. Майор вычислил подземный ход, через который эти двое проникли в штаб. Лично добежал до полосы препятствий и спрыгнул в яму, дополз по тупику до створки. Но нашел там только фантики от конфет да гору ржавых жестянок.

Ярослав к этому времени уже вылез из чана с помоями. Проходя мимо свинарника, он услыхал сквозь щели в облупленной стене, как свиновод Кулюбакин возится у корыт с хрюшками, гремя ведрами. С невольным интересом прислушался, как он с ними беседует, называя по именам.

Нежность Кулюбакина к свиньям была эпической. Однажды он так вцепился в свою любимицу по имени Слава, которую пришел колоть прапорщик Колинько, что его протащили со свиньей метров тридцать, пока наконец не оторвали от Славы силами целого отделения…

Этот сельский парень угодил в армию поздно, в 26 лет. А выглядел на все 30: свисающие усы, ранние морщины, руки в узловатых венах, похожих на ухабистые деревенские дороги.

Почему его не призвали в армию раньше, никто толком не знал. Кто-то намекал на его малахольность и редкостную необразованность. Якобы он не умел читать и не знал даже таблицы умножения.

Наиболее правдоподобное объяснение дал сержант Боков, который попал со свиноводом в один призыв. Якобы свиновод (тогда еще не свиновод, а обычный курсант) в редкие моменты преображался в свирепого и невероятно сильного зверя. Был случай, рассказывал Боков, когда этот детина погнул спинку кровати. «Просто выдернул ее из пазов – и согнул так, что концы соединились!» – повторял Боков. Эту гнутую спинку потом пятеро кувалдами рихтовали.

"Он псих, ребята, опасный псих, – шептал Боков. – Я уверен, что на гражданке он кого-то прибил. Правильно, что его на свинарник сплавили, там ему самое место".

Попадаться на глаза этому силачу Ярослав не хотел. Мало ли что ему взбредет в голову, если он его здесь увидит. Еще подумает, что Ярослав решил свинью украсть.

Миновав свиноферму, он завернул за угол. Здесь его подстерегала собака. Гигантская псина ему по пояс с огромной лохматой головой. Ярослав отступил. Зверюга надвинулась на него. Но вместо тупого гавканья вдруг вывалила язычище и мазнула по руке. Потом еще раз. Принялась жадно лизать его руки, переключилась на бушлат. Ухватив один из рукавов, засосала его в пасть. Очевидно, помои, в которых искупался Ярослав, показались собаченции деликатесом.

Ярослав сбросил ватник, и собака скрылась с ним в будке. Оттуда донеслось довольное урчание.

Ежась от игольчатого холода, Ярослав в одной гимнастерке метнулся к воротам свинофермы и поднырнул под ворота. Не успел разогнуться, как его обвила Ира. Правда, тут же отшатнулась.

– Фу!

– Я искупался в помоях, – объяснил Ярослав. – Зато теперь свободен.

Он подхватил ее сумку с вещами, и они помчались в гостиницу. Ирина на ходу рассказывала. В кармане у нее два фальшивых паспорта на имя супругов Сальниковых из Омска. Спасибо знакомой отца, начальнице паспортного стола Валентине Семеновне Кравец. Эта добрейшая женщина не поленилась вскочить среди ночи и достать из сейфа чужие паспорта.

Прошлой осенью неведомые омичи Сальниковы посеяли свои документы на железнодорожной платформе Жесвинска. Видимо, они махнули на них рукой, решив, что дешевле сделать новые. Принесший их в паспортный стол уборщик вокзала получил от Валентины Семеновны бутылку водки. Паспорта она припрятала, вот и пригодились. Правда, фотографии там были чужие…

Fructus temporum

1990 год. Вывод советских войск из Европы

Начинается вывод советских войск из стран Варшавского договора – ГДР, Чехословакии, Венгрии, Польши. Имущество воинских частей массово разворовывается и продается.

29

Дешевое «Полесье» отметалось. Ирина там провела неделю и чуть не заболела. Холодина в этой гостинице царила такая, что приходилось в одежде спать.

Поэтому Ярослав предложил направиться в гостиницу «У Берендея». Она была хоть и дороже, зато уютнее.

Им повезло: в такую рань окно в гостиничном холле уже светилось. И дверь оказалась открыта.

За столом администратора, важно нахохлившись, восседала крохотная бабка. На широкой деревянной лавке, укрывшись пледом, спала девушка.

Подслеповато глянув в паспорта Ярослава и Ирины, бабка без всяких возражений вписала их в 27-й номер под фамилией "Саловых". Совсем была слаба глазами. Правда, нюх у бабуси оказался довольно остёр: она разворчалась, что от Ярослава скверно пахнет:

– Будто от лешего. Ступайте уж на постой, там и помоисся, и почистисся.

Внезапно она всунула в рот пальцы и лихо свистнула.

– Эй, Машутка!

Девушка на лавке дернулась.

– Проводи гостей! – скомандовала экзотическая бабка.

Девушка сладко потянулась. Легко, словно и не спала, подхватилась с лавки. Расправила длинный сарафан, накинула на плечи цветастый платок.

Это была та самая румяная Маша, которая в день присяги селила Ярослава в номер к родителям. Только её пшеничная коса на этот раз была закручена вокруг головы.

– Ой, я вас узнала, – всплеснула она руками, глядя на Ирину. – Вы у меня одежку бабули покупали. Пригодилась?

– Пригодилась, – дернула уголком рта Ира. – И ворон отпугивает, и синиц. Отличное пугало вы мне спроворили, Машенька.

Девушка довольно засмеялась и протянула ей ключ от номера.

Ванна! Блаженно выдохнув, Ярослав с бульканьем ушел под воду. Замер там, на дне. Прислушался к икающему сердцу, к мерному «самолетному» гулу в голове.

"Я дезертир", – кольнуло изнутри.

Он резко взмыл, бурно расплескивая воду. Тяжело дыша, вытаращился на кафель, затейливо разукрашенный древнерусским орнаментом. Перевел взгляд на два огромных полотенца, свисающих с перекладины. На них махрово топорщились мифические птицы – Сирин и этот, с девичьей фигурой. Забыл.

Заглянула Ирина.

– У тебя все в порядке?

– Все хорошо, родная. Я просто подумал… Неважно.

– Ты еще долго?

– Минут десять покисну. Надо же отслоить эту помойную дрянь. – Он пошевелил ноздрями. – А чем это так вкусно пахнет?

– Гренками с яйцом. Не поверишь, тут оказалась электроплита.

– Мечта! – застонал Ярослав. – Ты хочешь, чтобы я не домылся и остался грязнулей.

– Удивил. Я много лет видела школяра-пачкуна в пыли и меле.

– Ах ты паразитка!

Он вывалился из ванной и мокрый, шлепающий босыми ногами, стал гоняться за ней. Хохоча, она бегала вокруг стола, вспрыгивала на кресло, швыряла в него чем попало, пока он ее не догнал. Прижал к себе, чувствуя нарастание гула. В себе и в ней. Они оба словно мчались по разгонной полосе и, убрав шасси, готовились взмыть…

Время исчезло. Они спали. Подрагивали стекла, откликаясь на громыхание несметного числа военных машин, наводнивших Жесвинск.

Как только командиру части Сысоеву доложили об исчезновении курсанта и уборщицы/учительницы, он приказал все силы бросить на их поиски. ЧП было немыслимое. С ожесточением глядя в окно на пустой плац (весь личный состав убыл в город на поиски), Сысоев горько думал о неблагодарности тварей, которые именуются людьми.

Прав Караваев, нельзя с ними по-человечески. Надо, как с клопами. Сысоев стиснул в кулаке воображаемого человечка.

Военные искали беглецов повсюду. В школах, магазинах, больницах, подъездах. Исследовали подвалы, чердаки и даже крыши.

ГАИ перекрыла все дороги, ведущие из города. Почти весь автотранспорт, выезжающий из Жесвинска, досматривался. Из-за этого на дорогах впервые за все время существования города возникли заторы. Ничего не понимающие водители сигналили и пытались вырулить окольными путями, но лишь усугубляли свое положение: их машины досматривали с особым тщанием.

Поисковая команда заглянула и в гостиницу "У Берендея". Тяжело дыша, без всяких здрасьте накинулись на девушку со старухой, тыкая фотокарточками: не видели таких-то? Обе отрицательно покрутили головами. У них потребовали список постояльцев. Чета омичей Саловых не вызвала подозрений. Побежали дальше.

А Ярослав и Ирина спали. Глубоко и неподвижно. Словно плыли в бассейне по своей дорожке, на которую никто не смел покуситься.

В номер под ними кто-то вселился. Стал расхаживать по комнате, зашуршал одеждой, забрякал унитазной крышкой. Шумела электробритва, звякала бутылка, разносилось мурлыкающее пение.

Всего этого они не слышали. Проспали почти весь день. И проснулись уже в сумерках.

В сереющем окне совершенно вертикально падал крупный и густой, мохнатый снег. Минуты четыре они молча следили за этим завораживающим падением. Не сговариваясь, ждали, когда хотя бы одна или две снежинки отклонятся от своего курса и полетят вбок. Но ветра не было, и все они двигались строго параллельно, словно катились по прозрачным желобкам или спускались по невидимым нитям.

Он поцеловал ее в ухо.

– Колючий, – сказала она.

Ярослав пошел бриться. Уже смыв пену, вздрогнул, услыхав снизу пение. Сначала тихое и протяжное, потом гортанно-раскатистое. Приятный баритон ласково выводил:

Ов сирун сирун

инчу мотецар?

сртис гахтникэ

инчу имацар?

ми анмех сиров

ес кез сиреци

байц ду анирав даваджанецир

ми анмех сиров

ес кез сиреци

байц ду анирав даваджанецир

Армянский язык Ярослав немного знал. Одна из его теток была замужем за армянином дядей Юрой, обрюзглым толстяком, промышлявшим торговлей. Они много раз приезжали к ним из Ленинакана. Тетка часто ругалась с мужем на армянском. Видимо, этот терпкий, немного шершавый язык казался ей более пригодным для выплеска эмоций. Так или иначе, на дядю Юру это действовало, и он тут же стихал.

Их семья погибла во время землетрясения 1988 года. Не выжил никто, включая детей – Самвела, Павла и двух крошек-близняшек, Лизы и Мариам.

Ярослав очень дружил с двоюродным братом Самвелом – они были ровесники и оба любили хорошую музыку. Правда, Ярослав тогда увлекался роком и бардами, а Самвел больше уважал классику. Он прекрасно играл на фортепиано и готовился к поступлению в Гнесинку…

Именно от него Ярослав набрался армянских слов и фразочек. И сейчас он их с удовольствием вылавливал из текучего потока, который лился из ванной соседа.

Сквозь плеск воды он различал слова любви, надежды и печали:

ах ете теснем орериц ми ор

ду ман эм галис тхур у молор

энкер к дарнам

ес ко вштерин

менак чем тохни

им сариц ярин

энкер к дарнам

ес ко вштерин

менак чем тохни

им сариц ярин

Ирина постучала в дверь.

– Ты живой?

– Погоди, не мешай.

Она всунула в ванную лукавую голову.

– Чем это ты тут занимаешься?

– Неважно. Лучше пожрать что-нибудь сваргань, а?

– Что это такое – "пожрать"? Разве на уроках я учила тебя таким словам? И вообще, я помыться хочу.

Он поднялся.

– Только имей в виду: сосед снизу поет на армянском.

– Ты знаешь армянский?

– Отдельные слова.

– Откуда?

– Иди мойся.

Он вышел, Ирина залезла в душ.

Чтобы притушить голод, он нагрел кипятильником воду в банке и заварил чай. Долго помешивал заварку в чашке, глядя, как чаинки кружатся хороводом, гоняясь друг за другом.

Сделал глоток – и тут же поставил чашку на стол. Сосед внизу теперь разговаривал по телефону. "Интересно, в его номере есть телефон", – подумал Ярослав. И вдруг понял, что сосед говорит по-русски.

– Сижу тихо… Не высовываюсь, не волнуйтесь, – донеслось снизу. – Танохит туне мнас! В конце концов, я могу просто уехать, купить танки мы можем и в другом месте… Что вы мне рот затыкаете?.. Не телефонный разговор?.. Знаете что, уважаемый товарищ Караваев? А не пошли бы вы… Что? Вы мне угрожаете?.. Вот это другой разговор.... Хорошо, улаживайте свою проблему. Сколько вам нужно времени? Имейте в виду, я долго ждать не буду.

Положив трубку, сосед снизу сразу же кому-то позвонил. Здесь уже разговор шел на армянском. Он ругал Караваева и вообще русских, жаловался, что не может так работать. Ярослав то и дело улавливал знакомые словечки: "хаплан", "спасэл", "аревтур"…

Похоже на то, что Караваев нашел нового закупщика левого оружия вместо Баши-Заде. И очевидно, что этот армянин затаился в гостинице ровно до тех пор, пока Караваев не "уладит проблему".

А проблема – это он, Ярослав.

"Если Караваев отыщет в столовой улики и уничтожит их, уже ничто не помешает ему меня убрать", – отчетливо понял он.

Значит, надо уходить. Но для начала стоит навестить певучего соседушку.

Выскользнув из номера, Ярослав спустился вниз. Перед комнатой Ачияна прислушался. Тихо.

Ярослав спустился в холл. За столом администратора сидела девушка Маша, а бабка безмятежно покачивалась в углу в своем кресле. Маша отложила пяльца с вышивкой – бирюзовые васильки и колокольчики.

– Чем могу вам помочь?

– Маша, мне нужно знать, кто поселился под нами в номере 12.

– Зачем?

– Не спрашивайте. Скажите лишь, кто там. Это очень важно.

Она сдвинула брови.

– Это нехороший человек?

Её простодушный вопрос заставил Ярослав задуматься.

– Как вам сказать. Видите ли… Скорее так: он занимается нехорошими делами.

Она вытащила из ящика журнал учёта постояльцев. Открыла последнюю страничку и заелозила по ней пальчиком.

– Вот. Иванов Петр Семенович. Вселился три часа назад, в 13 часов 7 минут.

Ярослав почесал щеку, скребя отросшую щетину. Не к месту подумалось, что за такую небритость схлопотал бы от Логвиненко наряд вне очереди.

– Маша, вы ничего не путаете? 12-й номер? Иванов?

– Как же его спутать? Это наш самый дорогой номер. Там даже есть телефон с междугородним выходом! – гордо заявила девушка.

Она перевернула раскрытый журнал, чтобы Ярослав сам убедился. Он напряженно пережевывал информацию. "Иванов Петр Семенович". Говорящий по-армянски.

– Вы паспорт у него смотрели?

– Он нам военный билет показал. Из Волгограда к нам прибыл в командировку.

– Ничего необычного в нем не заметили?

Она пожала плечами.

– Улыбчивый, обходительный.

– А говорил он как? Без акцента?

Девушка испуганно вздрогнула. Пальцы ее, сжимающие иглу, затрепетали.

– Немного с акцентом. Как в фильме "Мимино", видели?

– Спасибо, Маша, вы мне очень помогли!

Но уйти к себе наверх Ярослав не успел. Входная дверь распахнулась, и в гостиницу "У Берендея", волоча сумку и сопя с мороза, ввалилась Женя.

Fructus temporum

1990 год. Волна переименований.

В стране начинают переименовывать советские названия. Так, Калинин вновь становится Тверью, Горький – Нижним Новгородом, Ленинград – Санкт-Петербургом, Ворошиловград – Луганском… В Москве станции метро "Дзержинская" и "Проспект Маркса" превращаются в "Лубянку" и "Охотный ряд".

30

Она непонимающе уставилась на него, одетого в футболку и джинсовый костюм.

– Я в увольнении, – соврал он.

– Разве солдатам можно переодеваться в обычную одежду?

Ярослав не нашелся, что ответить.

– Ты похудела, – заметил он.

Действительно, Женино лицо, раньше напоминавшее яблоко, вытянулось. Сдобная ямочка на щеке превратилась на резкую вертикальную черту.

Приболела? Ярослав хотел почувствовать тревогу за нее. Но внутри была одна тусклая жалость.

Женя смотрела куда-то вбок. Он невольно продлил её взгляд. Он упирался в экзотичную старуху, изобретательно прихрапывающую. А может, Женя разглядывала огромное панно над старухой – змея с тремя головами, парящего над избами, церквями, мельницами, над пашущими крестьянами и снующими по реке лодками. При этом одна голова змеюки сурово высматривала себе добычу, а две другие взирали вниз с наивным любопытством сиамских близнецов.

– Ты не предупредила, что приедешь.

– Разве мое письмо не дошло?

– Дошло. Но там не было точной даты.

– Ты как будто не рад. Впрочем, я понимаю тебя. Но я хотела сказать, что Семён…

– Идем в номер, – перебил он ее, – мне тоже нужно многое тебе рассказать.

Он подвел ее к столу.

– Это моя гостья. Запишите ее в 27-й номер.

– Туда же, куда я вас заселила с женой? – уточнила дежурная Маша.

– Да, – с досадой сказал Ярослав.

Вытащил из онемевшей руки Жени паспорт и отдал дежурной. Как только Маша ее оформила, он подхватил Женину сумку и кивнул следовать за ним.

По Жениному лицу медленно ползли слезы. Она говорила, как трудно сюда ехала. Мать не отпускала, устроила разнузданный истерический скандал, пугая отчислением из осточертевшего педа. Словно это ее могло теперь напугать. В поезде было зверски холодно – не топили, горячего чая не было. Всю дорогу просидев в коконе одеяла, она вымерзла. Спала плохо, ничего не ела. Надеялась на встречу с ним. А тут… жена? Что за жена?

Ярослав ворошил в памяти все возможные варианты подготовительных объяснений. Но они дошли до 27-го номера, а он ничего не придумал.

Ирина с мокрой головой стояла к ним спиной и смотрела в окно. Одна рука на стекле. Бугорки лопаток под халатом напряженно приподняты.

– Везде военные, – сказала она, не оборачиваясь. – Ищут.

– Кого?

Женин неловкий вопрос повис, как пакет на ветке. Ирина резко обернулась.

– Ты?

Женя растерянно смотрела на Ирину Леонидовну, на Ярослава. На их совместно скомканные вещи.

– Так это вы?

Кожа на ее лбу мучительно смялась. Ей показалось, что она сейчас упадет. Стены завертелись, как на карусели.

Ярослав успел подхватить её, усадил.

– Давно вы вместе?

– С четвертого класса, – Ярослав выдавил глупую улыбку.

– Я серьезно.

– И я.

– Ярослав, что происходит?

– Я сбежал из части.

– Из-за неё?

– Нет. Из-за бандитов в погонах, которые тайно продают оружие в горячие точки.

Он повернулся к Ирине.

– Слушай, когда ты мылась, я подслушал телефонный разговор нашего певучего соседа-армянина. Угадай, с кем?

– С Джигарханяном.

– Да ну тебя. С Караваевым.

– Господи!

– Судя по разговору, это новый закупщик оружия. Кстати, он поселился в номере явно по поддельным документам, под именем некоего Петра Семеновича Иванова.

– Ты его видел?

– Нет, только слышал разговор.

– Неужели Караваев нас вычислил, и за нами следят?

– Если бы он нас вычислил, нас бы уже на свете не было.

– Но разве не подозрительно? Мы и этот закупщик – в соседних номерах.

– Думаю, чистое совпадение. Караваев просто решил его быстро спрятать, пока тучи не рассеются, вот и засунул в самую приличную гостиницу.

– И что нам теперь делать?

– Есть одна идея. Женя, нужна твоя помощь. Ты же привезла из дома еду?

– Конечно. Как же к тебе ехать с пустыми руками? Всю свою стипендию за три месяца угрохала, неделю по магазинам бегала.

– Отлично. Это нам сейчас пригодится…

Женя тихонько постучала в номер армянина. Тот на миг замолк. И снова запел: «Ури-ра-ла-рита-та, Оби-ра-мэта!…»

Женя переглянулась с Ярославом.

– Громче, – шепнул он.

Женя постучала кулаком и почти проскандировала:

– Уважаемый Пётр Семёнович! Вас беспокоит персонал гостиницы!

Рулады стихли. Что-то звякнуло.

– Зачем? – прошуршал настороженный голос Ачияна.

– Сюрприз.

Послышались крадущиеся шаги.

– Что за сюрприз?

– Подарок от гостиницы.

– А почему мне?

– Потому что дата вашего рождения совпадает с днем рождения племянника нашего директора.

– Вай, ну давай!

Ачиян щелкнул отпираемым замком. И рассыпался гиперболическими комплиментами. Перед ним стояла симпатичная девушка с подносом, уставленным вкусностями: пряная буженина, пирожки с капустой и рисом, маринованные грибы, пахучий лечо.

Ачиян взмахнул руками:

– Прошу.

Женя вплыла в комнату. Точнее, Ачиян ее чуть ли не внес, бурно выражая свою радость: "Шат сиралир э! Инц дур э галис!"

Щелкнул замок. Ярослав прилип к двери, пытаясь ловить каждый звук. Но армянин, как назло, включил магнитофон. Накатила прибоем пенисто-шуршащая Патрисия Каас.

"Романтик, тоже мне". Ярослав уперся лбом в дверной косяк.

Ачиян, облаченный в цветастый бархатный халат, был сама галантность. Впустив "прэлэстную фэю", он торжественно поставил поднос на круглый столик. И изящно дополнил натюрморт гроздью розового винограда, куском рокфора и бутылкой армянского коньяка.

Женя обшарила глазами номер, намного богаче обставленный, чем у Ярослава. Стол со скатертью, на котором важно пузатился телефон. Кожаные кресла. Светло-зеленые атласные шторы до пола, волнисто приподнятые, как в театральной ложе.

Но разглядывать обстановку было некогда. Надо было играть свою роль – улыбаться, реагировала на шутки этого типа. Чтобы сдержать его пыл, она принялась уплетать еду.

Но он был слишком плотояден. Жадно положил руку ей на бедро и душно задышал в висок. Женя еле сдержалась, чтобы не плюнуть в него виноградной косточкой.

– Пётр Семёнович, дайте покушать.

– Ешь, конечно. Угощайся!

Ачиян заплясал под "Chanson d`amour pas finie", выделывая диковинные коленца. Плавно переключился на армянский танец лас бар – задвигал плечами, извиваясь, словно рыба.