Учительница нежная моя

Воспользовавшись этим, Женя отступила к двери и незаметно повернула собачку замка. Ярослав тихо вошел, закрыл дверь. Ачиян раскачивался под музыку.

Ярослав выключил магнитофон.

– Иванов Петр Семенович? – произнес он озабоченным голосом следователя из кино.

Армянин заполошно обернулся.

– Вы кто?

– Вопросы буду задавать я.

Ярослав по-хозяйски сел в кожаное кресло.

– Ваше настоящее имя, товарищ Иванов?

Все произошло в одну секунду. Ачиян перегнулся через подлокотник другого кресла, и его рука вынырнула уже с пистолетом. Но он успел только взвести курок. Удар армянским коньяком по голове свалил его. Он покатился, то мелькая волосатыми голенями, то снова заматываясь в длиннополый халат. В стороне катались бутылочные осколки. По ковру разливалось пахучее коньячное пятно.

Ярослав подобрал пистолет, поставил на предохранитель и сунул в карман. Присел над оглушенным, попытался нащупать его пульс.

– Ты его хоть не убила? – обеспокоенно глянул на Женю.

– Это вместо спасибо?

– Спасибо.

Ачиян обнадеживающе застонал. Из головы у него сочилась кровь, но не обильно. Женя смочила носовой платок, прижала к ране. Лже-Иванов вращал блуждающими зрачками, как пьяный.

– Сами виноваты, – назидательно сказал ему Ярослав. – Теперь пойдете под суд еще и за покушение.

Ачиян с трудом сфокусировал на нем взгляд.

– Почему – еще и? – с трудом провернул он языком.

Ишь ты. Травмированный, а голова варит.

– А нелегальная покупка оружия? Это что, по-вашему, заслуга перед родиной?

Ачиян обескуражено уставился на Ярослава.

– Откуда вы…

– Знаем-знаем. И доказательства у нас есть. Если вы хотите отделаться легко, должны нам помочь. Иначе пойдете на нары вместе с Караваевым и Больных.

Ачиян разразился горестными восклицаниями на армянском, смысл которых сводился к тому, что зря он ввязался в эту авантюру.

– Да, зря вы в это ввязались, – согласился Ярослав.

Ачиян испуганно заморгал.

– Вы знаете по-армянски?

– Знаю.

– Ладно, – всхлипнул полковник, – я все сделаю, что вы прикажете.

– Для начала – ваше настоящее имя.

– Ачиян. Роберт.

– Звание?

– Полковник.

Дверь в номер резко распахнулась. Это была Ирина. Взволнованная, волосы растрепаны.

– Я слышала грохот.

Ярослав молча вынул из кармана пистолет.

– Только что Женя спасла мне жизнь.

Ирина побледнела. Посмотрела на лежащего Ачияна. Перевела взгляд на бокастый телефон на столе.

Они отвели шатающегося полковника в свой 27-й номер. Женя принялась колдовать над его головой, смачивать рану перекисью. Ярослав помогал ей разматывать бинт и присматривал, чтобы Ачиян еще чего-нибудь не отчебучил.

А Ирина отправилась в 12-й номер, чтобы забрать поднос с едой. Вернулась взволнованная.

– Что случилось? – напрягся Ярослав.

– Я только что позвонила из его номера. Отцу.

– С ума сошла! А если телефон прослушивается?

– Вряд ли. Не зря же Караваев устроил этого типа именно в 12-м номере и ведет с ним опасные разговоры по телефону. Думаю, он не прослушивается.

– Ладно, допустим. Что с отцом?

– С отцом все в порядке. Он как раз сейчас встречается с Гдляном.

– Ты же говорила, что к нему приедет его помощник.

– А приехал он сам!

Ярослав вспомнил смуглого лобастого человека в прокурорской форме, чем-то похожего на породистого пса. Тельман Гдлян был звездой телеэкрана. Стоя на трибуне Верховного Совета, он завораживал страну разоблачениями высокопоставленных партийцев, погрязших в злоупотреблениях и коррупции. Правда, к середине 1989 года он сам попал под следствие. Но его имя по-прежнему внушало трепет.

– Я попросила отца передать ему трубку и рассказала, что здесь происходит. Гдлян пообещал немедленно проинформировать военного прокурора. Это наше спасение!

– Как посмотреть, – пробормотал Ярослав.

Fructus temporum

«Прощальным костром догорает эпоха…»

В последнюю осень ни строчки, ни вздоха.

Последние песни осыпались летом.

Прощальным костром догорает эпоха,

И мы наблюдаем за тенью и светом

1990 год. Группа ДДТ. "В последнюю осень"

31

Посыльный из штаба несся прямо на Караваева.

– Товарищ майор!

В иной раз Караваев отчитал бы мерзавца за россыпь нарушений ("Где подход по Уставу? Кто так честь отдаёт? Почему воротник расстегнут?") Но сейчас ему было не до того.

– Говори.

– Там важный звонок!

Караваев беспокойно поспешил к штабу. Миновав часового у знамени, он прильнул к окну дежурного, рано полысевшего капитана Черкасова. Тот усердно мешал в чашке заваренный чай. По дежурке разливался древесный дух абхазской байховой бурды. В стране уже давно была напряженка с нормальным чаем.

Караваев хмуро подумал, что мог бы угостить Черкасова настоящим цейлонским, который привез из Индии двоюродный брат. Но с лысого капитана не было никакого проку – серость, болван-служака.

– Кто мне звонил?

– Из гостиницы «У Берендея», – отозвался Черкасов.

«Ачиян, – побелел Караваев. – Кретин, я же просил его не звонить в штаб. Неужели что-то случилось?»

– Он представился?

– Нет.

– Голос какой?

– То есть?

Черкасов поднял глаза от чашки.

– Ничего необычного? Акцент, например?

– Нет, – пожал плечами капитан. – Да вы сами можете с ним поговорить, товарищ майор. Он еще на проводе.

У Караваева задергалась щека.

– Хорошо. Через пару минут переключи.

Он дернулся к лестнице. И обернулся.

– Хотя нет. Переключи лучше на кабинет Больных.

Черкасов удивленно уставился на Караваева.

– У Больных лучше аппарат, – пояснил тот.

– А как вы туда попадете, товарищ майор?

– У меня есть ключи от кабинета Больных. Он попросил кое-что принести ему в медсанчасть.

– А что с ним?

Майор отмахнулся и заспешил к лестнице. Он мгновенно взмок от напряжения. Пока бежал по ступенькам, быстро соображал, правильно ли все сделал. Караваев не сомневался, что его кабинет прослушивается Вторым отделом, поэтому трижды повторил этому идиоту Ачияну, что звонить он будет сам, из телефонной будки. Так нет, не дошло!

А вот телефон Больных вряд ли слушали. В секретном досье о нем было написано: "Туп, безынициативен, ленив. Опасность нулевая". Зачем особистам тратить силы и время на такое безвредное ничтожество?

Зачем же Ачиян звонит? Не мог же он сойти с ума. Неужели что-то супер-срочное?

Караваев свернул по коридору направо, к кабинету Больных. Не сразу попал ключом в замочную скважину. Войдя в помещение, поморщился от тоскливого духа валокордина, который, казалось, здесь никогда не выветривался.

Телефон звонил мерно, многозначительно. Майор зло сжал телефонную трубку, будто собрался раздавить. Взмахнул ею к уху резко, словно сто грамм хватанул.

– Алло!

– Переключаю, – сказал Черкасов.

Прежде чем произошло соединение, в ватной тишине что-то щелкнуло. "Все-таки слушают", – похолодел Караваев. И весь подобрался, дал себе установку: говорить медленно, тщательно взвешивая каждое слово.

– Алло, майор Караваев у аппарата.

Ответа не было. Что с Ачияном? Подумав секунды две, майор решился:

– Пётр Семёнович, это вы?

– Нет, это не Пётр Семёнович, – сказал кто-то другой. Вовсе не Ачиян.

– А кто же это?

– Угадайте.

Караваев грузно осел на массивный стул Больных. Ему послышалось, что это его голос? Этого сраного курсантишки. Но откуда? Как он мог там оказаться? Или я сплю?

Одну за другой Караваев расстегнул пуговицы на кителе. Расчленил застежку и тяжело брякнул на стол ремень, который свернулся кожаной гадюкой.

– Молчанов, ты?

– Так точно, – иронично отозвался Ярослав. – Ну что, майор, поговорим о ситуации в Нагорном Карабахе?

– Тихо, – прошипел Караваев.

– Понял, не телефонный разговор. Да и времени нет. Зато у меня есть улики.

– Какие еще улики?

– Сами знаете, какие. Можете не искать, не найдете. Они спрятаны в надежном месте.

Майор потянулся за сигаретой и спичками.

– Блефуешь. – Он сломал спичку, зло её отбросил.

– Вы хотите, чтобы я сейчас пустился в описание анатомии Баши-Заде?

Скривившись, как от оскомины, Караваев прикурил. Сделал несколько жадных затяжек.

– Чего ты хочешь?

– Уберите бойцов с улиц и дайте мне уйти из города.

– Как я тебе их уберу? Это приказ Сысоева и военного коменданта.

– Это ваша проблема.

– А если я откажусь?

– Тогда вас завтра арестуют.

– Интересно, кто? Уж не ты ли?! – сорвался Караваев.

– Следователь Генеральной прокуратуры Гдлян.

– Блефуешь! Откуда у тебя, сучонка, на него выход? Ты у меня ползать в ногах будешь, я тебя сгною, на ремни порежу…

Караваев дал волю своей глотке, он рвал этой глоткой воздух, хрипел и выл.

Лишь через минуты две он, отдыхиваясь, цепляясь за столешницу слюнной ниткой, топча уроненную сигарету, смолк. И услышал ровный голос:

– Успокоились? А теперь слушайте: покупатель товара Ачиян у нас. Будете рыпаться, мы передадим его прокуратуре.

– Врешь, падла! – снова взорвался Караваев.

– Падлу я вам прощаю, но это не меняет сути дела.

Через паузу Караваев услышал вялый голос Ачияна:

– Майор, я у них в руках.

– Убедились? – перехватил трубку этот чёрт Молчанов. Вонючий солдатишка. Который, тем не менее, загонял его в пятый угол. Вот просто впечатывал туда.

Майор бессильно застонал. Что-то заныло ответно в глубине груди. Мелькнула мысль о валокордине. Где Больных его держит?

Он судорожно выдвинул ящик стола. Какие-то бумажонки, игральные карты с порнографией, почему-то щеточка для усов. Зачем Больных щеточка для усов, у него же их нет. «Волосы в заднице расчесывает, что ли?» Караваев задвинул ящик.

– Сколько у меня времени? – дохнул он в трубку.

– Начиная с 7 утра завтрашнего дня я должен иметь возможность выехать из города.

– Что я получу взамен?

– С того момента, как я покину Жесвинск, вы получите целые сутки на то, чтобы убраться самому и прихватить своих подельников. Обещаю в течение этих суток не давать против вас показания, несмотря на то, что такая возможность мне наверняка представится. Согласитесь, это по-божески.

Караваев некоторое время переваривал.

– Детали? – спросил он чужим голосом.

– Скоро узнаете.

Fructus temporum

28 февраля 1990 года

Съезд народных депутатов СССР принимает закон, разрешающий создание частных крестьянских хозяйств.

32

Ярослав страшно боялся, что придется долго уговаривать Женю. Понимал, как она переживала все случившееся между ними, поэтому почти не верил, что она согласится и дальше ему помогать.

Но Женя согласилась. Ярослав быстро написал ей две записки. Обе попросил передать курсанту 4-й роты Игорю Кочерову. На одной записке было написано: СЛЕДОВАТЕЛЮ ПРОКУРАТУРЫ, а на второй: КАРАВАЕВУ.

Ярослав подробно объяснил Жене, как действовать, где они потом встретятся.

Она оделась, вышла из гостиницы и быстро направилась к воинской части №32752. Ей приходилось спешить. Было уже 9 вечера, до отбоя оставался всего час.

Тем временем надо было срочно решить вопрос с Ачияном. Он был их важным козырем, который нельзя было терять.

Ярослав спустился по лестнице. Крохотная бабулька всё так же сидела в своей люльке. С увлечением крутила кубик-рубик. От азарта она так раззявила рот, словно собралась проглотить разноцветную игрушку.

Ярослав подошел к столу Маши. Та по-прежнему вышивала свои цветочки-лепесточки. Ярослав объяснил ей, что познакомился с Ивановым из 12-го номера. И тот признался ему, что изрядно поиздержался, поэтому не в состоянии оплачивать свой дорогой номер.

– Он игрок, продулся в карты в пух и прах. Поэтому просит переселить его в номер попроще, – придумал Ярослав.

– Уж не вы ли его обыграли? – нахмурилась Маша.

– Боже упаси! Я только в шахматы, и то на интерес.

– Где же он успел так проиграться?

– Мало ли у вас тут постояльцев. Дурное дело не хитрое. Хорошо еще, что пистолет свой не продул.

Девушка на миг задумалась.

– Кажется, я догадываюсь. Это грубиян из 15-го номера постарался. Такой наглый, горластый.

– Может, и он.

– А почему Иванов сам не спустился?

– Стыдно ему. Офицерская гордость, знаете ли.

– Неужто в наше время такое бывает?

– Еще как.

Воткнув иглу в вышивку, Маша кинулась листать журнал учета.

– Вот. Есть у нас недорогой 35-й номер на вашем третьем этаже. Но он в самом конце коридора. Устроит?

– Давайте ключ. Только вот что, Маша. О том, что Иванов будет в 35-м – никому. Ладно? Он страшно боится позора. Просто панически.

– А если к нему придут и спросят?

– Скажите, что он… куда-то выехал. А куда, не знаете.

– Постараюсь, – потупилась Маша.

Ярослав с Ириной перевели шатающегося армянина из своего 27-го номера в 35-й. Переменили ему повязку, оставили еды и заперли, напоследок испугав:

– Только попробуйте сбежать. И никуда не высовывайтесь, если хотите получить снисхождение.

Но полковник и без того ни о каких активных действиях не помышлял. Как только они его усадили на кровать, он повалился мешком.

Ярослав с Ириной быстро собрались. Ярослав накинул на себя полковничью шинель Ачияна. Ирина заметила, что ему идет.

Но некогда было красоваться, приходилось спешить. Караваев знает, что ему звонили из гостиницы "У Берендея". Значит, вот-вот сюда заявится.

Выйдя на улицу, они огляделись. Слева было пусто, справа – загадочная тьма сквера. И смутные черточки стволов деревьев. За каждым из которых, возможно, притаились патрули.

– Пошли, – решился Ярослав.

Они быстро углубились в сквер.

– Теперь осталось найти дорогу к этой твоей развалюхе, – пробормотал он, сжимая руку Ирины.

– Разве ты не помнишь? Сам же вез меня туда в инвалидной коляске. Такой молодой, внучок, а уже склероз, – прибавила она старушечьим фальцетом.

– Да помню я, – хмыкнул Ярослав. – Просто раздумываю, как туда лучше добраться.

Идти через площадь не хотелось, был риск нарваться на военных. Поэтому он потащил Ирину закоулками. Пропетляв среди гаражей, они очутились в "кишке" между нежилыми домами.

– Ты уверен, что там не тупик?

– Не уверен.

Там и впрямь оказался тупик – двухметровый забор.

– Полезли, – сказал он.

– Смеешься? Учительница первой категории полезет через этот забор? – возмутилась она.

– Во-первых, ты уже не учительница. Во-вторых, я подсажу.

Преодолев препятствие, они очутились в том самом затрапезном районе города, где состоялось их второе свидание. Миновали череду облупленных и изъеденных трещинами, еще более зловещих в темноте домишек. Ни один фонарь не горел. Еле спасали лишь редкие жёлтые квадраты окон.

Они не заметили ориентира – надписей на стенах "Район Кулаковка – сила" и "Заходи не бойся, уходи в соплях". Поэтому проплутали лишние двадцать минут среди вросших в землю домов. Наткнулись на трио помойных баков, скособочившихся у дорожной развилки на манер трёх богатырей. Остро пахнуло отбросами. Все три бака были с горкой заполнены мусором, так что в темноте напоминали грибы.

Мимо, сливаясь с мглой, тенью протрусила собака, недоверчиво мерцая глазами. Следом протрюхала еще одна.

Куда идти, было совершенно непонятно. Они пошли наудачу налево.

Искомый домик вырос внезапно, словно в сказке. Они вышли к нему с тыльной стороны, но тут же узнали. Да и как можно было не опознать то самое место, которое так многое изменило в их жизни.

Все-таки их первое свидание в гостинице было подпорчено комплексами и условностями. Ярослав тогда еще не стряхнул с себя пыль казармы, был скован и стреножен чужой волей. Зато в этом дряхлом домике все было уже всерьез, без дураков.

Они торопливо обошли его. По очереди взошли на опасное крыльцо, шаткое, как зубы больного цингой. Закрыв за собой дверь, вдохнули затхло-волглого воздуха. Прислушались к капельному бульканью в переполненном ведре. И крепко обнялись, впитывая родную темноту.

Да, это был их дом. Место, где они соединились по-настоящему.

Тем временем Женя на КПП учебной части объяснялась с дежурным. Ей попался чудовищно тупой сержант, поразивший ее своими огромными надбровными дугами. Он все спрашивал и переспрашивал ее, тут же просыпая информацию.

Ей стоило большого труда, чтобы этот чудак вызвал на КПП курсанта Игоря Кочерова. Вместо четвертой роты сержант зачем-то позвонил в пятую. А когда позвонил в четвертую, вызвал не Игоря Кочерова, а почему-то Егора Кондаурова. Жене пришлось выхватывать у него телефонную трубку и орать в нее, кто ей на самом деле нужен. "Скажите, что здесь его девушка!" – гаркнула она.

Прибежав на КПП, Игорь с удивлением уставился на Женю.

– Игорь Кочеров?

– Да.

Она быстро обняла его, ошарашив окончательно. Быстро шепнула ему:

– Я от Ярослава, говори тихо, чтобы нас никто не услышал.

– Ты кто?

Вместо ответа она быстро сунула ему два листка.

– Спрячь.

Коротко рассказала, кто она и что случилось. Игорь напряженно слушал.

– Одну записку нужно передать следователю прокуратуры, который прибудет в вашу часть.

– Когда?

– Скоро.

– Что в записке?

– Все, что вы с ним узнали про нелегальную торговлю оружием. Если Ярослава схватят, эту записку надо будет отдать следователю как можно скорее. Если нет – отдашь ее послезавтра в 7 утра.

– А как я узнаю, схватили его или нет?

– Я сообщу.

– А вторая записка?

– Её надо немедленно передать майору Караваеву.

Они расстались. Игорь глянул на часы. До отбоя оставалось 12 минут, надо было поспешать. Забирая вправо, он ускорил шаг.

Вот и полоса препятствий. Там в яме в укромном месте он прикопал банку сгущенки. Он давно собирался ее слопать, но в последние дни их из казармы по одиночке не пускали.

У самой полосы его настигли порывы хлесткого ветра. Подрагивал щит, завывали трубы лабиринта.

Рядом с ямой он огляделся. Ни души. Спрыгнул вниз, прополз немного и стал выковыривать банку. Земля подмерзла, ему пришлось потрудиться. Вскрыв банку ножом, он запрокинул голову.

Заглянув в жестянку, сам себе удивился. Оказалось, что одним глотком выдул больше половины. Вторым рывком опустошил ее всю. Вылизал пальцем все, что осталось на стенках и дне. Зашвырнул банку в темный зев, словно в пасть чудищу.

Вытерев руки носовым платком, он развернул записку, подсвечивая зажигалкой. В послании Ярослава следователю было сказано, что улики находятся у повара воинской части Виктора Лещенко, а в гостинице "У Берендея" находится один из фигурантов дела Роберт Ачиян, который проживает там под именем Петр Иванов.

На второй записке было крупно написано: КАРАВАЕВУ. Он развернул ее:

Майор, с 7 утра 27 января мне должны открыть выезд из города. В 7.05 у Дома пионеров жду такси с водителем, которое беспрепятственно выедет из Жесвинска. Водитель высадит меня там, где я ему скажу, после чего тут же уедет. Если со мной что-нибудь случится, вы и ваш подельник Больных будете немедленно арестованы.

Если вы выполните мои условия, наш уговор в силе. У вас будут ровно сутки на то, чтобы исчезнуть.

Прощайте, Ярослав Молчанов.

Игорю очень не хотелось ввязываться во все это. После "губы", да после побега приятеля из части это могло ему очень сильно навредить. Игорь понимал, что на каждого курсанта заведено досье, в которое педантично вносится всё: проступки, неосторожные слова, мнения сослуживцев, информация стукачей.

Поэтому Игорь развернул обе записки веером и поднес к ним мерцающий огонек зажигалки.

– Кочеров! Ты что там делаешь? Куришь, сволочь, в неположенном месте?

Голос капитана Зотова словно сказочно соткался из воздуха. Игорь мгновенно погасил зажигалку и спрятал записки в карман. Выпрыгнул из ямы. Облизнув на губах остатки сгущенки, с улыбкой вытянулся перед Зотовым.

– Еще улыбается он мне! Ты что здесь делаешь в неурочное время?

– Виноват, товарищ капитан. На КПП вызывали, девушка ко мне приехала.

– КПП в другой стороне, курсант. Если курил, убью! Что, курилок вам мало?

– Никак нет, не курил.

– А зажигалкой зачем клацал? А ну дыхни!

Игорь осторожно дунул Зотову в усы. Тот сморщился.

– Жрал, что ли?

– Так точно, товарищ капитан.

– Не наедаемся? Завтра пойдешь в наряд по столовой!

– Есть, товарищ капитан.

– Марш в роту.

– Есть.

Зотов начал зло выговаривать ему за сбежавшего Молчанова. Как будто это Игорь ему помог сбежать. Хотя Зотова понять можно. Сбежавший из его роты боец – крупнейшее ЧП. Начальство за такое и с говном смешать может.

Зотов наконец отлип и направился куда-то в сторону караулки. Лихорадочно изображал бурную деятельность.

Игорь повертел письма, раздумывая. Может, не судьба им быть спаленными? Вздохнув, он припустил в роту окольным путем, через плац. И, пробегая мимо штаба, сунул в дверь записку с надписью КАРАВАЕВУ. Кто первый найдет, тот пусть и передаст.

Самому подставляться под Караваева Игорю не хотелось. Он прекрасно понимал, что просто так тот не отпустит. Начнется: "Чья записка? Кто принес?"

Не-не-не, это вы уж как-нибудь сами. Без меня.

Fructus temporum

15 марта 1990. Выборы президента

1990 года на третьем внеочередном Съезде народных депутатов Председатель Верховного Совета Михаил Горбачёв избран президентом. На этом посту он пробыл меньше двух лет, вплоть до распада СССР. Таким образом, Горбачёв оказался единственным президентом этой страны.

33.

Влажно сияющий УАЗ-469 нервно затормозил у гостиницы «У Берендея». Из задней двери вылез майор Караваев. Сосредоточенно похлопал руками в перчатках. Его колотило от мыслей, набегавших и тут же рассыпавшихся, словно пехота по пересеченной местности.

Он закурил, глубоко и жадно. Минуты две вдыхал и выдыхал дым сигарет «Winston». Наконец решил: «Пора».

– Эдик, я скоро, – бросил он водителю и устремился к гостинице.

В холле его встретила девушка в длинном сарафане.

– Я к Иванову в 12-ю, – бросил он и поспешил наверх.

Девушка хотела крикнуть, что Иванова там нет, но Караваев был уже далеко. Ощупывая пистолет, он постучал в дверь 12-го номера. Выждал и снова постучал. Прислушался.

В ухе звенела бестелесная тишина. Оглядевшись, Караваев вынул ключ от 12-го номера, который сделал по слепку. С гримасой усилия отпер шикарный номер.

Стол в хранил следы маленького пиршества и сильно пахло коньяком. Караваев молча съел виноградинку, подцепил ломтик буженины. Увидев на полу расколотую бутылку коньяка, он спустился в холл.

– Что ж вы так быстро убежали? – набросилась на него девушка. – Вашего Иванова нет.

– Как нет? Куда же он делся.

– Его куда-то… увезли. То есть, увели.

Маша густо покраснела и опустила голову. Караваев поднырнул к ней снизу, приподнимая пальцами блюдечко ее подбородка. Она хотела отвернуться, он сжал ей челюсть.

– А ну, милая моя, говори правду. Где Иванов?

– З-здесь, – трясясь, выдавила бедная Маша. – Т-только его п-перевели в другой номер.

– Кто перевел?

– С-сальниковы, – разрыдалась девушка.

– Прекрати, – рявкнул Караваев.

Резко выхватив, как штандарт, свой носовой платок, он резкими движениями утер ей слезы, сопли. Маша мгновенно успокоилась.

– Отвечай четко, что за Сальниковы? Как они выглядят?

Маша описала ему Ярослава и Ирину.

– Парень и женщина постарше? Они у себя?

– Ушли.

– Давно?

– Час назад.

– Черт! А в какой номер они перевели полковника Ач… то есть, Иванова?

– В 35-й на третьем этаже, – доложила Маша, вздохнув.

Все равно она уже проболталась.

Майор снова ринулся наверх. Сердце тряслось внутри, как детская погремушка.

Взбежав на третий этаж, он столкнулся с каким-то пьяным командировочным. Тот схватил Караваева за плечи и предпринял попытку затащить к себе в номер. От него смертно разило плохим самогоном.

"Слышь, ааатметим этто дело", – загнусил тип. Караваев вынул пистолет. Командировочный попятился и громоздко вписался в дверь своего номера.

Майор проследовал к 35-му. Решительно постучал. Внутри кто-то шевельнулся, ерзнул.

– Роберт, открывайте! Иначе дверь высажу.

Дверь отомкнулась. Прижимая к виску мокрую тряпку, на пороге покачивался Ачиян в халате.

Караваев быстро вошел и заперся.

– Что случилось?

Ачиян кое-как, охая, рассказал.

– Где они?

– Не знаю. Сказали мне оставаться здесь, а сами куда-то ушли. Сначала девушка, которая меня… бутылкой. А потом этот парень с женщиной.