скачать книгу бесплатно
– Здравствуйте. Вы – Неведомский?
Мне показалось, что я засуетился, но скорее я впал в оторопь. До её вопроса я от усталости готов был уснуть прямо на кушетке. Но теперь чувствовал себя бодрым, как после контрастного душа и чашки крепкого кофе.
– Анюта?
Девушка вздёрнула брови и не стало ни каких барьеров для близкого доверительного общения, как будто мы давно – нет! – всегда знали друг друга. Анюта хмыкнула.
– А-а, Вы – Лучинкин! Это про Вас папа говорил, что Вы лечите одним взглядом?
Теперь хмыкнул я. Чувствовал я себя как ребёнок, которому только что подарили желанную игрушку.
– Вы присаживайтесь. Я сейчас схожу за Неведомским. У меня тут душновато, а окно не открывается.
За Жорой идти не пришлось. Он нарисовался в дверях с флёром необычайной таинственности на лице, посмотрел на меня и Анюту.
– Вы что начали без меня?
Я теперь не очень хорошо подробности диагностики болезни Анюты. Но врождённый дефект позвоночника её классически прекрасного тела был полнейшим диссонансом, бельмом в диковинных очах. Неведомский никогда не работал в команде. Он без согласования принялся за свою «костоправскую» методу и на меня не оглядывался. Я угрюмо сидел за столом и пытался составить диагностическую карту. К своему крайнему удивлению у меня не получалось не только «что-то увидеть в причинно-следственной цепочке» заболевания девушки, но весь мыслительный процесс безнадёжно рассыпался на отдельные фрагменты и к целому возвращаться не собирался.
Я тупо смотрел на схему костного скелета и не услышал, как Неведомский закончил свою работу и Анюта ушла. Планёрку по итогам рабочего дня я попросил провести своего коллегу – Алексея Козубовского, а сам продолжал пребывать в разобранном состоянии. Примерно через час Владимир Иванович прислал за нами автобус и увёз всю нашу бригаду в свой загородный дом. Я смутно помню, как в свете фар показался бревенчатый терем на сваях, и понемногу начал приходить в себя лишь в парилке, надышавшись горячего воздуха.
Лунёв что-то спросил у Неведомского о состоянии «блатной пациентки» и тот с верхней ступени полока ответил одним словом:
– Карма.
Слово «карма» в наших кругах было чем-то вроде матерщины. Им по всякому поводу пользовались такие целители как Надежда Константиновна, сливая как в помойную яму все попытки здравой диагностики. А «отрубание кармических хвостов» и «фрагментация кармы» вообще стали ругательной «притчей во языцех».
Меня охватило сильное раздражение на Неведомского. Мало того, что он ревниво относился к интересам молодых сотрудников, которые «почему-то» его – «великого космосенса» – обходили стороной, но его откровенное небрежение к процессу обучения было явным нарушением неписанной этики нашего института.
Сверху вдруг послышался неласковое обращение Жоры:
– Пердеть в парилке – это святотатство.
Я недоумённо огляделся – кому это Неведомский адресовал свой выговор. По тому, как Лунёв и Макаров отвели свои взгляды я с растерянностью понял, что выговор относился ко мне.
– Что?
Лицо было выразительно бесстрастным. «Оппа»! Мой афронт продолжается. Я ничего не ответил и как уличённый в низости школяр выскочил в предбанник.
Все последующие дни были заполнены напряжённой работой. Выяснилось, что почти все стационарные работники Нефтегорска либо очень редко проходили обследование у врачей, либо вообще никогда к ним не обращались. И дело было не в дефектах системы советской медицины. Они как один боялись, что врачи их забракуют и отправят на большую землю. А там и зарплаты другие и перспектив обеспечить достойную пенсию где-нибудь в Краснодарском Крае никаких.
Поэтому все как могли ухватились за неформальную возможность что-нибудь узнать о состоянии своего здоровья, а то и исцелиться за государственный счёт.
Мы едва успели осмотреть штат административного состава и некоторых их родственников, как оговорённые сроки нашей командировки завершились. Анюта после каждого сеанса у Неведомского заходила ко мне. Мы ворковали как голубки. Я с упорством контуженного забывал о цели своего пребывания ради чудесных минут общения с необыкновенной девушкой. Анюта терпеливо дожидалась завершения приёма, если у моего кабинета оказывались посетители. Мы говорили и говорили и нам не важно на какую тему. В какой-то момент Анюта вставала и исчезала. А я сидел с закрытыми глазами и вдыхал запахи её присутствия. Нам было просто хорошо друг с другом. За день до отъезда я наконец-то заметил, что Анюта морщится от болезненных ощущений.
– Что с тобой?
– Неведомский… Он пытается выколотить позвонки в новое положение, а у меня после курса вытяжки в Германии и так вся спина как огромная рана.
– Давай я уберу боль.
– Неведомский сказал, что боль убирать нельзя. Иначе что-то там не так пойдёт.
Я стиснул зубы. «Космосенс хренов».
– Снимай кофту и поворачивайся ко мне спиной.
Анюта, после раздумья, разделась. Я осмотрел её позвоночник и наконец-то начал видеть знакомые линии энергетического кокона. В них было много пульсирующих волокон бордового и жёлтого цвета. Над областью двойного сколиоза выпячивались устойчивые структуры цвета слоновой кости, характерные для наследственных патологий.
«Однако».
Я отбросил сомнения, положил ладонь на шею и в темпе, который мне подсказывал контакт, провёл её до крестца. Анюта сразу выпрямилась и замерла.
– Что ты сделал? Я же вся мокрая стала… Везде… Ты… Ой, не больно!
Она забылась и повернулась ко мне сияющей грудью. Я невольно отвёл взгляд, забывая о своей роли врача. Анюта торопливо оделась.
– И что? Можно что-нибудь сделать?
Я очнулся. Как ей сказать? Сформулировать внятный ответ мне мешал некий процесс – монолитный и беспощадный.
– Что с твоей мамой?
Анюта нахмурилась и ответила мне чужим голосом:
– Мама с нами не живёт. Она отказалась от меня ещё в роддоме. Папа после этого с ней развёлся и…
У меня в теле появилась странная дрожь – предвестница инсайта. Совсем сейчас нежелательным.
– Я не знаю, как тебе это объяснить.
В глазах Анюты сверкнули искорки:
– Что боишься причинить боль? А ты не бойся. Ты хоть представляешь сколько я всего выслушала переезжая из клиники в клинику!? И сколько глаз я видела за стёклами профессорских очков?!
– Ты не про то! Совсем… – Я с досадой отвернулся. Меня охватила обида, что эта необыкновенная девушка мне приписывает банальную трусость или, что ещё хуже, лицемерие. – Работать с наследственными заболеваниями всегда не просто. Иногда на теле людей её дефекты завязываются в такие узлы, что не под силу распутать пусть даже трижды чудотворной медицине. Это могут сделать только те, кто их завязал.
Анюта слушала меня с лицом прокурора.
– Отец никогда не сможет простить мою мать. Он считает, что она его предала. Сколько я не пыталась его разубедить – он только злился… Иногда до бешенства, когда он теряет контроль над собой. Если я пытаюсь с ним на эту тему говорить, он становиться белым, как снежная глыба. Ни вас, никого другого он слушать не станет. Лучше и не суйтесь…
Плечи Анюты опустились и я испугался, что она расплачется. В дверь постучали и в кабинет заглянул Лунёв:
– Евгений Васильевич, Вас на планёрке все ждут.
– Сейчас иду.
Я старался не смотреть на Анюту.
– Что совсем нельзя ничего сделать по другому? Вы же чародеи…
– Причём тут…
Анюта поднялась и я, хватаясь за призрачную опору, бросил ей в спину:
– Завтра… Нет! Ещё сегодня я посмотрю что можно сделать.
Дверь с равнодушным скрипом закрылась за Анютой. Меня охватил страх, что больше мы не увидимся. Завтра последний день работы… В дверь без стука вплыла Надежда Константиновна.
– Женя, у меня там женщина на приёме. Сложный случай. Помогите разобраться. Я только успела раскладку сделать, а неё падучая началась.
Надежде Константиновне было около шестидесяти. Но её лубочная внешность надёжно заморозила возраст на пятидесяти пяти. Сотрудники подтрунивали над попытками «нашей Крупской» молодиться, но покладистый характер и простота в общении полностью окупали её попытки казаться «божьей избранницей».
– Вы что её одну там оставили?
Надежда Константиновна суетливо семенила рядом.
– Не-ет, там Лунёв с Макаровым. Может скорую вызвать?
Я чуть не рассмеялся, увидев нешуточную растерянность «потомственной ворожеи».
– Очнитесь, Надежда Константиновна. Мы не в Москве и мы не семечками торговать приехали.
В кабинете, где вела приём Надежда Константиновна, было душно. В добавок она поставила ещё и дополнительный обогреватель. Так что первое, что я сделал, распахнул двери настежь (благо что посетителей поздний час разогнал по домам). Лунёв с мертвенно бледным лицом держал молодую девицу за руки, пытаясь уложить ту на кушетку, а Макаров ходил вокруг трепыхающихся тел и энергично махал руками. Картину маслом дополняли громкие взвизгивания девицы и её невнятное монотонное бормотание.
«Однако».
– Оставьте девушку в покое!
Лунёв пытался возражать, но руки отпустил. Девица перестала биться в припадке и замерла посередине кабинета. Макаров тоже застыл с открытым ртом, наблюдая за резкой сменой ситуации. Я мгновенно вошёл в контакт с потоком происходящего, сразу увидел и почувствовал «плотность тени припадка». Что неприятно вязкое и безмерно огромное метнулось в мою сторону, но тут же растворилось в объёме бесстрастной ясности и спокойствия. Девушка обмякла и упала на руки Лунёву. Тот легко перенёс её в кресло.
– Данила, иди к себе и сделай дедовское успокоительное из воды своего графина и бегом возвращайся.
Я взял пухлые ладошки девицы и очень осторожно прошёлся пальцами по основным триггерным точкам. Макаров вернулся и подал стакан с водой. Вода в стакане была насыщена им структурами лечебного сбора летних трав.
– Пейте медленно. На выдохе – один глоток. Вот так. И до дна.
С каждым глотком на лице девушки проявлялся румянец и возвращалось естественное дыхание. На последнем глотке она раскрыла глаза и удивлённо оглядела кабинет. Скромно стоявшая в углу Надежда Константиновна подала голос:
– У неё ещё пена шла изо рта…
– Цыц! Разбор полётов после… и без пациента.
Лунёв присвистнул.
– Круто!
– Ты ещё поаплодируй, парень, для полного набора. – Я наклонился к девушке, у меня перед глазами мелькнула картинка приёмной у начальственного кабинета, миловидная девушка в броском «заграничном прикиде», она подкрашивает ноготки и тянется к трубке телефона: – Вы ведь секретарша Владимира Ивановича?
Девушка захлопала ресницами и кивнула.
– Вот что, милая, если не хочешь повторения такого вот страшного припадка, то оставь всякую мысль женить на себе Владимира Ивановича. Не по плечу ноша окажется – раздавит. Поняла?!!
Девушка испуганно закивала.
– А больше такое не повториться?
Макаров взял девицу за плечи и вывел из кабинета. Ко мне сразу подплыла Надежда Константиновна.
– Пришла приворожить благоверного. Я только раскладку…
– Надежда Константиновна, «благоверный» этой красавицы – её начальник – наш хенерал – Владимир Иванович.
– Корыстница!!!
Я покачал головой, понимая полную безнадёжность что-либо вразумительное объяснить этой полностью закрытой для познавательных нравоучений саре-гадалке.
– Надежда Константиновна, никогда не проводите свои сеансы в душном помещении. От духоты крышу сносит и у вас и у ваших прихожан.
Надежда Константиновна обижено скрестила руки.
– За окном мороз «песят» градусов. Я мёрзну.
– А вы шубу оденьте. Она вон какая модная. Имидж ваш ничуть не пострадает.
– Вы всё шутите, Евгений Василич…
– Ладно, всё. Лунёв, собирайте наших на планёрку. Будем закругляться.
После планёрки меня остановил Неведомский.
– Ты зачем вмешался в ход моего лечения?
Меня захлестнула волна негодования и я позволил её выплеснуть в резкую отповедь:
– Запомни, Жора, лечить здесь имеют право только двое – я и Козубовский. Свою «космосенсорную терапию» ты должен!!! согласовывать со мной.
Неведомский наклонил голову и посмотрел на меня как на возникшую перед ним букашку.
– Ну-ну… Вон как наша пташечка запела.
Несмотря на сильную усталость, я уговорил Макарова и Лунёва «промедитировать» ситуацию Анюты. Но моя медитация так и не состоялась. Как только я закрывал глаза, меня сразу же охватывал хоровод образов из хаотических картинок процессов, что возникали на терапевтических сессиях. В голове начиналось опасное кружение, к горлу подступала тошнота. Раскрыв глаза, я сглотнул тошнотворный комок. Лунёв сидел в позе «лотоса» и безуспешно силился расслабиться. Макаров сделал громкий выдох.
– Вуууух. Спасибо, дед. – Макаров оглядел меня и Лунёва. – Не знаю поможет ли это? Дед сказал, что можно перекинуть «печать навета» с девочки обратно на её мать и отца. Показал, как это сделать.
До меня не сразу дошёл смысл слов Данилы.
– Ты как с дедом связался?
