скачать книгу бесплатно
– С полпути?.. А что за старик?
– Да какой-то малахольный. Сигареты предлагал, одеколон, а потом взял и послал меня сюда, словно был в курсе экспедиции. Да и моей нерешительности тоже.
Оба руководителя переглянулись. Сергей Иванович пристально посмотрел на меня, вроде как нахохлился и забавно развёл брови. Затем наклонился к Дорогину, и я с трудом, но расслышал его комментарий:
– Наш, наш человек. Маркер Ориона.
Дорогин к моему удивлению понимающе кивнул.
– Женя, «чудного» теперь в твоей жизни будет много. Про старика ты зря голову не ломай. Урал это край офеней и их сакральных троп. Скоро на многие свои вопросы ты сам ответишь. Приедем на точку поговорим подробнее. Ты вот что покамест обдумай: Вадим Скороходов с кафедры кардиологии не смог приехать. Так что тебе придётся взять на себя, кроме психологического тестирования, эксперименты по психосоматике. Все необходимые лабораторные материалы мы упаковали. Ты ведь ученик Абрамова?..
Я кивнул.
– Ну вот… Заодно расскажешь почему переметнулся из кардиологов в стан «несуществующих» профессий.
Сергей Иванович подбадривающе улыбнулся и продолжил свою беседу с Дорогиным. Перебираясь на своё место, я зацепился ладонью об острый край застёжки большого баула и сильно поранился. Сунулся в свою сумку за аптечкой и тут вспомнил, что в спешке забыл её в ванной. Жена «на всякий случай» хотела положить в аптечку свои гигиенические салфетки вместо ваты да, как обычно, начала делать несколько дел одновременно, про аптечку забыла, а я передоверился и не уследил. Кровь «почему-то!» не спешила свёртываться. «Как назло» носовой платок был где-то глубоко в кармане. С силой сжимая пораненную ладонь, я огляделся, но ничего подходящего для остановки крови и дезинфекции раны не увидел.
«Опять этот старик!!! Блин, так вот про какой «Шипр» он мне говорил! Телепаты хреновы!».
Мне показалось, что надо мной кто-то склонился. Поднял голову и увидел Сергея Ивановича. Тот прищурился, оглядывая мою рану.
– Дайка руку сюда.
Я почувствовал его горячую ладонь. Он несколько раз сжал мне запястье и, вроде как, протяжно присвистнул.
– Всё. Кровь остановилась. Теперь поспи, если сможешь. В вертолёте с непривычки мало кто может заснуть.
Я поднёс окровавленную ладонь к глазам. Довольно глубокая ранка затянулась белёсой плёнкой, под которой едва ощутимо пульсировал только что повреждённый сосудик. Мою спину пронизало волной безотчётного страха, но вида я не подал.
«Куда это я попал?!!!»
Мой ум с поспешностью вшивого в предбаннике пытался найти хоть какое-то правдоподобное объяснение происшедшего. Однако привычная картина мира словно замерла в предчувствии «своей жуткой катастрофы». Откуда-то из живота прошла волна возбуждения. Ноги включились на совершение прыжка. В голове начал раскручиваться план, как на полном ходу сигануть из автомобиля. В тоже время меня охватило оцепенение обморочного бездействия. Мой взгляд не мог осмысленно ни за что зацепиться. Паника!!! Только закричать во всё горло!
Но вместо постыдного проявления панического малодушия, я обнаружил, что меня кто-то настойчиво толкает в бок. Я ошарашенно принялся оглядываться. В распахнутые двери «Буханки» врывался грохот вертолётного двигателя и морозный ветер. «Я что спал?!».
– Приехали. Выгружайся.
Как мы добрались до вахтового посёлка я помню плохо, хотя заснуть уже не смог. В моей памяти так же не сохранилось целостной картины последующих дней работы. А работать мне пришлось в прямом смысле за двоих. Только яркие куски чувственных переживаний, вроде реакции на проведение «психологических тестов из 555 заумных вопросов». Малограмотные вахтовики и оленеводы начинали засыпать уже между 15-м и 20-м пунктом и, чтобы собрать их ответы «на отвяжись», мне приходилось совершать чудеса коммуникации. Я посылал волны своего возмущения в адрес составителей «дурацкого опросника» и лишь отчасти находил отдохновение в знакомом мне измерении данных «деятельности сердечно сосудистой системы». В конце дня сил хватало только для того, чтобы добраться до постели и чтобы утром просыпаться в ещё не протопленной комнате вагончика.
Под вечер пятого дня работы меня вызвал к себе профессор Дорогин. Я застал его в обществе Сергея Ивановича.
– Как твои успехи, Евгений?
– Не успеваю систематизировать данные. Был бы лаборант… Покамест я всё в кучу складирую. Не знаю успею ли я до отъезда хоть что-то упорядочить…
Сергей Иванович кивнул.
– Не беспокойся, Женя. В НИИ Краевой Патологии разберутся. Там все специалисты проходили через точно такую же полевую работу. Ты лучше расскажи откуда твой интерес к экстрасенсорике?
Такого вопроса я совершенно не ожидал, поэтому волнуясь и постоянно теряя последовательность в изложении, принялся рассказывать о своих занятиях астрономией в детстве, об обретении своего призвания врача, о мытарствах в поисках «новых методов лечения», о «киевском дядьке и о бузине» …
– Да ты не переживай так, – успокоил меня Сергей Иванович.
Он наклонился к Дорогину и вполголоса проговорил:
– Всё-таки – нагваль. Трёх лепестковая структура. Редкость, конечно, исключительная… Биополе меняется в зависимости от ситуации.
Профессор Дорогин не сводил с меня пристального взгляда.
– А что за старика, Евгений, Вы встретили на автовокзале?
Я пожал плечами.
– Сам хотел спросить у Вас. Откуда то он про экспедицию знал и хотел, чтобы я в неё непременно попал…
– «Хотел», – Сергей Иванович рассмеялся, – Да нет, Женя, это он твоё «хотел» помог тебе обозначить, чтобы ты со своей тропы не сошёл.
– Да кто это был то? Колдун?
– Офени бывают, конечно, колдунами, но точнее всё-таки знахарями. Ты что-нибудь про офеней слышал?
Я помотал головой. Сергей Иванович вздохнул:
– Ну это отдельный разговор. У офеней свои линии предназначения, кто скоморошествует, кто коммерцией занимается, кто в скитах обитает, но все они хранители бесценных знаний древней культуры славянских, да и не только славянских народов. Этот старик тебе что-то дал? Амулетик? Оберег?
Я вскинулся:
– Да! Коробок спичек! Но только почему-то непременно, чтобы я ему оплатил не банкнотой, а монетой. Я сейчас коробок принесу!
Сергей Иванович и Дорогин переглянулись.
– Да стой ты! Этого не нужно. Он тебя этим обменом пометил что ли. Передал тебе что-то вроде информационного портала. Точнее – рацию для связи. Ты уже слышал его голос?
Я кивнул.
– Подумал, что у меня бред начинается.
Сергей Иванович покачал головой.
– Не бред. Иногда офени избирают из числа наиболее восприимчивых людей тех, кому передают свою линию знаний. Верней, доступ к этим знаниям, – тут Сергей Иванович нахмурился и сам себя прервал: – Ну с этим потОм разберёмся, а пока пригласи сюда Казанцева. Он в коридоре ждёт. А коробочек-то сохрани. Не теряй.
Сергей Иванович повернулся к Дорогину:
– Ну что? К Протасову?
Дорогин согласно кивнул.
– С переводом не затягивайте. Он обещался через месяц быть в Москве.
Сергей Иванович прервал мои расспросы.
– Вот что, Женя, если у тебя намерение «овладеть передовыми методами лечения людей» не ослабло, то мы приглашаем тебя работать в научно-исследовательском институте Биоэнергетики. У тебя, когда защита диссертации намечена?
– Через год… А как же?
– Не беспокойся за перевод. Мы с вашим главврачом за одной партой сидели, так что договоримся. А вот про диссертацию придётся позабыть. По крайней мере на время твоего переобучения. Если засомневаешься, то зайди в туалет нашей медицинской библиотеки и посмотри чем там попу вытирают. Тема-то у тебя кстати какая?
– Психологические особенности посттравматического синдрома после ампутации конечностей.
Сергей Иванович хмыкнул:
– Ну вот, тебе и карты в руки – куда самому рулить?
Я сидел и ощущал себя рыбой, оставленной отхлынувшей волной на берегу.
– Завтра к вечеру собери все материалы. Будем подводить предварительные итоги экспедиции. А послезавтра за нами прилетит борт.
Всё, что со мной произошло дальше, напоминало поговорку: заснул в одном мире – проснулся в другом. Мой перевод из клиники областной больницы в одно из предприятий профессора Дорогина произошёл без лишних формальностей. И, хотя я числился в штате кафедры медицинской психологии, но фактически работал младшим научным сотрудником лаборатории «по разработке биоэнергетических аппаратов двойного назначения». Я даже нарушил традицию и не успел «проставиться» своим коллегам – утром подписал обходной, а вечером уже входил в «предбанник» своего нового шефа на «Маяковке» – Михаила Пушилина, «Мишани» (так его называли все без исключения сотрудники лаборатории за доброту и «совершенно немосковскую отзывчивость») …
Полежаев знал, как быстро и эффективно провести ликбез моих познаний в области такой «чисто экспериментальной» как эниология. То, что в народе окрестили экстрасенсорикой, на научном арго – это эниология, т.е. наука, изучающая процессы энергоинформационного обмена.
О-о, сколько соблазнов возникает у неофита эниологии, когда он узнаёт, КАК на самом деле устроен человек, КАКОЕ место он занимает в структурах мироздания, КАК можно использовать законы, по которым рождается, живёт и трансформируется материя!!!
Большинство неофитов останавливается на первых же шагах изучения устройства мира. Кто-то узнаёт про нирвану, про обретение полного просветления и устремляется на поиски Шамбалы или Белогорья. Кто-то, ухватив ветры силы, начинает махать вёслами на ниве целительства, иногда в искреннем желании излечить всё до этого неизлечимое, но чаще, с жадностью голодного человека, становится заложником слепой утробы, и начинает «махать волшебными руками», «пышет лазерами из третьего глаза», чтобы безостановочно набивать свою мошну, наживаясь на человеческом невежестве. Однако сильней всего спотыкаются бедолаги, кто погружается в сладостный мир грёз о бессмертии. Пушилин эту категорию назвал «чароедами». Эти всю свою жизнь превращают в гонку за магическим всевластием, за овладением алхимией вещества и за магической трансформацией своего неразумного существа.
Разобраться «что к чему», особенно на первых шагах пробужденности, очень трудно. Пушилин же и здесь с горькой иронией повторял слоган Козьмы Пруткова: «Зри в корень!».
– Запомните, Евгений, (ко всем Мишаня обращался только на Вы) какими бы яркими не были картинки «зазывал» в трясины «причинения добра», за их фасадом всегда стоит «мракобесие и её неизбежные порождения – шкурный страх за свою личную безопасность и алчность.
Когда я начал знакомиться с деятельностью лаборатории, то сразу понял, что «попал не туда». Сотрудники выполняли государственные и частные заказы по разработке и изготовлению техники «инженерного назначения». Пушилин определил меня в группу, которая изобретала аппарат для «предупреждения и диагностики авариных ситуаций на городских коммуникациях».
Посмотрел я на «производственный процесс», послушал разговоры сотрудников и побежал разыскивать в коридорах Мишаню.
– Яжеврач!!! У меня инженерного мышления хватает только на то, чтобы детскую игрушку починить или гардину повесить …
Мишаня оторвался от процесса «тонкой пайки» и оглядел меня сочувственным взглядом.
– Ты уже слышал, как в народе называют нашу контору?.. НИИЧаВо! Научно исследовательский институт чародейства и волшебства! Вооот! Полежаев наобум назначений не делает. Он знает (Мишаня акцентировал слово знает) ЧТО куда втекает и ОТКУДА этому вытекать. Так что идите и учитесь в том раскладе, где оказались. Будь Вы сейчас хоть трижды инженером или четырежды врачом – без бутылки в хитростях «электросенсорики» не разберётесь… – Мишаня вздохнул, – Я про бутылку метафорически. У нас сухой закон. Для начала «снаряды подносите». И на полевые испытания будете выезжать вместе со всеми. А, если будете филонить, то лишу премиальных! А премиальные у нас ого-го-го какие! И на «халат с перламутровыми пуговицами» хватит и детишкам на «петушки на палочках» останется. Детьми то уже обзавелись?
Я кивнул.
– Дочь.
– Ну вот и хорошо, а то с нашими производственными вредностями Вам, Евгений, будет не до производства детей.
– У вас что – радиация?
Мишаня нахмурился. И, уже вновь склонившись над электронной платой, сурово пробурчал:
– А у вас?.. Теперь это и Ваше тоже!!! Идите работать!
В свой подвальный закуток я вернулся в смешанных чувствах. Чувства мои смешались в раздражительное клокотание и грозили неконтролируемым взрывом.
Рядом с моим рабочим столом, больше схожим с верстаком автомеханика, располагались «плацкарты для медитаций» двух великовозрастных техников. Они сочувственно посматривали в мою сторону, а когда заметили, что я начал от «усердия» в работе «клевать носом», увели в буфетную. За стаканом чая техники принялись меня просвещать.
– Если услышишь историю про Мишаню, как он попал в НИИЧаВо, то не верь, что у него способности открылись после удара молнией. Это красивое враньё. Мишаню, если и ударяла молния, то в лице его благоверной супруги – скалкой по кумполу. Мишаня грешит «чрезмерным употреблением «Портвейна»» и по пьяне регулярно лезет голыми руками к оголённым проводам. Он никак не может договориться о своей судьбой, чтобы и овцы были целы и волки сыты. Вот и устраивает себе хронический суицид. А это по твоей психиатрической части.
– Способности? У Мишани способности?
Я заинтересованно оглядел техников.
– Ага. Ты пей чай-то, пей. Да с сахарком в прикуску. Мозги тебе в ближайшем будущем ох как понадобятся. Мишаню после очередного кризиса, ну то есть запоя, долбануло на рабочем месте током так, что, если обратил внимание, то у него следы ожогов на ладонях. Про Хроники Акаши слышал?
Я неопределённо повёл плечами.
– Ага, не слышал. Это, брат, такая сфера в мироздании, где храниться вся информация о том, что сверху до самого низа. Что то вроде базового сервера для обслуживания всех уровней Абсолюта. Ты, ежели к нему подключаешься, то можешь получать ответы на любой свой вопрос.
Я изобразил на лице маску недоверия:
– Мишаня – всевидящий? Что-то я не заметил…
– И не заметишь. Мишаня действительно стал после ударом тока «не в себе», но с ограниченным доступом к Хроникам Акаши. Подробности он тебе сам расскажет… Как-нибудь – за нарушением сухого закона. Однако факт есть факт – Мишаня способен создавать и воплощать голографические картины электроники любого назначения. Я вот с электротехникой «на ты», да и Димка (техник показал на коллегу) все первые схемы для высотомеров создавал, но Мишаня – гений в области прикладной и теоретической электроники и чародей от кибернетики.
Оба техники засмеялись. Вдруг Дима замер.
– О, Ватрузь, (фамилия моего второго собеседника) меня осенило как сделать нашу коробочку презентабельной! Соорудим звуковой зуммер и скоординируем его со сканером. Высота звукового сигнала будет напрямую зависеть от объёма считываемой информации. А?
Ватрузь с неподдельным одобрением воззрился на Дмитрия:
– Точно, Димон! Назовём зуммер – «голос космоса»! Я ему такую частотную развёртку заварганю, что заказчик «кипятком описается» от восторга.
Оба техника, забыв про меня, немедленно исчезли в коридорных катакомбах лаборатории. Вечером Пушилин сжалился над моей маятой.
– Вот что, Евгений, пока у Вас с жильём не определилось, поехали ко мне. До выходных перекантуетесь, а там наше начальство подсуетится. У меня, конечно, не курорт, но на дорогу время зря не потратим – буду вводить в курс дела. Сориентирую, что ли, в делах наших скорбных…
До жилья Михаила мы добирались сначала на метро до конечной, затем на рейсовом автобусе часа полтора, а, когда вышли на нужной остановке, оставалось пешком пересечь лесопарк, это ещё минут 20-ть.
– И что? Так каждый день!?
– Ну да. Сие по московским меркам, сударь мой, весьма неплохо. Тем более, что в дороге я успеваю сделать массу полезного.
Мы, действительно, по дороге успели обсудить «массу полезного» и крайне необходимого для меня. Перекрикивая шум метрополитена, Пушилин наклонился ко мне:
– Запомните, Евгений, Ваше обучение сейчас будет проходить не по учебникам. Нет пока учебников по эниологии! А доступные книги, содержащие сакральные знания, вроде Корана или Библии, требуют для своего прочтения специфических понятийных ключей. Ваши университеты это общение с сотрудниками нашего НИИ. У них есть чему поучиться. Так как все они в институте оказались благодаря каким-то способностям.
– Как Вы?
Пушилин усмехнулся.
