скачать книгу бесплатно
– Был. Уже второй. После первого я его звоночка не расслышал.
– Второй!!?
– Ситуация повторилась. Всё те же «благие намерения» и не учитывание законов этого мира.
– Каких? Да расскажи же толком! Почему из тебя всё нужно тянуть клещами!?
Я сердилась не на шутку. Смерть отца я переживала очень тяжело. Да ещё мама впала в жуткую депрессию. Она озлобилась на всю медицину. На бездушие и безответственность врачей. Оставлять в таком состоянии я её не могла, но и как помочь ей преодолеть горе так же не знала.
– Не сердись… Если хочешь в чём-то разобраться, то задавай конкретные вопросы. Не перегружай себя лишней, ненужной информацией. Особенно сейчас, когда переживаешь горе и смятение чувств.
Евгений Васильевич помолчал и с каким-то глубинным вздохом продолжил:
– Вот ты рассказывала про мытарства твоей мамы, которая пыталась спасти своего мужа, твоего отца. Что диагностику провели изначально некачественно. Что обезболивающие не хотели выписывать, хотя и диагноз был официально поставлен. И что человек от боли сознание терял…
В первые годы своей врачебной практики я столкнулся именно с таким проявлением. Системным проявлением цеховой поруки и безответственности. Повсеместно! И в клинике, где я работал и, по рассказам моих однокурсников, в других больницах… По началу я попытался хотя бы на своём месте что-то исправить. Например – исходить в своей практике из принципа: лечить не болезнь, а человека. Но меня за «новшества» вызвали на ковёр. Пропесочили, поставили на вид. И, чтобы я не нёс отсебятины в рамках госучреждения, ещё и пригрозили увольнением, а то и лишением звания врача.
В общем уконтрапупили по полной. Заведующий отделением ко мне относился с симпатией, поэтому в доверительной беседе рассказал, что многие молодые врачи через это проходят. Он сам на первых порах пытался революцию устроить. Да его точно так же на место поставили. А на вопрос: «что же делать, ведь участвовать в происходящем – это прямое нарушение врачебной клятвы», – мой шеф посоветовал мне «не спешить» и, типа, «со временем сам разберёшься», «да и не всё так критично, посмотри, мол, в каком обществе живём – люди в основном потребители, давай им волшебные пилюли от болезней, а профилактикой по Семашко, голову им не морочьте» …
Для меня это было потрясением. Направо пойдёшь – совесть потеряешь, налево – диплом врача. Я был человеком непьющим, у меня уже тогда семья была, ответственность перед ними. Но тут выпил так, что на обходе вынужден был прятать опухшее лицо под маской. После обхода ко мне подошла психолог с кафедры и увела к себе в кабинет. Она анализировала случай «быстрого излечения» больного ДЦП, которого я курировал.
Она заставила меня выпить какой-то отвар, до ужаса противный, однако минут через пятнадцать у меня прошла головная боль, проявления алкогольной интоксикации, а изо рта убежали кошки с их отвратным амбре.
– У Вас, Евгений, либо был выставлен неправильный диагноз, либо Вы сотворили чудо.
На мои возражения психолог хитро улыбнулась и заговорила заговорщическим шёпотом:
– У меня есть неопровержимые данные, что Вы использовали нетрадиционные методы лечения. Не беспокойтесь за свой почти белый халат. Я Вас не сдам.
– А Вы, Оленька, как это определили – по тесту Люшера?
Психолог приоткрыла верхний ящик своего стола и ответила всё тем же ёрническим шёпотом:
– Неееет, Евгений, у меня в столе кроме диплома психолога лежит диплом потомственной ведьмы.
– Ага, я был уверен, что вас не всех сожгли на кострах инквизиции.
Неожиданно для себя я с каким-то сладострастным облегчением потянулся всем телом и даже муркнул как проснувшийся кот. Это само по себе было удивительно, позволить такую вольность мне бы не пришло в голову даже дома. Психолог вдруг откинулась на стуле. Она вся напряглась. И мне показалось, что волосы у неё встали дыбом, а из зеленоватых глаз брызнули искры.
– Ты хочешь меня убить?
Я испытал замешательство и мною овладело подозрение, что «наш клинический психолог не совсем психически здорова».
– Да что за ерунда-то?!! Извините, конечно, за вольности…
Девушка мгновенно вернула себе прежний цивильный облик и очень пристально на меня посмотрела.
– О-о, да ты у нас «чародейчик»!!!
Я не уверен, что правильно помню её ёрническую фразу. Сколько впоследствии не вспоминал как ведьмочка меня назвала, воспроизвести не могу: или «колдунчик», или «экстрасенсик». Но почему-то это произвело на меня странное воздействие. Будто фантом некоего воспоминания, что это я слышал много раз, но в неких иных обстоятельствах, или вообще в другой жизни. Да ерунда какая-то!!! Но моё тело сотряслось от внутренней судороги. Я озадачено уставился на психолога и не сразу услышал о чём она мне говорит:
– Ты со своими способностями поосторожней, а то в некоторых кругах тебя могут понять буквально… Так что ты сделал со своим пациентом?
На минуту я превратился в школьника у доски и начал оправдываться:
– Да он на стандартном лечении уже с детства мыкается. Мать его у меня в ординаторской вся уревелась. Ну я и пообещал, что мы что-нибудь придумаем…
– Так что придумал?
– По методикам Джуны попробовал провести несколько сеансов.
Психолог вздёрнула бровки:
– Ого. Ты хотя бы эту мать попросил, чтобы она молчала в случае чего.
Я начал приходить в себя:
– Да конечно! Что ж ты… Вы меня совсем за дурака держите?
Психолог задумчиво побарабанила ноготками по кромке стола.
– Ну-ну… А методику где взял?
– Сашка (мой коллега, вместе со мной проходил интернатуру и клиническую практику, мне было известно, что он неровно дышит к нашему психологу) где-то книгу купил. Носился с ней как с премией от Минздрава.
– А-а, так это Сашенька решил заняться твоим просвещением! С чего бы это?
Она махнула рукой и на её лице появилась ироничная улыбочка:
– Ты хоть знаешь, что такое карма? Или астральный синтез? – она махнула рукой, – Ладно это потом. После работы где мы можем встретиться?
Я предложил встретиться у меня. Жена с дочерью уехали к родителям в Нижнекамск и все «холостяки» с кафедры уже два дня собирались в моей квартире, а ведьмочке об этом наверняка было известно.
– Сашеньке я сама скажу.
У меня дома они появились поздно вечером. Саша поставил на стол диковинную бутылку импортного ликера, а Оленька выложила стопку обычных школьных тетрадей, при виде которых меня охватил нервозный трепет. Психологиня вынула из пачки нижнюю тетрадь.
– Вот прочти здесь. А дальше посмотрим.
Пока мои гости с шумом предавались флирту друг с другом я углубился в чтение. Это были некие выдержки и отдельные цитаты малознакомых и вовсе незнакомых мне авторов. Одна из них меня буквально потрясла:
«Вспоминать себя невозможно: и люди не вспоминают себя, потому что хотят жить только умом. Но запас внимания в уме, подобно электрическому заряду батареи, весьма невелик. Другие части тела тоже не хотят вспоминать.
Может быть, вы помните, как вам говорили, что человек похож на упряжку, состоящую из ездока, возницы, лошади и повозки. Исключим ездока, не будем о нем говорить: его сейчас нет. Давайте поговорим о вознице. Наш ум и есть этот возница.
Ум хочет что-то сделать; он ставит себе задачу: работать по-иному, не так, как раньше, ставит задачу вспоминать себя. Все наши интересы, относящиеся к изменению себя, к созданию перемены в себе, принадлежат вознице; иными словами, это лишь умственные цели.
Что же касается чувства и тела, то эти части ни в малейшей степени не заинтересованы во вспоминании себя. Однако главное состоит в том, чтобы создать перемену не в уме, а именно в этих, не заинтересованных в ней частях. Ум может измениться очень легко. Но достижение осуществляется не посредством ума; осуществленное через ум, оно никуда не годится.
Поэтому нужно учить и учиться не посредством ума, а через чувства и тело. Но у чувств и тела нет языка; они не обладают ни языком, ни пониманием, которыми обладаем мы. Они не понимают ни русского, ни английского; лошадь не понимает языка возницы, а повозка не понимает языка лошади. Если возница скажет по-английски: «Направо!», – ничего не произойдет. Лошадь понимает язык вожжей и свернет направо, только повинуясь вожжам. Другая лошадь повернет без вожжей, если вы почешете ее в определенном месте; этому, например, обучены ослы в Персии. То же самое с повозкой; у неё свое устройство. Если оглобли поворачивают направо, задние колеса повернут налево. Это потому, что повозка понимает только это движение и реагирует на него по-своему. Так что вознице необходимо узнать слабые стороны повозки, её особенности; только тогда он сможет вести её в желаемом направлении. Если же он будет просто сидеть на козлах и командовать на своем языке: «Направо! Налево!», упряжка не сдвинется с места, даже если он прокричит целый год.
Мы представляем собой точную копию такой упряжки. Один ум нельзя назвать человеком, как нельзя сидящего в трактире возницу назвать возницей, выполняющим свои функции. Наш ум похож на кучера, который сидит дома или в трактире и развозит пассажиров только в своих мечтах. Как нереальны его поездки, так же никуда не приведут и попытки работать с одним умом. В этом случае мы станем лишь профессионалами, безумцами».
Как я выяснил позже это была выдержка из лекции Гурджиева. Но тогда я этого не знал. Я сидел и отрешённо смотрел перед собой, а моя гостья испытующе пристально смотрела на меня.
– Дайка сюда.
Ведьмочка забрала у меня тетрадь.
– Вот послушайте… вы оба!!! Сашенька, руки убери, а то уйду и кина не будет…
Ольга сколько-то времени зачитывала информацию. Из неё мне запомнились лишь отдельные отрывки. Что-то про пробуждение. Что про человека как набор шаблонных нейрофизиологических и ментальных программ, которые сменяют друг друга, включают столь же отмеренные шаблоны эмоциональных проявлений. Человек, по сути, спит. Он действует как запрограммированная машина, лишая себя полноценного мироощущения и собственных свершений…
Мне показалось что я заснул или отключился. В общение меня вернул голос Саши:
– Это всё бихевиоризм чистой воды! Женька, ты что на лекциях Костецкого в таком же трансе находился?
Я поднял глаза и встретился с испытующим взглядом ведьмочки. Она некоторое время меня изучала, а затем удовлетворённо хмыкнула и забрала тетрадь.
– Ну, ладно, остальное дальше вкусишь, если себя не испугаешься…
В последующие дни я пользовался каждой возможностью чтобы встречаться с Ольгой в её кабинете. У меня появилось множество вопросов и я как губка жадно впитывал всю информацию, что удавалось от неё получить. В один из зимних дней она вошла в ординаторскую и громко хлопнула по столу папками.
– Ты слышал, что профессор Дорогин набирает группу для экспедиции на Средний Урал?
Я покачал головой.
– Ну да?! Сашенька тебе, конечно, не сказал. Вот жук! Дорогин сейчас в Алапаевске. Быстро собирайся и дуй к нему.
Я недоумённо нахмурился.
– Знаки, знаки, Женечка. Учись читать путеводные знаки. Помнишь – зов даётся лишь один раз.
Мне странным образом удалось посередине недели оформить отгулы и уже ночью в поезде до Свердловска я с ужасом понял, что еду «в никуда», что я по странной доверчивости к выходкам «истероидной особы» оказался в потоке совершенно дурацкой авантюры.
Я почему тебе так подробно рассказываю именно про этот период моей жизни, так как момент пробуждения у каждого человека является поворотным, судьбоносным и очень зыбким. Пребывая в своей жизни как во сне, человек не ещё может выбирать сам. Он заложник тех самых шаблонных программ и установок, что жёстко удерживают его в замкнутом круге привычного уклада: украл, выпил в тюрьму, украл, выпил – в тюрьму…
Сидя в полупустом, холодном, пропитанном унылой бесприютностью зале автовокзала я твёрдо решил не ехать ни в какой Алапаевск, а на первом же поезде возвращаться обратно. Здоровенный мужик в рваном полушубке, обложившись грязными баулами, громко и с каким-то упоением храпел.
– Слышь, мил человек, а купико ты у меня сигареток в дорогу дальнюю.
Я поднял голову и увидел рядом с собой плюгавого старичка. От его облика веяло глубокой, неизбывной провинциальностью. До сих пор не могу вспомнить его лица. Только жидкую бородёнку.
– Я не курю!
Ответил я грубо и поднялся чтобы идти обратно на вокзал.
– Эт правильно, мил человек. Может тогда «Шипру» купишь… ещё по старой цене. И запах бодрящий, на скус крепонькой и заразу на раз убиват?
Я чуть ли не обматерил горе-коммерсанта.
– Тогда хоть спичек купи. Таких нынче не мастырят. Эти и в мокроте горят.
Дедок выудил из матерчатой сумы коробок и сунул мне его под нос.
– Чирик всево-то. Токмо не бумажный. Железку давай.
Чтобы отделаться от дальнейших приставаний, я сунул торговцу монету в жилистую ладошку и торопливо запрятал коробок во внутренний карман лётного полушубка и торопливо направился к выходу. Дедок вдруг хрюкнул что-то неразборчивое мне в спину и будто ввинтил мне в уши звуковой шуруп:
– А до Алапаевска автобус на второй платформе. Как доедешь, шкандыбач к Напольной школе. Там тебя Лексей Борисыч ужо дожидатся.
Турникетная дверь туго прокрутилась за мной несколько раз и оставила один на один с морозной стеной рассветного воздуха, с завесой шума просыпающего мегаполиса и с грузом недоумения. Конечно я тут же вернулся, но старичок исчез. Маршрутный автобус до Алапаевска действительно стоял на второй платформе и горластая контролёрша торопила опаздывающих пассажиров занимать свои места.
В последствии я всегда удивлялся «странной» и всегда яркой особенности отклика Мироздания на столь же «странную» до «пугающей необъяснимости» попытку человека пробудиться к Его Действительности.
Когда меня трясло на ухабах завьюженной дороги, свой «пробуждающий толчок», свою попытку «пробудиться», я воспринимал как прыжок в тамбур последнего вагона, когда за мной с лязгом захлопывается невидимая дверь, спасая от неумолимого движения монолита убаюкивающей повседневности.
«Напольную школу» я нашёл без труда. За её входными дверьми сухонькая вахтёрша зыркнула на меня из под сбившегося платка и ткнула куда-то в сторону боковой лестницы холла.
– В икспидицию? Проходьте в кабинет труда. Тама ваши собираются.
В кабинете труда между верстаков громоздились груды тюков в брезентовых чехлах и рюкзаки. Несколько парней перетаскивали маркированные коробки к выходу и грузили их в машину. Возле учительской доски стояли двое. В одном из них я узнал преподавателя с кафедры социальной гигиены Сергея Ивановича Полежаева. Он энергично помахал мне рукой.
– Вы от Бельского? Ну вот, Алексей Борисович, теперь полный набор. Можно отправляться.
Профессора Дорогина я видел впервые и немного оробел из-за полного непонимания ни своего места в его экспедиции и отсутствия рекомендаций для своего участия.
– Проходи, Женя, проходи. Сейчас «Буханка» подъедет и вперёд.
Я вопросительно воззрился на руководителей. Но мой знакомый только махнул рукой.
– В дороге, в дороге переговорим. И так уже на два часа опаздываем. Вертолёт ждать не будет.
Я устроился на изодранном в клочья сиденье и, прислонясь к большому тюку, неотрывно думал о старике с автовокзала. Не слишком ли много «странных» совпадений: Ольгины предсказания, потоки информации, переворачивающей все привычные представления о мире, неожиданное участие в экспедиции, о которой ещё трое суток назад знать-не знал. И этот чудной дедок…
«А ты не чай, не чай, милай! Есть вопросики, будут и матросики. «Шипру» то зря не купил. Терь бы сгодился».
Голос старика так явственно прозвучал у меня в ушах, что я стал энергично оглядываться.
– Ты кого потерял, Женя?
Я встретился с вопрошающим взглядом Сергея Ивановича. Перекрикивая шум мотора, я попытался что-то ему ответить.
– Ты иди сюда. Нам ещё порядком ехать.
Я кое-как перебрался к сиденьям руководителей.
– Не могу понять, Сергей Иванович!!! Приехал к вам словно ком с горы, а меня как будто ждали. Я ведь ничего не планировал!!! Всё как-то чудно складывается. Ещё этот «чудной» старик на автовокзале… Я ведь хотел возвращаться с полпути. Уверенности что вас найду не было…
